Лекарь в мире ЗОМБИ – 6

Глава 8 Тук-тук. Есть кто живой?

Выбраться из бункера оказалось сложнее, чем проникнуть внутрь. Я открыл технический люк и спустился по ржавым скобам к подземному водоёму. Каждое движение отзывалось тупой пульсирующей болью во всём теле. Сафар ещё циркулировал в крови, но его действие заметно ослабевало, а способности, которые он давал, отключались одна за другой, словно перегорающие лампочки на старой гирлянде.

Нырнув в ледяную воду, я ощутил, как она мгновенно пропитала одежду, пробралась под каждый слой ткани, заставляя мышцы непроизвольно сокращаться. Мозг перешёл в режим выживания, отсекая всё лишнее, оставляя только необходимую последовательность действий: проплыть до первого воздушного кармана, восстановить дыхание, нырнуть снова.

Кровь на моём теле — частично моя, но в основном чужая — размывалась, окрашивая воду вокруг в мутно-розовый цвет. Она уже успела засохнуть бурыми коростами на одежде, забиться под ногти, спечься в волосах. Кровь мертвецов, кровь псиоников и — хуже всего — кровь Виты. Яркая и густая, она всё ещё ощущалась на моих руках, хотя вода давно смыла её видимые следы.

У нас с сестрой всегда была одна группа крови, редкая — четвёртая отрицательная. Мать часто говорила, что это ещё один знак нашей особой связи. «Берегите друг друга,» — твердила она, и мы клялись, что так и будет. А теперь я собственными руками вырвал ей сердце. Охуенный защитник, ничего не скажешь.

В подводном туннеле я двигался словно в трансе, механически повторяя маршрут погружения, но теперь в обратном порядке. Через узкие проходы и расширения, между скальными выступами и подводными сталактитами. От одного воздушного кармана к другому, выныривая только чтобы глотнуть затхлого воздуха перед очередным погружением. А перед глазами всё стояло одно — пустой взгляд Виты, её мёртвые глаза, смотрящие в потолок бункера, застывшие в выражении последнего удивления.

Я пронырнул сквозь последнюю толщу воды и вынырнул в одном из воздушных карманов пещеры. В тусклом свете аварийного химического фонаря, оставленного на каменном выступе, я различил три фигуры, ждущие на узкой каменной площадке.

Диана заметила меня первой. Она дёрнулась вперед, почти соскользнув с мокрой каменной кромки. Вода расступилась под её ногами, когда она сделала два шага навстречу, совершенно не заботясь о том, что промокает до колен.

— Выбрался, — выдохнула она с облегчением. Она протянула руку, но я отстранился, мотнув головой. Не хотел, чтобы кто-то трогал меня. Не сейчас, когда кровь Виты ещё не остыла на моих пальцах.

Я выбрался на узкую каменную полку, отфыркиваясь от воды. За спиной Дианы Нина держала Настю, закрывая ей обзор своими ладонями — она всё ещё пыталась уберечь ребёнка, хотя давно уже поздно. Девочка вывернулась из её хватки, и её глаза расширились при виде моей окровавленной фигуры.

— Где Андрей? — Нина напряглась, вглядываясь в тёмную воду за моей спиной, будто ожидая, что он вот-вот вынырнет следом.

— Мёртв, — голос прозвучал хрипло, словно я кричал часами, хотя внутри бункера я почти всё время молчал. — Как и Виталина. Как и Улей.

Диана замерла. Капли с её одежды падали в воду, расходясь концентрическими кругами.

— Ты… нашёл её? — в вопросе слышалась неуверенность.

Я опустился на корточки, позволив ледяной воде вымыть хоть немного чужой крови из одежды. Смотреть в глаза Диане не хотелось. Там наверняка было бы сострадание, а мне не нужна была ни жалость, ни сочувствие. Они не вернут мне сестру, не отмоют руки от её крови.

— Она стала Передатчиком, — я провёл рукой по лицу, размазывая грязь и кровь ещё сильнее. — Центральным нервом Улья. Контролировала всех заражённых. Поэтому мне пришлось убить её.

В пещере повисла тишина, нарушаемая только звуком капающей со сталактитов воды и нашего тяжёлого дыхания.

