Лилея

ГЛАВА XX

С ними собрался, само собою, также и Ан Анку, хотел было присоединиться к маленькому отряду и де Ларошжаклен, да того утянул за каким-то делом Морской Кюре. Впрочем и без юного предводителя шуанов подруги готовы были чувствовать себя как у Христа за пазухою — под защитою-то двоих мужчин! К тому ж, к великой радости Нелли и Кати, на половине пути господин де Роскоф предполагал взять у фермеров лошадей. Но и еще чем-то их путь казался необычен — Нелли не сразу поняла, в чем дело. Некоторая беспечность явилась между тем в повадке Ан Анку — вовсе не таков он был в Нормандии, где все время прислушивался — не к ветру, так к земле, не к земле, так к деревьям…

— На Ла-Манше синие засели крепко, — пояснил господин де Роскоф. — Здесь же им надобно во все глаза озираться по сторонам.

— Дорого стоит поглядеть, как они лесом идут, — сверкнул зубами Ан Анку. — Штыки вперед, штыки по бокам, а сзади сужают строй. Ну ровно ёж ползет!

— Где ж ты видал ежей, чтоб ползли носом-то назад?! — подтрунивала Параша. — А по-бретонски ёж так же будет, как по-французски?

Унылые виды покоренной ветрами природы сменяли друг дружку, не балуя путников разнообразием картин. Надежда на лошадей вскоре пошла прахом — крылья мельницы застыли наискось, верхнее крыло стояло немногим миновав флюгер на башенке.

— Сие означает: опасность в дому, — вздохнул господин де Роскоф. — Похоже, невестка, подруга твоя жалеет, что не родилась в племени кентавров. Однако ж придется обойтись двумя ногами.

— А не заглянуть ли мне на ферму? — озаботилась Катя. — Вдруг подмога людям нужна? Прикинусь, будто погадать промышляю, солдатня не разберется, а с хозяевами я тихонько перемолвлюсь.

— Даже думать оставь, дитя! — строго ответил господин де Роскоф. — Первое, была б нужна подмога, знак был бы иной. Давно у нас с этим отлажено. А второе тебе надобно запомнить особо — цыганов они убивают куда как охотно. Дай только волю этим молодчикам — они б и перелетным птицам запретили садиться во Франции!

Нелли же, противу обыкновения, не жалела даже об отсутствии лошадей. К тому же юная мадемуазель де Лескюр, хоть и невзлюбившая ее не пойми по какой причине, щедро поделилась с нею и с Катей своей обувью. (У высокой Параши нога, понятное дело, была больше, хоть, увы ей, и не настолько больше, чтоб одолжиться у кого из мужчин…) Нелли ощущала себя отдохнувшей и полной сил, словно не сутки, но добрую неделю провела на острове.

Давно остался позади берег, где они распрощались с маленьким Ле Ноахом, который, кстати заметить, и не подумал отгонять лодку накануне, но заночевал в лагере шуанов. Однако ж запах соли и свежести по прежнему ощущался в воздухе.

— Проще и удобней было бы добираться по воде, — сокрушался господин де Роскоф, коему, по всему судя, неловко было, что он обрек на еще одно пешее путешествие молодых женщин. — Да море нынче не то, так можно три дни погоды прождать.

— Не тревожьтесь за нас, батюшка, мы — путешественницы бывалые и неприхотливые, — тем не менее Нелли было, как обычно, немножко не угнаться за Катей и Парашей. Заметив сие, Господин де Роскоф также сбавил шаг, предоставив тех заботе Ан Анку.

— Не зря помянул я давеча, что в предках наших были и норманны, о чем ты, конечно, знаешь, — задумчиво заговорил он. — Что есть в крови, того вовсе не избудешь, в том числе и пороков.

— Уж сколько с Филиппом прожито, батюшка, а все мне невдомек, каков же главный порок наследственный в семействе де Роскоф, — развеселилась Нелли. — Покуда и знакомство с Вами мне сего вопроса не прояснило.

