Отсмеявшись, Мастер вновь притянул к губам свой напиток, легкая гордость расцвела на его лице, когда он пробасил:
— Как вижу, ты не отступишься и собираешься призвать Костяного Дракона. Это достойная цель, благородное стремление. Но ты уверен? Повторяю, ни разу не было успешного вызова этой иной формы жизни; Зверь убивал вызывающего и исчезал в бескрайние мрак.
— Да, Учитель. Я должен, и смогу это сделать. Не знаю как, но другого пути у меня нет, — сдержанно отвечаю и Учитель лишь слабо улыбнулся.
— Что ж, раз ты решился, приступим. Первое: тебе нужна будет заёмная сила, океан заёмной силы. Это означает, что предстоит работать с… материалом.
— Материалом? Каким? — я недоуменно смотрю на старого некроманта, на что он устало вздыхает.
— Тебе необходимы страдания, боль и смерть. Много этого, не обязательно от твоих рук — главное, впитать эти эмоции в себя. А дальше произнести древнюю форма вызова и подъёма неупокоенных, с мысленным заклинанием, формой выдергивания души дракона из загробной жизни.
— Хорошо, ясно…
Мастер молча смотрел на меня, позволяя осмыслить произнесённое. Значит, мне предстоит пытать и убивать? Как же это всё кажется странным… Ранее я охотился на тех, кто измывается над невинными и даже над теми, кто был виновен хоть в чем-либо. Все должны были предстать пред лицом закона. А теперь, теперь я сам превращусь в палача. Какая же у меня затейливая судьба: рьяно защищая от убийц, стать одним из них. Глупо и несправедливо, как какой-то дешёвый ужастик или драма.
Пока я погружался в свои раздумья, Учитель продолжал свой бесконечный монолог. С той же завуалированной беспечностью, что и при искусном фехтовании. Успеваю ли я следовать за его словами? Вопрос, который оставался лишь на поверхности, ибо глубокая неуверенность уже окутывал мои мысли.
Внутри меня, бушевал спор, подрывая остатки сосредоточенности. Учитель не замечал, казалось, как я погружаюсь в свои проблемы; его слова раскатывались в воздухе, создавая симфонию незапятнанной уверенности. Для него это было просто искусство, в то время как для меня это стало испытанием на прочность. Я понимал, что я одинок в своей борьбе с невидимыми врагами, ведь каждое мгновение — это лишь отражение моих переживаний. И пока его голос расплывался в пространстве, я оставался пленником своих мыслей, брошенным в бездну своих страхов и вопросов, на которые не было готов услышать ответ.
Ответ на самый главный вопрос: Переступлю ли я черту отделяющую меня от Волдеморта? Достоин ли я титула: Кровный брат Тёмного Лорда? Учитель хлопнул ладонью по столу.
— Итак. Теперь я жду от тебя полной самоотдачи и внимания. Мы завершили с низшей некромантией. Боевая некромантия. Повереллы, гении и безумцы. Они смешивали магию, создавая новые проклятия и заклинания. Из обыденных, казалось бы, чар сотворяли ужасное и прекрасное. О да, — глаза Мастера потускнели, утратив блеск.
Наверняка, он сейчас находится в Певерелл-мэноре. Игнотус, взяв с него клятву некроманта, обучал его премудростям этой магии, так же, как и Мастер сейчас открывает мне желанные тайны.
— Боевая некромантия не изобилует количествами, но сверкает уникальностью и опасной красотой, утопающей в мрачной эстетике Золотого Града. Первые три заклинания, сотворенные самим Пендрагоном. Щит Праха. Мир окружен мёртвой материей, которую природа поглотила, и она лишь ждёт того, кто осмелится приказать ей, кто обладает правом на это. Этот щит, сотканный из безбрежного множества частиц праха усопших. Не обеспечивает защиту столь надежно, как Палладиум или Аксе Песто чернокнижников. Но его универсальность поражает: он способен защитить адепта Мары от любых заклинаний — от святой магии до некромантии, если два некроманта вступят в схватку. Однако, несмотря на свою универсальность, он не блистает ничем, кроме факта своего спектра. Для Артура этого оказалось недостаточно, и он устремился к большему. Круг Отражения. О том, как он достиг этого, я умолчу. Известно одно: по окончании эксперимента Артур в воплощении своих замыслов создал руническое плетение, которое окрестил мёртвой силой.
— Это разве возможно? Да, именно через рунические плетения создаются заклинания, которые можно смешивать и трансформировать. Мой учитель, Северус Снейп, объединил рунические конструкции режущего Секо и чар копирования, в результате чего возникла Сектумсемпра. Это крайне опасное режущее проклятие способно разорвать противника на куски. Но чары копий и Секо не являются полярными! Вы сами говорили, что мертвое и живое не могут сойтись в единстве! — с трудом выдыхая этот поток слов, одним глотком опустошая чашку медовухи, продолжая пристально впиваться взглядом в Учителя.
— Это замечательный вопрос, мой ученик! Прекрасный! Универсальность. Как я понимаю, Пендрагон сплёл эту удивительную руническую цепочку с помощью своей крови. Затем, точно выверяя, он напитывал руны магией мёртвого мира. Ему удалось достичь этого, не с первой попытки и даже не с сотой. Но он достиг цели. Круг Отражения. Сплетённые ужасным, противоестественным образом руны породили Это. Гениально. Против одиночной цели этот откат похож на удар кувалды в темечко. Когда враги объединяются, щит будет продавлен — слишком много целей и слишком сильное давление. Но даже так, против группы магов Круг сократит численность атакующих. Выводя из боя часть атакующих. К тому же, Круг Отражения обрел уникальность Щита Праха: для его вызова не нужна устная форма. Просто пожелай и представь руническую цепочку, и мир сам преобразит мёртвую материю, подчиняясь твоей воле. Как глупый щенок, она лепится к рукам хозяина. Единственное ограничение: лепить можно лишь то, что ты знаешь и понимаешь.
Учитель, наполнив наши чашки, насладился мгновением самодовольства, а я страстно жаждал такой магии и силы — силы с большой буквы. Это невозможно. Такие щиты, да все маги продали бы душу ради обучения хотя бы этим двум защитным чарами.
