Летний шторм

7 августа 1941 года Северная Польша

Протарахтел по шоссе очередной мотоцикл разведки. Немцы вертели головами, пытаясь обнаружить возможную опасность, но обочины дороги были обманчиво тихими. Никого не было видно и вдали. Лес здесь довольно далеко отходил от шоссе, и устроить полноценную засаду не представлялось возможным. Даже одинокие купы кустарника, подбирающиеся к полотну дорогу почти вплотную, были слишком малы, чтобы скрыть что-то серьёзное.

Иван осторожно вернул ветку орешника на место. Что-то засуетились "гансы"? Это уже третий мотоцикл. Наверное, кто-то очень серьёзный решил почтить своим вниманием этот участок трассы. Ну что же, он его с нетерпением ждёт!

Иван осторожно поменял позу. Затёкшее тело требовало движения, но приходилось лежать неподвижно, ожидая того важного момента времени, ради которого он сюда полз больше часа, замирая всякий раз, когда очередной немецкий патруль принимался освещать окрестности шоссе.

Но, кажется, этот миг близок. И скоро он поквитается.

За всё!

Иван прикрыл глаза, давая им отдохнуть перед неизбежной работой. Но перед взором опять возникло заваливающиеся тело Ольги, её рот, искажённый криком боли, распахнувшиеся в прощальном взгляде глаза.

Иван дёрнул головой. Господи, сколько будет продолжаться это мука?

Скорее бы всё кончилось! Где же эти цели?

Кто-нибудь настолько важный, что не будет жалко разменять на него свою жизнь. Две жизни, поправил себя Иван. Он тут не один! Вместе с ним его Оленька, смерть которой он фашистам не простит никогда!

Показался движущийся в обратном направлении мотоцикл. Солдаты о чём-то оживлённо переговаривались, один смеялся. Обнаружив подходящий съезд, немцы свернули с дороги и направились к ближайшему кустарнику.

А ближайшими кустами была его засада. Иван тихо выругался. Как не вовремя.

Мотоцикл всё приближался, подпрыгивая на неровностях почвы. Иван потянул к себе отложенный в сторону немецкий автомат. Если эти придурки заметят его, придётся стрелять, а так не хочется выдавать такое удобное место. Но немцы беспечно вертели головами, эмоционально махали руками, продолжая своё обсуждение. Остановились в паре метров от его засады, слезли со своего железного коня, продолжая что-то весело обсуждать, подошли почти вплотную к орешнику. Иван осторожно потянул из ножен финку, если эти идиоты пройдут ещё хотя бы метр, то он сумеет прикончить их и без стрельбы. Но немецкий бог сжалился над своими чадами, остановив их в полуметре от опасной черты. Вскоре стала понятна и цель их визита. Немцы дружно расстегнули ширинки и зажурчали струями, вздыхая от облегчения.

Иван осторожно задвинул нож обратно. Кажется, этим сегодня повезло. Он не собирается тратить себя на такую мелочь. Пусть живут. Ему нужна дичь покрупнее, желательно с витыми, с золотом, погонами. Но пока таких не было. А жаль!

Сделав свои дела, немецкие солдаты вернулись на шоссе и заспешили на север.

Боец Ковалёв прикрыл глаза и в очередной раз постарался забыться.

Но вместо уже привычного лица Ольги, перед ним возникла морда этого ублюдка, которого он с радостью убил бы ещё не один раз. Жаль, что это невозможно. Хотя мать рассказывала ему в детстве, что после смерти люди "на тот свет" попадают, где все обязательно встретятся.

Ну что ж, Иван поищет там этого предателя и с удовольствием пережжет ему глотку.

Вот, только, отец всегда смеялся над этими церковными байками. И говорил, что жить надо здесь, и жить в полный мах, а не надеяться, что на небесах будешь свои ошибки исправлять.

Вот, он отцовы наставления и выполняет. Надо отомстить здесь! Всем, до кого можно будет дотянуться!

Вот, он с Ольгиной винтовки и дотянется. С такого расстояния не промахнётся.

Чувствовал боец Ковалёв, что не стоит брать с собой этого интенданта. С самого начала он ему не понравился. Но капитан приказал, и пришлось уходить на юго-восток втроём. Он, Ольга и этот гадёныш, выдающий себя за советского командира.

Когда стало окончательно ясно, что немцы прорвали фронт и устремились на юг восточнее, отрезая остатки их измотанной боями дивизии, у Ивана впервые шевельнулись нехорошие предчувствия. Приказа на отход всё не было. То ли некому было его отдавать. То ли нарушилась связь. То ли их задачей было полечь здесь, давая другим частям заткнуть дыру прорыва.

И всё бы ничего. Но вместе с ним в их батальоне была Ольга, рисковать которой не хотелось никоим образом. Иван начал прикидывать, в какой блиндаж затолкать Ольгу на время предстоящего боя. И как потом заставить её уйти с передовой, хотя бы, в тыл батальона. Но тут немцы в очередной раз полезли вперёд и пришлось заняться своей основной работой — прореживать офицеров и унтеров. Нужно сказать, что вдвоём у них это получалось очень хорошо. Ольга со своей "мосинки" выбивала офицеров, оставляя более многочисленных унтер-офицеров и фельдфебелей, над которыми трудился Иван из своей СВТ. Меткость самозарядки, конечно, была не та, но скорострельность, в данном случае, являлась преимуществом.

"Гансы", как всегда, откатились, обнаружив прочную оборону. Теперь перегруппируются и попробуют в другом месте, пока не обнаружат слабину. Не найдётся слабых мест в их полку, отправятся прощупывать соседей. Выдержит проверку вся дивизия, и немецкий удар сместится в сторону, как и произошло на этот раз. Немцы безуспешно бились об их окопы почти неделю, видимо, это место больше всего понравилось их генералам, но не сумели углубиться даже до второй линии траншей. В конце концов, перенесли удар восточнее и прорвали оборону свежей дивизии, только что переброшенной из Союза. И теперь спешат на юг к Варшаве, судя по неутихающей канонаде, постепенно смещающейся в сторону польской столицы.

За два с половиной месяца войны противники прекрасно изучили слабые места друг друга, и сейчас старательно использовали свои знания, пока враг не придумал что-то новое, сводящее твоё преимущество на ноль. Немцы научились использовать слабое взаимодействие советских войск друг с другом. Красная Армия, вполне плодотворно, эксплуатировала пренебрежение немецких генералов к врагу. Даже проигрывая сражения, генералы Вермахта не могли избавиться от патологического презрения к противнику. Ну как могли бывшие крестьяне, случайно дорвавшиеся до командования армиями, дивизиями и полками в горниле братоубийственной Гражданской войны, соответствовать лучшим стратегам рейха, воспитанным многими поколениями предков, служивших в многочисленных армиях Европы не одно столетие. И только, когда противоборствующий генерал или старший командир, по большевистской "табели о рангах", происходил из дворян или бывших царских офицеров, немецкие офицеры утруждали себя изучением его послужного списка, доступного их разведке.

