Летний шторм

11 сентября 1941 года остров Узедом

— Вернер, а ты вправду барон? — Эльза так забавно сморщила носик, что мужчина улыбнулся.

— Абсолютная правда! — Мужчина прикоснулся к носику губами и нежно дунул своей подруге в лицо. — Могу дать клятву.

— Даже на библии? — Продолжала расспросы девушка.

Вернер чуть не рассмеялся. Это наивное дитя патриархальной баварской глубинки ещё верит в клятвы и почитает библию, как сосредоточие мудрости всех прошедших веков. Ну что же, он с радостью поклянётся, тем более, что это абсолютная правда.

— Где у тебя библия?

Эльза указала на столик, на котором действительно обнаружилась библия. Вернер даже удивился. А девочка, оказывается, набожна. Не пошёл бы вечер насмарку? Хотя, пока он её сюда вёз, она не отказывала в милых шалостях, вроде поглаживания по коленке и выше, вплоть до того места, где нога переходит в очаровательный зад. А перед дверью позволила прижать себя и дать волю рукам, проверяющим — что же там под платьем?

Вернер подошёл к столику, положил руку на библию и, стараясь сохранять абсолютное серьёзное лицо, произнёс:

— Я, Вернер фон Браун, клянусь, что являюсь потомком древнего баронского рода и ношу этот титул по праву.

Вернер скосил глаза в сторону, высматривая, не смеются ли над ним. Но Эльза была абсолютно серьёзна.

— У тебя и замок есть? — Удивляло вопросами это наивное дитя.

— Пока нет! — Фон Браун сел на единственное кресло, оказавшееся в комнате девушки. — Но он непременно будет. Как только я завершу свою работу, у меня будет такой замок, который я пожелаю.

— Твоя работа так важна? — Эльза продолжала расспросы, хотя на её лице читалось, что мужские дела интересуют её постольку, поскольку они смогут обеспечить её запросы и капризы. Как и положено нормальной девушке из провинциальной глуши маленьких городков, где время течёт так неторопливо, что даже кукушки в часах зевают от скуки.

Эльза вдруг взмахнула руками и помчалась на кухню, готовить кофе, которым она и обещала напоить своего гостя в благодарность за то, что господин фон Браун доставил к тётушкину дому бедную приезжую девушку, плохо знающую расположение улочек посёлка Пенемюнде.

Вернер подумал, что неплохо бы улучшить кофе коньяком. Приподнялся и вышел на улицу, где он оставил машину перед живописным палисадником. В палисаднике буйно росли розы, распространяя аромат прошедшего лета. Тетушка Эльзы, которая по утверждению девушки уехала на материк по каким-то делам, была большой любительницей роз, хотя в темноте палисадника угадывались и какие-то другие цветы. Вернер был не великим знатоком всей этой декоративной растительности.

Коньяк мирно дожидался своего часа в перчаточном ящике "Майбаха". Пусть и обещан он был инженерам, удачно просчитавшим изменения в компоновке ракеты. Но они могут подождать до экспериментального пуска переделанной А-4.

Вернер вернулся в дом, где обнаружил сервированный на двоих столик. Кроме кофейных чашек и положенных к ним других приборов, на столе стояли две коньячные рюмки. Вернер довольно улыбнулся. Вскоре показалась Эльза, неся на подносе сахарницу, две розеточки с каким-то вареньем и крохотные бутерброды с маргарином. Торжественно водрузила всё это на стол, гордясь тем, что смогла приготовить гостю угощение.

Кофе, конечно, был эрзацем. Мало напоминал настоящее масло и маргарин на бутербродах. Да и свекольный мармелад, добавленный Эльзой позднее, мало походил на то, что приходилось Вернеру есть на завтрак. Но он отхлёбывал мерзкую жидкость, жевал невкусные бутерброды и расхваливал угощение. Ибо главным угощением стола была хозяйка, которая это прекрасно понимала, так как смущённо опускала глаза каждый раз, когда её гость принимался разглядывать высокую грудь.

