Еще через день пути вдали показался замок, сложенный из обыкновенного для Бретани коричнево-золотистого гранита. Если когда-то в отрочестве Нелли перепутала на Алтае естественную скалу с рыцарским замком, здесь с нею едва не приключилось обратного конфуза. Уж давно она привыкла к тому, что каменные строенья в Бретани грубы, ибо гранит плохо поддается человеческим рукам. А когда б сие и запамятовалось, совсем молодой шуан по имени де Сентвиль, родом из Нормандии, пол-утра развлекал ее рассказами о родных своих краях.
— Бретонцы скажут, что известняк мягок и простоит де меньше, не две с половиною тысячи лет, но просто две, — весело улыбаясь серыми глазами, рассказывал сей русоволосый юноша. — Сказал бы, поживем-увидим, да судите сами, дорогая мадам де Роскоф, какие нонче времена! Можно и не дождаться. А все ж скажу я Вам, мягок-то мягок наш камень, однако ж мягкость его — под резцом. Он твердеет с годами. Снаружи, увы, не только твердеет, но и чернеет на ветру, даже больше других камней чернеет, либо просто причина в том, что в Нормандии вить ветры любят гулять на воле. Средние века вить не были мрачны, как люди думают, глядя на церкви готические! Готика была белой и веселой, ровно ее дитя раскрасило! Но ах, сколь хотелось бы мне показать наши прекрасные соборы изнутри, там, где ветру не дано власти! Даже у Парижского собора Богоматери Вы не увидите того особого розового света, коим сияют своды храмов мужского и женского монастырей у нас в Кане!
На этих-то словах юного Сентвиля вдали и воздвиглась скала, каковой прикинулся поначалу замок Керуэз. Был он о мощном донжоне, с высокими стенами, заросшими до половины мохом и камнеломкой.
Почти сразу перед тем, как Ан Анку, шедший впереди, произнес имя замка, Нелли привычно обернулась через плечо. Все утро втайне тешилась она радостно ребяческой забавою: глядела, как прорастают вослед новые лилеи. Надо сказать, прорастали они по-разному: некоторые цветки сразу, словно пущенная стрела, выпускали наружу бутон, некоторые бугрили землю потихоньку. Поэтому Нелли не враз поняла, что цветочный след оборвался.
— Стало быть безбожники близко, — сказал на то господин де Роскоф. — Боюсь, друзья мои, что они в Керуэзе.
— Как окаянцам ни быть, — отозвался Морской Кюре. — Замок стоял в осаде с конца ноября по март. Сам-то виконт месяцем ране погиб под Фужером, оборону держала старая мадам де Керуэз с двумя внуками — тринадцати и четырнадцати годков. Парнишки-то были не Керуэзы, а Тремели — сыновья ее меньшей, Жанны. Самой принцессе-то седьмой десяток пошел — а с пушками управлялась как молоденькая. Славно держались, даром что все седла на суп пошли. Да один из парнишек прочел в книжке в недобрый час, что ласточкины гнезда тож годятся в пищу. Правда оно или нет, а обоих их подстрелили синие, и юного Тремеля и сынка Мао, конюшего Керуэзов, когда они лазили за гнездами за этими по стенам. Парнишка конюшего сразу помер, а меньший из Тремелей после — от раны. Хотели, вишь, как лучше, гарнизон очень уж оголодал. Да какой гарнизон, слово одно! Старуха ружья раздала полдюжине слуг.
— Эх, на неделю б еще их хватило, помощь вить шла из Вандеи! — с отчаяньем произнес де Глиссон.
— Не корите себя, — отвечал ему Ларошжаклен. — Тут вить у вас было все поле в «васильках», тысяч десять.
— Да, их было слишком много. Мы их дергали вылазками, но против такого множества это были осиные укусы. Кабы удалось переправить в Керуэз хоть немного пороху да провизии!