— Третье придуманное Артуром проклятие. Ха! У него получилось визуализировать огонь напитывая его изнанкой. Его вечным врагом. Смертью. Устная форма: Ignis Tenebrae. Как ты понимаешь, по разрушительности огонь не уступает Адскому пламени. Особенность в том, что он не разрушает неупокоенных. Послал мертвечину в атаку и бьешь за их прикрытием по противнику Огнём Тьмы. И оно проходит через мертвецов, не причиняя им вреда. Как тебе форма Адского пламени только для некромантов? Неплохо? — облизываю пересохшие губы, а Учитель снова даёт время вникнуть в суть ещё одного заклинания моего рода.
— А сейчас мы подходим к тонкой грани уничтожения всего живого. Mortiferum ignis.
— Какие?
— Mortiferum ignis. Изменяя материю. Трансфигурация мёртвой материи. Эта затея действительно хитроумна. Мир, повторюсь, поскольку это самое важное в нашем ремесле, насыщен мёртвой материей; мы способны трансформировать её придавая форму черепов. К ним добавляем магию левитации и магию иллюзий. Вдруг Мастер прервался встретив мой недоумевающий взгляд.
— Ну черепа, ну магия левитации и иллюзий… Разве это сравнится с Огнём Тьмы или Кругом Отражения? Учитель оскалился.
— Как я и предполагал, ты не поймешь! Черепа мчатся к противнику с неимоверной быстротой, раскрывая свои челюсти в радушном приветствии. Представь, твой противник накладывает, скажем, заклинание Аксе Песто. И наши милые птички, безжалостно разрываю глупого чародея.
— Не понял! Что?
— Магия иллюзий. Она проникает сквозь преграды, игнорируя даже самые мощные защитные чары. Ни Круг Отражения, ни любые щиты не могут от неё спасти; таким образом, защита не убережет мага от черепков. Но и здесь скрывается изъян. Чары помех и прочие защитные заклинания против материальных сущностей могут замедлить движение черепов, а чаще и уничтожить их. Но сколько магов сможет предугадать необходимость защиты от физических объектов, когда перед ними в воздухе вьются черепа, явно обладающие магическим происхождением?
— Когда же практика?! — не стесняясь взревел вскочив на ноги.
В моём голосе проглядывала легкая пьянящая нотка. Мастер прекрасно разбирается в медовухе, этого не отнять.
— Есть ещё пара проклятий, торопыга. Но скоро. Практика скоро. Ну, за здоровье твоих предков. За их гениальность и дар. Кто придумал Боевую Некромантию!
Учитель прав. Это действительно гениально и безумно. Создать заклинания исключительно для противодействия магам. Все эффекты предназначены только против них! М-да, инквизиторам и неодаренным не следует приближаться к такой… Силе! Вновь меня охватил ледяной безумный смех, и эхом крутился вокруг жуткий каркающий смех Учителя.
Успокоившись и перестав сотрясать воздух смехом, я тяжело вздохнул. Ещё один срыв. Я задумчиво присел, крутя в руках чашку. Как же это раздражает — ощущать, как сознание ускользает. С каждым разом всё чаще и быстрее охватывает чувство вседозволенности и власти. И ты совершенно бессилен. Абсолютно ничего не можешь сделать. Хотя сам этого не жаждал и не хотел, но сознание, разорванное крестражем, утратами и бесконечным горем, сдаёт позиции этой бездне безумия…
— Тяжко? — тихий, понимающий голос Мастера разбил тишину.
— Да…
— Крепись, мой юный друг. Магия не властна над этим фактором. Но человеческий дух способен противостоять и вырвать своё здравомыслие из лап безумия. Это почти невозможно, но шанс есть, а пока он существует, стоит сражаться до последнего. Тот, кто остановился, — проиграл, тот, кто сдался, — растворился в великом ничто. А те, кто сражается: либо вырывают свой шанс, либо погибают. Третьего не дано. На сегодня всё, продолжим завтра
Кажется, Учитель не может помочь, безжалостно и беспощадно ведёт беседу. Не замечая ничего вокруг, не смущаясь, он, словно искусный резчик, рубит правду под корень, неизменно и жёстоко. Однако его непоколебимая вера и глубокая мудрость, побуждают подниматься и двигаться, исполняя свой долг. Я верю в его слова и в истину; продолжая балансировать на грани безумия, вгрызаясь в призрачный шанс избежать падения, как Том.
— Нет, — Учитель буравил меня взглядом, полным сомнения, на что я отрицательно покачиваю головой. — Продолжим. Я себя контролирую.
— Ну что ж, — произнес Мастер, отхлебнув из чашки и откинувшись на стуле, и я подсел ближе. — Как пожелаешь. Мы обсудили многое, почти всё. Остались три проклятия, не уступающие Огню Тьмы и птичкам по разрушительности. Два из них создали родители Антиоха, Кадма и Игнотуса. Дыхание Светлейшей — это не что иное, как контролируемый стихийный выброс. Некромант высвобождает свою магию, до предела насыщенную мёртвой силой. Существует два вида Дыхания. Первый ты, возможно, уже неосознанно примени́л — магия некроманта в таком случае принимает форму раскалённого пепла, способного сжигать всё живое и неживое. Единственный его недостаток в том, что останавливается такое Дыхание с удивительной легкостью. Щит от материальных предметов или даже Протего способны защитить противника, однако его истинная забота заключается в том; чтобы не сгореть под потоком раскалённого воздуха, что сопровождает пепел. Второй вид Дыхания, хотя и не столь разрушителен, таит в себе не меньшую угрозу. Мёртвое поглощает всё живое, как я и говорил. В этом контексте наполненный до краёв мёртвой силой поток магии мчится к живым существам, мгновенно превращая их в прах и унося десятилетия, а порой даже века жизни. На землю падает лишь пустая одежда. Защититься и среагировать своевременно — задача крайне сложная, ведь в материальном плане Дыхания не видно. Искусный маг, конечно, способен распознать эффект и нейтрализовать Дыхание.
