Летний шторм

30 августа 1941 года Севернее Кракова

— Что там? — Спросил генерал Катуков, отрываясь от стереотрубы.

— Сейчас начнут. — Отозвался начальник артиллерии армии, демонстративно зажимая пальцами уши.

Предупреждение оказалось не лишним. Мгновенно сверкнуло в окружающей темноте, взметнулись огненные столбы снарядов Катюш, расположившихся неподалёку, докатились оглушительные удары гаубиц большого калибра. Засверкало, загудело всё стреляющее оружие предстоящего фронта, возвещая о начале БОЛЬШОГО наступления, которого так ждали все части, сосредоточенные около старой польской столицы.

Генерал Катуков посмотрел на часы, отмечая время начала артподготовки, повернулся к командиру второго танкового корпуса полковнику Петрову.

— Ну, что, Иван, готовы твои орлы к наступлению?

— Конечно, готовы! — Отозвался полковник, перекрикивая гул артиллерии. — Почитай, три месяца этого наступления ждали.

Генерал только согласно кивнул головой. Действительно, три месяца ждали, пока в Кремле решатся на операцию такого масштаба, с использованием всей танковой армии. Не считать же таковой бросок к Лодзи месячной давности, в котором пришлось участвовать танковому корпусу его армии. Операцию тогда быстро свернули, хотя успех был налицо. Без особых проблем пробили фронт, легко ввели в прорыв танковый корпус, поддержанный двумя механизированными корпусами, не принадлежащими его армии. Легко продвинулись вперёд, беря город в клещи. Вышли на оперативный простор. И… получили приказ об отходе на вторые рубежи. А затем на третьи.

А потом, вообще, отход к самому Люблину, очередная переформировка и долгое ожидание, прерываемое только бросками к линии фронта отдельных бригад, задачей которых было ликвидировать очередной прорыв немецких дивизий.

Ждали, когда немцы выдохнутся. Кажется, дождались. В последние две недели батальоны Вермахта тупо бодали линии обороны советских армий, пытаясь оправдаться перед вышестоящими штабами, требовавшими стремительного выхода к Минску, Киеву, Каунасу и другим целям, намеченным в первоначальном плане войны.

Не получалось. По всей линии фронта наступило шаткое равновесие, выражавшееся в том, что советские и немецкие дивизии проводили в несколько раз больше, чем обычно, разведок боем, но так и не решались перейти в наступление, хотя бы, одной дивизией.

И те, и другие чего-то ждали.

Наконец-таки, наверху решили, что время пришло, и перебросили ближе к линии фронта корпуса армии, старательно ожидавшей этого часа в глубине обороны. Опять поменяли предполагаемое направление удара, передислоцировав армию из-под Люблина к Кракову, героически державшемуся более двух месяцев, несмотря на все усилия генералов Вермахта. Командование Центрального фронта решило, что город можно, и нужно удержать. Что и сделало, приковав к развалинам улиц несколько немецких дивизий, которые можно было с успехом применить в других местах.

Генерал Рокоссовский, в очередной раз, доказал, что не зря его назначили командовать фронтом. Большими, чем у него успехами мог похвастаться только Конев, но у Юго-Западного фронта в Румынии противник был попроще, а остающиеся в Югославии немецкие и итальянские войска к активным действиям не стремились, ожидая, чем закончатся бои в Польше.

Хотя, Конев уже десять дней сосед их фронта не с юга, а с севера. Больше недели Иван Степанович шерстил штабы Западного фронта, приводя те в чувство после покушения на Жукова, которому удалось уцелеть, хотя, ещё очень нескоро тот сумеет вернуться к своим обязанностям. А вот Ерёменко поплатился своей жизнью за недооценку противника. А может это не ошибка бывшего командующего фронтом, а его подчинённых. Но в любом случая вина генерал-лейтенанта Ерёменко, несомненно, присутствовала.

А вот, будь Жуков в этот момент на Центральном фронте, смог бы и уцелеть. В штабе Рокоссовского таких промахов не допускали.

Генерал Катуков повернулся и отправился в блиндаж. Стоило пожалеть свои уши. Он уже составил общее представление о мощи артподготовки, и торчать наверху почти два часа было несусветной глупостью.

Даже сквозь толщу земли и несколько накатов блиндажа долетали удары гаубиц особой мощности, составлявших резерв Ставки Главнокомандования. Командование желало прорвать фронт наверняка, не жалея снарядов для обработки позиций противника. Возникала уверенность, что после того огненного ада, что там творится сейчас, ничего живого в немецких окопах не останется. По крайней мере на первых двух полосах обороны, которые были достаточно изучены авиационной и наземной разведкой. А вот, что дальше? Опорные пункты в глубине немецкой обороны были известны намного хуже. И там противник имеет все шансы уцелеть.

Радует, что прорывать фронт не его бригадам тридцатьчетвёрок, и даже не приданным его армии полкам КВ-85, которые решено поберечь для боёв в глубине обороны противника. А кое-чему более старому. Впереди боевых порядков его частей сосредоточены батальоны двух особых тяжелых танковых бригад, на вооружении которых более сорока Т-35, почти всё, что осталось на ходу к данному времени, и более сотни трёхбашенных Т-28.

Пятибашенные гиганты Т-35, гордость танковых войск РККА недавнего времени, старательно прятали где-то на Украине, решившись применить их только в последний момент. Т-28 использовали в боях в Румынии и Болгарии, где они очень даже неплохо проявили себя в столкновениях со слабой артиллерией румынской армии, но не могли противостоять на равных противотанковым пушкам армии германской.

И тот и другой танк, по опыту боёв, экранировали дополнительной броней, что окончательно ухудшило, и так не очень хорошие, ходовые качества старых машин. И если для стремительных бросков по тылам противника они уже были непригодны, то для прорыва обороны их ещё можно было применять.

Что и решено было сделать.

Навесили на часть из них танковые тралы для прохождения через минные поля, установили на главной башне крупнокалиберные пулемёты для усиления огневой мощи, правда не на всех машинах. Придали для усиления два самоходных полка СУ-152, признавая, что стандартная короткоствольная 76-мм танковая пушка КТ-28 окончательно устарела не только для борьбы с современной бронетехникой, но и для стрельбы по укреплениям нового типа. Самоходки должны были поражать уцелевшие доты и дзоты, оставив "старичкам" честь расправляться с пехотой. Для этой цели их многочисленные пулемёты и 45-миллимитровые орудия дополнительных пушечных башен Т-35 вполне подходили.

— Как ты думаешь, Иван, сумеют тридцать пятые с двадцать восьмыми фронт пробить? — Обратился генерал к полковнику Петрову.

— Должны бы. — Ответил тот. — Здесь ведь не Финляндия с её линией Маннергейма. Немцы, конечно, на этом месте два месяца стоят, но не к обороне готовились, а к наступлению.

— Понесут ребятки потери! — Вздохнул Катуков.

— А куда деться? — Отозвался подполковник Титков, командир танкового полка КВ, переданного недавно в распоряжение второго танкового корпуса. — Иначе горели бы мы!

— Ну вас ещё поджечь надо суметь. — Отозвался полковник Петров. — У них со всеми экранами даже лобовая броня всё равно не больше пятидесяти-шестидесяти миллиметров, а у тебя лоб почти сто и по бортам семьдесят.

Новые КВ-85, добравшиеся до фронта ещё два месяца назад, отличались от своего предшественника довольно сильно. Прежним оставался только корпус, да и в том лобовые листы брони потолстели, достигая предложенных, ещё после окончания Финской, десяти сантиметров. Поменяли трансмиссию, переделали кое-что в двигателе, превращая танк из испытательного груза для тягачей в полноценную боевую машину. Разобрались и с вооружением, заменив слабую для тяжелого танка 76-миллимитровую пушку Л-11 на орудие калибра 85 миллиметров. Пришлось для этого полностью переделать как башню, так и зенитку соответствующего калибра, из которой и изготавливали новую танковую пушку. Так как одним из главных требований Ставки было сохранить экипаж из пяти человек.