— Мне жаль, — Нина опустила глаза. Потом неловко добавила: — Ты сделал то, что должен был.

Эти слова должны были меня утешить? Оправдать? Превратить убийство сестры в необходимость, в долг, в благородную жертву?

— Я сделал то, для чего пришёл, — ответил я сухо. — Теперь нам пора убираться отсюда.

— Нам придётся снова нырять, — Диана указала на водный проход, ведущий к основной пещере.

— Значит, будем нырять, — я поднялся, чувствуя, как вода стекает по телу.

Мы погрузились по очереди. Настю, как и раньше, взяла Диана. Затем нырнула Нина, и последним — я, мысленно прощаясь с тем, что оставил внизу. С Андреем. С Витой. С той частью себя, которая умерла вместе с ней.

Подводный путь оказался мучительно долгим. Мимо останков Стража — теперь просто иссохшей оболочки с втянувшимися щупальцами. Через узкие проходы, где приходилось протискиваться боком.

Наконец впереди забрезжил свет — тусклый отблеск вечернего солнца, пробивающегося сквозь вход в пещеру. Мы выбрались на каменистый берег, тяжело дыша и отплёвываясь от воды.

Внутри меня всё замерло — мысли, чувства, желания. Сердце билось и лёгкие дышали, но я ощущал себя полым, будто футляр для человека. Пустая оболочка, у которой забыли вставить батарейки.

Вита всегда видела мои механизмы психологической защиты как они есть.

«Ты как улитка, Макар,» — говорила она с той фирменной усмешкой, от которой у меня сжимались внутренности. — «Чуть что, сразу в эту свою ментальную раковину.» — Обычно после таких слов она стучала костяшками по моему черепу: — «Тук-тук, есть кто живой?»

Теперь её череп раскрошен моими собственными руками, а кости и серое вещество размазаны по бетонному полу бункера. Отличный повод уйти в раковину навсегда.

Настя держалась на максимальном от меня расстоянии. Пятилетний ребёнок, выживший в апокалипсисе, повидавший, как зомби выедают внутренности из живых людей — даже она инстинктивно распознавала новый уровень опасности. Её чувства каким-то образом улавливали, что я перестал быть человеком. Я стал чем-то другим.

Когда мы выбрались на поверхность в полукилометре от бункера, апокалипсис предстал перед нами во всей красе. Не тот медийный вариант с одиноким героем на фоне красивых руин, а самый, мать его, кровавый и настоящий.

Тысячи трупов устилали землю, насколько хватало глаз. Зомби рухнули как подкошенные в тех самых местах, где стояли, когда я вырвал сердце Передатчика. Кто упал мордой в грязь, кто раскинулся на спине с пустыми глазницами, уставившись в серое небо, кто завалился на бок в нелепой позе. Моментальное отключение, как будто кто-то дернул рубильник огромного механизма.

Но между мертвечиной я видел и живых — тех бедолаг, которыми Улей управлял, не убивая до конца. Обычные люди, которые в один момент очухались и обнаружили себя посреди тысяч разлагающихся трупов. Вот уж кому реально не повезло.

Мужик в рванине, едва прикрывающей тощее тело, на четвереньках ползал между трупами. Его глаза были пустыми и тупыми, как у коровы на бойне. Время от времени он начинал судорожно вытирать руки о штаны, хотя толку от этого было ноль — всё равно кругом кровь, гниль и дерьмо.

Метрах в двадцати от него сидела девушка с совершенно стеклянным взглядом. Сидела прямо на трупах, будто на диване, и даже не морщилась от вони разложения. Её мозг просто отключился, чтоб не сойти с ума. Классическая защита психики — выруби сознание, когда реальность становится слишком паршивой.

Какой-то хмырь бродил кругами, выдирая собственные волосы клочьями. По роже текла кровь, но он, похоже, даже не замечал. Губы что-то бормотали — молитвы или проклятия, хрен разберёшь.

Кто-то просто орал во всю глотку, пока связки не начинали сдавать. Другие тупо ползали между трупами и зачем-то их тормошили. Я же смотрел на это, находясь в несколько отрешенном состоянии.

— Твою мать… — Диана издала короткий нервный смешок, который был скорее рефлекторной реакцией на шок, чем выражением веселья. Она оперлась рукой о дерево, словно земля под ногами внезапно стала нестабильной. — Это просто… пиздец.