Спрашивать о том, что случилось с осажденными, не было нужды. Но кто-то поди жив остался, раз столько всего известно. Нелли вздохнула.
Замок меж тем приближался. Вот уж можно было разглядеть глубокий ров, наполненный водою, видимо, проточной. Мост был спущен. Синие, поди, угнездились крепко.
Отряд, по понятной причине не направляясь к замку, поднялся по дорожке, вьющейся в яблоневом саду, раскинувшемся на склоне крутого холма. Нетяжелые носилки шуаны несли по двое, иногда сменяясь. Раза два оступившись, Нелли поняла, что подъем изряден, и тут же сие подтвердил открывшийся с новым витком тропы пейзаж. Подъемный мост был виден теперь снизу, лежащий над водною опояской. На нем сидели, пользуясь солнечным днем, три синих солдата, верно, караул.
Самая меньшая из легкого авангарда, девочка по имени Левелес, которую Нелли никак не могла даже про себя назвать Жаном, вопросительно обернулась на мадемуазель де Лескюр. Та, в свой черед, глянула на де Ларошжаклена. Тот кивнул.
Девочка тут же сняла с плеча свою допотопную ручницу с дымоходом.
— А не выйдет ли погони? — шепнула Нелли Ан Анку, покуда девочка изготовлялась стрелять.
— Какой там, — тот в свой черед поднял ружье. — Лишний раз из стен да в лес им забираться не с руки. Пускай затолмят получше, что они не в Вавилоне.
Оружье маленькой Левелес громыхнуло. Солдат внизу свалился прямиком в ров — вперед лицом.
Однако ж выстрела Ан Анку не последовало.
— Вот тебе раз, — изумленно воскликнул он. — Гляньте-ко все, что за диво!
Двое других солдат, казалось, решительно не обратили внимания на погибель своего товарища. Они не вскочили, не метнулись в укрытие, не ухватились за собственные ружья — они не предприняли ничего. Сидели себе как сиделось, только уж не втроем, а вдвоем.
Сие непостижное уму положение тут же заняло вниманье всех шуанов, кроме, разве что, Левелес, принявшейся преспокойно вырезывать ножиком зарубку на ложе.
Внизу ничего не менялось.
— А ну как наши в замке? — взволнованно выдохнул юный де Сентвиль. — Васильки-то эти внизу может того, уже скошенные?
Левелес вдруг перестала ковырять ножиком дерево.
— Мертвых так не усадишь, — возразила мадемуазель де Лескюр.
— А привязать? Отсюда, небось, не видно!
— А привязанный бы не грохнулся.
Левелес вновь принялась корябать приклад.
— Ох, не люблю я оставлять за спиной то, чего не понимаю, — свел брови Ларошжаклен, приглядываясь к синим фигурам. — Оставить, что ль двух человек для разведки.
— Детки мои, — возвысил голос отец Роже. — Никаких разведок! Удалимся отсюда поскорей. Слишком драгоценный груз нам доверен. Только дурак держит дьявола за дурака!
— Его Преподобие прав, — сказал господин де Роскоф. — На нашем пути мы можем ожидать самых изощренных, самых немыслимых ловушек.
— А любопытство кошку сгубило, — встряла Катя. — Э, да там еще один выходит.
Человек, вправду вышедший на мост, солдатом не был. Глубокий старик в домотканых отрепьях, он тащил на плече пустую корзину. Синие вроде бы и не приметили его появления. Проходя мимо одного из солдат, привалившегося спиною к цепи, старик сердито пнул его ногою, а затем что-то сердито приказал. Солдат поднялся и тут же направился внутрь крепости.
— Там — наши, одно сие несомненно! — воскликнул де Сентвиль. — Васильки у них пленники!
— Ну да, пленники, с ружьями, — хмыкнула Антуанетта-Мари.
— Не гадайте зря, уходим! — повторил отец Роже сердито.