Новая машина представляла собой столь грозного противника, что после первого знакомства с испытательными ещё вариантами командование Вермахта издало очередной приказ о запрете своим панцерам вступать в открытые поединки с новоявленным русским танком. Но недавно в танковые корпуса фронтов западного и прибалтийского направления стали поступать, изготовленные на уральских заводах, новые Т-34 с пушкой такого же калибра. Так, что придётся искать для тяжёлого танка новое орудие. Хотя чего искать? В составе полка подполковника Титкова есть пять экспериментальных танков, вооружённых 107-миллимитровым орудием. И командует этой ротой герой Советского Союза капитан Колобанов, умудрившийся два с половиной месяца назад подбить в одном бою двадцать два танка противника. Надо признать, что ему повезло, так как рядом оказался корреспондент "Красной звезды". Фотографии расстрелянной немецкой колонны вызвали такой ажиотаж в стране, что обеспечили опальному, провинившемуся на Финской, старшему лейтенанту не только следующее звание, но и медаль героя Советского Союза.

— Я о том речь веду, что экипажи на этих танках кадровые, довоенные ещё. — Продолжил свою мысль командующий Первой танковой армией. — А у нас треть состава из новичков. Нам бы эти ребята очень пригодились. А их на устаревшей технике в бой бросают. Погорят не за грош!

— Может и лучше, что экипажи там опытные. — Ответил ему командир Второго танкового корпуса. — Меньше погибнет в атаке.

— Ты полигонный опыт с боевым не путай! — Катуков прислушался к неутихающей канонаде. — Это твои бойцы три месяца из боёв не вылезали. А эти в настоящем сражении не были, за редким исключением. — Генерал положил на стол свою фуражку, вытер выступивший от духоты блиндажа пот. — Кстати, Иван. А сколько твои парни вражеской техники подбили за эти месяцы?

— Точно не считали, Михаил Ефимович. — Полковник Петров потёр в задумчивости лоб. — Но не меньше, чем пять сотен. А может и больше…

— А кто у тебя самый лучший? — Упорствовал Катуков.

— Конечно шестнадцатая бригада! — Командир Второго танкового корпуса даже удивился предложенному вопросу.

— А кто же ещё? — Подключился к нему подполковник Титков, служивший в данной бригаде одним из командиров батальонов до начала войны.

— Ой, Иван, свою родную часть хвалишь! — Улыбнулся Катуков.

— Да как можно, товарищ генерал. — Возмутился полковник. — Они ещё в первые недели войны почти три сотни немецких панцеров подбили. Да и потом! Кого чаще всего в бой бросали? Шестнадцатую бригаду! Кто любимой палочкой-выручалочкой у штаба фронта был? Опять шестнадцатая бригада! Каких ещё доказательств надо?

— Ну ладно, Иван Михайлович, убедил. — Подвёл итог разговора командующий первой танковой армией. — Тебе же от этого хуже, но отказываться от своих слов уже поздно.

— А в чём дело? — Насторожился полковник Петров.

— Есть у меня, товарищ полковник, одно очень важное задание. — Перешёл на официальный тон генерал Катуков. — Нужно принять группу иностранных журналистов. И обеспечить их всей необходимой информацией.

— Это каких же? — Удивился полковник. — Со всей Европой воюем. Англичан отшили. Кто там остался?

— Ты удивишься, но прислали их аж из Америки. — Генерал покачал головой. — Не знаю зачем они сюда прибыли. И подозреваю, что большая часть из них обычные шпионы. Но из Москвы передали приказ обеспечить им самые благоприятные условия. И показать ВСЁ!

— Как всё? — Продолжал удивляться полковник. — У меня же в корпусе новейшая техника?

— Я сказал то же самое. — Опять вздохнул генерал. — Но мне подтвердили этот приказ два раза. Причём, и про новейшую технику сказали, что можно демонстрировать, не сомневаться.

— Выходит, товарищ генерал, что-то новое на подходе есть? — Подключился к разговору подполковник Титков. — Раз, разрешают показать то, что в боях уже побывало?

— Хотелось бы верить. — Отозвался Катуков. — Нам, пока, ничего не сообщали.

— Получается, что нам нужно удивить потенциальных союзников. — Полковник Петров опять потёр лоб. — Или вразумить будущих врагов.

— Не знаю, Иван. — Генерал Катуков решительно натянул снятую фуражку. — Но встречать их тебе. Так, что готовься.

— А мне, товарищ генерал, свои коробочки показывать или нет? — Спросил подполковник Титков, прикидывая, как отреагируют на это сообщение командиры его штаба.

— Ну, ты, подполковник, тоже к нам относишься, — усмехнулся генерал, — следовательно, этот приказ и тебя касается.

— А сколько, хоть, их приехало? — Командир Второго танкового корпуса достал свой блокнот, собираясь определится с очередным указанием начальства.

— Человек сорок на весь фронт. — Генерал Катуков встал из-за стола. — К тебе назначено две группы по три человека. Учти, что, по крайней мере, двое из них военные разведчики.

— Стрелять мне их что ли? — Сплюнул полковник Петров.

— Зачем? — Отозвался генерал. — Сказали тебе всё показывать, вот и покажи во всей красе! Или твои орлы этого не стоят?

Генерал Катуков повернулся и пошёл к выходу из блиндажа.

Маргарет проснулась от жуткого гула, доносящегося снаружи. Подкинулась на жёсткой, неудобной кровати, на которой побрезговала бы спать ещё её бабушка. Но выбора не было. В этой части Польши, захваченной большевиками ещё два месяца назад, понятия об удобствах сильно отличались от её родного Нью-Йорка. Здесь считали, что крыши над головой и жёсткого матраса на кровати вполне достаточно для неприхотливого счастья. В отличие от Маргарет, которая старательно копила обиды, рассчитывая, со временем, поквитаться с этим старым козлом мистером Уитвортом.

Маргарет села на кровати, понимая, что снова уснуть в том жутком грохоте, что доносился из-за стен жалкой хибары, обзываемой местными поляками домом, просто невозможно. Посмотрела на часы. Радовало хотя бы то, что в любом случае вставать пришлось бы минут через сорок. Вспоминая расположение комнат, которые ей так старательно показывала радушная хозяйка, Маргарет проследовала в коридор, где из стоящей в углу бочки бросила несколько горстей воды в разгорячённое внезапным пробуждением лицо. Вернулась обратно, сбросила хозяйскую ночную рубашку, нашла свою одежду и начала торопливо одеваться.

К великому удивлению Маргарет, во дворе дома, в котором ей пришлось, с такими неудобствами, ночевать, ожидал её появления помощник фотографа Айвен. Старательно вслушивался в гул недалёкой канонады, фиксируя в своей записной книжке только ему понятные замечания. Оглянулся на её появление, как всегда улыбнулся, изобразил поклон головой. Опять отвернулся, всей душой отдаваясь своим непонятным занятиям.

Маргарет дёрнула носиком. Проклятый солдафон! Везде они одинаковые. Сколько она ни пыталась приручить его за эти долгие дни перелёта от родной редакции до этой, забытой богом, польской деревни, тот всегда дальше этого поклона не продвигался.

Или она не стоит большего?

То ли дело этот большевистский офицер, который отреагировал на её чары сразу, как только она вышла из самолета, доставившего их в Москву. Такая реакция стоила получаса прихорашивая, на которые этот солдафон отреагировал глупой усмешкой.

Хотя, внешность у, навязанного им, второго фотографа выше всяких похвал. Маргарет тайком вздохнула. Попадись ей такой на одной из авеню Нью-Йорка, побежала бы вслед, как собачонка, ожидая хозяйского взгляда, в качестве величайшей благодарности.

Но здесь всё по-другому! Здесь она главная! Чего бы не вообразил себе этот самец!

Самое обидное, что он ничего себе не воображал. Больше недели улыбался, кланялся, готовил аппаратуру, делал только ему нужные снимки, изображал дурацкие поклоны. И немедленно отворачивался от её взгляда, стоило только в ближайших окрестностях появиться очередной дребезжащей железяке.

Вот и сейчас, этот "мерзавец" торопливо заносил в свою записную книжку параметры и предположительные координаты большевистских батарей. Что-то шептал про себя, кивал головой, иногда смеялся, только ему понятным выводам.

Маргарет фыркнула, повела своим полным бедром, затянутым в ткань камуфляжной расцветки, за которую мистер Уитворт отвалил не одну сотню долларов. Неизвестно кто передал ему эту информацию об униформе большевистских бойцов Осназа. Неизвестно какими путями ему удалось достать эту ткань в количестве достаточном для пошива её костюма. Но это того стоило.