— Случается в некоторых семьях, когда все члены раздирают фамильную скверну на мелкие клочки, — глубокие морщины в загорелом лице старого дворянина словно бы разгладились, когда на тонких устах заиграла мальчишеская улыбка. — Тогда порок, ясное дело, на виду. А бывает и так, что один жадоба в целом поколеньи отхватит себе все. Другим ничего и не достается.

— Значит, у Роскофов на каждое поколение порочный жадоба изыскивается? — смеялась Нелли.

— Я того не говорил! — живо отозвался старик. — Жадобы не рождалось уж лет сто с лишком! А теперь вообрази себе, невестка, каков же был тот, после кого три поколенья рождаются только лишь добродетельные зануды?

Сему разговору не суждено было продолжиться.

— Монсеньор, карета! — крикнул Ан Анку, оборачиваясь на ходу. — Минутах в двадцати, не затаиться ли нам?

— Поглядим, — господин де Роскоф тоже к чему-то прислушался.

Нелли же как всегда не могла взять в толк, какую карету они услышали: ни стука копыт, ни окликов возницы не доносилось.

— Да это почта! Наверное почта! — рассудил Ан Анку через несколько минут, когда приближение экипажа уже сделалось слышным. — Стало быть, можем и подъехать немного.

Вскоре почта вправду показалась из-за поворота. Был это обыкновенный для таких целей тяжелый но малогрузный рыдван, из тех, что поставлены на два огромных колеса, меж тем, как кузов их напоминает более всего кузнечные меха. На высоком сиденьи восседал бравого вида постилион в красном мундире и тех надутых кожаных сапогах почти до бедер, глядя на кои не понять, могут ли в них ноги сгибаться в коленях. Однако ж ничего лучше этих сапог не измыслить, когда надо вытащить колесо, соскользнувшее с гати в болото, либо перевести лошадей вброд.

— Эй, малый, сколько у тебя свободных мест? — окликнул его Ан Анку.

— Четыре найдется полных места, но да толстяков средь вас нету, — отвечал постилион. — А чем платите, ассигнатами?

— Заплатим живыми английскими деньгами, — сказал Ан Анку. — Нам в Роскоф.

— За всех возьму два шиллинга, — постилион мягко спрыгнул на землю, спружинивши на слоновьих своих ногах. — Но деньги вперед.

Получив четыре шестипенсовика, малый проверил каждый на зуб, и потом только отстегнул кожаную сыромятную занавеску, заменявшую в рыдване дверцу.

Нелли не без вздоха вспомнила экипаж, на котором ехала по Гельвеции, что уж говорить о домашних превосходных каретах. На подобном убожестве ей еще не доводилось перемещаться: обитые сверху кожей ящики для писем и посылок служили сиденьями пассажиров, принужденными располагаться визави. Место для багажа было единственно под ногами. Никаких тебе окон, свет только из щелей, впрочем, имевшихся в избытке. В полумраке она только и разглядела, что пассажиров в рыдване четверо. Два из них сидели в дальнем углу, другие, супротив — поближе к вознице.

Когда вошедшие разместились, сделалось ужас как тесно.

— Эй, любезный, не послышалось ли мне, что ты брал с этих людей плату иностранной валютой? — задиристо поинтересовался толстяк, похожий на чиновника, тот, что сидел к постилиону ближе всех.

— И верно, послышалось тебе, — хмыкнул тот снаружи, берясь за вожжи.

— Ты шутки не шути, не знаешь, чем пахнут валютные операции? — толстый чиновник налился гневом.

— Отвяжись, дармосед, — отозвался постилион. — Сам-то, небось, ничем не платишь.

Нелли, сперва усумнившаяся было в своем французском, еле удержала смех. Дармосед! Надо вить придумать! Она, однако ж, не ошиблась: толстяк — чиновник, раз едет по какому-нибудь бесплатному листу. Республиканский чиновник, надо полагать.