— Погодите-ко, святой отец, — возразил Ан Анку. — Вить это же старый Жоб, дворецкий Керуэзов! Господи помилуй, как же он уцелел? Он идет сюда за яблоками! Честные принцы, может не будет хуже, коли выспросить у старика что да как?
— Пожалуй, впервой в жизни не знаю, как выбрать между да и нет, — сказал Ларошжаклен. — Что лучше, уносить отсюда ноги или прознать, от чего мы бежим?
— Верней спросить, что хуже, — господин Роскоф также колебался. — Признаюсь, теперь и я в затруднении. Ты поручишься в сем человеке, Ан Анку?
— Монсеньор, старый Жоб скорей даст все жилы из себя вытянуть, чем продастся синим!
— Пожалуй, и я встречал его прежде, — с неохотою согласился отец Роже. — Сей наверное слуга семейства Керуэз.
Старик, вооруженный, в отличье от солдат, коими только что помыкал, одною лишь легкой рогатинкою для сбора плодов, меж тем подымался потихоньку в направлении шуанов. Шел он куда как медленно, останавливаясь то под одним, то под другим деревом, неспешно выбирая каждое яблочко.
Ан Анку крикнул совою.
Старик как ни в чем ни бывало отправил еще один наливной плод в свою корзину.
— Тьфу ты, да он вить туговат на ухо, — с досадой припомнил Ан Анку.
— Спустись, перемолвись с ним, — приказал Ларошжаклен, наконец решившись. — Только не поминай ни словом о том, что у нас. Скажи мол, что пробираемся де в лагерь Круа Молино, да решили узнать, что в Керуэзе. Коли покажется то безопасно, веди его сюда.
Отряд остановился, выжидая. Ан Анку скрылся в густых зарослях орешника, начавшего на этой высоте уж теснить потихоньку сад, и спустя малое время показался внизу, идущим меж яблонь. Вот уж он махнул на ходу рукою старику, вот старик, поставивши корзину наземь, помахал в ответ. Они заговорили, хотелось бы еще знать, о чем?
Только это, пожалуй, и волновало всех в отряде, кроме Левелес и другой ее мальчиковой подружки, что принялись лакомиться яблоками.
Разговор, похоже, выдался обстоятельный. Услыхать слов было никак нельзя: старик показывал руками то на солдата, оставшегося на мосту, то на замок, то и вовсе на свою корзину. Ан Анку стоял спиною, но, казалось, даже спина его выражала недоумение.
— Уж десять минут толкуют, — де Лекур щелкнул крышкою своих украшенных двуглавым орлом часов.
Наконец старик потянулся за своею корзиной, поднял. Но направились оба собеседника не по склону наверх, но напротив того — к мосту.
— Да что ж он вытворяет? — с досадою прошипел сквозь зубы де Глиссон.
Ан Анку шел не таясь.
Солдат на мосту никак не отнесся к его приближению, хотя не мог не видеть шуана.
— Да дело-то проще простого!! — юный де Сентвиль со смехом хлопнул себя ладонью по лбу. — Старик ему теперь рассказал, что напились они пьяны в дым! Вот и все!
— Как мы раньше не догадались?! — Ларошжаклен расхохотался. — Вон же, глядите!
Ан Анку приблизился к солдату, ухватился за дуло его ружья, рванул. Солдат с неохотою, но как-то вяло выпустил оружье из рук.
— Каждый пьяный пьян на свой манер, — сурово возразил господин де Роскоф. — Один и впрямь способен впасть в сонливую тупость, но другой делается буен. Когда ж люди равно перепились до бесчувствия, они лежат вповалку в беспробудном сне. Нет, эти не пьяны.
— Господи, да никак он вовнутрь собрался лезть! — Параша в испуге стиснула руку Нелли.
Ан Анку стоял на мосту, казалось, раздумывая как поступить с отнятым у синего ружьем. Наконец протянул его старику. Они вновь разговорились, стоя прямо под надвратною башенкой. Нет, все ж заходить он передумал, в ворота воротился один старик.