Поначалу Маргарет восприняла пятнистые штаны с курткой в штыки, не желая "быть похожей на Африканскую гиену".

Но главный редактор, пыхнул своей неизменной сигарой, осмотрел взглядом её фигуру, затянутую в самое лучшее платье, которое Маргарет смогла найти в своём гардеробе, покачал головой.

— Пегги, детка. — Отложил он в сторону свою сигару, что делал довольно редко, обозначая степень серьёзности разговора. — Ты, несомненно, самая большая стерва в моей газете. И умеешь дурить мозги мужикам своей аппетитной задницей. Но там, куда ты поедешь, совсем другие парни. Это не хлыщи с пятой авеню, а военные. У них другие представления о красоте.

Маргарет обиженно надула губы. Что именно нравится мужчинам, она знала не так уж и плохо. И не нуждалась в советах старого ловеласа. Тем более настали другие времена. Это во времена молодости мистера Уитворта женщине достаточно было натянуть штаны, чтобы стать центром внимания. Сейчас всё по-другому. Брюками никого не удивишь. Скорее изголодавшиеся по дамскому обществу офицеры обратят внимание на красивое платье, от которого они отвыкли, чем на штаны, даже такого удивительного цвета.

— Пегги, девочка моя. — Главный редактор отступать не собирался. — Это ведь не просто брюки. Это часть униформы специальных войск большевиков. Интервью о которых мне нужно позарез. И мне кажется, что если ты будешь выглядеть как они, то их легче будет разговорить.

Оставалось надеяться, что "старая акула бизнеса", как позиционировал себя мистер Уитворт, не зря потратил деньги.

Не прогадал. Ибо все объекты мужеска пола, оказавшиеся вблизи Маргарет не могли взгляд оторвать от её ног. Хотя в группе корреспондентов было ещё четыре женщины, настоящей звездой этого соцветия была она.

И ей даже позволили взять интервью у нескольких бойцов Осназа. Правда, те оказались довольно косноязычными, и красочные описания их подвигов ей пришлось придумывать самой. Зато фотографии получились просто великолепными. Мистер Уитворт капал слюной в телефонную трубку и требовал материала о встречах с лётчиками, танкистами, артиллеристами, ещё какими-то непонятными военными. Тираж газеты стремительно летел вверх, а у Маргарет впервые появилась реальная возможность опередить по популярности эту белобрысую сучку Сьюзанн, которая постоянно перебегала ей дорогу при делёжке важных заданий.

Маргарет даже простила мистеру Уитворту то, что вместо обещанной поездки на Гавайи, её отправили в далёкую Россию. Тем более, что тот репортаж об американском тихоокеанском флоте достался этой твари Сьюзанн, которая его непременно испортит. Ведь работа журналистки предполагает не только готовность спать со всеми боссами, но и наличие мозгов в голове, которых у Сьюзанн никогда не было.

Но пора было определяться с сегодняшним интервью. Ей обещали встречу с танкистами какой-то особенной части. Что в них особенного, она так и не поняла. Оставалось надеяться, что второй фотограф Айвен, которой в военном деле разбирался намного лучше, чем в своих журналистских обязанностях, объяснит ей потом их необычность.

Маргарет начала прихорашиваться, используя для этого маленькое зеркальце, занимающее в её сумке почётное место рядом с блокнотом и ручкой.

Показался во дворе, отчаянно зевая, Тедди. Окинул взглядом окрестности, поднимающееся на востоке Солнце, побежал за своей аппаратурой.

Был Тедди МакКормик нескладен, долговяз, сутул, конопат и безнадёжно влюблён в неё с первого дня появления в газете. Но имел золотые руки и великолепно разбирался во всём, что касалось фотографии. Никто лучше него не мог так поймать свет, что Маргарет всегда получалась настоящей красавицей, при этом не слишком затеняя других людей, присутствующих на фото.

Маргарет оглянулась. Где же их русский куратор, исполняющий одновременно обязанности переводчика.

Но вот появился и он, окинул взглядом её, не случайно подставленные под этот взгляд, бёдра, втянул воздух, что-то там прошептал по-русски и устремился к ней.

Канонада поменяла тональность. Айвен прислушался. Ну конечно, перестали работать большие калибры, а это значит, что русские войска скоро пойдут в атаку. Впрочем, им брать интервью в частях второго эшелона, которые отправятся вперёд ещё не скоро. Вначале войска первого эшелона должны пробить немецкий фронт. Хотя, сомнений в том, что они это сделают уже не оставалось. Полтора часа такой огневой обработки должны там оставить только перепаханную железом землю. А ведь русские батареи свою работу ещё не закончили. Наверняка, солдаты пойдут под прикрытием "огневого вала", о котором им сообщали английские коллеги. Посмотреть бы, как большевики его реализуют на практике. Но к передовой их не допускают, вполне резонно объясняя это беспокойством за их жизни.

Небо окончательно просветлело, показалось над горизонтом Солнце. Стали полностью видны гудящие над головой, с далёкого времени начала артподготовки, русские бомбардировщики. Они волнами проходили на запад, вываливали там свой смертоносный груз и спешили обратно за новой порцией бомбовых подарков противнику. Летели к линии фронта и возвращались обратно в относительном порядке. Что происходило непосредственно над линией немецких окопов, отсюда видно не было. Но видимых потерь в строю не находилось. Да и истребители сопровождения по-прежнему кружили карусель вокруг своих подопечных.

Айвен проводил взглядом очередную группу самолётов. Насколько он знал порядки построения большевистской авиации, и эти вернулись без потерь. Что, в очередной раз, подтверждало — русская авиация сумела завоевать превосходство в воздухе, по крайней мере, на Центральном фронте. Понятно, что советское руководство отправило иностранных соглядатаев на тот участок своего продолжительного фронта, где дела у него идут наилучшим образом.

Но насколько наилучшим?

Пока вопросов больше чем ответов.

Показался фотограф Тедди, побежал готовить аппаратуру. Айвен поправил свой фотоаппарат, с которым он не расставался с первого дня назначения на эту должность. Нужно признать, что эта командировка не вызывала у него бурных восторгов. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы опознать в нём военного. Выправку он скрывать так и не научился, как ни старался. Да и как её скрыть, если дед с отцом готовили из него военного с самого рождения. У него даже в игрушках были только оловянные солдатики, да их пушки. Русские офицеры непременно выделяли Айвена из группы корреспондентов и отдавали ему честь, признавая своего собрата, которому пришлось влезть в гражданскую шкуру.

А ведь он предупреждал. Но отец настоял, заявляя, что ему на русском фронте "нужны свои глаза и уши". А журналистам он "не верит ни на грош". "Их хлебом не корми, дай наврать в три короба". Айвен улыбнулся. Отец так старательно и забавно, к месту и не к месту, употреблял все эти русские выражения. Язык он так и не выучил, но старательно зазубривал пословицы и поговорки, утверждая, что ничто так не характеризует народ, как его выражения и идиомы. Мать только кивала своей красивой головой, да с любовью глядела на своего первенца.

Показался переводчик. Окинул взглядом Маргарет, беззлобно высказался, обзывая её сучкой. Айвен отвернулся, боясь выдать своей улыбкой, что понял фразу. Знание языка его главный козырь в этой командировке. Потому отец его сюда и отправил.

Ах мама, мама! Думала ли ты, обучая родному языку своего Ванечку, что тому придётся шпионить в твоей родной стране.

Хотя, для Айвена родина — Америка. И ради её процветания он будет шпионить, лгать, преступать клятвы, унижать и подставлять других людей, как и любой нормальный разведчик. Недаром дядя Гарри, брат отца, обучавший его всем этим премудростям, не уставал говорить, что настоящий разведчик должен без колебаний пристрелить любимого человека, когда этого потребует необходимость.

Сам дядя, вляпавшийся в историю с женщинами сомнительного поведения, недавно покинул разведывательное ведомство армии, но ходят слухи, что он оказался в новом учреждении, главным предназначением которого было шпионить за всеми без разбора, в том числе, и внутри страны. Ходили такие же настойчивые слухи, что неосмотрительная любовница, попытавшаяся воздействовать на Гарри Смитсона таким заурядным, для разведчика, способом, попала в жуткую автомобильную аварию. Жалкие остатки того, что осталось от основной свидетельницы, не рискнули представить в суде даже кровные враги дяди Гарри, и дело само собой затухло.