Вернер подумал, что в следующий раз нужно прихватить что-нибудь из настоящей еды. Если, конечно, следующий раз будет. Хотя бросаемые на него взгляды ясно говорили — следующая встреча непременно состоится.

А Вернер старательно расхваливал хозяйку, приглашал девушку посетить его скромную обитель в офицерском общежитии, где он сможет отблагодарить её за тёплый приём. Эльза застенчиво кивала, теребила в руках крахмальную салфетку, удивлённо распахивала красивые синие глаза каждый раз, когда Вернер удивлял её очередным откровением.

Господин барон, действительно, играет на скрипке и фортепьяно? Ах, жаль в доме нет никаких музыкальных инструментов. Хотя, у дядюшки когда-то была шарманка. Вот только где она сейчас? Господин барон, наверное, шутит, утверждая, что он ещё и лётчик? Неужели один человек может так много уметь? А сможет ли господин барон покатать её на самолёте? Ах, господин барон так добр!

Вернер чувствовал, что девушка нравится ему всё больше и больше. Такая милая непосредственность так редко встречается в это суматошное время. А знакомые ему женщины, по большей части, просто стервы. А уж такая красота вообще редкость.

Девушка, несомненно, была красавицей. По крайней мере умела ей казаться. И эти такие редкие синие глаза. Именно синие, а не голубые, как он решил поначалу. И трогательная улыбка одними уголками губ. И такие красноречивые руки, умеющие всё сказать до того, как откроется рот.

Вернер чувствовал, что плывёт. И что обязательно и непременно появится в этом доме ещё раз, даже если сегодня всё закончится этим целомудренным чаепитием.

Проснулась на стене кукушка и просигналила девять раз, сообщая о наступлении ночи. Вернер с удивлением посмотрел на свои часы. Как быстро пролетели целых два часа?

— Вернер, ты уходишь? — Заволновалась Эльза.

— Разве я могу покинуть такую очаровательную девушку, не получив главной благодарности. — Вернер изобразил аристократический поклон, встал из-за стола и шагнул к Эльзе. Та приподнялась со своего места, протянула руку и осторожно взяла мужскую ладонь своими пальцами. Вернер притянул девушку к себе, обхватил её талию левой рукой, правую приподнял вверх и бережно сдвинул в сторону белокурые волосы. Первый осторожный поцелуй подсказал ему, что уйдёт он из этого дома утром.

Идиллию прервал настойчивый стук в дверь. Эльза растерянно посмотрела на Вернера, отстранилась от него и, поправляя на ходу причёску, поспешила в коридор.

"Кого там принесло в столь неудобное время?" — Подумал Вернер. Следующую встречу нужно устроить у него в апартаментах, где никому не придёт голову тревожить технического директора проекта в тот момент, когда он столь серьёзно занят. Фон Браун налил себе рюмку коньяка, отпил глоток и пошёл к выходу. Следовало, как можно быстрее, выпроводить непрошенных посетителей.

В коридоре его встретила растерянная Эльза.

— Вернер, там какие-то военные. Они говорят, что им срочно нужен унтерштурмфюрер Браун. Велели передать, что это приказание какого-то Дорнбергера.

Что же там произошло? Фон Браун шагнул к двери, растерянно думая о том, что за ним организовали слежку, раз удалось так быстро его обнаружить. Оставил девушку позади себя и вдруг почувствовал, что его обхватывает неожиданно крепкая рука, прижимая к лицу салфетку, которую Эльза весь вечер вертела в ладонях. Сознание неожиданно поплыло и он отключился.

— Получилось? — Вошедший довольно пожилой военный с погонами гауптманна оценил раскинувшегося в узком коридорчике фон Брауна, слегка повернулся назад и сказал. — Давай помоги!

Из-за его спины вперёд проскользнул молодой человек в форме фельдфебеля, подхватил тело безвольно лежащего технического директора ракетного проекта за ноги, и, дождавшись команды, потащил его в комнату.

— Тяжёлый, зараза! — Заметил фельдфебель, обращаясь к своему товарищу.

— А ты чего хотел? — Отозвался тот. — Сам, ведь, слышал сколько у него талантов. Он и конструктор, и музыкант, и лётчик. И, вообще, замечательный мужчина.