Мы сидели в тишине, отпивая и закусывая, и о чём-либо разговаривать не было ни желания, ни сил. Учитель, тонко улавливая моё угнетённое состояние, молча предоставил мне время на осмысление, забыв о своих привычных ехидных и ироничных замечаниях.
— lliana Mora, аналог Авады. Но, в отличие от последней, Иллиана не разрывает деликатную связь между телом и душой. Она заставляет разум и тело противника поверить в свою смерть, и, к удивлению, тот действительно умирает. Если бы это заклинание стало известным, его отнесли бы к ментальной магии. По сути, оно не убивает, а внушает веру в смерть. Благодаря этому оно кажется более честным. За убийство ребёнка с помощью Иллианы мироздание не карает, в отличие от Авады. Твоя магия не убивает, она лишь заставляет поверить в свою погибель. Так что если понадобится устранить младенца, используй её.
На последнее я лишь усмехнулся. Намёк был очевиден. Станешь Тёмным Лордом, как и Том? Убей ребёнка, прежде чем он вырастет, не во вред себе, а во благо. Грубо, но предельно ясно. Подождав, Мастер нахмурился и продолжил.
— Венец всей некромантии, как я считаю. Dirigo de mundo. Придумали Антиох, Кадм и Игнотус. Ультимативная форма Дыхания Светлейшей. Исушая себя и всё вокруг в радиусе нескольких километров, некромант бьет предельно сконцентрированной магией Смерти. По сути воплощая в этом ударе Госпожу. Защититься и спастись от него, теоретически, невозможно. Но, никто ни разу его не применял. Твои предки не успели, а у меня не было достойных врагов для этого. И даже если бы были, я сто раз подумаю прежде чем применить последний козырь в рукаве. Причина вот в чём. После заклинания Управления Миром, это место станет червоточиной. Мир будет болеть в этом месте. Пейзаж останется неизменным, и осмелюсь утверждать, что он не поддастся ни физическому, ни магическому, ни даже временному воздействию. Уже никогда территория в несколько километров не оживёт. Ну и, да, на долгое время там поселятся самые тёмные магические существа. И мертвецы.
Мастер устало вздыхает, резко встряхнулся, словно готовясь к решающему броску. Ну да. Попробуй так ворочать языком, отвалится.
— Пока у нас есть силы, завершим. Глубинная некромантия. Заплатив Загробному миру дань в виде эманаций боли, смерти и страданий, некромант принимает дары и подарки. Через ритуальную некромантию адепт Смерти становится способным на… всё. Здесь нет заклинаний, есть лишь желание и мысль. Хочешь уничтожить всех — действуй. Желаешь вызвать неизлечимую болезнь, подобную порождению Игнотуса — пожалуйста. Локальный прорыв Загробного мира? Ещё проще, безмолвная армия призраков и духов заберёт в свою обитель врагов вызывающего. Стать творцом? Да на здоровье, Костяной дракон — яркий тому пример. Ограничения лишь в твоём разуме и цене. Для локального прорыва нужна не просто дань, но и поддержка Врат, кровью и нашим естественным материалом.
Учитель замер, а я ошарашено сидел. То, что я слышал о некромантах, оказалось лишь бледной тенью правды. Всё намного ужаснее и притягательнее. Мне нужно это, чтобы отомстить, как задумал. Всё сойдётся. А от этого желание стать некромантом, адептом Смерти, лишь крепче. Иронично, что она всегда рядом, унося моих близких. Всю мою жизнь.
— Всё понятно, Мастер. Это… крайне познавательно и информативно.
— Но? — жёстко прерывает меня.
Да, не мне пытаться обмануть столь древнего мага. Его опыт превалирует, он моментально понял причину моей затянувшейся паузы и, не растрачивая времени, увидел главное.
— Я многое осознал. Уловил всю мощь и тонкости. Опасность, таящаяся в заклинаниях, сотворённых моим родом. Но когда же наступит момент практики?
— Ты спешишь, торопишься. Ты уверен, что следует так несдержанно мчаться?
— Конечно!
— Я не закончил, — сухо прервал Учитель. — Ты не забыл, что балансируешь на краю безумия. Тебе предстоит изучать вивисекцию, гримуары пыток и страдания. Варить зелья и настои для более глубокого взаимодействия с материалом. И много других вещей. Прежде чем бросаться в омут, подумай хорошенько.
— Уверен, — всё внутри меня кричало, что не стоит усугублять и без того непростую ситуацию.
Но я не имею другого выбора; иначе рисковал навсегда остаться в этой ловушке. Ведя борьбу с бездной безумия, мог ли я рассчитывать на победу? Ответ на этот вопрос подвешен в воздухе. Нужно было действовать решительно и беспощадно, надеясь, что сумею удержаться на краю пропасти.
— Ты сделал свой выбор. Неделя на отдых; начни читать книги, а потом мы займёмся некромантией, — с тяжёлым вздохом произнёс Учитель и отвёл взгляд, а я постарался отвлечься.
В голове роились мысли, знания, усталость. Я не заметил как дошёл до своей комнаты и повалившись на кровать сразу уснул. Не заметил как в дом ворвался чёрно-обсидиановый ворон, раздражённо пронзая Мастера взглядом. Тот, стиснув руки в кулаки, упрямо смотрел в пол, не осмеливаясь поднять взгляд. Дом наполнила странная густая атмосфера. Словно тень конца, она уже была рядом, наполняя пространство гнетущей тишиной.
Предупреждение: Дорогие читатели. Данная часть обладает рейтингом NC-21.
Читателям с глубокими эмоциональными переживаниями, людям с ранимой натурой и беременным рекомендуется воздержаться от прочтения.
Действия, совершенные главным героем, имеют крайне негативный характер. Автор не одобряет подобные поступки и не поддерживает их ни в коем случае.
И вновь накрывает водоворот учёбы. На протяжении трёх лет я постигал искусство некромантии, готовясь к решающему экзамену на профпригодность. Ужасные тома по вивисекции, открывали передо мной страницы описывающие слишком многое. Как мучить невинных и виновных, вонзать деревянные колышки в тела кошек, поджаривать людей на медленном огне. Я читал о том, как снимать кожный покров с живого существа, заполняя его землёй, оставляя лишь кусочек сознания. А тело обсыпать солью. И много ещё прочих «приятных и полезных» методов. Омерзительно и возмутительно. Это всё что я могу сказать о таких знаниях.