Ещё один урок для племянника, стремящегося достигнуть, если не вершин карьеры своего дяди, всё-таки подлости в душе маловато, то хотя бы звания двухзвёздного генерала, которого удалось добиться его отцу.

Айвен дослушивал канонаду, боковым зрением фиксируя очередные попытки корреспондентки Маргарет приручить большевистского переводчика. Выглядело всё это довольно забавно для человека, понимающего подоплёку поведения окружающих его личностей. Маргарет хотела получить самый ошеломляющий репортаж месяца, пытаясь развести русского на откровенность. Тот надеялся затащить в постель доступную женщину, которой и выглядела корреспондентка. Откуда наивному дитя "страны порядочности и откровенности", которой, по мнению Айвена, являлась Россия, знать все уловки служителей второй древнейшей профессии.

Замолкал грохот орудий на западе, русские части, судя по всему, дошли до позиций противника. Затихли и отдельные залпы корпусных гаубиц. То, что доносилось до его слуха, могло принадлежать только дивизионной и полковой артиллерии, вынужденной сопровождать свою пехоту. Вскоре смолкли залпы и этих орудий. Кажется бойцам Красной Армии удалось дойти до первой полосы обороны противника.

Айвен посмотрел на часы. Прошёл один час сорок минут.

Нужно запомнить.

Лейтенант Максименко улыбнулся американской журналистке. Надо старательно исполнять свою роль. Вот сейчас пришло время посмотреть на её ноги, нужно провести взгляд по ним вверх, наткнуться на задницу. Задержать взгляд, будто в первый раз в жизни увидел эту часть женского организма.

Хотя, задница, как задница.

У его Машки, как бы не лучше.

Но сказали "радовать иностранных журналистов во всём", значит нужно смотреть и дурацки ухмыляться.

Первый фотограф Тедди только скрипит зубами, да всячески старается отсечь присутствие русского переводчика в очередном кадре, если это возможно. Он бы очень удивился, если бы узнал, что большевистский куратор желает этого намного больше, чем все американские корреспонденты вместе взятые.

Его столько лет готовили к внедрению в Англию или Америку. А теперь?

Несомненно, после этой демонстрации своей "морды лица", все англоязычные страны для него запрещены.

Особняком стоит второй фотограф Смитсон. Умён, терпелив, обстоятелен, не сказал ни одного лишнего слова до того времени, пока не открыли рот его соотечественники, старательно покрывая своей дуростью его ум.

Очень даже опасный противник.

Вот и сейчас, таскает по всему двору свой люксметр, изображая недоумка, хотя совсем недавно влёт определял необходимую диафрагму и выдержку.

А уж выправка, которую он не умеет, или не старается скрывать. Военную косточку очень трудно спрятать.

По крайней мере, лейтенанта Максименко перед отправкой на задание пропустили через десяток личин, но каждый раз их них проступал бывший военнослужащий. В конце концов, решили оставить ему звание военного, хотя бы, корреспондента.

Корреспондентка Маргарет, в очередной раз, выгнулась, демонстрируя изгибы своей великолепной фигуры.

Антону стало скучно. Опять изображать несуществующую страсть, старательно избегать сцен ревности первого фотографа Тедди МакКормика, игнорировать понимающие улыбки второго фотографа Айвена Смитсона. Или, как их там зовут на самом деле?

По крайней мере, они себя так назвали перед пересечением границы Советского Союза.

Когда же это закончится?

Он кинул взгляд на часы. Артподготовка скоро закончится. Его главная задача вывести иностранных корреспондентов к линии немецких траншей к тому времени, когда опасности для их жизни уже не останется, но ещё будут присутствовать все признаки мощи Красной Армии в виде разрушений линии укреплений противника и, самое главное, в виде многочисленных трупов противника.

Девчонку, конечно, стошнит. Но кто заставлял эту дуру стремиться увидеть настоящий фронт, без купюр и прикрас.

Антон оглянулся назад, с облегчением отмечая выдвижение к их расположению нескольких внедорожних автомобилей, появившихся в армии какой-то месяц назад.

С первого взгляда — откровенные уродцы.

Открытый верх, от которого отказались ещё тридцать лет назад. Но который позволяет осматривать окрестности на все 360 градусов. А также стрелять во все эти стороны.

Колёса большого диаметра. А какие ещё прикажете использовать по бездорожью прифронтовой полосы? Мощный двигатель, позволяющий не только разгонять автомобиль до приличной скорости, но и перевозить довольно тяжёлые грузы. По крайней мере дивизионную трёхдюймовку с расчётом внедорожник тянул легко даже по мокрой дороге.

Ну, и дурацкая улыбка водилы, как самое необходимое приложение ко всем достоинствам машины.

Лейтенант Максименко отметил реакцию своих подопечных от идиотски обрадованного восторга корреспондентки Маргарет, до задумчивого взгляда второго фотографа Айвена.

Умён парень. Вот и сейчас заметил несоответствие техники, используемой Красной Армией при наступлении, с желанием Советского правительства закупить оборудование для нескольких автомобильных заводов в его родной Америке.

Надо бы отвлечь!

Антон подошёл ко второму корреспонденту, старательно изображая заинтересованность его действиями. Высказал пару замечаний по экспозиции фотоаппарата в данных условиях съёмки. Получил такое же количество удивлённых взглядов.

Вероятный союзник, или противник, не ожидал, что приставленный соглядатай НКВД окажется экспертом в каком либо другом деле, кроме пыток и мордобоя.

Ну и хорошо! Значит будет ещё больше стараться, изображая фотографа, и меньше пялиться по сторонам. Туда, куда ему обращать внимание не рекомендуется.

Антон дал команду охране на погрузку во второй автомобиль и галантно протянул ручку Маргарет, предлагая свою помощь.

Володька проводил последний осмотр танка, когда сзади его стали дергать за комбинезон.

— Да отстаньте вы, — бросил он назад, — сейчас брезент проверю и слезу.

— Командир! Генерал! — Послышался испуганный голос механика-водителя.

Володька оглянулся. И немедленно выпрямился. К танку действительно двигалась целая процессия во главе с командармом. Присутствовали в ней и командир корпуса, командир бригады, батальонный и ротный.

— Что им тут понадобилось? — Спросил он в полголоса у Костина, но тот только пожал плечами.

— Экипаж строиться! — Отдал Володька команду, спрыгивая с брони на землю.

Быстренько подравняли шеренгу. Старательно вытянулись, сопровождая глазами нежданное начальство. Командарм шёл вдоль танковой колонны батальона, что-то высматривая.

— Никто ничего не натворил? — Спросил Володька своих подчинённых.

— Да вроде, нет! — Отозвался наводчик Сергеев.

Володька глянул в противоположную сторону. Колька Данилов точно также выпытывал у своих — не было ли сотворено чего-нибудь недозволенного. Те всё отрицали.

Володька успокоился. Значит не у них. Последним залётом его экипажа была пьянка по случаю получения орденов ещё месяц назад.

Если не считать тот знаменитый бой под Люблиным.

А наказанием за упомянутую пьянку стал самый тяжелый бой за всю эту недолгую войну. Потеряли тогда танк и заряжающего. Да и сами остались живы каким-то чудом. Танк вскоре получили новый, уже модернизированный. Добавили двух человек в экипаж: наводчика Сергеева, который уже успел повоевать в Прибалтике, и заряжающего Сорокина, добровольца, решившего, что сидеть в Среднеазиатском военном округе не по его нраву.

Командарм вскоре дошёл до их взвода, торопливо выслушал сбивчивый доклад лейтенанта, контузия у Игнатова так полностью и не прошла. Тронулся вперёд, внимательно оглядывая танки. Дошёл до их экипажа и остановился.

— Товарищ генерал, экипаж танка номер сто тридцать три к выполнению боевой задачи готов. — Отрапортовал Володька. — Командир танка старший сержант Банев.

— Сколько? — Генерал кивнул головой на ствол орудия и, видя непонимание в глазах сержанта, добавил. — Сколько танков подбили?

— Одиннадцать, товарищ генерал. — Ответил Володька. — Могли бы и больше, да они в последнее время редко попадаются.