— Валютные операции пахнут свинцовым кляпом в пасть доносчику, — негромко уронил Ан Анку.

Молодой, судя по всему, человек рядом с толстяком, сделал движение, будто тянется за пистолетом, но старший спутник что-то сказал ему на ухо. Тот удержался. Понятно, храбрецы, вдвоем на рожон не полезете, вам бы взводом против фермы, да чтоб мужчины были в отлучке! Но вить и господин де Роскоф с Ан Анку вас поубивать не могут — тогда, поди, к почте приставят большой конвой, стало быть и постилионы не смогут подвозить своих, да и не только это, надо думать. Но никогда б она не помыслила, что могут безвредно друг для дружки ехать в одном экипаже шуаны и синие. Чудная война! А любопытно, еще два путника, они из каких?

Не успела Нелли подумать о том, как ей сделалось отчего-то не по себе. Сердце заныло, как затекшая рука, ладони сделались холодны и влажны. Отчего-то вдруг почудилось ей, будто закутавшийся в плащ человек, дремлющий в уголке, уткнувши нос в воротник, и не человек вовсе, а чудище из тех, что мерещатся в темноте дитяти. Либо мертвец оживший, либо вампир, либо вообще Медуза Горгона со змеями вместо волосьев. Больше всего боялась она в детстве как раз ее, Медузу эту! Кто взглядом-то с нею сталкивался, тот каменел. Ох! Да что за глупости такие! Надо поглядеть на путника этого покойно и выбросить из головы.

В следующую минуту поняла Нелли, что не хочет, а пожалуй что и не может поднять глаз на сего пассажира. Что за гиль! Неужто она из ребятишек трусливых, это после всего-то, что здесь, во Франции, повидала?! Нелли попробовала еще раз. Нет, не может она на него смотреть, право не может!

Что самое странное, ей уж не было больше страшно. Просто глаза глядели куда угодно, кроме противного ей угла экипажа, где уселись двое в плащах. А на второго путника, на него может она взглянуть? Непонятно, его загораживал Ан Анку, рассевшийся с ружьем между колен, наклонясь вперед.

Пожалуй, сие непослушание собственных глаз было еще неприятнее, чем настоящая встреча с Медузою. Вот вспала ей в голову эта Медуза! Но Персей и с Горгоной управился, а она не может управиться с собственными своими глазами! Персей управился с Медузой Горгоной с помощью бронзового щита своего. Ахти! Нелли тихонько, сама не ведая, почему тихонько, потянулась рукою в собственный свой карман, подвязанный под передником. Сунула руку, принялась шарить: платок носовой, а это еще что, ах, флакон с солью, футляр для ножничек… Есть!

Осторожно укрывая вещицу ладонью, Нелли вытащила оную на белый свет. Невзирая, впрочем, на все ее хитрости, одного она не учла: маленькое зеркальце, поймавши пробившийся в кузов лучик, порскнуло солнечным зайчиком. Нужды нет! Лицо незнакомого уже отражалось в ее руке. Молодое лицо, черноглазое и смуглое, с высокими скулами. Ничем даже не страшное.

— Ну, нашла место-то в зеркало глядеться! — шепнула ей Катя. — Темно как в бочке.

— Да вроде соринка в глаз попала, — ответила Нелли, краснея. Ума она, право слово, лишилась во Франции в этой! Кто б знал, какими она глупостями мается. Лучше уж, чтоб никто и не знал.

Рыдван трясся по ухабам, сопутники мирно дремали, и те, что сбоку, и те, что визави. Господин де Роскоф сосредоточенно размышлял о чем-то невеселом. Небо в щелях сделалось померанцовым, в кузове потемнело. Говорить при посторонних было мало о чем с руки. Сперва на правое плечо Елены опустилась голова Параши, затем в левое уткнулась Катя. Ан Анку вдруг содрогнулся всем телом, сильно, словно по нему пробежала судорога: она поняла, что молодой бретонец тоже крепко спит — не выпуская из рук ружья, продолжая чутко прислушиваться. Часто видала Нелли, чтоб так вздрагивали во сне гончие. Но наблюдать, чтоб человек спал эдаким беспокойным охотничьим сном, ей не доводилось. Рядом с ним спящим было так же покойно, как рядом с бодрствующим. Только они со свекром вдвоем и бдят посередь сего сонного царства, подумала Нелли прежде, чем веки ее смежились.