Бесконечные книги о вивисекции сменялись мучительным приготовлением настоек, чтобы материал не терял сознание от боли и не умирал преждевременно. Скрупулёзно наносил пента-гекса-гептаграммы на любые поверхности, как ровные, так и искривлённые. Тянулся к эманациям боли и смерти, открывая Врата. Поднимал мертвецов и скелетов, которые своим видом и запахом вызывали презрение, порождая липкий страх перед своими слугами. Учитель, сотрясая воздух ругательствами, насмехался над моей реакцией.
После всех этих томов, мертвецов и стабилизаторов магии мы оба были излишне злы, и на время отпускали гнев на волю в долгих поединках. Уставший разум отдыхал от всего что я читал, только тогда. Даже во сне, порой, мне приходили видения, смысл которых даже не хочется вспоминать.
А ещё у меня появился друг. Обсидиановый ворон, цвета ночного неба, неутомимо следовал за нами. Когда я делал ошибки или мог бы их совершить, он остервенело клевал мои руки. Словно стремясь вбить эти знания, дабы я запомнил урок и впредь избегал ошибок. А когда мне удавалось что-то сделать правильно, он громко и с гордостью каркал, разнося свой восторг по округе; краем глаза сверкая на Учителя. Как любящая мать, восхваляющая успехи своего дитя. Мой второй Учитель, в свою очередь, с недоумением наблюдал за этой сценой, лишь покачивая головой.
И вот настал тот день — месяц отдыха от учёбы. Я бродил по Долине, впитывая красоту природы и размышляя о жизни. Сердце моё было охвачено предчувствием беды, которое с каждым днём усиливалось. К концу отдыха я становился всё более раздражительным и угрюмо злым. С Мастером мы сплотились, понимая, что ни одна из угроз не исходит от нас друг к другу, и вскоре отношения наши стали более равными, только укрепляясь с длительным сосуществованием.
— Готов? — без лишних слов осведомился Учитель. Я неуверенно кивнул в ответ. — О, у тебя впереди хороший материал. Прямо вишенка на тортике. Хе-хе. Пошли, познакомимся.
Когда мы вышли на крыльцо, взгляд мой сразу упал на пентаграмму, выведенную черным мелом; окончания ее лучей обрамляли простые свечки. И среди всего этого я увидел девушку с очень большим животом, от чего у меня волосы встали дыбом. Это материал? Да… она ведь беременна… Я гневно метнул взгляд на Учителя, но встретил его спокойный и настойчивый взгляд.
— Ты что, старый, совсем охренел? Ей не больше тридцати! И она беременна! — Выкрикнул я, на что Учитель лишь приподнял брови и иронично усмехнулся.
— Ты думал, попал в сказку? Иди работать, торопыга.
— Нет, — и тут же зашипел от боли в руке.
Чёртова птица впилась в кожу, недовольно каркнув, и перелетела на плечо Старика. Тот хмыкнул и улыбнулся. Теперь меня буравили три взгляда: один — просящий, наполненный мольбой, два — полные недовольства.
— Эта девочка — не невинная. Это вампир. Своими способностями она привлекала внимание богатых неодарённых. А после пары месяцев жизни тех находили убитыми, а всё их состояние переходило этой милой девочке. Разве она достойна жить, Судья? Справедливость и правосудие должны свершиться. Наше правосудие. Пришло вовремя выполнять свою работу, — я нерешительно замер, а ворон подтверждающие закаркал. От чего вампиресса вздрагивала.
Достойна ли она жить? Нет. Но пытать девушку, ещё и беременную. Это просто безумие!
Вспыхнул в голове разговор с Директором: не магия, а поступки делают человека монстром? Кажется, настало моё время принять облик чудовища. Без радости выполнять работу, потому что другого выбора нет. И вновь — выхода нет, лишь долг. Я медленно приблизился к обнажённой и привязанной женщине. При каждом моём шаге её попытки вырваться становились всё более отчаянными, но, осознав тщетность борьбы, она попыталась поймать мой взгляд. И ей это удалось.
— Прошу, не надо, зачем вы так поступаете?! Мой ребёнок, прошу, не делайте этого! — её голос, пронизанный болью, страхом и ужасом, завладел моим разумом.
Я наблюдал, как слёзы катятся по её щекам, и, против своей воли, начал сочувствовать этому существу. Моя рука инстинктивно потянулась к путам, связывающим девушку. Этот старый ублюдок настоящий безумец. Надо спасти, помочь, защитить — она невиновна.
— К-а-р! — от яростного крика ворона я вздрогнул, ледяной поток пронёсся по телу, стирая наваждение.
Ах ты, тварь! Удар — лицо вампирши дернулось вбок. Эта тупая и опасная тварь. Сожаление и жалость улетучились. Я бросил благодарный взгляд на ворона, который, самодовольно каркая, перевёл взгляд на вампира.
Мой разум, на грани безумия, откликнулся на её попытку очаровать меня с неожиданной жестокостью. Как будто ледяной поток который смыл наваждение: что-то сломал во мне окончательно. Поменял моё сознание удивительно неприятно для меня. И мне было на это действо совершенно наплевать.
Презрение и безразличие к этой женщине укоренились в моей душе, оставив лишь бездонную пустоту в сердце, словно я утратил всякую связь с тем, что когда-то могло вызвать чувства. Этот оказалось не более чем холодным отражением моих эмоций, жестоко отразив моё равнодушие.
Каждое её слово, каждое движение вызывало во мне лишь стойкое нежелание поддаться её обаянию. Я был как мраморная скульптура, нечувствительная и лишённая жизни. В моём сердце не осталось ни капли тепла, чтобы вернуть былую искренность. Я прислушался к себе, внутренне исследуя бездну своей равнодушной души, вновь осознав, что не найдётся ни тени бывшего гриффиндорца Гарри Поттера.
Так, в плену странного воздействия, я остался один со своим холодом, невосприимчивый к её чарам и слезам, словно зимний вечер, безмолвный и опустошённый.
