Учёба в высшем военном училище шла размеренно, неторопливо.
Тут каждый день был похож на предыдущий, все по одному и тому же сценарию. Вернее, по регламенту.
Подъем в шесть утра, сразу же построение и зарядка. Затем рыльно-мыльные процедуры, уборка спального расположения казармы и прилегающей территории. Потом завтрак. После завтрака утренний осмотр, проверка внешнего вида, затем развод на занятия. Там мы находились до часу дня, затем следовало возвращение в казарму, построение на обед. Перед этим, три-четыре круга по плацу и обязательно со строевой песней. Это обязательное требование. Каждая рота имела свою строевую песню и была обязана исполнять ее на «отлично». А достигалось это постоянными ежедневными тренировками.
Старший лейтенант Чертков, как замполит и лицо, ответственное за то, чтобы с песней в подразделении все было хорошо, первое время ругался, потому что никак не мог понять, почему это все три взвода первой роты поют как-то тихо и не дружно. Один отставал, двое других торопились. Кто-то тихо, кто громко, кто-то кашлял.
— Да я один громче спою! — возмущено кричал он. — Громче песню! Громче! Я один, а вас девяносто! Не стыдно?
Но как бы он ни старался, из этого все равно ничего путного пока не получалось. Вернее, получалось, но очень медленно, со скрипом. В то время как одна половина роты разрывала глотки, другая выкладываться не хотела, потому что особого стимула-то и не было. Многие упорно не хотели понимать, зачем вообще это нужно, ходить и одну и ту же песню горланить. Причем, тоже самое делали и другие роты, с таким же эффектом. Старшие курсы — там все понятно, болезнь давно ушла. Наверняка это знакомая история для многих, подобное же было и в моей прежней жизни. Ничего, вылечиться… Упорство и труд все перетрут! Дух соперничества тоже возьмет свое, особенно конкурсе смотре песни и строя.
А учитывая, что нашей строевой песней была популярная, хорошо знакомая чуть ли не каждому, 1978 года появления, со временем, исправление ситуации было просто гарантировано. По нескольку раз в день, то с правой части строевого плаца, то с левой, слышалось недружное:
'Идёт солдат по городу
По незнакомой улице
И от улыбок девичьих
Вся улица светла
Не обижайтесь, девушки
Но для солдата главное
Чтобы его далёкая
Любимая ждала'
Кто-то по-прежнему не попадал в такт, несмотря на тренировки, а кто-то неосознанно, кто-то же только рот открывал… Как первая рота на минувшей присяге вообще прошла со строевой песней, было непонятно. Но начальник училища замечания вроде бы не сделал, значит, случилось чудо.
Далее по распорядку, после нескольких кругов строевым шагом, мы шли на обед в столовую. И каждый раз рота получала в тык от дежурного по столовой, что приходила на две-три минуты раньше установленного графика. Старший прапорщик Дурский, с вредным характером, жёстким обветрившимся лицом и выпученными как у жабы глазами, громким голосом всегда возмущался так, что даже молодые летехи терялись. Впрочем, все это быстро входило в привычку и уже никто особо не реагировал, когда тот снова начинал старую песню.
Поначалу, я смотрел на всю эту курсантскую рутину с легкой иронией — порой, ностальгия аж искрила… Потом перестал обращать внимание, просто плыл по течению, не привлекая к себе особого внимания. Отличником я становиться не собирался, у меня достаточно отличий за последний год службы. Он же, кстати, и первый.
В столовой пятнадцать минут на прием пищи, затем мы выходили строиться на площадку перед столовой, затем небольшой перекур в казарме и снова отправлялись на занятия. Там я с большим трудом боролся со сном, потому как внезапно выяснилось, что сидеть в душных, забитых людьми классах, под монотонное бормотание преподавателей действует на меня как снотворное. Особенно после плотного обеда меня всегда буквально рубило, ничего не мог с собой поделать.
И так почти до шести вечера. Иногда до четырех. Ситуацию исправляло то, что три раза в неделю была физическая подготовка. Она, конечно, не шла ни в какое сравнение с тем, что было в учебном центре ГРУ, но все же хоть что-то. Мало-мальски позволяла поддерживать форму, особенно после госпиталя. На физподготовке я показывал лучшие результаты, а потому, наши офицеры и преподаватели, с первых же недель начали ставить меня в пример. Я не гордился, просто делал то, зачем меня сюда отправили.