— Хватит болтать! — Оборвала его Эльза, недовольная замечанием, высказанным в её сторону. — Переодевайте его, а я пока шприц приготовлю.

Ворча что-то себе под нос, гауптманн принялся снимать с фон Брауна ботинки и штаны, оставив верхнюю часть тела своему напарнику. Раздев его, они вытащили из объёмистой сумки военную форму, натянули её на всё ещё безвольное тело, надели сапоги, застегнули ремни портупеи и приготовили фуражку. Вскоре появилась Эльза, закатала рукав кителя и быстрым профессиональным движением вколола фон Брауну укол.

— И скоро он проснётся? — Спросил старший военный.

— Минут через пять. — Ответила Эльза.

— А подействует? — Высказал сомнение молодой.

— Инструкция утверждает, что препарат действует в девяти случаях из десяти. — Эльза убрала шприц в небольшую коробку и упаковала её в свою сумочку, та же инструкция требовала не оставлять никаких следов данного препарата, которые могли подсказать механизм его действия противнику.

— А, если не подействует? — Продолжал сомневаться фельдфебель.

— Тогда предложим пойти с нами по-хорошему. — Пресёк его сомнения гауптманн. — А не согласится — ему же хуже. У меня команда уничтожить его, если возможности вывезти не будет.

Молодой удовлетворился такими пояснениями, огляделся по сторонам, обнаружил на столе фляжку с коньяком и с довольным видом сгрёб её рукой. Быстро отвинтил пробку и несколькими резкими движениями полил форму, которую они натянули на фон Брауна. Покачал фляжку в руке, оценивая уровень содержимого, сделал глоток и протянул остаток Эльзе. Та, благодарно кивнув, повторила его действия и передала фляжку пожилому. Вскоре коньяк закончился и опустевшая посудина вернулась на стол. Эльза добавила туда же пустую бутылку из под шнапса, создавая видимость солидной попойки.

А фон Браун стал подавать признаки жизни, показывая, что действие хлороформа завершилось. Насторожился гауптманн, вытащил из кобуры "Люггер", перехватил его таким образом, чтобы удобнее было наносить удар рукояткой. Фельдфебель похлопал пленника по щекам, приводя того в чувство. Пленённый конструктор приоткрыл глаза и попытался сесть, его качнуло к креслу, вблизи которого он лежал, он попытался скомпенсировать это движение и его мотнуло в противоположную сторону. Наконец, он смог выпрямиться и повторил те же действия с головой, мутными глазами оценивая происходящее в комнате.

— Точно пьяный! — Восхитился фельдфебель. — А он болтать не начнёт?

— Не должен. — Успокоила его Эльза. — Говорить под этим препаратом не могут, только пьяное мычание издавать.

— Я тоже могу только мычать. — Развеселился молодой. — После двух бутылок.

— Ты ещё песни петь пытаешься. — Поправил его гауптманн, глянул на часы и добавил. — Хватит болтовни, время подошло. Потащили его к машине. Эльза, проверь чёрный выход.

Девушка быстро вышла на кухню, вскоре выглянула оттуда и кивнула головой. Гауптманн с фельдфебелем приподняли конструктора под руки и повели его через чёрный ход в сторону сада.

Эльза деловито протёрла чашки на столе, фляжку и рюмки, поверхность стола, подлокотники кресла и все другие поверхности, на которых могли остаться чёткие отпечатки пальцев, погасила свет и вышла через главный ход на улицу. Там она уселась на водительское кресло "Майбаха" фон Брауна, завела машину и на небольшой скорости повела её к выезду с улицы. Пропетляв по улочкам посёлка, в котором она оказывается неплохо ориентировалась, Эльза вывела машину на едва обозначенную дорогу и направила её в сторону моря, стараясь придерживаться самых плохих дорог, дающих надежду на невозможность встречи с другими автомобилями.

Скучающему патрулю время патрулирования кажется вечностью. Да и что тут охранять? Ладно, в северной части острова, рядом с полигоном. Но что делать на этом берегу. Солдаты стали кружком, прикрываясь от холодного ветра, прикурили.