— Эгей!! — почти сразу, как она задремала, грубо крикнул кто-то, как показалось, в самое ухо. — Конечная станция! Прибыли в Роскоф!

Нелли едва продрала глаза. Два синих чиновника суетливо собирали свои вещи. Тех же попутчиков, один из которых столь нелепо ее смутил, в кузове не было — верно сошли раньше. Когда только успели? Постилион отстегнул и рванул кверху полог: ослепительное рассветное сиянье наполнило убогий экипаж. Выходит, они ехали целую ночь.

Выскользнув из рыдвана, Елена увидела, что постилион остановился прямо на главной площади. Городок, подступающий со всех сторон, походил на рассвете на торт из жженого сахара. Золотисто-коричневые домики, из тех, что мигом превращаются в маленькую крепость, так и напирали со всех сторон. Сразу откуда-то сделалось ясно, что городок — вовсе невеличка, не больше русской деревни. Этим сие напомнило Белую Крепость — и оттого сделалось еще уютней на душе. Меж тем все было, как у больших. Справа стояла крашенная почему-то в голубой цвет гостиница «Англетер» — со смешными башнями фасада, вроде замковых и под вострыми крышами. Из чего «Англетер?» Слева, чуть подале, вздымалась церковка, гранитная как и домишки, с уже привычной круглой наружной башней выше колокольни. Куда как уступала она легким светлокаменным храмам Нормандии, а все ж была хороша.

— Эх ты!

Нелли обернулась вслед за Катиным восхищенным возгласом. Супротив церкви, в узеньком проулочке меж домами, открылся вдруг океан. Свинцовый и могучий, был он совсем близок к площади — он бился о городок в двух дюжинах шагов. Огромные шоколадные валуны вздымались из воды прямо под берегом. Нелли увидала вдруг двух девочек годов двенадцати, в одних рубашонках, как козы прыгавших над водою. Вот подруги уже взобрались на верхушку самого большого валуна — одна уселась свесивши ноги, принялась поправлять разлохмаченные косы, а другая выпрямилась во весь рост, вглядываясь куда-то вдаль. Алое солнце, выскользнув из-за тучки, вдруг окатило ее светом как из ведра, сделавши белую рубашонку прозрачной, вылепило точеный силуэт юной фигурки. От непонятного восторга у Нелли стеснилось дыхание. И какая такая надобность заставила девчонок этих на самом рассвете скакать по камням под набережной? Поди узнай, какие дела у двенадцатилетних, так они и скажут. Ровно собственным детством повеяло.

— Вижу, дитя мое, наш Роскоф пришелся тебе по душе, — господин де Роскоф улыбнулся какой-то молодою улыбкой. — Да и могло ль быть иначе? Знаешь, как говорят у нас? Бретань будто рвется в море, да никак от Франции отцепиться не в силах. А Роскоф вовсе на краешке Бретани. Люблю и я сие родовое гнездо. Муж твой куда как любил проводить здесь летние свои вакации, ну да сама, небось, знаешь. Однако не замедлим.

— Батюшка, здесь нету синих? — спросила Нелли. Больно уж смело вышагивали по пустым еще улочкам свекор и Ан Анку. Жизнь, впрочем, пробудилась уже за каменными заборами двориков. Хозяйки скликали кур, доносились домашние звуки: стук дверей, скрип ножевого точила, шорох выбирающей уголь лопатки.