Затем по распорядку шел ужин, а после — личное время. Если форма одежды, внешний вид и обувь были в порядке, если знал статьи устава и обязанности суточного наряда, можно было отдыхать. Ну или в Ленинской комнате найти себе занятие — чтение, шахматы, гитара.
Каждый день заканчивался вечерней прогулкой, поверкой и отбоем. А с утра все начиналось заново. За исключением субботы — тогда занятия до обеда, а после него начиналось ПХД, которое каждый раз проходило с размахом. В той воинской части, где я начал свою срочную службу, было иначе. Да, без парко-хозяйственного дня никуда, но там все было значительно проще. Не с таким акцентом на чистоту и порядок. То и дело откуда-то появлялся слух, что в училище прибывают важные гости из Москвы, а значит что? Правильно, все должно быть вылизано и вычищено, как будто генералы или полковники ехали на юг страны только для того, чтобы проверить, чисто ли в училище или нет… Слух, естественно рождали сами офицеры, затем на курилке грамотно пускали его в массы. А уж если кто и приезжал, то совершенно точно подметенные тротуары и чистые урны его мало интересовали.
Вообще, после всех опасных приключений, выпавших на мою долю в Афганистане, после проведенных боевых операций, времени проведенному в зиндане, среди душманов, все это казалось каким-то нереалистичным, даже не настоящим. Сидеть на уроках по математике, русскому языку, физике было дико скучно и утомительно. Мозг был заточен под другое. Я то и дело засыпал, а сидящий сбоку бдительный курсант Пипкин теребил меня за плечо.
Уже через три недели таких занятий, я был готов все бросить к чертям и вернуться обратно к своей группе. Ну, серьезно, после Афгана сидеть в тесной аудитории и таращась в тетрадь, выводить формулы⁈ Писать диктанты, почему я люблю армию? Читать стихи?
Да, в училище спокойно. Здесь нет войны. Здесь никто не перережет тебе глотку, не бросит гранату в окно. Да за плохую оценку или за то, что ты тему не понял, тебя не пристрелят, не прилетит откуда-то мина, ты не подорвешься на самодельном взрывном устройстве… Собираясь в Краснодар, я примерно понимал, что меня ждёт, но все равно оказался не готов к такому. Истинный возраст все же дал о себе знать. Мне все-таки не восемнадцать, а уже за полтинник. Хотя об этом я редко когда задумывался. Тело молодое, а вот сам я как-то не очень.
Однако останавливаться на половине пути было никак нельзя — я всегда вовремя вспоминал, зачем все это мне нужно и какие истинные цели я преследую. Если взглянуть на мою службу со стороны, то мне и так поразительным образом везло почти во всем, где бы я ни оказывался. Ну а тот факт, что мое вышестоящее командование в генеральских и полковничьих погонах было весьма заинтересовано в том, чтобы я поскорее получил лейтенантское звание, говорил сам за себя. Зачем и почему, это уже другой вопрос — на меня у них есть отдельные планы. Все-таки репутацию себе я заработал.
Да, не все было гладко, но это нормально. Я не запрограммированная машина, действую по ситуации.
Иногда происходили более интересные события. Например, в конце сентября мы должны были ехать на стрельбы, в посёлок Молькино. Он находился в тридцати километрах от города, рядом с железнодорожной станцией. Там располагалось большое, хорошо подготовленное стрельбище, где курсанты, срочники, сверхсрочники и офицеры показывали и тренировали свои навыки стрельбы, метания гранат. И много чего еще. Стрельбище почти никогда не пустовало, тут постоянно было какое-то движение.
В прошлой жизни, ещё будучи молодым старшим лейтенантом, я дважды бывал в этих местах, моя спецгруппа тогда только-только формировалась. Кажется, это был две тысяча четвертый год. Запомнилось, что я тогда впервые увидел представителей частной военной компании — здоровые быки, под два метра ростом, накаченные, бородатые, в первоклассной экипировке, со своим оружием, иностранного производства и таким же обвесом. Головорезы, не иначе. Вспороть противнику брюхо? Раз плюнуть! Им разве что ожерелья из отрезанных ушей на груди не хватало, как у Дольфа Лунгрена из универсального солдата. Видно было, что без понтов там тоже не обошлось, но вместе с тем, боевая подготовка у них была на уровне. Стреляли метко, наверняка, но на патронах вообще не экономили. Постреляли они тогда из всего, что у них было, несколько раз из крупнокалиберного миномёта шарахнули и уехали… Молодые и зеленые срочники, что были на полигоне и косили там траву, смотрели на них с открытыми ртами…
— Ну что, посмотрим, кто из вас хорошо стреляет! — подстегивал нас замполит, пока мы ехали на электричке из Краснодара в Молькино. — Эй, Громов!