Но оказалось, что таких не так уж и много.

Не был "белой костью" и их комдив, несмотря на "царскую" фамилию. Но за это время неоднократно продемонстрировал противнику, что воевать он умеет. В чём пришлось убедиться немцам и сейчас.

Полуокружённая дивизия не только не бежала, но и упорным сопротивлением заставила противника поменять направление удара. И сейчас немецкой пехоте приходится месить грязь болотистых низин, вместо движения по шоссе, оставшемся за спиной их полка. В конце концов, немцы выйдут на трассу, но потерянное ими время уже не вернёшь. Кто-то успеет стать заслоном на их пути, и вместо быстрого марша получится нудное прогрызание рубежей обороны.

Убедившись, что приказа на отход в ближайшее время не будет, Иван начал прикидывать возможные позиции для отражения следующей атаки, а то, что она непременно будет, и не один раз, он ни секунды не сомневался. Но прибежал посыльный с требованием, им с Ольгой, прибыть в штаб батальона. И пришлось, передав свой участок ответственности соседней снайперской паре, двигаться в тыл.

Смертельно уставший за эту неделю боёв капитан мучительно боролся со сном в своём блиндаже. Сидя за столом, он всё время клонился лицом вниз, останавливаясь, когда вслед за головой устремлялось тело. Вскидывался вверх, осматривал осовелыми глазами бревенчатые стены своего штаба, переводил взгляд на лежащие перед ним бумаги и опять проваливался в полудрёму, чтобы через несколько секунд вновь вскинуться и вновь заснуть. Вошедших снайперов он узнал не сразу, только со второй попытки осознав, кто перед ним.

— А, Ковалёв и Краснова. — Капитан зевнул так, что возникла опасность вывернуть челюсть, и продолжил. — У меня к вам особое задание. — Помолчал, передвинул перед собой бумаги, наконец, решился. — В расположение нашего батальона вышел курьер штаба армии с очень ценными бумагами.

— Каким ветром его к нам занесло? — Удивилась Ольга.

— Немецким, товарищ старший сержант, — отреагировал капитан на её сомнения, — тем, который с пулями.

Иван в сомнении покачал головой. Неужто в тылах уже такой бардак, что курьеры этакого уровня в сторону передовой рванули.

— Документы в порядке! — Оценил по-своему его движение капитан. — И печати на мешке с бумагами подлинные.

Иван старательно вытянулся, демонстрируя своё согласие с мнением начальства. Если и есть шанс утащить Ольгу с передовой, то только этот. И капитан, именно поэтому, хитрит с этим разговором. Что у него разведчиков нет? Но раз комбат так решил, значит что-то знает. И скорее всего, их батальону приказано геройски лечь здесь, связывая части противника до последней возможности.

Осталось только уговорить Ольгу, которая могла заартачиться и в присутствии генерала. И только своего напарника она слушалась, правда после долгих споров.

Но на этот раз случилось чудо! Ибо, старший сержант Краснова, бросив мимолётный взгляд на Ивана, только кивнула головой.

Дальше было знакомство с лейтенантом интендантской службы, который оказался довольно стар для такого звания. Но всё его поведение выдавало в нём недавнего штатского, призванного или перед самой войной, или в первые дни, так как форму он уже научился носить, судя по внешнему виду. Лейтенант старательно твердил, что доверенные ему документы слишком важны, что они обязательно должны быть доставлены в штаб армии, что если невозможно это сделать, то следует немедленно, не вскрывая, их уничтожить, согласно инструкции.

Не понравился он Ивану с самого начала, но, ради возможности вытянуть Ольгу в тыл, стоило перетерпеть и такое. Хотя, торопливые, и пугливые, взгляды курьера стоили более пристальной проверки. Пусть, и подумалось в тот момент о том, что лейтенант просто пытается оправдать свою трусость. Не понимают этого чувства только те, кто реальной опасности никогда не испытывал.

Это, только в "героических" фильмах всё просто. Выскочил на бруствер окопа, заорал "ура" и враг бежит в панике, бросая всё, вплоть до "обгаженных" подштанников.

На самом деле, враг думает точно так же. И ожидает от своего противника абсолютно такой же реакции. И невероятно удивляется, когда этого не происходит. И теребит свою разведку, требуя дать объяснение, почему враг, вместо прогнозируемого бегства, "тупо" упёрся и перемалывает наступающие части одна за другой.

Разведка, в очередной раз, передав последние данные, полученные перед наступлением, дипломатично пожимает плечами. И делает вид, что все остальные вопросы её не касаются. Пока очередной генерал, положивший свою часть перед несуществующими, по данным разведки, линиями обороны, не начнёт бить командиров данной разведчасти об ближайшую стену.

Вот тогда наступает "момент истины". Ибо, выясняется, что знание человеческое ограниченно. И не стоит требовать от своих сослуживцев больше, чем они могут сделать!

Вот и тогда, выбрав, как казалось, самую безопасную по данным разведки дорогу, они проскочили на трофейном Опеле больше десяти километров. И почти поверили, что всё закончилось, когда из-за поворота вывернулся мотоцикл, застрочил с коляски пулемёт и шофёр уткнулся простреленной головой в рулевую баранку, но всё же успел остановить машину, упершись уже мёртвыми ногами в педаль тормоза. Иван открыл дверь, вывалился вбок и растянувшись вдоль колеса в два выстрела успокоил водителя и сидящего за ним солдата. Но пулемётчик продолжал долбить по их Опелю короткими очередями. Иван приготовился поменять позицию, когда до него донеслось: "Нихт шиззен. Их бин дойче официр". И вслед за этим выкриком голос Ольги: "Ваня, сзади!"

Оглянувшись, он увидел вываливающееся с заднего сиденья тело Оли с торчащей в шее финкой и злобную морду их попутчика. Интендант, а вернее немецкий шпион, вытаскивал из своей кобуры наган, торопясь прикончить и его. Но не успел даже поднять руку. Иван рывком вскочил, прыгнул в его сторону и одним ударом отправил лжеинтенданта в нокаут. Подхватил свою винтовку и, стреляя поверх машины, успокоил пулемётчика, который прекратил огонь, пытаясь понять, какой немецкий офицер находится в этой машине.

Всё ещё не веря в непоправимое, кинулся к Ольге, но та уже была мертва. Иван рухнул на колени и взвыл, вкладывая в этот крик всю свою обиду на злодейку судьбу, отнявшую у него самое дорогое. Гладил уже неживое лицо любимой, осторожно, боясь причинить боль даже мертвой, вытащил нож и отбросил его в сторону. Приподнял Ольгу за плечи и нежно целовал в волосы, прижимая к себе начинающее холодеть тело.