— А к кому ж, по твоему, крючки приехали? Понятное дело, присутствие тут есть, а сидят в нем санкюлоты. Только их мало — но довольно для того, чтоб в случае забаррикадироваться да дождаться подмоги. А она не замедлит, коли с почтою не придет в срок казенных бумаг. А вот устанавливать свои порядки — нет, для того их не достанет.

— Так это тогда пол беды!

Господин де Роскоф не ответил.

— Адские колонны Сантера проходили здесь месяц назад, — негромко проговорил Ан Анку. — Вот уж был их праздник.

Теперь уж и Елена сама заметила, что не все дома ожили поутру. Калитки в каменных оградах были кое-где обуглены и выбиты. И потом, пора бы уже гнать коров. Однако ж мычания не доносилось ни с одного двора.

Они проходили мимо церкви, окруженной маленьким кладбищем за невысокою оградой. Не без удивления Елена приметила теперь, что высоко на стене неуклюже выбит в неподатливом граните корабль — не более достоверный, чем рисовал обыкновенно Роман. Напоминанье, что Церковь — корабль, в небеса уносящий?

— Здесь не Морле, земли куда как скудные, — заметил направленье ее взора Ан Анку. — Живем, чем море пошлет. Рыбу так рыбой, англичан так трофеями. Все дар Господень.

— Оттого ж и двор постоялый — «Англетер»? — хмыкнула Катя.

Площадь они миновали, и теперь сделалось понятным, что Нелли не ошиблась в размерах городка: улицы были коротки. За ними уж виднелись поля артишоков.

— В наш дом мы не зайдем, — сказал господин де Роскоф, сворачивая в узкий проулок. — Опасно, да и разорен он так, что глаза б не глядели. По щастью есть здесь у нас дома поплоше и непригляднее.

С этими словами господин де Роскоф засунул руку за водосточную трубу домика, в полной мере плохенького и неприглядного. В руке его блеснул громадный ключ работы, поди, домашнего кузнеца.

Парадная дверь была с крыльцом, ступенек на семь, только вот вели оне не вверх, а вниз. Впрочем, иначе и не понять бы было, как в первом этаже распрямится не карла. Второе жилье было только с тыльной стороны дома, маленькое, небось в одну горницу размером.

— Сие было обиталище дяди моего, Дени де Роскофа, — со странной усмешкою уронил Еленин свекор.

Они прошли в помещение, мало чем отличное от жилищ простого люда: прямо от двери шла кухня, служившая и столовой. Синим грабителям едва ли было, на что тут польститься: оловянная и глиняная утварь, крашенная черной краскою старомодная мебель, неудобная даже на вид. Ни единой книги, впрочем, едва ли книга могла бы составить объект алчности санкюлотов.

— Здесь ничего не менялось с тех пор, — сказал господин де Роскоф, снимая свою шляпу. — Дядя, кстати сказать, был неграмотен. Ну да пустое. Ан Анку, обратися покуда к долгу гостеприимства, насколько вообще способен оказать таковое молодым женщинам холостяк, к тому ж в условиях военных. Мне же есть разговор с моей невесткою.

— Хорошо, монсеньор! — весело отозвался шуан. — Сдается мне, что еще один бочонок того славного сидра, что принц Ларошжаклен прошлый раз зарыл во дворе под водорослями, превосходно нас дождался.

— Или ты хотела бы восстановить силы, дитя мое? — Господин де Роскоф пытливо взглянул на Елену.

— Я спала в экипаже, едва ль есть время спать больше. Я в распоряжении Вашем, батюшка.

Буковая крутая лесенка, по которой поднялись наверх господин де Роскоф и Нелли, нещадно скрипела. Они оказались в небольшой горнице в два окна. Оба эти окна открывали, как увидала она, едва господин де Роскоф снял ставни, океан, переливающийся оттенками ртути и индиго, хризолита и свинца. Ради такого вида можно стерпеть и многоугольную черную мебель, и скрипучий пол!

— Окна эти из города не видны, — пояснил господин де Роскоф. — Нужды нет сидеть в темноте. Комната мала, неправда ль? Даже меньше, чем должна бы быть, только этого не видно. Гранитные дома наши так кривобоки и неуклюжи, что сие мудрено заметить. А вот кого хотел я показать тебе при дневном свете.