— Я, товарищ старший лейтенант! — лениво отозвался я.
— Как в Афганистане, пострелять-то хоть удалось?
Очевидно, что он либо пытался меня как-то подцепить и вывести на эмоции, либо реально не знал, кем я был на самом деле. Сложно сказать, я его еще не до конца прощупал. Одно скажу точно, не простой человек этот старлей.
Тут, кстати, сам по себе возникал вполне закономерный вопрос — а что вообще обо мне написано в личном деле, которое отправляли спецпочтой? Не удивлюсь, если оно не настоящее, а сфабрикованное отдельно. Кое-что там явно исправлено, добавлено или наоборот, удалено. Вряд ли ГРУ стало бы так открыто распространяться о своих бойцах, высылая на новый адрес полную информацию. Тем более отправляя их учиться совсем не по прямой специальности, а под другой род войск.
На мой взгляд, это хотя и удобно, но неправильно, с некоторыми нарушениями. И все же, не удивлюсь, если в личном деле у меня указана совсем другая информация, нежели той, что отражала всю правду, включая послужной список. Вероятно, там ничего не сказано об участии в боевых операциях, нет информации об имеющихся наградах, ранениях и прочего. Просто прапорщик из десантников, например.
Мне не сразу стало ясно, почему полковник Хорев перед моим убытием приказал сдать все награды на хранение… Вероятно, истина как раз в этом. Иначе, дерзкий замполит разговаривал бы со мной совсем по-другому. Уважения в его словах не было, больше напоминало, когда старший брат подстегивает младшего. Вот только по возрасту старлей от меня ушел всего-то на три, ну максимум четыре года.
Ну не поверю я, что Чертков не листал мое личное дело. Любой замполит без особых проблем, при согласовании с начальством, мог изучить личное дело любого курсанта, сославшись на какой-либо выдуманный запрос или необходимость.
Был и другой момент, Чертков ко мне явно был неравнодушен… Что-то во мне его раздражало, а что, я пока не понимал. Дорогу я ему нигде не переходил, а он все равно на меня криво смотрит… Вечно пытается то в дополнительный наряд по учебному корпусу поставить, то помощником дежурного в автопарк. Меня это как-то не особо волновало, уж на этом заострять внимание я точно не собирался, тоже мне проблема.
Вместе с подразделением на электропоезде ехал и почти весь офицерский состав, замполит и оба взводника. Нештатные старшина и замкомвзвода тоже. Не было только командира подразделения капитана Жукова — тот ещё в шесть утра, вместе с другими офицерами и преподавателями убыл с территории училища на нескольких 130 ЗиЛ. На них, кстати, перевозили материальное обеспечение для предстоящих стрельб, подготовленное оружие и боеприпасы.
— Было дело! — безразлично кивнул я, не обратив внимания на офицера должного внимания. — Пришлось немного пострелять!
Тот ухмыльнулся, о чем-то задумался на минуту. Было видно, что мой ответ его не удовлетворил. Что, ждал какого-то интересного рассказа?
Когда же мы прибыли на железнодорожную станцию и выгрузились из вагонов, замполит построил роту перед зданием вокзала и провел еще один, короткий, но все же повторный инструктаж.
— Значит так, воины! — громко объявил замполит по окончанию инструктажа, при этом хитро улыбаясь. — У меня для вас есть стимул! Кто по результатам стрельб покажет лучшую меткость и поразит мишень на «отлично», в эту субботу пойдет в увольнение!
Новость была воспринята курсантами хорошо, ещё бы — кто не хочет сходить в увольнение? Город хороший, большой. Есть куда сходить и где погулять. Я виду не подал, но задницей почувствовал, что тот что-то задумал по отношению ко мне. Уж не потому ли, что к нему в канцелярию зачастил курсант Алипатов?
