Лейтенант. Назад в СССР. Книга 8. Часть 1

Глава 2 Необратимость

Майор Кикоть поторопился запереть за собой входную дверь на прочный деревянный засов…

Конечно, надолго это никого не задержит, но в в случае чего, даст немного времени.

Вновь обернувшись к связисту, он спросил:

— Ты меня понял?

Американец почему-то медлил, вероятно, надеялся на то, что душманы вытащат его раньше. Безумный русский, недавно взятый в плен его не на шутку испугал. Одно дело сидеть на пятой точке и эфир слушать, но совсем другое встретиться лицом к лицу с пленным советским офицером, который настроен более чем решительно.

Однако, несмотря на страх, подчиняться он не торопился. Виктор Викторович решительно навел на него ствол Калашникова, затем выжал спусковой крючок. Громыхнул выстрел — пуля устаревшего образца, прошла совсем рядом и насквозь прошила деревянную столешницу стола, на котором размещалась аппаратура связи. Лишь щепки полетели.

Возможно, это и демаскирующий фактор — уже не так уж и важно. Все равно его пропажу обнаружили или вот вот обнаружат. Зато это явное доказательство того, что чекист пойдет до конца. Для американцев это было очень странно. Во всех смыслах, они все делали иначе. А те, что все-таки рискнули торчать в Афгане, сидели тише воды, ниже травы.

— Американец! Следующая пуля полетит тебе в колено! — решительно заявил чекист, глядя на него выразительным взглядом. — Это больно, уж поверь. А нормально ходить после такого ранения ты уже вряд ли сможешь. Но я могу и не стрелять, если просто сделаешь то, что я требую. Итак, поможешь?

Связист оказался вовсе не дурак, быстро сообразил, что злой русский с автоматом в руках в игры играть точно не намерен — выстрелит без зазрения совести. Интриги и увиливания тут точно не к месту, косить под дурака тоже не выйдет. К тому же, аппаратура связи не такая уж и сложная — тот, кто более менее знаком с принципами радиосвязи, разберется минут десять, можно и чисто по-русски, методом «тыка». В теории. К тому же, все было уже подключено и практически настроено.

А снаружи уже творилось черт знает что — чуть ли не паника. Там раздавались крики, беготня. Шум. Ну, несложно догадаться почему — обнаружили тело охранника и пропавшего шурави. Это изначально был лишь вопрос времени, майор это хорошо понимал. Пока духи заняты поисками, сюда, к американцам они точно не сунутся. По крайней мере, сразу они этого не сделают однозначно — ума не хватит. Да и сами американцы хотя и находились рядом, но держались обособленно и даже отстраненно.

Дверь более-менее прочная, хотя и деревянная. Очередь из автомата по петлям точно не выдержит. Сначала прострелить, потом выбить сильным ударом.

Глядя на связиста, становилось ясно, что на базе есть и другие американцы, численностью до отделения, не больше — вот они точно представляют скрытую угрозу. Еще неизвестно, согласовал ли Джон Вильямс этот момент с другими представителями армии США.

— Нет-нет, я все понял… — торопливо пробормотал связист, испуганно замахав руками. — А что и куда нужно передавать?

Майор ловко закинул Калашникова за спину, быстро вооружился пистолетом американца — это была классическая Берета 92. Наиболее часто используемое оружие американской полиции, армии и некоторыми спецподразделениями других стран, восьмидесятых годов. Хотя производится он в Италии. Ранее Кикоть из такого не стрелял, но это его совершенно не смущало.

Затем майор быстро осмотрелся, отошёл к тумбе, что стояла в углу и взял там лист бумаги из стопки. Хмыкнул.

— Ты смотри, какая белая… — тихо пробурчал он, задумчиво повертев его в руке. — Наша не такая.

Другой же рукой он держал на прицеле связиста, чтобы тот чего-нибудь не выкинул. — Ручку дай!

— Что?