Послышался стон, Иван повернул голову и обнаружил приподнимающего интенданта. Аккуратно положил Ольгу на землю, встал и, чувствуя, как закипает в жилах кровь, вытащил эту гниду наружу.

— Так говоришь, немецкий офицер? — Выдохнул он в круглые от ужаса глаза шпиона.

— Товарищ боец, не убивайте. — Взвизгнул тот. — У меня деньги! Много денег! Я всё отдам!

— Так ты, мразь, из-за денег её убил? — Взревел Иван и стукнул интенданта об машину. — Из-за денег? Из-за денег? Из-за денег?… — Повторял он, колотя немцем по машине, пока не понял, что тот не подаёт признаков жизни. Разжал кулак и шпион сполз на дорогу, являя разбитый в кровь затылок.

Иван сел на дорогу, положил голову Ольги к себе на колени, продолжая ласкать любимое лицо. Спешить было некуда! Он добрался до конца пути, и теперь самое главное не продешевить со своей жизнью. Вот только место здесь не подходящее. Нужно найти другое. И трупы желательно убрать с дороги.

Иван забросил на заднее сиденье тело шпиона, переложил туда мёртвого шофера, бережно усадил на переднее сиденье Ольгу. С трудом стронул машину с места, на первой передаче сполз с дороги и, пропетляв по лугу, добрался до далёкого в данном месте леса. Оставил машину, бегом вернулся на шоссе и повторил то же самое с мотоциклом, радуясь, что не прострелил двигатель.

Ему повезло. И он успел убраться с дороги, до того, как на ней появились немецкие дозоры. Группа солдат, численностью не менее полувзвода, двигалась по шоссе, внимательно осматривая окрестности. Но увидеть его они уже не могли. И Опель и мотоцикл надёжно прикрывала полоса кустов на опушке леса. Оставалось отдать последний долг мёртвым. Шофёра он закопал в вымоине, которая вполне подходила по размерам. Немецких солдат и лжеинтенданта просто побросал в ближайший овраг. Взрезал сумку курьера и обнаружил там толстые пачки денег и много бланков различных документов. Стало ясно почему он так спешил? Резидентура его ожидала. Бросил сумку на тело шпиона, лежащее поверх немцев.

Осталось самое главное. Для могилы Ольги он выбрал небольшой холмик, со стоящей на нём одинокой березой. Тщательно снял дёрн, выбрал землю, пока не скрылся в яме по пояс, аккуратно подровнял стены и дно.

Осторожно уложил тело Ольги на дно, завернув его в найденную в машине плащ-палатку. И долго сидел на краю могилы, не решаясь засыпать её землёй. Но всё же подошёл тот миг, когда первая горсть земли упала на тело любимой. Иван осторожно бросал руками землю, пока тело Ольги не скрылось под ней, взялся за лопатку и вскоре засыпал яму, уложил дёрн, обозначив холмик могилы. На найденном в багажнике Опеля куске жести процарапал: "Ст сержант Краснова О.П. 1921–1941". Немного подумал и добавил: "Кр-ц Ковалёв И.Н. 1920–1941". Приколотил табличку к берёзе, стоящей у изголовья могилы. Достал кисет и первый раз за весть этот страшный день свернул самокрутку.

Осталось определиться с "прощальным выступлением". Место здесь не очень удобное, но уходить далеко от "своей" могилы не хотелось. Иван добрёл до опушки, внимательно рассмотрел окрестности. И нашел метрах в трехстах ниже неплохую позицию из одиноко стоящего орешника. Конечно, добраться туда трудно, а уходить будет ещё труднее, но и немцы такой откровенной наглости вряд ли будут ждать.

Рассмотрел свой арсенал. В засаду лучше брать Ольгину трёхлинейку. У неё бой точнее. Но потребуется и оружие ближнего боя. Иван отложил в сторону наган интенданта и немецкий автомат, найденный у одного из мотоциклистов. Во вторую кучку положил свою СВТ и снятый с коляски пулемёт. Это для второй линии обороны, если ему повезёт выжить и добраться до неё. Туда же отправил пару гранат, найденных у немцев. Ещё две, немного поколебавшись, отложил в первую кучку. Карабины шофера и третьего немца отбросил в сторону, предварительно выщелкав из них патроны, ими он воспользоваться вряд ли успеет. Набил наполовину расстрелянную ленту немецкого MG, снарядил магазины СВТ и запасные обоймы к трёхлинейке. Теперь он готов. Осталось оборудовать второю линию обороны и добраться к месту засады.

Дорога с этой точки просматривалась прекрасно. Были видны даже звёздочки на погонах офицеров. Павел провёл ствол своей винтовки вдоль дороги. Если возникнет необходимость стрелять, то он не упустит ни одну цель. Вот жаль только, что делать это не придётся. Капитан Синельников, командир их группы, запретил даже думать об этом. Они тащат в тыл слишком важные сведения и не имеют права рисковать ими.

Павел ещё раз прошёлся вдоль шоссе, передвинул взгляд ближе, осматривая немногочисленный кустарник, расположившийся между лесом и дорогой. Ничего интересного. Но показалось, что что-то блеснуло, Павел направил прицел туда, долго рассматривал непримечательные кусты лещины, и, наконец, решился.

— Товарищ капитан. — Позвал он своего командира. — Там кто-то есть.

Капитан долго и придирчиво рассматривал выделенный Чекановым кустарник.

— Кто? — коротко бросил он.

— Скорее всего снайпер. — Так же коротко постарался ответить старшина, подсознательно копируя стиль своего командира.

— Плохая позиция! — Включился в разговор сержант Селиванов. — Уйти он оттуда не сумеет.

— Если собирается уходить…, - ответил ему Павел.

— Может у него прикрытие есть? — Предположил напарник Пашки, младший сержант Панкратов, всё-таки дали Андрюхе, кроме ордена, ещё и следующие звание.

Довод вполне разумный. Даже одного пулемёта хватит, чтобы прикрыть отход снайпера после удачного выстрела. Но, пока, эту премудрость преподают только в школах Осназа, а никого из их структуры здесь, в принципе, быть не может. Если не считать их группу, занесённую на эту дорогу волной немецкого наступления.

— Что будем делать, товарищ капитан? — Спросил Павел.

— Ждать, старшина! — коротко бросил тот.

Текли томительные минуты ожидания. Но снайпер в орешнике чего-то ждал, хотя по шоссе практически непрерывно текли немецкие войска.

— Чего он ждёт? — Спросил Селиванов. — Можно было уже десяток положить.

— Цель покрупнее! — Разъяснил капитан. Немного поколебался и добавил. — Захаров, займи позицию вон там. — Проследил, как метнулся вперёд и выше по ходу шоссе расчёт пулемёта. Глянул на остальных. — Всем уйти в лес и замаскироваться!