Следуя указанью руки свекра, Елена подняла глаза. Со стены глядел на нее запечатленный живописцем конца прошлого столетия мужчина лет тридцати пяти в трехчастном парике и черном камзоле с блондами. Лицо сего показалось ей знакомо. Нет! Чужое лицо, но схож с Филиппом ровно старший его брат. Еще б знать, какого цвету волоса его под черными чужими космами. Скорей всего вить темнорусы. Таков же, должно быть, был в младые годы и господин де Роскоф. Только ни у Филиппа, ни у господина де Роскофа не было столь неприятной складки губ, слишком тонких для человека молодого. Взгляд его был не меньше пронзителен, чем у свекра, только во взгляде господина де Роскофа ни разу не примечала она эдакой холодной обжигающей злобы. Взгляд свекра тоже захватывал на три аршина под землею, да только как-то иначе. Катька бы сказала, что у этого глаз дурной. Полно, не фантазии ли сие беспочвенные? Сей предок — кавалер двух орденов, хоть она и не знает каких. Почтенный, быть может, человек.

— Таким я его не видал, — сказал господин де Роскоф. — Моя ребяческая память рисует человека средних лет. Ну да что о том. Поторопимся.

С этими словами сделал он нечто странное: приставил высокий черный табурет под картину, влез, взялся за раму. Рама растворилась как оконная створка, открывая черный провал.

— Следуй за мною, невестка.

Нелли поняла уж, что стена двойная, с тайником. Однако ж портрет, а был он в полный рост, доставал нижней рамою по пояс господину де Роскофу. Меж тем почти сразу в проеме скрылись его плечи, а затем и макушка. Не на корточках же он уселся в тайнике? Нелли влезла на табурет.

Вот так на! Вниз уходила лесенка, притом не деревянная, как во всех почти французских домах, но каменной кладки.

— Дядя Дени был хитер, как все исчадия адовы взятые разом, — донесся под нею голос гоподина де Роскофа. — Когда подозревают вход в подвал, простукивают и досматривают первый этаж дома! Кому придет в голову лезть на второй? Осторожней, дитя мое, ступени очень круты в темноте.

— Но разве во втором жилье не могут искать не подвала, а простого тайника? — Нелли, подбирая юбки, находила каждую ступень ногой. Шею сломать тут вправду плюнуть раз.

Господин де Роскоф отчего-то рассмеялся.

Они стояли в обширном подвале, верней сказать — винном погребе, поскольку многочисленные, но небольшие бочки лежали в несколько рядов в дубовых своих пазах. Видимых окон под потолком не было, однако ж свет в подземелье откуда-то проникал очень тонкими лучами, которых, во всяком случае утром, было довольно, чтобы рассеять мрак.

— Что ж за вино такое секретное тут хранится?

— Попробуй испить, узнаешь, — хмыкнул господин де Роскоф. — Не бойся, открой кран.

— Во что ж я стану тут наливать сей таинственный напиток?

— Да хоть в ладони.

Нелли решительно повернула кран. Из бочки ничего не полилось. Меж тем была она несомненно полною — рукою даже не качнуть.

— Кран неладен.

— Поглядим, чем можно поправить дело. Нет, дитя, не берись за другую бочку, она такова же.

Господин де Роскоф взялся за днище, каким-то образом щелкнул железным ободом — и деревянный круг оказался в его руках. Что-то начало падать на пол, или сыпаться, но во всяком случае не проливаться. Солнечный лучик скользнул по полу. Тяжелая груда под ногами свекра сверкнула в ответ. Елена ахнула.

— Золото?! Батюшка, все это — золото?

— Во всех бочках, — господин де Роскоф прошел по усыпавшим землю монетам словно по мусору. — Каперское золото, Элен де Роскоф. Наследство проклятого Богом Дени.