— Ручку! — прорычал Кикоть, изобразив, что что-то пишет.

Тот сразу догадался, перебросил авторучку, лежащую в журнале.

Быстро, печатными буквами и цифрами, написав нужную частоту и позывной, майор положил лист перед связистом. — Вызывай!

— Что? — изумился тот, глядя на майора. — Это же безумие!

— Нормально! Делай!

— Я не все понимаю… — несколько секунд связист изучал написанное, потом схватился за гарнитуру и принялся щелкать ручками и тумблерами на центральном блоке. Прошло около сорока секунд, когда тот обернулся к майору. Кивнул, затем еще раз.

— Ну?

— Готово!

— К стене отошёл, живо! И без глупостей! Руки на виду, увижу, что-то, что мне не понравится, стреляю на поражение. Это ясно?

Американец кивнул и поспешно отошёл. А Виктор Викторович схватив наушники с гарнитурой, прислонил их к уху. Микрофон был рядом.

— Вымпел три, я Бастион! Прием! — громко произнес Кикоть, думая только о том, как и что ему делать. — У меня срочная информация… Э-э…

Вдруг в дверь громко постучали, потом ещё раз, уже настойчивее. Дернули ее, потом ещё раз. Снаружи послышались голоса, крики. Кикоть различил требование открыть дверь, прозвучало оно на английском языке и, судя по всему, на местном пушту. КГБ-шник проигнорировал. Посмотрел на американца.

Дверь затряслась куда сильнее. Послышались требования других лиц.

— Ответь им что-нибудь… Пусть потише себя ведут! — потребовал на крик майор.

— Я не… Я не знаю! — растерялся тот. — Что сказать?

— Придумай! — ситуация была крайне волнительная, майору приходилось балансировать чуть ли не на грани нервного истощения, несмотря на спецподготовку, а также прилагать все усилия, чтобы сохранять спокойствие и действовать методично. Учитывая кучу факторов, быстро меняющуюся обстановку, то становилось ясно, что ситуация вечно такой оставаться не может.

— Чего? Кто это? — вдруг недоверчиво раздалось из наушника. Звук был чистый, почти без помех, майор даже удивился — вот у америкосов техника!

— Вымпел, я Бастион. Как меня слышно?

— Что за ерунда⁈ — связист с той стороны то ли был сонный, то ли вообще не понимал, кто на него вышел.

— Да твою же… Заткнись и слушай внимательно, потому что у меня мало времени! — жестко потребовал Виктор Викторович. — Код «сто один». Повторяю, код «сто один». Свяжись с полковником Егоровым! Я тебе сейчас передам координаты, здесь полевой сотрудник контрразведки Кикоть… Запиши их!

КГБ-шник посмотрел на связиста внимательным взглядом.

— Эй… Где мы сейчас находимся? Квадрат?

— К-7…

— Точнее!

— Высота одиннадцать сорок три.

— Высота одиннадцать сорок три, повторяю — высота одиннадцать сорок три. Срочно! Полковнику Егорову!

Вдруг в эфире раздались сильные помехи, а ещё через несколько секунд радиосигнал вдруг резко усилился, а затем пропал и связь оборвалась окончательно.

— Вымпел три, Вымпел три… Прием!

В эфире только белый шум.

— Какого хрена? — он снова навел ствол пистолета на связиста. — Что ты сделал?

— Я ничего не делал! — для убедительности, он даже руки вверх поднял.

— Связь мне сделай, прямо сейчас! — рявкнул Кикоть, теряя контроль. Быстро шагнув к нему и целясь в голову, Виктор поймал себя на мысли, что из-за сложной обстановки ему все сложнее выбирать правильные решения. Еще бы, последние дни в его жизни, происходит полная зебра. Где черную полосу сменяет серая и обратно… А вот белых что-то даже не видно!

Американец решительно подскочил к радиостанции, что-то пощелкал, покрутил.