— Начнём, пожалуй, с её ноготочков. Думаю, плоскогубцы станут отличным инструментом на первое время, — суровый голос Учителя пронзил пространство, словно остриё копья.
Ну плоски, так плоский: «Вырывать надо медленно, контролируя каждое движение инструмента, вращая его во всех направлениях, чтобы материал осознал своё положение, породил и отдал боль от каждой секунды работы.» Ну, начнём. И небеса замерли в ожидании, когда в молчании раздался до боли знакомый и родной голос.
— Сохатик.
— Дора! — резко разворачиваюсь на голос за спиной.
С боку рыкнул Учитель, от него ударила волна силы прижимая цветы к земле. Он готовился к последнему бою, словно зверь, который решил отдать свою жизнь подороже. Вампирша взвыла от боли, а ворон безмолвно буравил гостью взглядом. Я же, в шоке, вперил глаза в родные черты любимой, фигуру которой освещали двухметровые распахнутые белые крылья.
— Воин Небесного Престола. Вы решили устранить двух некромантов единовременно? Мы дорого продадим свою жизнь.
— Мастер! — и, если на мой негодующий крик колдун никак не отреагировал, то от мимолётного взгляда крылатого существа он замер как вкопанный.
— Помолчи, проклятый. Я говорю с моим мужем, а не с тобой. И не заставляй меня больше обращать на тебя внимание, — тихо произнесла и с теплом улыбнулась мне Дора. Продолжая говорить, тогда как Мастер замер в нерешительности. — Сохатик, не совершай глупостей, родной.
— Я не совершаю глупостей, я выполняю нашу с тобой работу. Судить предстоит далеко не святую.
— Она будет Судима, но лишь по истечению жизни. Не стоит марать свои руки кровью вампиров.
— Я должен! — восклицаю, когда ее взгляд, полный мягкости и всеобъемлющего прощения затыкает мне рот.
— Ты никому и ничего не должен, родной. Только себе, и только счастья.
— И многих она ещё убьет и ограбит, пока не сдохнет? И я отвечу, очень много! Её необходимо остановить.
— Но она ответит за свои поступки, — мягко улыбнувшись, Дора протянула мне руку. — Родной, послушай меня. Покайся. Отрекись от Мары, Певереллов, Учителя, некромантии. Сообщи о тех, кто меня убил, моему отцу или даже Рону. Они их посадят. Тем более, после смерти они еще получат Суд. А ты будешь жить долго и счастливо. Потом мы будем вместе. Вечность и навсегда. Как хотели.
— Как хотели… хотели? А они, все эти лживые твари, попадут в ад? Это слишком мягко!
Учитель приготовился к удару, но мой взгляд остановил его. Спокойно, с прикушенной губой, отрицательно киваю. Он всё понял. В его глазах мелькнули гордость, удивление и боль за меня, мой выбор.
Душа кричала от противоречия и страдания, но, стиснув зубы, я смотрел на… Ангела. Это не моя Дора. Дора никогда не избегала тёмной магии. Она всегда первая брала преступников или, если не было выбора, убивала. Это не Дора… точнее, лишь часть её души, ставшая всепрощающим ангелом, воином Небесного Престола. А моя часть, тёмная тварь, готова разорвать всех, кто встанет у меня на пути. Предать род? Учителя? Светлейшую? Себя и свою клятву? Никогда!
— Работаем, — прошептал я, вливая в горло женщины зелье, что усиливало страдания, зелье, что оберегает от преждевременной кончины и потери сознания.
Медленно приближаю плоскогубцы к руке вампирши, начиная классическую вивисекцию. Первый стон обвинённой поднимается к небесам, словно печальный конец моим сомнениям. Проходя вдоль её рук, с мучительной неумолимостью начинаю разламывать пальцы "материала". Мельком замечаю, как Дора, с лицом словно выточенным из камня, опустила руки и с безмолвным вниманием наблюдает за моим творчеством. Что ж, открою тебе сокровенные тайны наказания преступников, моя дорогая. Это всего лишь начало.
Я испробовал почти всё: в некоторых местах кожа была содрана, а мясо щедро усыпано серебром и солью, медленно жареное до состояния рагу. Скальп меня не интересовал, а вот пальчики. В каждый палец, вместо ногтей, я вбил раскалённые пластины серебра, вампиресса выла изгибаясь, а от рук поднималась едва заметная дымка. На груди, тупым серебряным ножом, я вырезал руны отторжения. Она потеряла надежду на посмертие; её душа обречена на уничтожение. Волосы сгорели, а на лбу выжжен знак нашего рода. В конечном итоге, благодаря серебру, работа была завершена быстро, но для вампиров это было мучительно. Всё остальное я опущу, ибо эти знания вызывают лишь отвращение. Живот же остался нетронутым; я поддерживал его магией, не позволяя погибнуть дитю.
Солнце скатывалось к горизонту, прокладывая свой путь к закату. Долго я был погружен в работу — более шести часов, но что поделаешь? Это была тщательная задача, требующая как внимательности, так и терпения. Я внимательно осмотрел свои окровавленные до локтей руки и прислушался к своим мыслям. Хм. Ни стыда, ни угрызений совести мне за свое отношение к беременной женщине. Даже отвращения не было. Вместо этого я ощущал Магию, разлитую в кислой и затхлой атмосфере. Да, моя плата за мёртвую силу была принята.
Переведя взгляд на Учителя, стараясь не встречаться глазами с Дорой, я уловил его одобрение и молчаливую похвалу. Затем он невидимым жестом передал мне стилет и кивнул в сторону безжизненного куска мяса, который не мог ни хрипеть, ни стонать.
О, нет. Нет. Нет! Я не могу этого сделать! Мое тело охватило дрожь, а Дора, наконец, произнесла первые слова за прошедшие шесть часов вивисекции.
— Гарри, убийство нерождённого ребёнка — это уже за пределами всего сущего. Тебя. Просто. Уничтожит магия. Твой Учитель хочет тебя убить!
Воскликнула Дора, её голос почти сорвался в крик, а нестерпимая мука в полных слёз глазах пробирала ещё сильнее. Я молча скользнул взглядом между Мастером и Дорой сомневаясь кому верить.