Бойцы начали оттягиваться в глубь чащи. Павел не торопился, всё ещё надеясь, что капитан решится. Уловив его колебания, командир группы сказал:

— Ладно, Чеканов. Но не более пяти минут, а потом уходишь. Возьми Усманова для прикрытия.

Павел торопливо собрал винтовку, выскочил на соседнюю возвышенность, пристроил "Гюрзу" на сошках. Полил сухую землю перед собой водой из фляжки, чтобы струи газов из дульного тормоза не поднимали пыль, демаскируя позицию. Боковым зрением зафиксировал, как по обе стороны от него устраиваются Усманов и Панкратов. Андрей, как обычно, справа и уже торопится с распаковкой своей аппаратуры. Усманов, слева и ниже, пристроился за поваленным деревом и оглядывается по сторонам, определяя возможные пути подхода противника. Предосторожность не лишняя, особенно в Польше, где враг из леса появляется даже чаще, чем со стороны дорог. Не перевелись ещё среди польских националистов дураки, желающие проверить боевую подготовку советского Осназа. Чаще всего такие храбрецы оставались гнить по неприметным буеракам, да кормить раков в речных омутах и болотных трясинах. Но некоторым, особо удачливым, удавалось не только уходить живыми после первого удара, но и даже причинить серьёзный урон двум группам.

Их группа оказалась в этом месте после долгой погони за таким вот счастливчиком. Пан Ковальский оказался очень ловкой и увёртливой сволочью. Несколько раз организовывал нападения на обозы Красной Армии, и, что самое поразительное, всегда успешно. Такая удачливость вызывала чрезвычайно много вопросов и требовала немедленной реакции. Две недели оперативники НКВД шерстили окрестности его вылазок, выискивая хоть какого-нибудь более информированного человечка. Наконец, такой появился и указал на один неприметный хутор, в окрестностях которого их взвод обнаружил самую настоящую базу из трёх, связанных между собой схронов. Пришлось ещё две ночи ждать, пока пан Ковальский не соизволит появиться на своей основной базе. Долгое ожидание завершилось скоротечным боем. Обозлённые осназовцы "сделали" жолнежей Армии Крайовой за пять минут, взяв живыми только тех, кто был ценен как язык. Всех остальных переправили в соседнюю трясину, обитатели которой донимали бойцов взвода всё время ожидания, нещадно пытаясь высосать из них всю кровь. Столь быстрая расправа имела ещё и воспитательный эффект. Глядя, как погружаются в болото тела их товарищей, "аковцы" решили не геройствовать и, подстегиваемые обещанием капитана "оставить в живых только одного — самого разговорчивого", стали наперебой выкладывать всё, что им было известно. Не стал исключением и сам пан Ковальский, и поведал такое, что пришлось отходить со всеми тремя языками, оберегая их, как величайшую ценность. Вот и сейчас где-то в глубине леса пан Ковальский "со товарищи" старательно пишут всё, что рассказали накануне.

Обстановка резко изменилась и вместо плановой эвакуации на автомобилях пришлось уходить в лес, отрываясь от какой-то наступающей немецкой части. Впрочем, подобное состояние не было для бойцов Осназа уникальным событием. Ходили по немецким тылам не единожды, и не на один десяток километров. Выйдут и сейчас. Вот, только потерянное время жаль.

Вот, и сейчас задержка. Нужно переходить трассу. Но при таком количестве войск противника на ней, это просто самоубийство. Придётся отходить и искать другое место. Или же ждать ночи.

Вдали, на шоссе, показалась открытая легковушка, сверкнул на солнце погон. Павел навёл свой прицел и присвистнул. Погоны блестели золотом. Целый генерал. Такую добычу Павел не упустит, даже если неведомый снайпер открыть огонь не решится.

Генеральская машина приближалась к линии открытия огня. Павел навел СВБК на точку выстрела, подкрутил целик боковых поправок, выбрал слабину курка и приготовился к выстрелу. Своему или чужому, не важно. За такую цель капитан простит. Вот в прицел вкатывается радиатор, появляется лобовое стекло, адъютант на переднем сиденье.

Павел задержал дыхание. Ну!…

Неведомый снайпер не подвёл. Вплывший в перекрестье прицела генерал уже заваливался вбок, являя остолбеневшему соседу по заднему сиденью простреленную голову. Павел подвернул винтовку и нажал на курок. Страшным ударом остолбеневшего офицера вмяло в спинку сиденья. Павел дослал патрон, подвернул винтовку вперёд, но подскочивший адъютант уже падал на шофёра. Пришлось перенести огонь дальше и снять пулемётчика, следовавшего за генеральской машиной бронетранспортёра. А на шоссе тем временем падали люди. Снайпер торопился воспользоваться суматохой и валил всех, до кого мог дотянуться из своей засады. И пусть теперь это были обычные солдаты, главную свою задачу он выполнил. Пора ему и уходить. Но он не торопиться. Или не имеет опыта боёв в таких ситуациях. Или ему ужё всё равно…

Павел тоже не дремал, выпуская отпущенные самому себе десять патронов по наиболее опасным целям в виде пулемётчиков. Но вот клацнула последняя гильза. Старшина подхватил винтовку и соскользнул с холма, жалея, что не видит — начал ли отход неведомый снайпер? Но выше заработал пулемёт Захарова, а это означало, что боец всё же покинул свою позицию. Павел скользнул в лес, заспешил за ним Панкратов, затем Усманов, прикрывая их от возможного появления врага.

Иван приготовил винтовку сразу, как только из-за этого злополучного поворота, стоившего ему жизни Ольги, выползла легковая машина с откинутым верхом. Чутьё снайпера подсказало, что это и есть та цель, которую он так долго ждал. Оставалось только радоваться, что Солнце светит в спину, и, старательно вглядывающимся в окрестности, немецким солдатам не удастся увидеть бликов от его прицела. Автомобиль приближался, уже можно было рассмотреть золотые погоны, холёную морду под высокой фуражкой. Иван нашёл висок, довёл свою цель до намеченного ориентира, увёл прицел чуть вверх и вперёд, выбирая упреждение, и нажал на курок. Спустя мгновение возникла в голове цели красная точка выстрела, и генерал стал заваливаться вбок, скрывая находящегося за ним человека. Но тут, в крае оптики, подскочил адъютант на переднем сиденье, Иван передвинул прицел, нажал на курок и этот, не вовремя проявившийся, офицер исчез из перекрестья.

На шоссе творилось что-то непонятное! Падали пулемётчики, по которым пытался вести огонь Иван, стоило только ему навести прицел своей "мосинки". Редкие, ещё не погашенные, пулемёты вели огонь по всей округе, не сумев определиться с направлением огня вражеского снайпера.