— Все, нет связи… — тяжко вздохнул он, с испугом посмотрев на Кикотя. — Внешнюю антенну отключили. Отсюда ничего не сделать!

— Сука! — выругался Виктор Викторович, осознав, что произошло. Те, кто был снаружи, видимо догадались, куда делся шурави. Услышали выстрел. Именно поэтому они и оборвали связь.

Вероятность того, что Вымпел правильно понял сообщение, воспринял его всерьёз, и доложит куда нужно, была весьма небольшой.

Несложно представить, что дежурный связист, на прошлом месте службы майора Кикоть, в таком требовательном ключе, не сразу поймет, что это за странный вызов такой и кто этот непонятный Бастион… Здесь достаточно сложная и запутанная история, в результате которой Виктор Викторович получил этот позывной, а также знает, кто такой Вымпел и чем он занимается. Обращаться туда, значит быть на волоске. Пятьдесят, на пятьдесят.

Второй вопрос к связисту — знает ли он, кто такой полковник Егоров, доложит ли ему, как положено или просто проигнорирует эту странную радиопередачу и продолжит заниматься своими делами? У него и без этого своих проблем хватало.

В дверь уже натурально ломились. Та гремела, но петли и засов пока держались.

Вдруг уже стало как-то подозрительно тихо… Виктор Викторович, будто что-то почувствовал, отскочил двери и как раз вовремя — стороны раздалась стрельба. Пули с жутким треском дырявили дверь, выбивая деревянные щепки и ошмётки. Запахло пыльной древесиной, пороховыми газами. Несколько секунд — сильный удар и входная дверь в грохотом распахнулась, ударившись о стену и отскочив от нее. Сломанный засов упал на пол. Внутрь ворвалось трое вооружённых, сильно заросших черной бородой душманов, за ними был ещё кто-то в типичной пятнистой военной форме НАТО-вского образца.

Чекист среагировал верно — он сразу же бросил пистолет на стол, медленно и аккуратно снял с плеча автомат и опустил его на пол. Сопротивления оказывать не стал, а то еще пристрелят.

— Ты! — второй американец посмотрел на майора безумными глазами. Говорил он на ломанном русском языке с сильным акцентом. — Ты со смертью играешь! Что ты сделал, а?

Но Кикоть лишь усмехнулся, однако отвечать не стал — просто замер со слегка поднятыми вверх руками.

— Сэм? Что здесь было? — теперь американец посмотрел на связиста.

Тот что-то ответил, но Виктор не уловил смысл.

— Ах ты, сукин сын! — в следующее мгновение, в лицо майора прилетел приклад автомата. Удар был достаточно сильный — потерявший сознание чекист, полетел в сторону. Обрушив висевшую на стене книжную полку, майор рухнул на пол, славно мешок с цементом…

Когда я вновь открыл глаза, то сначала ничего не понял.

Было темно, с большим трудом угадывались грубые очертания стен, мебели, потолка из кривых жердей. Судя по всему, сравнительно не большое. Я лежал на спине, на чем-то твердом… Было неудобно. Под головой лежала свернутая в рулон тряпка. Мысли были вязкие, думалось с трудом. Самочувствие дрянь.

Вокруг — ни души! Это и хорошо и плохо, смотря как посмотреть.

Всё тело жутко болело, голова гудела. Сильно хотелось пить — пересохший язык во рту, ворочался с трудом, едва ли не прилипал к зубам. В горле саднило.

Я попробовал пошевелиться, но острый приступ боли очень ясно дал мне понять, что сейчас этого делать не стоит. Рано.

Где я?

Прислушался — полная тишина, лишь где-то свистел ветер. Звон в ушах прошёл, но со слухом всё равно было не очень хорошо. Отчего-то пахло кипяченой водой.

Я даже не мог сказать, если у меня хоть одно место, где не чувствовалась боль. Это нормально — было, уже проходили.

Последнее, что я помню, как весь израненный скатился с какого-то крутого холма, угодив в грязь. Если это была какая-нибудь горная речка, то почему я не слышал шума воды? Озеро, пруд, заводь? Да что угодно!