— Крюгер, а, может, махнём напрямую. — Спрашивающий показал рукой на основание небольшого мыса, узким клином далеко вдающегося в море. — Кто здесь увидит?

— В самом деле, Крюгер. — Поддержал его второй. — Полтора километра сэкономим.

— Отставить разговоры. — Прервал развитие нежелательной темы старший патруля. — Если узнают, то сразу на фронт отправят. Вы хотите под русскими танками побывать? — Крюгер пытался найти глаза своих подчинённых, но те отвернулись в сторону моря. — Вот и я не хочу!

Крюгер отбросил окурок в плещущуюся неподалёку воду, поправил на плече винтовку и добавил.

— А по поводу того, что никто не увидит. Все местные рыбаки обязаны докладывать обо всём подозрительном. И о том, как мы службу несём тоже. — И, уже начиная движение, бросил за спину. — К тому же, у вас языки за зубами не держатся — обязательно проговоритесь в казарме.

Пристыжённые солдаты повторили движение старшего патруля, избавляясь от докуренных сигарет, и направились вдоль берега моря, высматривая подозрительные объекты на берегу и на водной глади, насколько позволяла темнота сентябрьской ночи.

Они уже удалялись за ближайший изгиб берега, когда из расположённых метрах в тридцати от берега кустов выглянул фельдфебель. Окинул взглядом прилегающее пространство, и скрылся обратно.

— До следующего патруля около двух часов. — Доложил он гауптманну. — Пора давать сигнал, а то не успеем.

— Дай ты патрулю хоть до оконечности мыса дойти. — Охладил его пыл гауптманн. — Если лодка сразу всплывёт, то они смогут её увидеть. Да и Эльзы ещё нет.

— Чего она там копается? — Пробурчал фельдфебель.

— Экий ты быстрый. — Покачал головой старший. — Мы с тобой почти до самого места доехали. А ей пешком топать. Или ты предлагаешь ей на машине технического директора полигона по охраняемому берегу разъезжать?

Фельдфебель промолчал, признавая правоту своего командира.

— Ты машину заминировал? — Решил проверить выполнение своего поручения гауптманн.

— Заминировал. — Отозвался фельдфебель. — И двери, и багажник. И на всех окрестных тропинках подарочки оставил.

— Не многовато ли? — Засомневался гауптманн.

— А чего взрывчатку жалеть? — Удивился такой постановке вопроса фельдфебель. — Не с собой же её тащить?

— А Эльзу ты предупредил?

— Конечно, дал команду двигаться только вдоль прибрежных кустов. — Ответил молодой.

— Сходи, встреть её. — Дал команду гауптманн.

Фельдфебель немедленно отправился в сторону противоположную направлению движения патруля, радуясь возможности размять ноги. Гауптманн проводил его недовольным взглядом. Слишком деятелен и импульсивен. Для агентурной работы не пригоден, только для диверсий. Впрочем, именно в этом качестве его сюда и перебросили. Гауптманн проверил работу фонаря, глянул на часы и передвинулся к кромке кустов. Время вышло. Внимательно оценив положение на берегу, он включил фонарь и, приоткрывая крышку, стал подавать сигналы в сторону моря. Дал три длинных и две коротких вспышки, подождал полминуты и повторил сигнал, поменяв последовательность коротких и длинных сигналов. Следующий промежуток времени между вспышками составлял уже две минуты. Гауптманн повторил последовательность и отложил фонарь в сторону. Вдоль кустарника кто-то двигался, приглядевшись, он обнаружил своего молодого напарника и сопровождавшую его Эльзу. Вскоре они оказались рядом с ним. Гауптманн отправил их на место стоянки, не стоило маячить всей группой в одном месте, да и пленного конструктора следовало проверить. Он уже начал подавать признаки жизни, а ещё одной дозы препарата с ними не было. Как и необходимости в его применении. Если не получится переправить его с острова, фон Браун навсегда останется в этих кустах.