"Кто-то ещё!", — сделал вывод Иван и перенёс огонь на солдат, ещё не уяснивших, как нужно себя вести в подобной ситуации. Приятно работать, когда кто-то, пусть и неизвестный, поддерживает тебя. Ковалёв, не особо спеша, выпустил две обоймы, когда немцы, наконец-таки, вычислили откуда, по их предположениям, ведёт огонь ближайший снайпер. Немецкие солдаты открыли бешеный огонь по всем зарослям кустарника, которые, по их мнению, были расположены слишком близко к дороге.

Ветки орешника взрезали первые пули опомнившихся немцев, взорвалась, намного впереди и левее, граната, кинутая особо талантливым метателем гранат. Но всё это только торопило его на расходование третьей, последней, обоймы. Больше боеприпасов для трехлинейки он не запасал, удивляясь, откровенно говоря, что даже эти удается выпустить.

Он успел потратить четыре патрона, когда "гансы" определились с его местоположением, и по его орешнику ударил настолько плотный огонь, что пришлось выползать под защиту небольшого холмика, на котором и была расположена лещина. За этой естественной возвышенностью он так успешно и скрывался всё время боя. Иван выпустил, вслепую, последний патрон, отбросил винтовку в сторону, жалея, что нельзя снять прицел согласно инструкции, притянул к себе немецкий автомат, передёрнул в нём затвор, помня о том, что отказывает он, чаще всего, из-за недосылки боеприпаса.

Ожидание, когда на него выскочит первый соискатель "железного креста", слишком затянулось. Кажется, за это время в вермахте перевелись наивные идиоты, уверенные в своём превосходстве только в силу расового происхождения. Более двух месяцев боёв научили немецкую армию тому, что они не самые лучшие, как думалось после похода в Европу, а всего лишь, самые обычные солдаты, самой обычной армии. Ну а советские "звери" научили даже самых самоуверенных постоянно оглядываться, если они хотят остаться в живых.

Вот и сейчас солдаты противника выдвигались в его сторону, падая через каждый десяток метров. Выстреливали, чаще всего в воздух, очередной патрон, поднимались, совершали следующий рывок вперёд, чтобы вновь упасть лицом в землю.

Иван прикинул свои возможности. Если он собирается уйти с этого места, то пора это делать. Вскочил и перебросил своё громадное тело на первый десяток метров. Пули, противно жужжащие над головой, прошли намного выше, что придавало уверенности прорваться дальше. Второй рывок дался намного легче. Включился в его игру со смертью посторонний пулемёт, отвлекавший противника на себя.

Самое странное, что был это, судя по звуку, немецкий MG. Но, за это время, оружие настолько перемешалось, что не стоило удивляться ничему. Пулемётчик короткими очередями добивал по шоссе ленту, давая ему возможность уйти.

Иван мысленно перекрестился, как, в своё время, учила его мать, поднялся и рванулся на целую сотню метров. Отметился по его пути, пара пуль взрезала дёрн сантиметрах в двадцати, очередной, а может тот же самый, не добитый его неожиданной поддержкой, немецкий пулемётчик. Иван рухнул в намеченное заранее углубление. Судорожно задышал, восстанавливая дыхание. Оставались самые тяжелые участки. И если его не поддержат огнём, то он навсегда останется на этом поле. Вот, правда, выяснить это можно только в рывке! Жаль, не знает он — кто решился его поддержать, и сколько времени он собирается это делать.

Но ему много не надо!

Вот только добраться до второй позиции. А там у него много сюрпризов! И врагам, и союзникам!

Взвизгнули над головой очередные пули, Иван поднялся и проскочил следующую сотню метров. Немецкий пулемётчик отметился по нём на пару метров выше. Вот и прекрасно! Пока "ганс" восстановит прицел, у него есть возможность дойти до опушки.

Немец долбил над головой, пока Иван не выскочил на опушку. Перевалился через естественный бруствер, отдышался. И почувствовал непонятную боль в правой ноге. Перевёл взгляд вниз и обнаружил кровоточащую рану. Всё-таки зацепили! Пусть и вскользь, но с каждой минутой рана болела всё больше, мешая сосредоточится на предстоящем бое. Пришлось искать индивидуальный пакет и закрывать рану кое-как намотанными бинтами.

Иван дополз до своего окопа и скользнул вниз. Прислонился к стенке, пытаясь отдышаться после смертельно опасного рывка. Достал из ниши фляжку, отхлебнул воды. Приподнялся над бруствером, отмечая положение противника.

Немецкие солдаты бродили вокруг его засады, не решаясь двинуться в сторону леса, посматривали, то в сторону его позиции, то на дорогу, где вокруг машины убитого генерала толпились те, кто с серебряными погонами.

Если бы солдаты имели право принимать решение, то они с радостью двинулись бы дальше. Одним командиром дивизии больше, одним меньше. Какая разница. В рейхе много других генералов, которые с радостью займут это место. А вот жизнь у солдата одна, и рисковать её лишний раз не очень хочется. Впрочем, их мнение никого не интересовало. От группы офицеров отделилось несколько чином поменьше, быстро организовали солдат в цепь и направили их в сторону леса.

Иван проскочил по узкой траншее в соседний окоп, всё-таки не зря он весь вчерашний вечер махал лопатой. Теперь противника ожидает чрезвычайно неприятный сюрприз в виде окопов полного профиля, пусть и для стрельбы с колена. Взял свою СВТ, пора немного проучить немецких офицеров. Тщательно прицелился и нажал на курок. Из неторопливо бредущей цепи вывалилась первая жертва, в лице офицера, подбадривающего своих солдат энергичными взмахами рук. Иван перевёл прицел правее и успел положить ещё одного, теперь на правом фланге. Цепь немедленно рухнула на землю, раздались первые ответные выстрелы, но большая часть пуль ушла куда-то вдаль. Заработал с дороги пулемёт, прореживая кустарник на опушке. Иван сделал ещё три выстрела по вжимающимся в землю немцам, умудрился зацепить двоих. Опустился за бруствер и глубоко вздохнул, стоило немного подождать. Патронов к его винтовке всего ничего. Глупо тратить их напрасно. Вот когда цепь поднимется, тогда он и продолжит. Тем более, что по опушке вели огонь уже два пулемёта, старательно поливая свинцом ни в чем не повинные деревья.