— Орёл! — Командарм одобрительно усмехнулся. — Давно воюешь? Где начинал?

— С первого дня, товарищ генерал. — Сержант расслабился окончательно. Нагоняя не будет. — В этом батальоне и начинал.

— Награды есть, старший сержант Банев? — Генерал оглянулся на командира корпуса, кивнул тому головой.

— Так точно, товарищ генерал. — Володька расстегнул комбинезон, открывая ордена на гимнастёрке.

— И вправду орёл! — Присвистнул командарм, обнаружив у сержанта два ордена "Красной звезды". — За что получил?

— Первый орден, товарищ генерал, за майские бои. Мы тогда шесть панцеров подбили. — Ответил сержант Банев. — А второй за бой в Раве-Мазовецкой, когда Зейдлиц из окружения прорывался. Там мы четыре танка сожгли.

— Так это твой экипаж там был? — Удивился генерал Катуков. — То-то фамилия твоя мне знакомой показалась. У бойцов награды есть?

— Не у всех, товарищ генерал. Заряжающий у нас новенький. Ещё не успел повоевать.

— Что ж ты, Банев, про медаль молчишь и одиннадцатый танк? — Вмешался в разговор командир бригады подполковник Герман. — Чего краснеешь? Стыдно теперь?

— А что произошло, Александр Викторович? — Повернулся к нему Катуков.

— Да этот герой дуэль с немецким танком устроил. — Комбриг старательно делал вид, что сердится. — Вышел в чисто поле силушкой богатырской померятся. Мальчишка!

— А подробнее? — Заинтересовался командарм.

— Под Люблиным мы впервые с германскими модернизированными танками столкнулись. Немцы на них длинноствольные пушки воткнули, да дополнительную броню наварили. — Принялся рассказывать комбриг. — Пока мы разобрались, что к чему, они сумели несколько наших танков подбить. Два панцера мы быстро вычислили и из СУ-85 успокоили. А третий уж очень матёрый попался. Говорят, лучший танковый Ас у них был, от самого Гитлера награды получал. Уж как мы его не искали — нет нигде и всё. Решили, что немцы его отозвали. — Подполковник посмотрел на сержанта Банева. — Да тут наш герой вмешался. Как они сумели этого немца вычислить, не знаю, но вместо того, чтобы командованию доложить, сами решили отметиться. Вышли в поле себя показать. Немец и клюнул, тоже выполз. — Комбриг покачал головой. — Минут двадцать они друг дружку по всей нейтралке гоняли. Мы считали — немец шесть снарядов потратил. Впритык положил, а не попал. А наши молодцы — с четвёртого выстрела его накрыли, а пятым подожгли.

— Молодцы выходит? — Генерал опять переглянулся с командиром корпуса, повернулся к подполковнику Герману. — Выходит, ты за этот бой медалью наградил? А мог бы и орден дать.

— Пусть скажет спасибо, что я ему десять суток ареста не дал, как вначале думал. — Проворчал командир бригады.

— Так чего ты, старшина Банев, туда попёрся? — Командарм был явно доволен.

— Хотелось новый танк в бою проверить, товарищ генерал. Мы раньше на старушке первого выпуска воевали. — Отрапортовал Володька. — Только я старший сержант, товарищ генерал.

— Теперь старшина. — Ответил Катуков. Повернулся к командиру корпуса. — Ну вот, Иван Михайлович, и наилучшая кандидатура. Молод, смел, упрям и удачлив. За три месяца войны — три награды. Если так дальше пойдёт, они за своим танком прицеп с орденами и медалями возить будут. Да и одиннадцать подбитых панцеров не просто так.

— В бригаде почти у всех подбитые танки есть. — Отозвался командир корпуса.

— Видел, Иван Михайлович, видел. — Командарм кивнул на ствол танка, на котором красовались красные звёзды по числу подбитых танков противника. — Вот и проведёшь корреспондентов вдоль строя, объяснишь им, что эти украшения обозначают. А потом пусть старшина Банев расскажет, как они с немцем друг за дружкой охотились. А если корреспондентам мало покажется, то пусть и про бой в Раве-Мазовецкой поведает. Там, ведь, его тоже из-под ареста вытащили.

Генерал усмехнулся, демонстрируя, что известно ему про сержанта Банева намного больше, чем он пытался показывать, и двинулся дальше вместе со своей свитой, оставив около танка, теперь, старшины Банева командира в звании капитана.

— Вот, что бойцы. — Сразу принялся за дело капитан. — Вам поручается очень ответственное задание. Сейчас сюда прибудет группа иностранных корреспондентов. Ваша задача произвести на них наилучшее впечатление, чтобы они запомнили, что боец Красной Армии самый лучший воин в Европе, да и в мире. — Капитан с уважением посмотрел на ордена сержанта. — Тем более, что похвастаться вам есть чем.

Капитан более внимательно осмотрел весь экипаж.

— А теперь. Рабочие комбинезоны снять. Ордена и медали надеть. Умыться и причесаться. — Капитан посмотрел на часы. — На всё, про всё, вам пятнадцать минут. После прихорашивания — построение.

Невдалеке от них генерал Катуков ещё раз оглянулся на экипаж удачливого сержанта.

— Вот, что, Иван. — Генерал повернулся к командиру корпуса. — Как только закончится наступление, этого старшину немедленно в военное училище.

— Да, я то же так подумал, Михаил Ефимович. — Отозвался полковник Петров. — Но жалко хорошего командира отдавать. Куда его после училища отправят?

— Если он захочет, то к тебе же обратно и отправят. — Ответил Катуков. — Я приказ Верховного читал. Всех изъявивших желание вернуться в свои части после ранения или обучения в училищах, непременно отправлять по прежнему месту службы. Так, что вернётся к тебе обратно твой бравый старшина.

Генерал повернул голову, осматривая очередной танк своей армии.

Маргарет было скучно. Их уже более пятнадцати минут везли вдоль бесконечной колонны русских танков. Она ничего не понимала в происходящей вокруг неё суете. Непрекращающееся движение машин и людей напоминало бы ей её родной Нью-Йорк, если бы не эти железные чудища, неподвижно замёршие вдоль дорог, ведущих к линии фронта.

В этих железках она ничего не понимала. Её работа начнётся позднее, когда нужно будет улыбаться русским солдатам и выпытывать из них материал для будущей статьи. Хотя она так и не решила пока, чем ей заинтересовать своих читателей. Гром пушек американцев пока не интересует, тем более, происходящий где-то далеко. Вот, если бы удалось откапать какую-нибудь душещипательную историю. Но откуда ей взяться в большевистской армии?

Маргарет вытянула ноги, стараясь привлечь внимание мужчин. Но на её движение отреагировал, как всегда, только Тедди. И второй фотограф Айвен, и русский переводчик старательно пялились на стоящие вдоль дорог железяки, вместо того, чтобы оценивать её прелести.

Айвен заворожённо рассматривал русскую технику, входящую в танковую армию, предназначением которой было прорваться вглубь территории Польши и выйти на германскую границу, как пояснил им русский переводчик.

Этот переводчик знает удивительно много для обычного агента НКВД. По крайней мере, ему уже не менее десяти раз удалось удивить Айвена своими знаниями в тех областях, которые обычному контрразведчику знать не положено. Или их группе подсунули особо эрудированную личность, или начальству Айвена придётся пересмотреть свои взгляды на большевистскую систему обучения и воспитания. А также придётся изменить убеждения об интеллектуальном потенциале русского народа. Айвен за это время неоднократно имел возможность убедиться, что русский народ умён, талантлив и находчив. Вот, правда, излишне доверчив. Хотя, этот недостаток быстро лечится — общением со всякого рода мерзавцами, которых хватает в современном мире.

Взгляд наткнулся на очередную новинку. Торчащий вверх ствол показывал, что это миномёт, но миномёт необычный. Во-первых, он стоял на шасси танка, правда, устаревшего. Во-вторых, удивляла толщина ствола, показывающая, что миномёт немалого калибра. По крайней мере, в армии США таких не было. И стояло подобных машин в ближайшей роще ровно двенадцать штук. Дивизион по большевистским штатам.