Повторная серия сигналов завершилась успехом, со стороны моря замигал фонарь, повторяя код, переданный с берега. Обменявшись ещё группой вспышек, уже другой длины и последовательности, гауптманн окончательно убедился, что это те, кого они ожидали. Оставалось только периодически мигать лампой с берега, давая направление, и ждать. Вскоре из темени ночи показалось более тёмное пятно лодки. Спустя несколько минут она ткнулась в берег, из неё выскочили два человека, залегли по обеим сторонам, настороженно поводя стволами автоматов.

Тем временем фельдфебель вытолкал из кустов пленённого конструктора, подгоняя его стволом пистолета, заставил добрести до лодки, свалил через борт вниз и принялся старательно пеленать своего пленника прихваченной верёвкой. Вслед за ними в лодке оказалась Эльза. Добежал гауптманн. Моряки столкнули лодку в воду и налегли на вёсла, торопясь отойти дальше от опасного берега. Распластавшиеся на дне пассажиры с сомнением посматривали на резиновые борта своего плавсредства.

— Неужели ничего понадёжнее не нашлось? — Проворчал фельдфебель, окончательно перейдя на русский язык, который был под строжайшим запретом во время нахождения на берегу.

— Не ссы, не утонем. — Отреагировал на его ворчание один из гребцов. — До пяти баллов волнение выдерживает, а сейчас и трёх нет. Если только ты ходить по ней не вздумаешь!

Желания ходить по утлому суденышку не было, и все затихли, вслушиваясь в плеск вёсел. Они отошли от берега на изрядное расстояние, когда в стороне их недавней стоянки раздался взрыв, затем ещё один, спустя некоторое время ещё два.

— Ты гляди, сработало! — Довольный результатами своей работы фельдфебель даже приподнялся над бортом, пытаясь разглядеть, что же именно произошло на берегу.

А матросы сильнее налегли на вёсла, вполголоса поминая матами немцев, которым не сидится в казармах. А на берегу началась стрельба, беспорядочные хлопки винтовок обозначали точное место, где немецкие солдаты наткнулись на мины.

— Кранты нашему Опелю. — Вздохнул фельдфебель. — А какая хорошая машинка была.

— Да успокойся ты, баламут. — Одёрнула его Эльза. — Всё равно, дольше чем до утра, на нём не проездил бы. Скорее всего, по нему нас и нашли.

— Скорее всего, твоего барона хватились. — Возразил ей гауптманн. — Вот и организовали облаву.

А на берегу взлетели в воздух сигнальные ракеты, сообщая участвующим в облаве солдатам, что нужное место найдено. Всё ещё постреливали в кустарнике. Тревожно переглядывались Эльза и гауптманн, сосредоточенно гребли матросы и только фельдфебель расплывался дурацкой улыбкой, демонстрируя свой несерьёзный характер.

Вскоре в воздух поднялись осветительные ракеты, выхватывая из темноты низкий силуэт лодки. Загремели выстрелы, направленные на этот раз по ним, но лодка уже была далеко, да и меткость ночной стрельбы оставляла желать лучшего. Но, если солдаты на берегу притащат пулемёт, то лодке и её пассажирам может не поздоровится.

Первая пристрелочная очередь всплеснула воду далеко позади, когда перед носом их ненадёжного судёнышка показался железный борт подводной лодки. Мгновенно руки дежурных матросов ухватили лодку, затащили её на палубу подводной лодки. Те же руки выхватили пассажиров и потащили их в сторону рубки, оставляя возможность лишь переставлять ноги. Вскоре люди были спущены вглубь подводного корабля, проведены по узким коридорам и оставлены в единственном месте, где они никому не помешают — крохотной каюте капитана подводной лодки.

А лодка уже опускалась в глубину, торопясь исчезнуть с этого места до того, как в данную точку побережья пожалуют корабли Кригсмарине.

— А, ведь, это в том месте, где вы предлагали путь сократить! — Поражённый Крюгер даже забыл прикурить сигарету и так и держал спичку, пока она не догорела до самых пальцев. Чертыхаясь, он отбросил её в сторону и убрал сигареты в карман шинели.