Её лаконичное заключение было предельно точным описанием того, что мы видели. Дальнейшие слова были избыточны.

Когда мы начали продвигаться через это поле смерти, к нам потянулись выжившие. Пожилой мужчина с потерянным взглядом, девушка с распухшим от слёз лицом, двое мальчишек лет двенадцати, прижавшихся друг к другу, будто это могло защитить от окружающего кошмара.

— Помогите, — подползла к нам женщина с окровавленными ногами — она пыталась вырваться из-под горы тел и разодрала всю кожу о торчащие из трупов кости. — Где мы? Что… что вообще происходит?

Её взгляд метался между нашими лицами, пытаясь найти объяснение происходящему.

Нина инстинктивно прижала к себе Настю, закрывая девочке обзор, но в этом не было смысла. Ребёнок уже всё видел.

Запах вокруг стоял невыносимый. Биологический коктейль из гниющей плоти, фекалий, выпущенных при смерти, и кислого запаха страха живых. Человеческое тело даже после смерти продолжает быть химической фабрикой, только теперь производящей компоненты разложения.

Нам приходилось пробираться через завалы тел, некоторые ещё сохраняли остаточное тепло. Я механически прокладывал маршрут, активно используя модификации зрения от Сафара — ещё одно преимущество перед обычными людьми, пока химическая дрянь не выгорит окончательно в моей крови. В высокочастотном спектре я различал, как первые личинки уже начали прорываться сквозь мягкие ткани свежих трупов, как тёмные жидкости просачивались из чёрных вен, образуя густеющие лужицы под телами. В глазах некоторых мертвецов ещё мерцали угасающие электрохимические разряды — последние судороги умирающего коллективного сознания Улья.

Запах вокруг стоял настолько тяжёлый, что даже у меня, повидавшего немало дерьма, подкатывала тошнота. Смесь фекалий, разлагающейся плоти и специфического кислого запаха, который оставляла чёрная жижа из вен заражённых.

К нам постоянно подтягивались выжившие — ободранные, грязные, с пустыми глазами. Они двигались как сломанные куклы, многие с разбитыми в кровь коленями и содранными ладонями. От их одежды несло смертью, разложением и мочой.

— Мы должны им помочь, — Нина остановилась рядом с женщиной, чьи голени представляли собой кровавое месиво из свисающих лоскутов кожи и оголенных мышц. — Это живые люди, Макар. Они просто оказались не в том месте и не в то время.

Я окинул взглядом разношёрстную толпу обречённых — десятки, если не сотни человек. Многие не могли даже стоять, не то что идти.

— Знаешь что? В той гостинице, где мы ночевали, есть крыша над головой и какие-никакие запасы, — я прикинул расстояние. — Кто может идти — пусть двигают туда. Там можно дождаться помощи.

— Ты издеваешься? — Нина оторвалась от осмотра раненой женщины. — Посмотри на них! Большинство не сможет преодолеть даже сотню метров. Им нужна медицинская помощь, еда, чистая вода… И если мы их бросим, ночью сюда сбегутся все мертвяки в округе!

— И что ты предлагаешь? — я наконец остановился, чувствуя, как в суставах нарастает тянущая боль — первые признаки отката от Сафара. — Какое красивое решение ты придумала? Загрузить их всех в одну машину, как грёбаном цирковом номере? — я широким жестом обвёл поле, усеянное телами и живыми, похожими на ходячие трупы. — Или, может, ты предлагаешь выбрать счастливчиков, которых мы спасём, а остальным пожелать удачи?

Диана молча наблюдала за нашим спором, крепко держа Настю за руку. Девочка вжалась в её ногу, испуганно оглядываясь на собирающихся вокруг нас людей.

Их становилось всё больше. Мужик с разбитым лицом, похожим на кровавую кашу — уцелел только один глаз, да и тот заплыл. Пацан лет шестнадцати с абсолютно пустым взглядом. Старик, едва держащийся на ногах — кожа да кости, на почерневших руках видны следы от сдавливания верёвками. Все с глазами загнанных животных, дошедших до предела выносливости.