— Ты действительно считаешь это Правильным путем? Стать чудовищем, которым уничтожит магия за подобное злодейство? Вы выстраиваете свою концепцию справедливости? Это ложь! Остановись, отрекись и покайся. Твою душу ещё можно спасти! — её отчаянная речь пробивалась сквозь ледяную преграду что сковывала мои эмоции и Учить это заметил.
— А ты не забыла сказать своему мужу, что сожжёшь его в Очищающем огне? Это достойная плата за покаяние? А потом сотни лет замаливать грехи? И что он должен отвезти меня на Ваш суд — самостоятельно вынести мне приговор? Это ваше спасение души? Вы просто делаете грязную работу чужими руками! Смертных!
Спокойно-ледяной голос Учителя разрушал доводы Доры, но не мог убедить меня. Хотя Учитель обращался к моей невесте, его взгляд метался ко мне, и в этих глазах не было и тени страха. Я улавливал призыв: беги, если произойдёт столкновение. Нам не одолеть ангела.
Учитель готов отдать свою жизнь ради моей. Он отречётся от жизни ради меня? Зачем? Кто из них говорит истину? В словах Доры скрывалась правда; однако тот, кто жаждет убийства, не станет защищать ценой своей жизни. Я ощущал, как душа рвётся на части, это наверное самый тяжёлый выбор за всю мою жизнь.
Слова Доры обладали весомом, и я сам не желал трогать нерождённого. Но и Учитель. Мой род, Богиня, мои обязательства и магия, что даёт шанс на месть. Стать предателем или изгнанником? Выбрать меньшее зло? Этика некромантии. Но что, в конечном счёте, из предложенного — меньшее зло?
Но тут, в игру вступила третья сила, не позволяя мне разорвать и без того расшатанное сознание перед выбором пути. Мой новый друг, ворон, перелетел ко мне на плечо и, казалось, замер в ожидании.
— И снова выбор пути, мой дорогой малыш? — прозвучал тихий, заботливый женский голос с легкой хрипотцой, проникая в разум, словно нежный шепот, не замечая моей ментальной защиты.
Чарующие звуки обволакивали истерзанное сознание, даруя покой и спасение. Было ли это идеалом? Мысли и желания рассеялись, осталось лишь одно наваждение: слушать и внемлить этому голосу всю жизнь, всю вечность.
— Ну-ну, хватит. Ты ещё успеешь нарадоваться моему голосу. Сейчас вопрос в другом: твой выбор.
— Кто из них лжёт? — едва справляясь с собой, произношу я, на что слышу лёгкий, утешительный смех моей загадочной гостьи.
— Никто. В том-то и дело.
— Вот как? То есть, Учитель стремится лишить меня жизни? А Дора — спасти, заставив предать всё, что мне дорого?
— О, отнюдь. Возможно, твоя невеста лишь предлагает тебе предательство, но только потому, что спасение твоей души требует этого. Учитель же лишь передал тебе мой замысел.
— Умереть от собственной руки? Это действительно выход. Не так ли, Мара?
— Дерзок, умён, непреклонен и горд. Прекрасные качества. Нет, конечно же нет, мой дорогой. Позволь мне объяснить.
Как же пленительно и безукоризненно звучит этот голос для меня. Не идеален в абсолюте, но его совершенство для меня безусловно.
Словно музыка времени, струящаяся из уст таинственной собеседницы, она погружает меня в бездонные глубины смысла и тяжести выбора. Мои чувства, переплетенные в сложный узел раздумий, танцуют на грани контрастов: тьма и свет, жизнь и смерть — все сливается в одну безмолвную симфонию. В которой голос становится смыслом, а смысл — голосом. Я стою на краю пропасти, где каждая нота звучит так, будто сама провозглашает истину, а каждая пауза уносит в пустоту, полную невысказанных слов и несбывшихся надежд.
В этом мгновении я осознаю: выбор — не бремя, а дар, возможность быть частью великого театра сил. Где каждый аккорд — это шанс, а каждая тишина — предвестие нового начала. Я гляжу в бездну, и она заполняется звуками, которые, словно нежный шёпот судьбы, выводят меня за пределы обыденности, в мир, где каждое движение, каждая мысль имеют свой неповторимый смысл.
— Убив Нерождённого ребенка, ты спасёшь свою душу, своих друзей и всё, что может стать твоим будущим. Уж поверь, у меня есть веские основания утверждать, что род Певереллов на вечно проклят Святой коллегии. Взгляни на факты. С момента последней войны Веры следы этого рода начали иссякать. Даже я, в качестве хранителя наследия, не ощущала присутствие потомков Кадма и Игнотуса. Антиох не успел оставить после себя детей. Невозможно передать те страдания, которые преследовали меня на протяжении более чем пяти веков, как и всех Певереллов. Мы знали, что род продолжает существовать, но тоска по изначальным связям терзала наши сердца. И вот, наконец, свершилось — Том Марвелло Гонт пришёл в мир. И что же? Он унаследовал власть Салазара Слизерина, создал крестражи и скатился в безумие. Дальше стало только хуже. Родился потомок Игнотуса, в ком разгорелось древнее наследие. Радость ли? Потомок среднего брата убивает родителей младшего, однако только благодаря кровным узам не убивает тебя. И что произошло? Вы стали врагами. Две надежды на возрождение величия рода обречены были на взаимное уничтожение. Так и случилось — ты убил своего кровного брата.
— Но и это не всё. Ваше неправильное детство, бесчисленные потери. Напомнить? Лили Розалин Поттер. Джеймс Карлус Поттер. Сириус Орион Блэк. Ремус Джейкоб Люпин. Альбус Дамблдор. Нимфадора Андромеда Поттер-Блэк.
Перед моими глазами пронеслись зловещие моменты их убийств, ввергая меня в ярость, как в пучину безумия. Но Богиня не остановилась.
— Тебя предали те, кто был тебе семьёй. А теперь, в твоей жизни остались лишь Рональд Уизли, твой Учитель и семья Блэков. И они тоже умрут. Рано или поздно, их жизнь оборвут, возможно, на твоих глазах. А твой сын или дочь? Ты оставишь своего ребёнка на произвол судьбы? Пусть его постигнет твоя участь, полная потерь, предательств и безумия? Ты этого хочешь?!