Последовали его примеру и солдаты подчинённого ему патруля. Набожный Липке, происходящий из семьи протестантского пастора, мелко крестился и тихо шептал какую-то молитву. Обычно злословящий по этому поводу, Штюрмер сейчас промолчал. Все прислушивались к гремящим взрывам и начавшейся перестрелке, осознавая, что война добралась и до их тихого уголка, где они надеялись отсидеться от непосредственного участия в ней.

— Не миновать нам теперь фронта. — Прервал молчание Штюрмер.

— Да мы в чём виноваты? — Возмутился Липке.

— Кто-то виноватым должен быть. — Пояснил ему Штюрмер. — Мы самые подходящие кандидаты. А в штабе найдут в чём нас обвинить.

— Может, присоединимся к облаве? — Предложил Липке, панически боявшийся фронта. — Сделаем вид, что обнаружили диверсантов первыми.

— И получим гарантированную пулю. — Отрезвил его Крюгер. — Ты думаешь, что там будут разбираться, кто именно к ним пожаловал. Вначале пристрелят, а потом будут проверять — того ли пристрелили.

Подчинённые Крюгера промолчали, признавая его право давать команды в столь сложной обстановке. Пусть не получил он даже звания ефрейтора, оставаясь всего лишь обершутце, но был единственным человеком из их роты, побывавшим на настоящей войне во время французской кампании. Остальные, даже офицеры, не имели никакого боевого опыта, не считать же таким опыт периодически проводящихся учений.

— Занимаем оборону и ждём, когда рассветёт, или когда смена пожалует. — Дал команду Крюгер и отправился устраивать себе позицию у подножия ближайшей сосны.

Липке и Штюрмер обустроились немного в стороне, образовав круговую оборону. Крюгер одобрительно хмыкнул, всё-таки польза от учений есть, с помощью зажжённой спички рассмотрел время на своих часах, и приготовился ждать.

А на месте диверсии продолжали стрелять, подтверждая правильность отданной Крюгером команды. Взлетали сигнальные и осветительные ракеты, заработал в сторону моря по какому-то объекту пулемёт. Цепочка трассирующих пуль уходила в темноту ночи, не давая возможности понять — поражена цель или нет? Пулемётчики стреляли долго, потратили не менее двух лент, но наконец-таки умолкли и они.

К стрельбе, крикам, тарахтению двигателей мотоциклов и автомобилей постепенно добавился низкий гул, который всё больше нарастал, заставляя поднимать голову и всматриваться в ночное небо. Уже не оставалось сомнений, что гул этот принадлежит самолётам, а, вспыхнувшие в стороне ближайшей позиции зенитных пушек, лучи прожекторов однозначно это подтверждали.

Захлопали зенитки, пытаясь достать невидимого врага, заполошно заметались по небу прожектора, выискивая бомбардировщики противника.

Те не долго ждали с ответом, и вот в воздухе повисли первые "люстры", которые постепенно опускались, освещая всё большую территорию. Раздались первые взрывы, сброшенные с самолётов бомбы достигли поверхности. Прошло несколько секунд после первых взрывов и появилось громадное огненное зарево на месте полигона, с которого солдатам неоднократно приходилось наблюдать старты ракет, уходящих в сторону открытого моря. Крюгер озадаченно почесал в затылке, ему несколько раз приходилось охранять данный объект, до того как он был переведён на патрулирование побережья, и он был твёрдо уверен, что взрываться с таким количеством пламени там просто нечему. Точно такие же вспышки возникли на месте их военного городка, на аэродроме и в стороне других военных объектов, где что-то взрывоопасное могло быть. Но когда громадные облака пламени пошли вспухать по всей прилегающей территории острова, ему стало страшно. Страшно, что далёкая, как казалось, опасность может добраться и до него. Крюгер вжался в небольшую ямку у основания дерева, обхватил голову руками, жалея, что им по роду службы не приходилось носить каски, и стал шептать полузабытые с далёкого детства слова молитвы. Сейчас ему не казалось смешным обращать просьбу сохранить жизнь к богу, в существование которого он не верил с тех самых пор, как умерла мать, оставив троих детей на попечении вечно занятого отца, да появившейся вскоре злой мачехи.