Обратно молодой шуан, надо отдать ему должное, шел спеша, а в гору даже взбежал. Вскоре листва орешника внизу затрепетала. Ан Анку вынырнул из нее, словно из озера.
— Ну?! — с понятным раздражением воскликнул Анри де Ларошжаклен. — Рассказывай, клянусь потрохами святого Гри, о Боже, дамы, великодушно прошу извинить. Чего там, собачьим именем, творится?
— Я не решился поступить на свой лад, — Ан Анку тяжело дышал. — Старик говорит, что солдаты того… заколдованы.
— Чего?!
Вихрь изумления пронесся по всему отряду, превращаясь из возгласов в оханья, из оханий в присвистывания, из присвистываний в брань. Отец Роже перекрестился.
Не казался удивленным только господин де Роскоф.
— Два колдуна со вчерашнего утра в замке, — хмуро продолжил Ан Анку. — Верней сказать, колдун один, помоложе, а другой, постарше, вроде как человек степенный да благочестивый. Старик докумекал только до того, что молодой, поди, черт, а старший его просто в кости обыграл, либо спором переспорил. Вот-де нечистый у достойного человека и бегает на посылках.
Ларошжаклен произнес нечто такое, чего Нелли не знала вовсе, хоть вроде бы французский язык и был ей уж не первый год как родной.
— Держите себя в руках, Анри, — сурово выговорил молодому человеку господин де Роскоф. — Ан Анку, с чего Жоб решил, будто то колдуны либо колдун, нам сие без особого различия.
— Подскакали, монсеньор, оба к замку на хороших лошадях. Жоб видал со стены, еще подумал — больно сидят по-дворянски, не надо б им сюда лезть, да вить не упредишь. Его-то наружу не пускали.
— А жив почему? — спросил де Ларошжаклен.
— Так не боялись они его, уж больно дряхлый. Сперва живу оставили, чтоб самим с мертвыми не возиться, а он и рад своим сослужить напоследок. После обещались добить, да то ли забыли, то ли час не вышел. Так вот увидал Жоб, что вроде как дворяне подъехали, понятное дело совой сверху ухнул, а они как ни слыхали. Старику такое, ясное дело, не понравилось: добрые люди все знают, о чем нынче совы в Бретани кричат. Однако и часовые сих встретили в штыки. О чем с ними приезжие перемолвились Бог весть, а только все ж внутрь пропустили. Затем с дежурным заговорили, тот их и провел к командиру.
— Но отчего те сделались очумелыми-то? — не понял де Ларошжаклен.
— Так вот после разговору каждый синий и чумел.
— А Жоб, он таков как обыкновенно? — быстро спросил господин де Роскоф.
— Таков как всегда, монсеньор, — понимающе отвечал Ан Анку.
— А дальше?
— Да покуда расположились в замке, оба. Я не велел Жобу ничего им говорить.
— Чудные дела, — свел брови в недовольстве Анри де Ларошжаклен. — Жаль, что сие останется загадкою. Но не входить же в самом деле с бесценною нашей ношей под кров, где незнамо кто угнездился.
— Одно из Ваших утверждений не вытекает из другого, Анри, — улыбнулся господин де Роскоф.
— О чем Вы толкуете?
— Следуйте дале со святым королем. Я же задержусь в Керуэзе, так что мы не оставим в тылу загадки. Даже если я не ворочусь, загадка будет разрешена — сие враждебная сила.
Вопреки ожиданиям Нелли, Ларошжаклен спорить не стал. Не возразил и отец Роже.
— Задержитесь в трактире, что держит Шест-Попрыгун, но не боле осьми часов. Кто б поделился со мною порохом?
Сентвиль, оказавшийся всех ближе, тут же протянул старому дворянину свою пороховницу.
— Благодарю Вас, Жан. Ваших молитв, отец Роже, и всем с Богом!