Северная часть Афгана очень похожа климатом и погодой на ту, что была в Туркменской ССР. Немного зелени, холмы, равнины. Были и реки, но я не помню их названий.

Черт возьми, да даже не это главный вопрос… Как я тут очутился? Ну не сам же, в бессознательном же состоянии я приполз непонятно куда⁈

С большим трудом приподняв голову, я увидел, что в разных местах моего тела видны белые полоски бинтов, кое-где с пятнами крови. Ног я толком не увидел, пошевелить ими не смог. Но обуви на них как будто бы не было.

Очевидно, атаковавшие БТР-80 душманы меня не нашли — иначе сейчас бы, я был либо мёртв, либо валялся бы на земле в зиндане и смотрел на ночное звёздное небо. Они бы точно не стали меня перевязывать, тратя медикаменты на какого-то бесполезного, тяжелораненого шурави. Но кто же меня нашел? Оказал первую помощь, притащил сюда… Кто?

Я снова попробовал пошевелиться и перевалиться на бок, но только зашипел от боли. Правая рука была изодрана, в районе лба жгло что-то непонятное. Правый глаз открывался с трудом, лишь наполовину. Меня сковала жуткая слабость, каждое движение буквально кричало — не двигайся, сейчас это лишнее. Но такой расклад меня не устраивал — если я чего-то не знаю, то не успокоюсь, пока не узнаю. Неведение — хуже ожидания.

Вдруг, где-то в стороне, не очень далеко что-то громко хлопнуло, затем звякнуло.

— Эй… — тихим, хриплым и надтреснутым голосом, просипел я. — Есть кто?

Но никто не отозвался. Я снова попробовал приподняться, однако опять ничего не получилось.

Тяжко опустив голову обратно на импровизированный валик, я устало прикрыл глаза и внезапно вырубился. Усталость и слабость взяли свое.

Когда я открыл глаза в следующий раз, то увидел, что уже рассвело. Вокруг по-прежнему не было ни души, царила тишина. Отчетливо различались всё те же каменные стены, грубо обмазанные глиной. Потолок действительно был из деревянных жердей, на который сверху была навалена сухая серая солома. Свет почти не пробивался, что даже странно. Обстановка — мрачная. На стене висела какая-то полка, на ней грубая глиняная посуда. Кувшин, какая-то коричневая тарелка, пара горшков. Повернув голову вправо, я увидел циновки. Грубый шкаф. Обложенный камнями очаг.

В строении было два небольших окна, из которых пробивался яркий солнечный свет. Пахло дымом, какой-то жженой травой.

Мое общее состояние по-прежнему было хреновое, но вроде бы стало немного полегче. Глаза уже не закрывались от усталости, хотя голова болела так, что хотелось просто лежать с закрытыми глазами. Внезапно я почувствовал, что на лбу лежит что-то мокрое, слегка прохладное. С большим трудом приподняв левую руку, я попытался стащить это со лба, но получилось только со второго раза. Это была марлевая повязка желтоватого цвета, видимо, сделанная из нескольких слоёв самого обычного бинта. Компресс?

— Эй, да кто здесь? — как можно громче попытался произнести я. — Эй?

Голос был слабый, хриплый — как будто бы чужой. На мгновение я подумал, что я снова умер и опять где-то переродился, но почти сразу понял, что это не так.

Я, абсолютно беспомощный, лежал на чём-то твёрдом и ничего не мог понять. Кое-как повернув голову влево, я увидел перед собой небольшую, сильно потёртую эмалированную кружку тёмно-зелёного цвета. Точно такая же была у меня в казарме, когда только попал в часть, неподалеку от границы с Афганистаном. Если попытаться описать мое состояние, то просто не хватит слов. Больших трудов мне стоило дотянуться здоровой рукой до кружки — внутри оказалось тёплая вода. Попытка утолить жажду, ни к чему хорошему не привела — половину воды разлил и лишь малая часть попала в рот. И все равно, это было, весьма кстати.