А потом пришёл звук! И было это жутко! Будто тяжёлой кувалдой ударили по голове, острая боль возникла в ушах, из которых через пальцы запоздало прижатых ладоней текла кровь. Под соседним деревом беззвучно кричал Липке, широко распахивая рот то ли от страха, то ли от нестерпимой боли. Катался по земле Штюрмер, стуча сапогами по корням сосен, служивших им ненадёжным убежищем. И происходило всё это в зыбком свете огненного зарева, покрывавшего ближайшие окрестности. Пришёл ещё один сгусток сжатого воздуха, возникла очередная вспышка боли и Крюгер потерял сознание.

— Эльза, подъём. Клиент проснулся. — Гауптманн потряс девушку за плечо, та приоткрыла глаза и попыталась понять, где же она находится. Спустя несколько секунд к ней пришло понимание, она поправила выбившийся из прически локон и обратила внимание на приходящего в себя фон Брауна. Барона без всякого почтения к его особе бросили на полу рядом с узкой кроватью, на которой примостилась девушка. Гауптманн, как оказалось, всё это время сторожил их сон, а неугомонный фельдфебель при первой же возможности умчался изучать подводную лодку, на которой он, по его словам, ещё ни разу не был.

— Что с ним сейчас делать? — Гауптманн похлопал немца по щекам, окончательно приводя его в сознание.

— Ничего. — Эльза поправила платье, вернула прежний вид причёске, извлечённым из кармана платочком подвела глаза. — По инструкции у него сейчас голова болеть должна, но в пределах допустимого. При изучении данного препарата больших осложнений не возникало.

— А если он какой-то особенный, и на него снадобье по-другому подействует? — Гауптманн провел рукой перед лицом фон Брауна, проверяя наличие реакции.

— Нашей вины в этом не будет. — Эльза завершила прихорашивание. — Маскировка эта хоть пригодилась?

— Ещё как пригодилась. — Гауптманн покачал головой. — На двух постах останавливали. Но везде запах коньяка учуяли, на наши пьяные рожи полюбовались и в покое оставили.

Топоча сапогами по полу отсека, примчался фельдфебель, в возбуждении размахивая руками, выдал с порога.

— Там такое происходило!

— Да успокойся ты, толком расскажи. — Одёрнул его гауптманн. — Далеко от острова отошли?

— Конечно, далеко. Четыре часа уже прошло. — Отозвался фельдфебель, почесал в затылке и добавил. — Только нет больше острова…

— Как это нет? — Не поверил гауптманн.

— Да, остров-то на месте, неправильно я выразился. — Поправился фельдфебель. — На острове теперь ничего нет.

— Да что там произошло? — Не выдержала Эльза.

— Моряки говорят, что после нашего отхода остров бомбардировщики обработали, какими-то новыми бомбами. А после их применения ничего целого не остаётся. Недавно такими бомбами укрепрайоны в Пруссии обрабатывали, так там ничего целого не осталось. — Фельдфебель постарался объяснить то, что он и сам не особо хорошо представлял, уверовав в особую силу новых боеприпасов со слов других.

— Выходит, что мы барону жизнь спасли? — Сделала неожиданный вывод Эльза.

— Надеюсь, он стоил того? — Гауптманн досадливо дёрнул головой. — Такая легенда насмарку пошла. Я в неё четыре года вживался, сколько трудов потратил. А всё прахом пошло ради того, чтобы его особу в Советский Союз вытащить.

— Чем он хоть занимался? — проявил интерес фельдфебель, подключенный к проведению операции в самый последний момент, когда попал в автомобильную аварию третий член их группы.

— Оружие изобретал. — Ответила ему Эльза.

— Ясно, что не тёплые сортиры совершенствовал. — Хихикнул неунывающий фельдфебель. — А какое хоть?

— А это ты в Москве спроси. — Охладил его пыл гауптманн. — Пусть перед тобой отчитаются.

— Да ну вас! — Обиделся фельдфебель. — Давайте хоть познакомимся. А то три дня только господин гауптманн, да госпожа Эльза. Я, вот, Сашка Клюев.