— Пожалуйста, — женщина вцепилась в Нину скрюченными пальцами. Её ногти, сломанные и почерневшие от грязи, оставляли следы на коже. — Я ничего не понимаю… Я помню, что была на станции, мне стало плохо… а потом… темнота… и голоса в голове… много голосов…

Её трясло так, что стучали зубы, хотя воздух был достаточно тёплым. В глазах застыло выражение абсолютной потерянности.

— Скажите, где мы? Что здесь произошло? Почему… почему вокруг столько мёртвых?

Я молча смотрел на неё, чувствуя только усталость. Что я должен был ей сказать? Ты была марионеткой коллективного паразитического сознания, которое захватило твоё тело и использовало, как вздумается? А теперь, когда я вырвал сердце из груди своей сестры, ты снова вернула своё тело под контроль?

— Макар, — голос Нины стал жёстче, чем я когда-либо слышал. — Я остаюсь.

— Что? — Диана резко обернулась, вздрогнув так, что Настя тоже вздрогнула.

— Я не могу их бросить, — Нина выпрямилась, глядя мне в глаза. — Просто не могу.

Я покачал головой, ощущая смесь раздражения и мутной, далёкой боли. Очередное глупое, бессмысленное решение, продиктованное давно отжившими эмоциями, вроде сострадания и человечности.

— Ты понимаешь, что делаешь? — я впился в неё взглядом, но в её глазах не увидел ни тени сомнения. — Когда сюда сбегутся мертвяки, у вас не будет ни единого шанса выжить. Вылечить всех не получится, еду у вас тоже нет. Как только они придут в себя, то начнут требовать больше, паниковать, может даже попробуют напасть на тебя.

— Мне насрать на шансы, — отрезала Нина, что для неё звучало немыслимо. Она никогда не использовала такой тон и такие слова. — Наплевать на твои расчёты и твой ебаный прагматизм. Это люди, Макар. Живые люди. Что с тобой стало? Ты вернулся каким-то… другим.

Я только пожал плечами. Что тут спорить? Да, другим. Когда собственными руками вырываешь сердце из груди родной сестры, это меняет тебя. Выжигает изнутри что-то важное, оставляя только обугленную пустоту.

— Мне нужно вернуться в Красное Село, — сказал я, чувствуя, как в горле пересохло. — У меня незаконченное дело с Арбитрами. Эти суки с самого начала знали, что мне придётся убить Виту и ничего мне при этом не сказали.

— То есть, ты просто хочешь отомстить? — Нина посмотрела на меня с ледяным презрением. — И твоя личная вендетта важнее, чем спасти десятки живых людей, которые прямо сейчас умирают у тебя на глазах?

— Именно так, — я не колебался ни секунды. — Эти люди для меня ничего не значат. Они просто пешки в игре, как и все мы. Но я собираюсь перевернуть стол, за которым сидят игроки. А эти… — я кивнул на толпу отчаявшихся, — они всё равно умрут. Рано или поздно.

Диана нервно переводила взгляд с меня на Нину и обратно. Её лицо превратилось в маску внутренней борьбы — она разрывалась между прагматизмом и эмпатией, между верностью группе и состраданием к жертвам.

— Если ты останешься здесь одна… — хрипло начала она, но Нина оборвала её резким жестом.

— Я знаю, что делаю, — она вымученно улыбнулась и коснулась руки Дианы. — Позаботься о Насте. И за ним тоже присмотри, — она кивнула на меня, понизив голос. — Он сейчас… не в себе.

Диана несколько секунд молчала, потом решительно выдернула пистолет из-за пояса и протянула Нине.

— Возьми. Полная обойма и ещё два запасных магазина, — она отстегнула от пояса тесак в потёртых ножнах. — И нож тоже бери. Заточка свежая, режет плоть как масло.

Я оглядывал собирающихся вокруг нас людей. Клиническая часть мозга автоматически сортировала их по степени жизнеспособности — беспощадная калькуляция в мире, где милосердие стало непозволительной роскошью. Шансы большинства стремились к нулю. Дегидратация, инфекции, шок, кровопотеря. Оболочки, которые ещё не поняли, что уже мертвы.

— Мы доберёмся до поселения и отправим за вами машины, — сказал я механически, ощущая что-то похожее на эхо совести.

Нина даже не удостоила мои слова ответом. Просто сунула пистолет за пояс и перепроверила магазины — движения чёткие, выученные за месяцы борьбы за выживание.