Солдаты в цепи тянули время, не торопясь в гости к "костлявой", но кому-то на дороге пришла в голову мысль, что "этого наглеца русского" нужно наказать непременно, и пришлось подниматься и спешить вперёд. Иван прозевал бросок первой группы, но уже из второй группы положил одного, а замешкавшуюся третью уполовинил, попав три раза и потратив на неё оставшиеся четыре патрона. Поменял магазин, сделал ещё пять выстрелов, из них три удачных. Но пора было менять оружие. Немцы подошли достаточно близко и сейчас должны сделать рывок. Иван переместился в пулемётный окоп, приготовил MG. Как оказалось, вовремя, ибо немецкая пехота поднялась для рывка. И получила ещё один повод для удивления. Вместо редкого огня винтовки, их встретила пулемётная очередь. Из цепи, вначале, исчезали отдельные фигурки, пока Иван пристреливался по намеченным ориентирам, но вот немцы выскочили на линию, намеченную им с самого начала, и пулемёт, захлебываясь длинной очередью, прошёлся вдоль всей цепи, укладывая её на землю, кого уже мёртвым, кого только раненым. Упали и счастливчики, не получившие свинцового подарка.

Этот ход остался за ним. Надолго ли? Сейчас немцы добавят ещё один взвод и всё равно возьмут его, если не лобовой атакой, то обойдя по лесу. Или подгонят бронетранспортёр и под его прикрытием доберутся на бросок гранаты. Можно, конечно, отойти. Но он ещё не расстрелял, даже, первую ленту.

Иван увидел, как с дороги стал сползать немецкий бронетранспортёр. Кажется, накаркал. Вслед нему заспешила ещё одна группа немцев, разворачиваясь в цепь под прикрытием бронированной машины. Водитель осторожно вёл свой БТР, обходя бугорки и канавы, начал пристрелку его позиций пулемётчик.

Пришла пора менять позицию. Иван подхватил пулемёт и, сильно пригибаясь, заспешил направо. Там у него находился третий окоп, предназначенный, как раз, для близкого боя. Обнаружив вчера это место, он поначалу хотел пройти мимо, но, внимательно глянув ещё раз, остановился. Вывороченный ветром ствол большого вяза упал вдоль небольшой возвышенности, прикрывая от наблюдения со стороны дороги довольно глубокую канаву, то ли естественного, то ли искусственного происхождения. Почти готовый окоп. А может это и был окоп, оставшийся ещё с Империалистической. Иван не знал, шли ли здесь бои в прошлую войну или нет. Вот только ствол мешал. Хотя, почему мешал? Иван приступил к работе и вскоре прорытая под стволом амбразура превратила это место во вполне приличный импровизированный дот. Оставалось выкопать окоп и углубить ход к нему. Закончил он свою работу уже в полной темноте, но зато теперь у него была позиция, защищённая намного лучше открытого пулемётного гнезда.

Оказавшись в своём "доте", Иван пристроил пулемёт, метнулся в первый окоп за СВТ, прихватил и немецкий МП. Это его последнее место, нужно собрать всё оружие, чтобы было под рукой. Взял винтовку, нашел в прицеле бронетранспортёр и стал ждать, когда тот подойдёт на такое расстояние, с которого Иван гарантированно не промахнётся.

Генерал Романов рассматривал идущий впереди бой. Кто-то отчаянный в одиночку вступил в схватку с фашистами и сейчас умело расстреливает из пулемёта наступающий на него взвод пехоты.

— Ай, да молодец! — похвалил бойца кто-то из работников штаба.

— Да, мой это боец! Мой! — Суетился рядом с генералом капитан Лазарев. — Из моего батальона. Красноармеец Ковалёв.

— Почему так решил? — Удивился генерал.

— Да, во всей дивизии больше такого верзилы нет. — Убеждал его капитан. — К тому же он и снайпер, и пулемётчик. А этот и из винтовки стрелял, и из пулемёта, дай бог, поливает.

— А здесь он как мог оказаться? — вмешался штабной.

— Я его вчера отправил сопровождать курьера штаба армии.

— Откуда курьер у нас мог появиться? — поразился командир дивизии.

— Не знаю, товарищ генерал. — Ответил комбат. — Но документы были в порядке, и мешок с бумагами при нём был. Вот я и решил его в тыл отправить. И бойцов в сопровождение дал.

— Бойцов? — Спросил штабной. — Но здесь только один!

— Напарница у него была. Снайперша. — Ответил капитан. — Может, из винтовки она стреляла?

Генерал вновь провёл биноклем вдоль дороги. Немцы почему-то остановились и решили уничтожить этого стрелка. Хотя до дороги настолько далеко, что огонь, даже из снайперской винтовки, может быть только беспокоящим. Но, тем не менее, они пытаются подавить его. Что-то непонятное творится в этом месте.

— Товарищ генерал, разрешите? — продолжил капитан Лазарев.

— Что именно? — Поинтересовался комдив.

— Поддержать Ковалёва. — Обрадовался, что его хотят выслушать комбат. — Ведь погибнет ни за грош! Да ещё у нас на глазах!

— А вдруг это провокация? — Появилось в разговоре новое действующее лицо. Начальник особого отдела дивизии старший лейтенант Попов решил выяснить, чем так долго занимаются комдив и его свита перед дорогой, занятой противником.

— Ты, старлей, хрень не неси! — Поставил его на место штабной подполковник. — Ради того, чтобы тебя заманить, устроили настоящий бой и целый взвод под пулемёт положили? Думай, чего несёшь!

Особист отвернулся, пряча обиженное лицо. Генерал мысленно усмехнулся. Цены бы такому работнику не было где-нибудь в тылу. У него не то, что людишки, но даже мыши и тараканы каждый день отчитывались бы о проделанной вредительской работе и стучали друг на друга. Но вот на фронте люди делать этого не хотели. Несмотря на все старания старшего лейтенанта. Каждый раз, вызванный для очередной задушевной беседы, боец или младший, а то и средний, командир делали удивлённые глаза, когда особист пытался им намекнуть о возможной вредительской деятельности их сослуживцев, клялись партией и комсомолом, а то и пытались божиться и креститься, что такого в его взводе, роте, батальоне БЫТЬ НЕ МОЖЕТ. Генерал Романов был с ними согласен. Вредить надо в штабах, а не на передовой! С пером в руках это получается намного эффективнее, чем с пулемётом, тем более повёрнутым в сторону противника.

— Так, как же, товарищ генерал? — Настаивал на своём капитан Лазарев. — Можно я, со своими бойцами?…

— Давай, капитан! Но только не сам! Пошли с десяток бойцов, нам тут не нужно особо шуметь. — Решился комдив. Повернулся назад. — Матвей Егорыч, сколько у нас снарядов осталось?

— По десять снарядов на ствол, из тех, которые сумели вытащить. — Доложился командир противотанкового дивизиона майор Сапронов. — Правда, ещё у трёхдюймовок полсотни выстрелов есть, но там, полностью боеспособное, только одно орудие.