— Меня Константином зовут. — После непродолжительного раздумья ответил гауптманн.

— А я Эльза. — Дополнила его ответ девушка.

— А настоящее имя? — Переспросил Клюев.

— Это и есть настоящее. — Девушка посмотрела на фельдфебеля насмешливым взглядом. — Немка я.

— А по-русски так чисто говоришь? — Продолжил удивляться фельдфебель.

— Так, ведь, и ты по-немецки с прусским акцентом лопочешь. — Ответила ему Эльза.

— Это, я в детстве с сыновьями одного немецкого коммуниста дружил, вот они и научили.

— А я в Саратове выросла. — Эльза приоткрыла тайну своего знания русского языка. — Трудно было не научиться умению говорить по-русски.

— Хватит откровенничать без приказа. — Одёрнул их гауптманн Костя.

— Так свои же все? — Удивился такой строгости фельдфебель Сашка.

— Своими станем, когда вновь в одной группе окажемся. — Пояснил непонятливому фельдфебелю Константин. — Да кто тебя, такого болтуна, в разведку определил?

— За умение болтать и определили. — В очередной раз обиделся Сашка. — Небось на дороге, когда нас патрули останавливали, моя болтовня лишней не была?

В ответ на эту тираду гауптманн промолчал — возразить было нечего. Действительно, умение Сашки молоть языком сильно облегчило им проезд по острову к месту эвакуации. Неугомонный шофёр своими слегка "пьяными" рассказами отвлекал внимание патрулей, облегчая гауптманну задачу по сокрытию лица, переодетого в форму армейского обер-лейтенанта, пленного ракетчика.

А позабытый за разговорами фон Браун ошеломлённо разглядывал окружавших его людей. С национальной принадлежностью своих пленителей он определился быстро, без особого труда распознав славянские, а следовательно русские, корни. Да и никто другой, кроме, разве что, англичан, не мог организовать эту операцию по его похищению. К тому же, русские давно проявляли интерес к ракетной теме, предлагая работать на них одному из учителей фон Брауна Генриху Оберту ещё в начале тридцатых годов. Оберт тогда отказался, а вот что делать ему, Вернеру фон Брауну? Однозначно отказаться? И получить пулю в лоб, расписавшись в своей бесполезности для похитителей. Но пристрелить его можно было ещё на острове, не тратя усилий на доставку на подводную лодку. А ничем другим то транспортное средство, на котором он в данный момент находился, быть не могло. То, что это морское судно, однозначно. Но качки нет, а значит они под водой. Да и вряд ли германский флот позволил бы надводному кораблю противника путешествовать по западной Балтике, которую он полностью контролировал. А раз русские решились на столь масштабную, и не менее затратную, операцию, значит он им нужен. Бесполезного человека через всю Балтику тащить не будут. Тогда можно успокоиться и ждать того человека, который будет иметь право решать его судьбу. Фон Браун прикрыл глаза, и постарался перебороть терзавшую его головную боль.

— А барон-то наш спокоен! — Эльза отвлекла своих товарищей от бесполезного спора.

— А чего ему бояться? — Гауптманн Костя оглядел пленника, оценивая степень его спокойствия. — Если до сих пор не прикончили, да ещё сюда притащили, значит убивать не намерены.

— Господин барон, надеюсь вы осознаёте в какую ситуацию попали? — Эльза перешла на немецкий.

— Спасибо фройляйн. — Отозвался фон Браун. — Я прекрасно понимаю где, и у кого я нахожусь. Понимаю и то, зачем я вам понадобился. — Ракетчик сделал паузу, перешёл в сидячее положение, поёрзал головой по стене, устраивая ту поудобнее, и добавил. — Но не думаю, что серьёзный разговор о моей будущей деятельности, мне придётся вести с диверсантами, которые меня захватили.

— Каков наглец! — Гауптманн восхитился поведением пленника. — Теперь понимаю, почему меня сорвали с выполнения основного задания.

Эльза окинула ракетчика оценивающим взглядом. Что-то подсказывало ей, что работать с этим спесивым представителем немецкого дворянства ей ещё придётся, и не один раз.