— Береги себя, — она подтолкнула Настю к Диане. — И малышку тоже. Она пережила больше, чем некоторые взрослые за всю жизнь.

— Я вернусь с подкреплением, как только смогу, — Диана обняла её, и я заметил, как дрогнули её плечи. — Держись. И не лезь на рожон без крайней необходимости.

Мы втроём начали выбираться через поле трупов. Настя несколько раз оборачивалась, её маленькое лицо представляло собой учебник детских травм — расширенные зрачки, нижняя челюсть в микронапряжении, нездоровая бледность.

— Почему тётя Нина не идёт с нами? — спросила она тоненьким голосом. — Она потеляется.

— Она осталась помогать этим людям, — Диана подобрала слова с осторожностью сапёра. — Она Лекарь и сможет их вылечить.

— Но там же столько зомби, — Настина губа задрожала, предвестник детской истерики. — Что если они её укусят?

Я шёл впереди, предоставив Диане разбираться с эмоциональными аспектами. Ей всегда это удавалось лучше. У меня же с каждым шагом нарастала биохимическая реакция отката. Сафар, так щедро залитый в мои вены, теперь сворачивался, оставляя после себя выжженные нейронные пустоши.

К третьему километру физиология взяла своё. Ноги подогнулись, словно кто-то перерезал сухожилия под коленями. Если бы не молниеносная реакция Дианы, я бы рухнул лицом в месиво из земли и полусгнивших органических остатков.

— Ты в порядке? — она перераспределила мой вес на своё плечо.

— Нихера, — ответил я с клинической честностью, сдерживая рвотный рефлекс. — Ощущение, будто всё внутри выскребли ржавой ложкой. Но жить, кажется, буду.

— Откат после Сафара? — диагноз был очевиден, но она всё равно спросила. — Ксалфа предупреждала о серьёзных побочках.

— Плевать, — оборвал я разговор, концентрируясь на простейшей задаче — переставлять ноги в правильной последовательности. — Главное — добраться до машины. Потом до Красного Села. У меня разговор с нашими инопланетными кураторами, и поверь, он будет совсем не дипломатичным.

Последний километр растянулся, как вечность в чистилище. Перед глазами плясали чёрные точки, кислорода не хватало, будто я дышал через мокрую тряпку. Диана тащила меня без видимых усилий — для Танка, способного швырять автобусы, мои восемьдесят килограмм были не тяжелее рюкзака с провизией. Но её дыхание всё равно участилось — не от физической нагрузки, а от нервного напряжения.

Настя брела рядом, держась за край куртки Дианы как за спасательный трос. Её маленькие ноги заплетались, детская психика работала на пределе — слишком много смертей, слишком много крови для пятилетнего ребёнка. Я уже видел такое в первые месяцы апокалипсиса: дети впадали в кататонию от переизбытка ужаса и выключались, как перегоревшие лампочки.

Отель вырос перед нами среди леса — бетонная коробка с разбитыми окнами и облезшей вывеской. Наш внедорожник всё ещё стоял на стоянке, окружённый разбросанными телами зомби, с которыми мы разобрались накануне.

— Я за руль, — Диана решительно обогнула машину, — в твоём состоянии ты нас в кювет отправишь.

Спорить было бессмысленно. Я с трудом забрался на пассажирское сиденье, чувствуя, как Сафар выжигает последние крохи энергии, оставляя только пепелище. Настя молча заняла место сзади, сжавшись в комок, словно старалась занять как можно меньше места в этом враждебном мире.

Диана завела двигатель с первого раза. Внедорожник тронулся, унося нас прочь от кладбища изломанных тел, толпы обречённых выживших и Нины с её упрямой верой в человечность.

Где-то глубоко внутри шевелилось то, что когда-то было совестью. Слабый голос нашёптывал, что бросать людей — последнее дело. Что мы теряем себя, превращаемся в безвольных марионеток чужой игры.

Я заглушил этот голос. Сейчас у меня была цель важнее — найти существ, стоящих за всем этим кошмаром, и заставить их заплатить. За каждую каплю крови. За искалеченные тела и сломанные судьбы. За Виту, чья кровь всё ещё впитывается в бетонный пол этого проклятого бункера.