Отряд стронулся. Чтоб не течь супротив по узкой, перестеганной яблоневыми корнями дорожке, господин де Роскоф просто остался стоять.
Катя метнула Нелли взгляд — быстрый и сильный, как удачно брошенный мячик. Нелли постаралась наступить на ногу Параше, и, хоть башмаки-деревяшки и явились помехою, справилась, поскольку ощутила ответный толчок локтем под ребра.
Сперва подруги прошли сколько-то вместе со всеми, затем начали понемножку отставать, смещаясь к арьегарду. Сей маневр занял сколько-то времени, потому, когда подруги, наконец, отстали, господина де Роскофа не было и в помине. Чтоб уравнять время, подруги не последовали за ним дорожкою, но направились к Керуэзу тем же путем, что и Ан Анку — склоном через заросли.
— Уф-ф, поспели! — Параша отпрянула в сень листвы: господин де Роскоф подходил к подъемному мосту. — Надобно, чтоб он туда вошел, нето прогонит!
— Уж к гадалке не ходи, тем больше, что гадалка своя! — Нелли прыснула.
Сквозь укрытие было превосходно видно, как господин де Роскоф поднялся на мост, поравнялся с синим солдатом, в задумчивости остановился перед ним. Нелли сделалось все ж как-то не по себе. Господин де Роскоф зачем-то поводил туда-сюда ладонью перед лицом сидевшего, не остался доволен, наклонился, снявши перчатку положил руку на его запястье.
Подругам помнилось, что сей досмотр был долог, хоть в самом деле, скорей всего времени прошло совсем ничего. Наконец Неллин свекор, поудобней перекинув ружьецо, скрылся в отворенных воротах.
Тут уж подруги пустились бегом. У Нелли мелькнула пренеприятная мысль о том, что станут делать де Ларошжаклен, Ан Анку и прочие, когда обнаружат их отсутствие. Но на бегу, верно, мысли легко вытряхиваются из головы, не удержалась долго и эта.
Вот уж доски моста легли к их ногам. Солдат, не молодой но и не старый усач, глядел прямо на них, но вместе с тем как бы сквозь, ровно слепой. Лицо его было словно сведено изнутри, натянуто, будто выросло из собственной кожи. Ей же ей, даже от трупа не сделалось бы столь жутко! Впрочем, не для Кати, бойко ступившей первой на мост.
Вот уж миновали они живое сие пугало, оказались в тесном зальце без потолка, что объединял оба ряда стен, внутренний и внешний.
Не слишком просторный двор, застроенный хозяйственными службами, глядел мирно. Господин де Роскоф, толковавший со старым Жобом и казавшийся с оным рядом едва ль не молодым человеком, обернулся на их шаги.
— Вас-то кто сюда звал, негодные девчонки?! — пожалуй, впервой Нелли слышала из уст свекра столь неполитесную фразу.
— Никто, кроме собственного нашего любопытства, батюшка, — честно призналась Нелли. — Уж коли мы финикийского беса укоротили, как не глянуть хоть одним глазком на французских-то колдунов?
— Вот вить блажь! — вскипел господин де Роскоф. — Немедля ворочайтесь догонять отряд!
— Так вить далёко уже он, отряд-то, — встряла Катя. — Я чаю, с Вами колдунов допытывать и то безопаснее, чем трем женщинам да одним по лесу…
По лицу свекра Нелли сделалось ясным, что сей час он придет уже в настоящий гнев. Что б такое поумильней наговорить? Эх, на ум нейдет!
Стукнула низкая дверка в основании донжона.