— Нет!
Рев полный отчаяния, страха и боли вырвался наружу. Дора и Мастер с тревогой смотрели на меня, окутанного инеем. Они пытались что-то спросить, но мой разум был захвачен голосом Мары со всеми её железными доводами.
— Как это прекратить! Как! Я готов на всё, лишь бы не такой судьбы для моего ребёнка и смерти последних близких!
— На всё? — секунду помолчав, Светлейшая продолжила. — Ты можешь пойти с Дорой. Всего лишь убить Мастера, отречься от Певереллов и спасти свою жизнь. Возможно, проклятие минует чету Блэков и твоего друга. Но твоих детей всё равно постигнет твоя участь. Я не отпущу тебя без продолжения рода. Приемлемо?
— Нет.
— И я, безусловно, согласна с этим. Второй путь, более чем универсальный, предлагает решение: уничтожить нерождённого ребёнка. Ты умрёшь, на миг твоя душа покинет тело. Но это для меня неприемлемо. Хотя моя власть уже не та, что была до войны Веры, я помогу тебе. Верну. А что касается последствий. Что ж, именно я возьму на себя ответственность.
— Стать мертвецом? Как их называют, неодарённые? Лич?
— Фу, как грубо. Нет, я верну тебе жизнь целиком. И вот тут начинаются преимущества: проклятие исчезнет, как только последний из рода падёт. В тот же миг оно будет уничтожено. Более того, ты обретёшь свободу.
Свободу?
— После этого тебе не потребуется платить за силу Загробного мира. Я предоставлю тебе неделю, чтобы освоить искусство переработки эманаций боли и смерти в мощь, как поступаю и я сама. На тебя не сможет повлиять никто, кроме меня. Тем не менее, для глубинной некромантии тебе всё же понадобятся стабилизаторы потока магии и усилители. Иначе твое тело не выдержит разрушительного объёма переработанной магии, образованной, к примеру, от ритуального убийства десяти кошек. Смертному телу неподвластен такой объём магии.
— Я могу подумать?
— К сожалению, нет. Я уже ослушалась Спасителя, пробившись к тебе. Он скоро вытеснит меня из этого мира, и тогда я не смогу воскресить тебя. Настал час выбора. Ты готов стать одновременно мёртвым и живым, изгоем и чёрной тварью? Все, или почти все, будут ненавидеть, презирать и бояться тебя. Метка убийцы нерождённого, детоубийцы заклеймит твою сущность и душу. Практически все постараются тебя уничтожить за совершенные тобой деяния. Но твои страдания завершатся. Твои дети вырастут в любящей семье, избежав лишений и потерянных надежд. Твои чувства притупятся, даже, можно сказать, исчезнут из твоей жизни. Безумие отступит. На время. Но не навсегда. Спеши же. В этом клянусь тебе жизнью бессмертного существа! Прими меня, мой Еристрах на Земле. Первый и последний. Стань мне больше, чем слуга; воином и другом. Стань моим Гласом и Волей!
Голос Светлейший исчез, но я продолжал ощущать её молчаливое, почти осязаемое присутствие. Встряхнувшись, я сжал лежащий у ног стилет. Могу ли я предать своих близких, маневрируя от одной высшей силы к другой? Оставить своим потомкам наследие и дорогу страданий и утрат? Ответ очевиден. Я стою перед выбором: любимая и моя душа; на другой стороне: те, кто мне дорог — моя семья, долг главы рода. Чаши весов ужасно неравны. Я не позволю своему ребёнку пройти моими терниями. Никогда. Даже врагу такого не пожелаешь. Без слов Богини, в течение почти тридцати лет, полных лишений и клятв, чаша предательства безжалостно перевешивала. Но после вдумчивых доводов в сражении за мою душу, победила Мара.
— Гарри? — едва слышимый шёпот настороженности и тревоги сорвался с губ Мастера.
— Сохатик! Что случилось?
Волнительно прозвучал вопль Доры, пробуждая в сердце печальную улыбку и горькую боль. Она любит меня и старается помочь… по-своему. Я вглядывался в её знакомые черты, впитывая их до боли, стремясь навсегда запечатлеть её образ в своём сознании. Теперь… теперь, если мы и не враги, то однозначно стоим на разных путях. Медлить не имеет смысла.
Слова её звучали как отголоски печали, а в моей душе завязывался упрямый клубок решительности. Я чувствовал, как растёт пропасть между нами, и каждый миг, проведённый здесь, лишь подчеркивал эту очевидную истину. Холодный ветер перемен дул в лицо, напоминая о том, что время неумолимо движется вперёд.
Я сделал шаг вперёд, шагая в пропасть, оставляя Дору с её светом и теплом; заставляя сердце сжиматься от сожаления. Быть может, когда-то наши пути снова пересекутся, но сейчас пора разорвать эту связь, чтобы не причинить больше боли.
— Всё хорошо. Теперь, всё хорошо. Дора, я люблю тебя, — произношу, не медля, и с неистовым порывом вонзаю стилет в живот вампирши.
Мгновение — и сердце пробивает последний удар, останавливаясь навсегда. Я умираю, сердце замирает, а душа, словно освобожденный пленник, взмывает ввысь. Я наблюдаю со стороны: Дора падает на колени, по её щекам катятся ручьи слёз, и кажется, что она кричит, но звук не доходит до меня. Учитель, иссеченный скорбью, сгорбился и побледнел. Но вскоре поднял ко мне, парящему в небесах, свой взгляд и улыбнулся. Ни один звук не доносится до меня, лишь тихий шёпот, едва уловимый вдалеке. Внезапно я почувствовал сжавшие меня тиски. Словно чьи-то объятия, не позволяя подняться ввысь ещё больше. Туда, где неразборчивые голоса манят своим зовом.
— Пора "родиться", малыш.