Далее расположились знаменитые русские противотанковые самоходки, слава которых докатилась даже до американских штабов. Это же надо было додуматься поставить на самоходное шасси мощнейшее зенитное орудие калибром в восемьдесят пять миллиметров. И создать столь страшного противника для танков. Айвен автоматически пересчитал и их. Разведка не обманула — ровно двадцать одна машина. Артиллерийский полк по штатам Красной Армии. Нужно бы ещё выяснить, почему они ограничились именно этим числом.

Следующая рощица также скрывала самоходные орудия, но уже другого типа. Насколько знал Айвен, на них стояла дивизионная 76-миллимитровая пушка. Русские используют их для непосредственной поддержки пехоты. Разумное решение, особенно если есть возможность установить эти орудия на самоходное шасси, переделав, к примеру, для этого устаревшие или бесперспективные танки. Нужно поставить ещё одну галочку для итогового доклада.

А вот далее обнаружилось такое, что Айвен невольно потратил на фотографирование весь остаток плёнки в фотоаппарате. Благо русские разрешили снимать всё, что просматривалось с дороги. Невольно возникала мысль: "А что у них есть ещё, если они разрешают фотографировать то, у чего нет аналогов в других странах".

Становилось страшно.

На абсолютно открытых местах стояли самоходные зенитки, уставив стволы своих счетверённых установок в ясное небо, прикрытое кое-где редкими облаками. Поначалу поразило такое расположение секретной техники, а потом пришло удивление своим мыслям: "А где ещё должны стоять зенитки?" Конечно же там, где наилучшая видимость.

— Ну, если "Шилки" на месте, то можно самолётов не бояться. — Бросил с противоположного сиденья начальник их охраны.

Переводчик кивнул в ответ на это замечание, бросил взгляд в сторону Айвена, пытаясь уяснить насколько тот понял смысл этого сообщения, как обычно в последнее время, усмехнулся, уловив невозмутимый взгляд подопечного.

Ну, а кто ожидал другой реакции?

Айвен понимал, что свалял большого дурака, прикинувшись обычным американцем, не желающим изучать какой-либо другой язык, кроме родного испорченного английского. Советская разведка, несомненно, выяснила, что его мать русская по происхождению и русский язык он знает, причём не только из учебников и разговорников.

А самоходные пушки сменили батальоны тяжёлых танков. Но эти КВ сильно отличались от тех фотографий, которые Айвену пришлось изучать перед отправкой в Россию. Там были засняты ещё первые экспериментальные экземпляры, которые финны сумели сфотографировать во время Зимней войны. Здесь же был абсолютно другой танк. Большая шестигранная башня, по прикидкам Айвена, должна была вмещать не менее трёх человек. В башне стояло орудие сильно напоминающее пушку СУ-85, а может и то же самое. На крышах башен установлены крупнокалиберные пулемёты. Командирская башенка, по примеру немецких панцеров, сдвинута чуть назад, чтобы не мешать работе наводчика.

Очень опасный противник для любой бронетехники.

Наконец-таки показались танки Второго танкового корпуса, основной ударной силы Первой танковой армии. Ровные ряды Т-34, основного танка русских, определяли состав батальонов атакующих бригад корпуса. Как сообщала разведка, до восьмидесяти процентов от общего числа танков, выпущенных в России, составляли именно тридцатьчетвёрки.

Суетились танкисты, бросая мимолётные взгляды на проезжающих журналистов. Корпус готовился к броску в глубину немецкой обороны.

Айвен внимательно осматривал колонну русской бронетехники. А, ведь, и Т-34 отличаются от того, что ему демонстрировали перед отправкой сюда. Танк то абсолютно другой! Башня иной формы, похожая на ту, что он видел у нового КВ. Более длинная, чем у танков ранних выпусков, пушка с набалдашником дульного тормоза. Почти такая же, как у модернизированного КВ, командирская башенка. Крупнокалиберного пулемёта нет. Вместо него стоит зенитный вариант обычного танкового ДТ, который русские использовали ещё в тридцатые годы на своих старых танках. Эффективность его сомнительна, по мнению Айвена, но в американской армии ни один танк не примут на вооружение без этой огневой точки.

Айвен торопливо поменял плёнку в фотоаппарате и сделал ещё несколько кадров. Если русские не отберут всё это богатство перед отлётом в Америку, то он уже сделал себе карьеру. Если сумеет убедить генералов в правильности своих выводов. А если не сумеет, то обеспечит себе унылое существование в одном из захолустных фортов какого-либо из пустынных штатов.

Но как говорил отец перед командировкой: "Волков бояться, в лес не ходить".

Наконец-таки машины остановились около танков одного из батальонов. Айвен соскочил на землю и сделал ещё несколько кадров вблизи. Переводчик не отреагировал. Значит всё это им показывали намеренно, желая убедить в своей силе. Непонятно зачем большевистское руководство себя так ведёт. Можно, ведь, напугать президента до такой степени, что он решится выступить и против Советского Союза. Пока ничего не понятно.

Переводчик начал свои пояснения. Пришлось делать вид, что старательно слушаешь, хотя всё сказанное Айвену уже было известно. Русский объяснял предназначение этого танка и так старательно его расхваливал, будто собирался всучить покупателям бракованные товары. Айвен старательно пропускал мимо ушей восторженные эпитеты, навострив слух только когда переводчик дошёл до цифр.

Что? Они подбили более трёхсот немецких танков?

— Вы сами можете пересчитать число побед каждого танка на стволе его орудия. — Ответил на его невысказанные сомнения переводчик и кивнул на ближайший танк.

У основания ствола пушки действительно красовались красные звёзды. Айвен немедленно поднял фотоаппарат. Это нужно предъявить на докладе.

— Вы можете убедиться, что и на остальных танках есть такие же звёзды. — Переводчик продолжал убеждать их. — Танкисты этой бригады воюют с первого дня войны. И воюют неплохо. По крайней мере, немецкая разведка считает данные о расположении шестнадцатой танковой бригады подполковника Германа сведениями первостепенной важности, которые немедленно нужно передавать в вышестоящие штабы.

На следующих танках действительно обнаружились такие же звёзды. Где две, где три, на одной бронированной машине пять. Но наибольший шок вызвал танк, около которого остановился переводчик.

Айвен досчитал до одиннадцати, вернулся взглядом к основанию орудия, пересчитал ещё раз. Ошибки не было.

— А это танк дважды орденоносца старшего сержанта Банева. — Сообщил корреспондентам их русский куратор. — Его экипаж воюет с первого дня войны, отметился в нескольких серьёзных боях. И ему есть, что рассказать американским читателям об этой войне.

Уловив разрешение, устремилась вперёд Маргарет, спеша взять вожделенное интервью у дозволенной жертвы. Начал готовить свою аппаратуру Тедди, с плохо скрываемой ревностью провожая предмет своего обожания.

Айвен решился пройти ещё на два танка вперёд. Звёзды присутствовали и на них. На одном шесть, на другом четыре. Тоже неплохо.

Но пора было возвращаться назад и выслушивать рассказы русских танкистов, улавливая те тонкости, которые должны были пройти мимо ушей корреспондентки и её напарника.

Колька Данилов смотрел на суету возле танка Володьки Банева. Кажется, дружок попал под пристальный взгляд начальства, который может означать быстрый взлёт по служебной лестнице, а может закончиться отправкой в штрафную роту. Это как повезёт. Пока Володьке везёт. Из таких переделок живым выбирался, что позавидовать можно. И воюет неплохо. Молодость не знает сомнений и без раздумий стремится в те места, куда умудрённые годами сослуживцы стараются не лезть. Колька, конечно, не намного старше своего друга, но после первого письма от жены, добравшегося до их части только к концу первого месяца войны, стал осторожнее. Жена заклинала его всем святым поберечься и не рисковать лишний раз. Николай отправил ей в ответ листок с одной надписью: "Война есть война". Но, действительно стал осторожнее.

— А хорошенькая! — Протянул мехвод, наблюдая как иностранная корреспондентка вьётся вокруг соседнего экипажа.

— Раньше надо было завидовать. Когда они с немецким асом друг дружку по полю гоняли. — Подколол его наводчик.

— Подумаешь! — Отозвался механик-водитель. — Я бы тоже так смог.

— Ты бы, как Костин, не смог. — Охладил его пыл Колька. — Сгорели бы мы на том поле.