Между ними определенно была какая-то связь. Его что, купили? С виду это было маловероятно, так как Чертков производил впечатление офицера, который не будет творить всякую хрень. Но, может, я ошибаюсь и на самом деле он как раз такой?
Поразительно, но я с гнидой Алипатовым я практически никак не пересекался — тот все время старался не показываться мне на глаза, видимо помнил, как я этому кандидату в мастера спорта по карате ещё в поезде прописал в нос. Такой тип людей самый подлый, они наносят коварный удар тогда, когда этого совсем не ждёшь. Именно поэтому я не расслаблялся — чуйка мне в этом деле помогала.
— Рота, в направлении войскового стрельбища, за мной в колонну по три, шагом марш! — скомандовал замполит. Даже странно, чего это он потащился на стрельбы? Это же не его область, ему на другое ориентироваться надо.
— Ну, сейчас будем грязь месить… — недовольно проворчал Пипкин, грустно глядя на свои накремленные дочерна сапоги. — Дождь три дня назад же был!
— Пипкин, танки грязи не боятся! — фыркнул старшина.
Грязи здесь, кстати, действительно было предостаточно. Многочисленная гусеничная и колесная техника явно постаралась. По старой памяти я знал, что тут совсем рядом располагался ещё и танковый полигон, где танкисты отрабатывали навыки вождения бронетехники… Правда, пока еще, ни одного танка мы не встретили. Только следы их перемещения.
Ну что же, пожалуй, можно и пострелять… Любопытно будет посмотреть на вытянутую от удивления физиономию Черткова! Может, сыграть в его игру и предложить спор? Вот будет интересно, когда прапорщик спорит с офицером на то, кто лучше отстреляется!
На советскую авиабазу Мазари-Шариф в казарму, где временно размещались члены группы «Зет» вошёл незнакомый офицер в капитанских погонах. Быстро осмотревшись, он взглядом определил возможного старшего группы.
— Товарищи разведчики! — громко произнес он, снимая с плеча тяжёлый рюкзак. — Прошу минуту внимания!
Прапорщик Иванов, как первый после заместителя командира группы прапорщика Громова, поднялся с места. Подошел ближе.
— Товарищ капитан, вы это кому?
— Вам! Весь личный состав здесь?
Иванов ответил не сразу. Переглянулся с Шутом.
— Отсутствует сержант Артёмов, находится на узле связи. Будет через час.
— Артёмов, это который связист? — переспросил капитан.
— Так точно.
— А вы кто? — бесцеремонно встрял прапорщик Корнеев. Впрочем, как всегда.
— Моя фамилия Снегирев. Вышестоящим командованием назначен на должность командира вашей разведгруппы. А зовут меня Антон Семёнович…
В принципе, никто особо не удивился, потому что после убытия в длительную командировку прапорщика Громова, пошли слухи, что скоро пришлют нового командира. Говорили все, кому не лень. Но подтвержденная информация поступила буквально накануне.
Почти три недели группа «Зет» в неполном составе торчала на территории базы, восстанавливая силы и тренируясь только в стрельбе. Громова никем не заменили, то ли кандидата не нашлось, то ли была какая-то иная причина. К сожалению, майора Игнатьева всё-таки списали по здоровью, однако полностью из вооруженных сил он не ушёл, а вроде как остался в роли военного советника, где-то в штабе. Однако должность у него была какая-то совсем замудренная и мало кто понимал, чем он там занимается… Тем не менее, майор поддерживал связь со своими людьми и помогал информацией. Он-то и предупредил, что скоро прибудет новый командир…
— Здравия желаю, товарищ капитан! — ответил Иванов. — Ну, ваше появление для нас не сюрприз, ждали вас последние два дня. Какие будут указания?
Тот кивнул, затем ещё раз осмотрелся по сторонам и произнес:
— А чего это вы в такую погоду в помещении торчите? Пошли бы хоть в футбол поиграли!
— Не положено, товарищ капитан! — отозвался здоровяк Самарин.
Разведчики переглянулись.
— У нас мяча нет!
— Да как бы и настроения тоже нет!
— Ну, ясно… Сейчас я вам его поднимать буду! — вдруг посерьёзнел офицер. — У нас с вами неделя, чтобы сработаться, а дальше выходим на новое задание! Полковник Хорев уже ввел меня в курс дела. Вопросы, жалобы, предложения?