Генерал знал всё это и сам. Неделя тяжелых боев даром не прошла. Генералы Вермахта выбрали его дивизию в качестве основной жертвы и стремились пробить её оборону почти неделю, нанося удары различной интенсивности по разным направлениям. Проверяли оборону отдельных батальонов, испытывали стойкость полков и даже прощупывали отдельные роты и взвода. В конце концов, перенесли удар восточнее и на второй день сумели прорвать оборону. Конечно, и дивизия там была, не чета его соединению. Он, со своими полками, почти, с первого дня войны в бою. Ковно брали, добивали остатки немецких войск в Прибалтике, были переброшены в состав Прибалтийского фронта, сдерживали, сколько могли, немецкое наступление. И держались бы и дальше, но вчера к вечеру пришёл-таки приказ об отступлении. Жаль, конечно, что поздновато. Будь у него, хотя бы, сутки времени он не только сумел бы прорвать кольцо окружения, но и вывел бы большую часть своей техники, брошенной, хоть и выведенной из строя, далеко позади. Ведь и эти орудия вытащили только потому, что они были на конной тяге. Бензин и соляра давно закончились, после того, как немецкие лётчики, не глядя на потери, старательно проутюжили все ближайшие железнодорожные станции. Пусть и не осталось теперь у Люфтваффе на их участке фронта самолётов, но свою задачу они выполнили. И сейчас преимущество в манёвре на стороне Вермахта, а его дивизии остаётся только пятиться на восток, ожидая когда командование фронта перебросит подкрепления.

Хотя фронт не торопится. То ли резервы заняты в другом месте, то ли их направление не самое важное? И где-то противник нанёс удар намного мощнее. Этот "Варшавский чирей", как, в сердцах, обозвал выступ советских фронтов в Польше их комфронта Ватутин, намного опаснее для нашей армии, чем для немцев. Что и доказали сейчас германские войска, ударив с выступа Восточной Пруссии на юг. И сейчас торопятся к Варшаве. Хотя какой в этом смысл? Три недели назад этот удар принёс бы намного больше пользы немцам. Но они почему-то тянули? Не хотели повторять майских ошибок? Вполне возможно, что удар Манштейна был всего лишь отвлекающим манёвром, нужным для успокоения командования Красной Армии. Если это так, то свою роль он выполнил.

Прибежал командир разведчиков, которому была поставлена задача проверить окрестности и найти наиболее подходящее место для прорыва через шоссе.

— Ну, старший лейтенант, что у нас хорошего? — Встретил его генерал.

— Товарищ генерал, мои разведчики прошли вдоль дороги километра по три. Удобнее всего подходы к шоссе километра на полтора южнее. Дорогу лучше всего перекрывать на вот этом повороте. — Разведчик указал на место недалёкого боя. — Мы, кстати, неподалёку отсюда кое-что интересное нашли.

— И что именно?

— Вам лучше самому посмотреть. — Разведчик протянул генералу вскрытый мешок курьера и удостоверение командира РККА.

Удостоверение было обычным. А вот содержимое мешка очень занятным. Вместо штабных карт, как значилось в сопроводительных бумагах, там находились чистые бланки удостоверений и красноармейских книжек, разного рода справки и накладные, а также деньги, как советские рубли, так и германские марки, и даже польские злотые, ещё имевшие частичное хождение в Польше.

— Занятный мешочек! — Сказал генерал. — И где вы его добыли?

— Здесь метрах в трёхстах. — Командир разведки кивнул головой в направлении на северо-запад. — Нашли свежую могилу. На ней табличка: "Старший сержант Краснова и красноармеец Ковалёв".

— Вот, стало быть, где Ольга! — Вмешался капитан Лазарев. — А Ковалёв на дороге, бой ведёт. Оттого, значит, и не отходит, что заранее себя похоронил! А что с шофёром и курьером?

— Шофёр, судя по всему, неподалеку закопан. А вот курьера мы в овраге обнаружили, вместе с тремя убитыми немцами. Удивились тому, что обычного бойца похоронили, а лейтенанта, как собаку бросили. Проверили документы, осмотрели мешок. А затем более тщательно обыскали одежду этого курьера. И вот, что нашли!

Разведчик протянул генералу клочок шёлковой ткани с надписью готическим шрифтом и металлический жетон.

— Переводчика сюда! — Отдал приказ генерал.

Кто-то из командиров штаба побежал выполнять приказание. Старший лейтенант продолжил.

— Ткань за подкладку фуражки была спрятана. А жетон в каблуке сапога. Больше ничего не обнаружили, хотя все швы прощупали.

Прибежавший переводчик внёс ясность, прочитав надпись на лоскуте ткани. А гласила она, в вольном переводе на русский, примерно то, что "предъявитель сего является офицером германской армии, с правом самостоятельного принятия решения". Какого решения? О чём именно? В немецких штабах, судя по всему, знали о каком решении идёт речь. Но тогда, выходило, что очень, даже, непростой курьер пытался следовать через порядки их дивизии. И то, что он не дошёл до пункта следования, уже было большой удачей. Но, тогда, следовало информацию о нём, как можно быстрее, доставить в штаб фронта, а там пусть решает вышестоящее начальство, оправдывая свои, более многочисленные, звёзды на петлицах. Жетон, изъятый у шпиона, никакой ясности в ситуацию не внёс. Значился там только номер агента, да на другой стороне его принадлежность к СД. И больше ничего!

— И что теперь делать? — Спросил начальник оперативного отдела штаба дивизии подполковник Титов. — От всех курьеров каблуки отрывать?

— Ага! И фуражки на лоскуты рвать! — Поддержал его командир разведки.

— Тогда уж лучше в одних подштанниках их в штаб отправлять! — Усмехнулся комдив. — Вдруг, завтра немцы свои знаки отличия в мотню вшивать начнут?

Сопровождающие генерала командиры штаба дивизии рассмеялись горьким смехом. Пока такого не случалось, но кто его знает, куда потечёт мысль немецкой контрразведки завтра? Может и в более экзотические места?

Прибежал сержант разведчик и, отчаянно маша руками, постарался привлечь внимание своего командира. Старший лейтенант отошёл к нему, внимательно выслушал, отдал какое-то приказание. Вернулся к дивизионному начальству.

— Товарищ генерал, бойцы докладывают, что встретили в лесу ещё три группы бойцов соседней дивизии общей численностью 114 человек. Я велел, как вы и приказывали, отвести их в полк майора Севидова. — Старший лейтенант дождался одобрительного кивка комдива и продолжил. — А ещё обнаружена группа Осназа. Их командир сейчас подойдёт.

Действительно, вскоре показался атлетически сложенный человек, фигуру которого не мог скрыть даже маскировочный комбинезон пятнистого цвета, введённый незадолго до войны для разведки и диверсионных групп.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться?

— Обращайтесь. — Отозвался комдив.

— Командир группы Осназа капитан Синельников. Выходим из окружения. Имеем ценные сведения, которые необходимо, как можно быстрее доставить в штаб фронта.

— Генерал Романов, командир 172 стрелковой дивизии. — В свою очередь представился комдив. — Тоже выходим из окружения. Особо ценных сведений нет, если не считать вот это. — Генерал кивнул на содержимое мешка курьера. — Но тоже хотим, как можно быстрее добраться до наших войск.