Водитель замолчал, признавая высказанную ему правду. Экипаж вернулся к ожиданию команды, молча рассматривая царящую рядом суматоху.

Маргарет оценила предложенного ей русского танкиста. Повезло. Молод и красив. Какие-то русские награды на груди. Тем более хорошо, значит будет великолепно смотреться в кадре, оттеняя её очарование. Тедди постарается. Остальные танкисты этого экипажа, к сожалению, столь броской внешности не имеют, но её несменный фотограф великолепно знает своё дело, и сумеет отснять всё так, что никто не сможет испортить ни один кадр, как бы он не выглядел. Возник за спиной переводчик, поинтересовался, что мисс Канниган желает узнать в первую очередь. Маргарет достала блокнот и приступила к своей работе.

Лейтенант Максименко старался не отклоняться от предложенного ему сценария беседы, старательно наталкивая танкистов на те формулировки, которые от них ожидали иностранные корреспонденты и вышестоящее командование. Правда, сержант оказался излишне застенчив. Всё пытался выделить остальных бойцов своего экипажа, но те дружно отнекивались, признавая главную роль своего командира.

Маргарет дорвалась до работы и впервые за всё это время продемонстрировала своё настоящее лицо, вместо маски озабоченной мужским внимание сучки, которую она старательно носила всё время пребывания в Советском Союзе.

Первый фотограф Тедди бегал с камерой вокруг их группы, стараясь запечатлеть как можно больше моментов происходящей беседы.

Подключился к данному действу и второй фотограф Айвен. Но его фотоаппарат всегда смотрел немного в сторону, захватывая в основном не участников беседы, а расположенный за ними танк.

Каждый был занят своей работой.

Ровно гудел двигатель, изменяя тон звука только на поворотах. Володька качался в такт неровностям дороги, оглядывая окрестности. Вдоль дороги шагали колонны пехоты, катила артиллерия, двигались многочисленные автомобили и повозки.

Фронт двинулся вперёд. Немецкие позиции пробили на всю глубину уже к исходу шестого часа. То ли оборона оказалась хлипкой, всё-таки немцы собирались наступать, а не сидеть в обороне, то ли с силой удара угадали, но уже к полудню бригаде было приказано выдвигаться. Вместе с танковой армией пошли вперёд и дивизии стрелковых корпусов, предназначенные для развития успеха наступления.

Перемахнули свои окопы, втянулись в проходы, расчищенные саперами в собственных минных полях, прошли нейтралку, направляясь к тому месту, где Т-28, оборудованные танковыми тралами, расчищали дорогу среди немецких мин. Здесь уже суетились сапёры, расширяя проход и обозначая флажками безопасные участки.

А вот и первые потери. Чуть в стороне стоял Т-28 с сорванной гусеницей. Наверное, неопытный мехвод не смог удержать машину на протраленном участке. На броне танка сидели все шесть человек экипажа в ожидании тягача, который вытянет машину для ремонта. Вокруг танка суетились два сапёра, отыскивая ещё не сработавшие мины.

Этим повезло, все остались живы. Если, конечно, они не специально свернули на минное поле, чтобы из боя выйти. Тогда им не миновать содержательной беседы в особом отделе, после которой или один водитель, или вместе с командиром отправятся в штрафную роту искупать свою хитрозадость. Остатки экипажа при этом расформируют и разбросают по другим машинам. Несколько таких случаев уже были. Не в их бригаде, конечно. В шестнадцатой танковой бригаде бояться разучились ещё три месяца назад.

Вышли с минного поля и обнаружили первую громадную воронку от снаряда двухсотмиллиметровой "сталинской кувалды", как называли эту самоходную гаубицу финны во время прошлой войны. Взрыв разнёс мелкой пылью большой кусок траншей вместе с дзотом, от которого остались только торчащие в разных местах остатки брёвен. Уважительно присвистнул заряжающий, выглядывающий из соседнего люка.

Воронку обошли по широкой дуге, идя вслед за другими танками батальонной колонны. Комбат выискивал дорогу с наименьшим количеством препятствий, что было довольно сложно, после столь плотной обработки немецких траншей тяжёлой артиллерией. Вскоре обнаружили ещё одно место, где красовались уже четыре громадные рукотворные ямы. Судя по торчащим из земли стволам и станинам, находилась в этом месте артиллерийская батарея противника, которой не суждено было сделать ни одного выстрела. А затем пошли одни сплошные ямы и рытвины, батальон пересекал главную полосу траншей первой линии немецкой обороны.

Оглядывая изрытые воронками позиции, разбросанные вокруг трупы, Володька невольно поёжился. Не хотелось бы ему попасть под обстрел такой мощности. Понятно, почему удалось так легко прорвать оборону немцев. Первую полосу, похоже, вообще без боя прошли.

Следы организованного сопротивления обнаружились только около второй линии траншей. Суетились санитары, отыскивая тех, кто ещё жив, сносили к машинам и повозкам санбата. Немного в стороне похоронная команда, состоящая из пожилых мужичков самого гражданского вида, расширяла воронку, готовя очередную братскую могилу для тех, кто не сумел выйти из сегодняшнего боя. Трупы были сложены рядышком с будущей могилой.

Чуть дальше пленные немцы под присмотром отделения бойцов занимались такой же работой, но уже по захоронению своих соотечественников. И число трупов там было намного больше. Выходит, не зря тратили снаряды на столь длинную артподготовку, по крайней мере, на памяти старшины Банева такая была впервые.

В соседнем люке показался радист Михеев.

— Товарищ старшина, вас командир взвода вызывает. — Сказал радист и немедленно нырнул обратно в люк.

Это он зря! У Володьки так и чешутся кулаки объяснить этому дураку, что рассказывать иностранной журналистке про Ванду не стоило.

В тесноте башни найти удобный момент было намного легче. Володька извернулся и, всё-таки, засветил радисту под левый глаз.

— Ну и что такого? — Обиделся тот. — Разве я сбрехал чего-нибудь?

— Думать надо, что можно говорить, а что нет. — Бросил ему наводчик Сергеев. — Пойдёт теперь по всем заграницам байка, что советские танкисты только тем и заняты, что полячек соблазняют.

— Это ещё надо посмотреть, кто кого соблазнял. — Поворчал радист, но убрался в дальнюю часть танка, прикрывшись широкой спиной заряжающего.

Старшина Банев подключился к связи, выслушал приказ взводного, поднялся наверх, оценивая возможности манёвра.

— Вася, уходим вправо вслед за взводным и Даниловым. — Володька проконтролировал манёвр танка, который послушно свернул на боковую дорогу, повторяя манёвр других машин взвода.

Комбат решил, что стоит проверить и те направления, которые начальным планом выдвижения не предусматривались.

Попались их вниманию и первые подбитые и сожжённые во время боя танки атакующей бригады. Вот Т-28, размотав перебитые гусеницы, уткнулся мордой в глубокую воронку. На верхнем листе корпуса, столь неудачно подставленным под огонь немецкой артиллерии, красуются три рваные дыры, следы попаданий бронебойных снарядов. Догорает второй двадцать восьмой, подбитый в неудачно подставленный борт. Лениво дымит третий, раздавивший позицию противотанкового орудия, его, судя по всему, подожгли бутылкой с зажигательной смесью.

Вот, один из бронированных монстров Т-35 застыл на вершине близлежащей возвышенности, демонстрируя пробитые борта.

А лезть туда ребята не стоило! Нужно было по склону обходить!

Взводный так и поступил, старательно избегая ещё не проверенной сапёрами ложбины и вершины соседней возвышенности. Неизвестно, какие ещё сюрпризы ждут своего часа в нашпигованной минами земле? А также неясно, всё ли немецкие орудия выведены из строя? И не выцеливает ли тебя кто-нибудь из них?

Обогнули вершину с подбитым танком и обнаружили ещё один Т-28, не дошедший до позиций немецкой батареи каких-либо тридцать метров. Он ещё вовсю горел, демонстрируя, что бой в данном месте закончился совсем недавно.

Володька скользнул вниз, прикрыл люк и приник к перископу смотровой щели командирской башенки, провернул её по сторонам. Ничего подозрительно не было. На всякий случай дал команду зарядить орудие осколочным выстрелом.