Чёрт возьми, да мне даже глотать было больно! Смочил только губы и небо.

Вдруг, где-то сзади раздался скрип скрежет. Что-то стукнуло, зашуршало. Послышались шаги. Кто-то вошел.

На всякий случай, я прикрыл глаза.

Увидел худощавую фигуру, в свободной Афганской одежде голубовато-серого цвета. Судя по всему, это был старик — я видел густую шевелюру седых волос, сверху была традиционная шапка пуштунка.

Старик повернулся ко мне, несколько секунд было тихо.

— Шурави, я знаю, что ты очнулся… — раздался шелестящий голос незнакомого мне человека. — Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Иначе зачем бы я тебе оказывал помощь?

Я медленно приоткрыл глаза, увидел бородатое, испещренное морщинами лицо старика. Афганец, не иначе. На вид, ему лет шестьдесят с лишним, но я вполне мог ошибаться, ведь горцы всегда выглядят моложе, чем их возраст на самом деле.

Голубые глаза, на щеке глубокий рваный шрам. Взгляд внимательный, буквально пронизывающий. Даже жестокий. На лице не было ни капли сострадания — только холод. Даже высокомерие.

— Ты кто? — тихо пробормотал я.

— А какая разница? — негромко произнес старик. — Я спас твою жизнь. Остальное не важно.

Несколько секунд было тихо.

— Где я? — одними губами, едва слышно спросил я.

— Там же, где и раньше. На нашей земле. А сейчас в моем доме. У тебя много ран. Никто не знает, что ты здесь… Я нашёл тебя вчера утром, едва взошло солнце.

Вчера? Это что же получается, я больше суток провалялся в отключке? Вообще, для изнуренного организма, отдавшего все резервы на последний рывок — моё состояние вовсе не удивительно. Ещё неизвестно, какого рода и характера мои раны и травмы.

— Что ты намерен со мной сделать? — глухим голосом спросил я, глядя на старика.

Вопрос простой, но вместе с тем очень важный. Какова моя дальнейшая судьба? Если он меня нашёл, спас и подлатал, зачем ему все это нужно? Точно не из человеческого сострадания и солидарности. С другой стороны, быть может он преследует какую-то цель? Мне нужно было понимать, зачем и почему он спас мою шкуру и что меня ждёт дальше…

— Пока не знаю… — вдруг ответил тот, отвернувшись. — Один из шурави, два года назад убил моего сына!

Честно говоря, такого резкого ответа я совершенно не ожидал. Кто он, этот старик? Друг или враг? Что он намерен сделать? Мирное афганское население, в разных частях республики, далеко не всё поддерживало присутствие на своей земле советских солдат. Мотивы были разные. Они вполне могли улыбаться тебе как гостю, а как только отвернёшься, вонзить нож в спину. Никогда не знаешь, чего ожидать от таких людей, уставших от бесконечной войны.

— Зачем ты мне помог?

— Хватит вопросов… — так как он говорил на ломанном русском, иногда путая слова и предлоги, то и дело переходя на пушту и обратно на русский. — Спи…

Вдруг, вытащив что-то из кармана, он сунул это мне под нос… Я вдохнул, закашлялся. Внезапно почувствовал, как через неприятные ощущения проваливаюсь в какой-то странный сон.

— Что… Что это такое? — я вяло взмахнул забинтованной рукой, попытавшись отмахнуться от руки этого странного старика, но получилось совсем плохо.

— Мы поговорим, когда я решу, что для этого пришло время! — твёрдо произнес он, глядя мне в глаза.

Я еще успел уловить смысл, но обдумать услышанное уже не смог — мозг уже уверенно проваливался в сон, а за ним и весь организм.

Чёрт возьми, подобный расклад меня совсем не устраивал… Ну, ничего! Выкарабкаемся!