Молодой человек, даже юноша, вышедший к ним, одет был вовсе просто, но не по-крестьянски. Черные, с синеватым блеском, волоса, заплетенные в косицу, лицо загорелое, ан нет, не загорелое, просто смуглое, с высокими скулами и вроде как немного плоское. Все сие Нелли успела приметить прежде, чем незнакомец скользнул по ней взглядом. Б-рр! Ровно змея выползла из норы! Черные узкие глаза, они, отчего-то помнилось, никогда, по-змеиному, не мигают, ледяные, а жгут…
Нелли невольно дотронулась до лица пальцами, словно взгляд юноши вправду мог повредить кожу своим прикосновением.
— Кто вы есть таковы, для чего пришли? — проговорил юноша на невообразимо ужасном французском языке. Голос оказался тоже какой-то змеиный: глуховатый и вроде как с присвистом.
— Где ж такое видано, чтоб гости хозяев спрашивали? — усмехнулся господин де Роскоф.
— Вы родные тем, которые здесь убитые? — без какого либо выраженья в лице спросил незнакомец.
— Мы здесь все друг дружке родные, но вроде как и вы не этим сородичи, — господин де Роскоф кивнул на еще одного солдата. Надо ж, а Нелли только сейчас оного увидала! Он устроился на поленнице, и тож ничего не делал. — Что вам, чужакам, надобно в скорбных наших краях?
— Не мне ответ держать. Если охота есть знать, входите! — Незнакомец оборотился спиною и нагнулся, переступая порожек.
— Приглашение не слишком любезно, однако ж не время чиниться, — господин де Роскоф направился было за ним. — Ладно, чрезмерно любопытные молодые особы, идемте со мною! Сдается мне, особой опасности тут нету.
Что до Нелли, так ей ничего не сдавалось, кроме разве странного чувства, что лицо юноши кого-то ей напоминает.
— Ну что, подруженьки, узнали соколика? — изумленно шепнула Катя.
— Да разве ж мы его знали? — с недоумением спросила Параша.
— Его — не знали, — ответила Катя непонятно. Вид у молодой цыганки был при том самый ошарашенный.
Каменная лесенка спиралью вилась наверх внутри каменной громады. Миновавши первый ярус, их сомнительный проводник шел дальше где-то впереди. Свет, пробивавшийся сквозь окошки-щелки, еле позволял различить крутые ступени под ногами.
Несколько раз обвившись вокруг внутренней стены и миновав две закругленные, ниже человека, двери, лестница оборвалась. Кроме как в последнюю дверь-невеличку, идти было некуда. И верно господин Роскоф со странным вожатым уж были там. Нелли, шедшая после Кати и перед Парашей, нагнула голову и вошла.
Первым, что она увидала в зале, было собственное ее слегка испуганное лицо, отраженное в дождевой луже: подпертый простой садовою лестницей с перекладинами, люк на смотровую площадку зиял наверху квадратным голубым куском неба. Круглый зал, верно, давно уж не использовался людьми для житейских нужд, однако ж недавно кто-то пытался наскоро его обустроить. Бочонки, мешки и корзины теснились по стенам, соломенные тюфяки соседствовали с резными, украшенными вензелями неудобными стульями и деревенскими плетеными креслами, куда как более покойными. Никак не будучи знатоком архитектуры, Нелли и то не усумнилась бы, что камина в эдаком месте быть не может. По сему поводу кто-то приволок в залу настоящую древность — жаровню, украшенную причудливым литьем.
Все сие Елена Роскова увидала в один взгляд, но человека, сидевшего за столом, сооруженным из положенной на две бочки двери, она отчего-то оробела разглядывать сразу.
Впрочем, сей, судя по изящной осанке — дворянин, уж не сидел, а учтиво приподнялся гостям навстречу. В руке его был грифель в деревянном футляре, перед ним в беспорядке лежали бумаги.
— Щаслив быть полезным и приношу извинения, что столь бесцеремонно здесь расположился, — приятным звучным голосом произнес он. — Я — путешественник, привлеченный во Францию из дальних пределов ни в коей мере не праздным любопытством, но… Господи, помилуй!! Нет, глаза мои обманывают меня! Маленькая Нелли!