Лязгнул затвор, принимая снаряд, приник к прицелу наводчик. Потирая подбитый глаз, взялся за курсовой пулемёт радист Михеев. В танке воцарилось молчаливое ожидание. Видимой опасности пока не было, но приобретённый за эти месяцы боевой опыт требовал постоянной готовности к любым сюрпризам.

Володька приказал повернуть башню немного влево, перекрывая сектор обстрела с этой стороны, положенный ему по штатному расписанию взвода. Командир контролировал фронт, Данилов перекрывал правую сторону.

Прошли первую траншею второй полосы обороны. Здесь обнаружился ещё один мастодонт Т-35, потерявший гусеницу. Ощетинившись своими многочисленными стволами во все стороны, гордость танковых войск Красной армии недавнего прошлого, ожидал подхода ремонтной бригады.

А эти уже поосторожней. Танк не покинули, раз уж он не горит. И даже вели бой, ведя огонь по противнику. Ничего, ещё пару таких столкновений и будет полноценный боевой экипаж. Если их к тому времени на что-нибудь более современное не пересадят.

Говорят, что в танковом полку КВ есть несколько новых машин с орудием в сто семь миллиметров. Да и лобовой лист брони у них отличается от привычного КВ, как утверждает мехвод Костин, ходивший смотреть на новую машину. У него там какой-то земляк обнаружился.

Скорее всего экипажи старых машин на эти новые КВ и пересадят. А, может, перебросят уцелевшие танки в другое место, где враг не такой опытный и не так хорошо вооружён. В Болгарию или Румынию. Или на Дальний Восток, там они тоже лишними не будут.

Засверкала чуть в стороне пульсирующая вспышка пулемётного огня. Похоже, вторую линию зачистить ещё не успели, спеша прорвать следующие рубежи обороны и выйти на оперативный простор. Старшина отдал команду и наводчик Сергеев, довернув башню, послал в нетерпеливого немецкого пулемётчика первый снаряд. Перезарядили пушку, подождали немного. Враг молчал, то ли поразили, то ли дураку стало ясно, что стрелять из пулемёта по танку откровенная глупость, к тому же смертельно опасная.

Прошли вторую траншею, точно так же изрытую громадными воронками попаданий. В глубине окопов и ходов сообщения мелькали светлые гимнастёрки бойцов стрелкового полка, который проводил атаку на этом направлении. Бойцы зачищали захваченную ими линию обороны. Несколько ближайших к ним приветливо помахали руками проходящим мимо тридцатьчетвёркам.

Для этого полка бой на сегодня закончился, если не случится чего-нибудь неожиданного. Насколько Володька знал порядки, царящие в стрелковых корпусах и дивизиях, этот полк должны сменить батальоны второго эшелона, оставив передовой полк зализывать раны. Предоставят им время до утра пересчитать потери, найти замену убитым и раненым, назначить новых командиров, переформировать отделения и взвода, получить скоротечное пополнение из маршевых рот, ожидающих своего часа в третьем эшелоне. И утром опять вперёд, сменять атакующие части, пока дивизии не выйдут на оперативный простор.

Перемахнули третью траншею второй линии обороны. Пока всё было спокойно. Володька приоткрыл люк и прислушался. Гремело где-то левее, там всё ещё шёл бой. Левофланговые дивизии встретили большее сопротивление, чем здесь. Кажется, немцы ожидали основной удар там, а не в этом месте. За что и поплатились. Как только их корпус выйдет в тыл обороняющейся немецкой армии, той не останется ничего другого, кроме немедленного отхода на другие позиции. Если немецкое командование озаботилось подготовкой этих позиций?

Впрочем, танки их бригады в любом случае окажутся там раньше чем пехота противника. Если не попадётся по дороге никаких сюрпризов.

Прошло ещё полчаса. Обогнули какое-то польское местечко, решив не соваться в него без пехоты. По следам двигавшихся перед ними танков перешли вброд небольшую речку. Используя те же следы, как самую безопасную дорогу, обогнули очередную возвышенность, настороженно провожая её склоны стволами орудий, но к великой радости противника на высотке не обнаружилось.

А, вот, за высоткой они обнаружили стоящие танки. Минутное замешательство сменилось пониманием того, что танки свои. Взводный направил свою машину к ним. Двинулись туда же и Данилов с Володькой. Остановились рядом.

У подножия холма стояли два Т-35 и семь Т-28. То, что осталось от батальона после атаки. Чуть в стороне пристроились две СУ-152 огневой поддержки.

— Здорово, славяне! — Поприветствовал танкистов особой тяжёлой бригады лейтенант Игнатов.

— Ну, здравствуй, коли не шутишь. — Отозвался на его приветствие кто-то с ближайшей бронированной машины.

— Чего стоим? — Поинтересовался Игнатов.

— Да, снаряды почти все потратили. — Отозвался его собеседник. — У нас то ещё терпимо. А у самоходов по последнему выстрелу осталось.

— А что впереди? — Вмешался в разговор Колька Данилов.

— Мотоциклисты поехали на разведку, уточнить обстановку. — Охотно поделился сведениями всё тот же командир. — Но насколько нам известно, впереди ещё один опорный пункт немцев. Вот, мы и ждём боеприпасы. Не хотим голой жопой на ежа садиться.

Володька усмехнулся немудреной шутке. Кажется, придётся подождать и им. Соваться одним взводом против полноценного опорного пункта немцев не стоит.

Заглушил двигатель своего танка лейтенант Игнатов, последовали его примеру и другие экипажи взвода.

Володька выбрался из танка, спрыгнул на землю и направился к ближайшему Т-28. Стоило выяснить, как протекал сегодняшний бой. С чем неожиданным столкнулись экипажи "старичков".

Старшина Чуркин, командир Т-28, который стоял ближайшим к их тридцатьчетвёркам, охотно делился впечатлениями. Выходило, с его слов, что основную часть маршрута они прошли без больших проблем. А те подбитые машины, которые тридцатьчетвёркам по дороге встретились, потеряли по неопытности. Одно дело слышать, что враг так поступает, и совсем другое самому это увидеть. "Ну, ничего! Он со своей "старушкой" ещё повоюет!"

Показались из-за возвышенности первые колонны отставшей пехоты. Стрелковый комбат о чём-то переговорил с командиром танкистов, перестроил свои роты, выделив один взвод в качестве передового охранения, и двинулся вперёд.

Наконец-таки вывернулась морда первой полуторки, доставившей танкистам особой тяжёлой танковой бригады боеприпасы. Мгновенно всё пришло в движение. Забегали командиры экипажей, распределяя своих людей на погрузку снарядов. Матерился комбат, определяя машинам с боеприпасами место наилучшего расположения. Выделил часть людей для помощи самоходчикам, которым предстояло таскать тяжеленные снаряды для 152-миллиметровой пушки-гаубицы.

Лейтенант Игнатов, в очередной раз, вышел на связь с комбатом. Тот подтвердил свой приказ двигаться в заданном направлении, назначив точку встречи далеко в тылу обороняющихся немецких войск. При выдвижении к которой не миновать пункта обороны, задержавшего танкистов тяжёлой бригады.

Комбат выслушал доклад своего лейтенанта, немного подумал и сказал:

— Ну, уже поздно переделывать. Пойдёшь вперёд с этим батальоном. А когда они свяжут боем немцев, обойдёшь этот пункт обороны и пойдёшь вперёд. В бой не ввязывайся! У тебя другие задачи!

Командир взвода объяснил ситуацию своим сержантам, отправился с докладом к командиру батальона Т-28. Тот выслушал чужого взводного, кивнул головой, подтверждая, что понял ситуацию. Он, откровенно говоря, и не рассчитывал на эти танки, прекрасно понимая, что у них другая задача. Ему двигаться вперёд ещё несколько километров. А этим рваться вперёд, по крайней мере, до самого Бреслау.

Ещё полчаса торопливой беготни и полуторки, отдав свой драгоценный груз, ушли в тыл. Взревел двигатель Т-35 командира батальона и танки пришли в движение, направляясь вслед ушедшей вперёд пехоте.

Экипажи тридцатьчетвёрок дождались, когда выдвинется на дорогу последний "старичок" Т-28 и тронулись вперёд, приноравливая ход своих машин к неторопливому движению танков особой тяжёлой бригады.

Володька высунулся из башни, оглядывая окрестности. Наступление продолжалось.