Осназовец усмехнулся, оценивая немудреную шутку начальства.

— Разрешите присоединиться к вашей дивизии, товарищ генерал?

— Слушай, капитан, а что здесь произошло? — Командир дивизии кивнул на дорогу. — Что немцы взбеленились что ли? Зачем колонну остановили из-за одиночного бойца?

— В машине на дороге немецкий генерал, убитый этим бойцом.

— Это точно? — Подал голос подполковник Титов. — Откуда такие сведения?

— Мой снайпер подтвердил. Видел, когда поддерживал его огнём.

— Как же он мог с такого расстояния попасть? — Продолжал сомневаться подполковник.

— А он стрелял из тех кустов, что посреди прогалины стоят. — Уточнил Синельников.

— А твой боец тоже там был? — Спросил генерал.

— Никак нет, товарищ генерал. — Ответил осназовец. — Мой снайпер из "Гюрзы" работал.

Командиры штаба переглянулись. Хоть и считалась снайперская винтовка большого калибра секретным оружием, но за два с половиной месяца боёв слышали о ней многие, пусть и не видел никто саму винтовку, но следы её работы попадались.

А вблизи дороги, по-прежнему, шёл бой, но теперь по немцам вели огонь два пулемёта и несколько винтовок.

Иван успел сделать два выстрела, зацепив пулемётчика в бронетранспортёре, когда за спиной раздался хруст веток. Он развернулся, хватая немецкий автомат, и в удивлении обнаружил, как из-за деревьев выскакивает его бывший взводный, вслед нему появляется пулемётчик его отделения Агафонов с "Дегтярём", а затем ещё несколько бойцов, пригибаясь к земле, спешат к его позиции.

Вскоре лейтенант рухнул в окоп рядом с Иваном.

— Ну здравствуй, Ковалёв. — Вытолкнул он из себя, пытаясь отдышаться. — Рассказывай, что за войну ты тут устроил?

В соседний окоп спрыгнул Агафонов, пристраивая свой ДП на бруствере. Остальные бойцы распределились за бровкой, как, теперь, был абсолютно уверен Иван, старого оплывшего окопа, оставшегося с далёкого четырнадцатого года, когда русские армии в этих местах мерились силами с войсками кайзера. С радостным удивлением Ковалёв обнаружил, что последние два бойца тащат противотанковое ружьё. Кажется, экипаж немецкого БТРа ожидает большой сюрприз. Бронебойщики выбрали окоп Агафонова, пристроили свою "дуру" на бруствере, дожидаясь команды на открытие огня. Но лейтенант не торопился, ожидая реакции противника. Ждал и Иван, вновь поменяв оружие и перейдя к пулемёту.

"Гансы" всё же решились на атаку, судя по всему, вычислив, что противостоит им только один человек. Двинулся вперёд бронетранспортёр, выискивая самую удобную позицию. Стали приподниматься в цепи головы солдат, оценивающих возможный путь движения. Напряглись и советские бойцы. Противник, пока, не знает о том, что их стало больше. Стало быть, нужно это использовать. К сожалению, превосходство это недолгое — на пару минут, не больше. Вот, и нужно это короткое время использовать так, чтобы у оставшихся в живых солдат противника, а такие всегда есть, даже после самой жуткой артподготовки, отбило всякую охоту продолжать бой.

Заработал пулемёт БТРа, то ли рана у первого номера расчёта оказалась несерьёзной, то ли вёл огонь второй номер, но пули старательно взметали пыль бруствера, резали кустарник, косили траву и цветы перед их позициями.

Остатки взвода терпеливо ждали команды. Вот, бронетранспортёр нырнул носом в очередную канаву, и взводный махнул рукой. Звонко хлопнул выстрел бронебойки, тут же последовал второй, и остановившийся БТР выбросил из моторного отсека первую струйку дыма. Поднявшаяся цепь немецких солдат прошла не более метра, когда по ней ударили два пулемёта и несколько винтовок. В одно мгновение большая часть цепи была выкошена плотным огнём. Оставшиеся счастливчики рухнули на землю, выискивая малейшие укрытия. Кому-то повезло и они смогли укрыться в вымоинах и канавах. Кто-то оказался достаточно проворным, чтобы укрыться за бронёй БТРа, хоть тот и пылал весёлым пламенем. Самые хитрые не отошли далеко от прежнего укрытия, такого же старого окопа, как и у Ивана с его бывшим взводом.

С дороги ударили по их позициям два или три пулемёта, немцы стали разворачивать орудия, которые, так вовремя для них, вывернулись из-за поворота, спеша отомстить за гибель своих товарищей. Но тут Ивану и его взводу выпал счастливый случай в виде эскадрильи штурмовиков, решившей навести порядок на этой дороге. Короткая, но яростная, штурмовка дороги пулемётами и пушками, выпущенные на втором заходе "эрэсы", добавившие паники и хаоса на дороге не столько своим действием, сколько жуткими слухами, сопровождавшими это оружие. Вообще-то, лётчики штурмовых полков старались реактивные снаряды выпускать первыми, используя психологический эффект этого, не столь совершенного, оружия, но видимо, в данный момент, они просто не ожидали увидеть перед собой достойные цели.

— Отходим! — скомандовал лейтенант, решив воспользоваться суматохой на дороге.

Действительно, противнику было сейчас не до них. Первыми вскочили бронебойщики, подхватили своё громоздкое ружьё и, прикрываясь кустарником, заспешили вглубь леса. Затем сменяя друг друга, оттянулись туда же стрелки. Добив по лежащей немецкой цепи диск, метнулся от опушки Агафонов. Иван расстрелял остаток ленты по рытвине, в которую, как он помнил, упал немецкий офицер, снял пулемёт с бруствера. Дождавшись, когда из леса заработает ДП Агафонова, прикрывая их, они с лейтенантом рванули в чащу.

Закатные лучи позолотили верхушки деревьев. В глубине леса уже сгущалась самая настоящая темнота. Тянуло из чащи прохладой.

Иван в очередной раз подровнял дёрн на могиле Ольги, встал с колен, отряхнулся.

— Пойдём, Ковалёв, — послышался тихий голос лейтенанта, — её уже не вернёшь.

Иван тайком смахнул некстати навернувшуюся слезу. Он и сам всё это понимал. И, даже, приготовил себе место рядом с ней. Но судьба распорядилась иначе. И он вышел из боя живым. И, стало быть, надо жить дальше. И надо мстить. Он свой счёт еще не закончил.

Ковалёв забросил за спину свою СВТ, окинул взглядом место, старательно запоминая каждую мелочь. Он сюда вернётся, обязательно вернётся. Развернулся и двинулся в лес вслед за лейтенантом.

Подходило время прорыва через шоссе.