Уши запечатали гром, сотрясающий уютную гавань Мастера, и вой снежной вьюги, заполнивший пространство. В следующее мгновение я, словно вброшенный в тёплое, живое тело, ощутил как закружилась голова. Долгий, глубокий вдох — как же приятно вновь дышать, ощущать, слышать! Вместе с тем вздохом во мне вспыхнула магия. Не та, что была прежде, а нечто гораздо большее. Чёрт возьми! Сколько её! Чувствую себя, как будто совершил прыжок через пару ступеней в обучении и перепил одновременно. Холодная, как горная вода, магия разливалась по всему телу, заполняя разум туманной дымкой. Безумие так и не пришло следом. Наконец-то я свободен, хотя бы на миг! Мой разум теперь полностью принадлежит мне.
— Чудовище, ты ещё жив? — произнесла Дора, её голос пронизан отвратительной смесью боли, сожаления и скорби. — Мы все ошибались. Мы ошибались в тебе. Сколько же раз мир открывал нам глаза на то, что ты — настоящий монстр! Мы не отвернулись от тебя, когда обнаружили, что ты — кровный брат Волдеморта, наследник Певереллов. Но это была ошибка. Ошибка полагать, что ты отличаешься от своих чёрных предков. Ты можешь гордиться собой. Ты достойный носитель зловещих титулов: кровного брата Тёмного Лорда Волдеморта и Лорда Певерелла.
Я не испытывал ни угрызений совести, ни гнева, ни ярости навлечённых обидными словами. Дора права — теперь я достоин. Восемь лет назад я относился бы к себе вовсе не лучше. Отвращения к собственному поступку тоже не было. Грусть, боль и любовь, подобные бурному потоку воды не разжигали всепожирающего огня, не разрывали душу, сердце и разум от утраты Доры. Теперь навсегда и бесповоротно.
Как… странно и, в то же время, хорошо. Ничто не сдерживает меня, кроме кодекса Рода, моей личной гордости и свода правил, которые я составил ещё в детстве. Каждый из этих принципов стал моим якорем в бурном море жизни, и хотя ностальгия порой лёгким шёпотом касается моих мыслей, я понимаю: я свободен. Свободен от бремени утраченного, свободен двигаться вперёд, несмотря на тени прошлого. В этом новом состоянии я нахожу ясность, позволяющую увидеть себя иначе, Словно каждый этап пути стал важной частью того, кем я стал..
— Но я могу очистить твою душу!
В руках Доры, не прекращавшей плакать вспыхнуло ярко-золотистое пламя, обжигая и ослепляя взгляд. Гудящий вал Отчищающего Пламени устремился в мою сторону, чтобы поглотить, сжечь, освободить. Вот оно ваше очищение от грехов? Подсознание, привычно и мгновенно, погрузилось в Боевую медитацию, замораживая время для решительного ответа.
— Нет! Ignis Tenebrae! — с моих рук вырвался поток чёрного огня, темнее самой ночи.
Два инородных потока пламени с оглушительным воем и шипением столкнулись между нами. Два извечных и древнейших, непримиримых врага вновь встретились на поле битвы. И спустя столько лет, отголоски давней вражды воскресли, сплетенные руками двух любящих сердец и непримиримых противников.
Пот катился градом по моему лицу, но я всё ещё черпал из бездонного океана силы, высвобожденной смертью ребёнка в чреве матери. Как же ты непоколебима, раз с такой подпиткой я не могу тебя одолеть. И, боюсь, ослабну раньше, чем ты, Дора. Неприятное стечение обстоятельств.
Потоки пламени, казалось, пожирали сами себя, огонь несётся из рук, давным-давно должен был перерасти в штормовые волны, высотой не менее двух метров. Но происходило обратное: пламя сужалось, с каждой секундой уменьшаясь в размерах, однако продолжало поглощать противоборствующую сторону. Подобно двум лавинам кавалерии, в жесточайшей схватке рвущим друг друга, они уменьшались в числе и размере, свидетельствуя о царящем побоище, но не останавливаясь.
«Дора, в данный момент ты не сможешь одержать верх. У меня имеются неотложные дела на Земле, и тут нет никого, кто мог бы меня остановить — даже ты. Прекрати. Наши действия могут привести к тому, что в конце концов мы оба погибнем. Я не желаю причинять тебе боль, не стоит этого. Умоляю, отступи.»
Ангел уловил мой ментальный посыл. Плечи её расслабились, и, опустив лицо, Дора прекратила свои попытки уничтожить меня, точнее, очистить мою душу. В тот же миг я отменил контроль над Огнём Тьмы. Потерявший источник энергии огонь быстро впитался в землю, оставив за собой завораживающее зрелище. Вся земля, дёрн и трава, что разделяли нас, были обожжены и оплавлены; превратившись в горячее желе. В небеса устремились посмертные эманации насекомых, и, опасаясь случайно втянуть их в себя, я закрылся оклюменцией. Искушение силы, несмотря на царящее в душе спокойствие, было невыносимым. Поберегусь.
— Я услышала твои последние слова, прежде чем мы столкнулись, Сохатик. Ты избрал свою спутницу в Вечности. И ради нашей любви, никогда не стремись вновь повстречаться со мной. Я должна расправиться с клейменным меткой детоубийцы и не в силах противостоять этому. Прощай, мой любимый.
Раскрыв свои крылья, не уделив мне прощального взгляда, сверкающей стрелой Дора взмыла в Небеса, оставляя меня навсегда. Сердце мое предательски сжалось от боли и сожаления. Но теперь я могу укротить эти чувства и жить с ними, как с неизменным спутником.
Каждое мгновение, каждое воспоминание о нашем совместном полёте будет храниться в уголке моей души. Словно звезда, блуждающая по бездонному небу. И пусть тень твоего образа будет терзать меня, я навсегда сохраню в сердце этот светлый огонь нашей любви, о котором можно лишь мечтать, но который не позволит мне погрузиться в тьму.
— Приветствую Еристарха в моей скромной обители, — склонившись в поклоне, Учитель застыл, как изваяние.
Ещё один. Ах, ты, проклятый старик.
— Слышишь, Старый, а по лицу? Где ты видишь Еристарха? Я же того, торопыга непутёвый!
Подойдя ближе, Мастер разглядывал меня взглядом, проникающим прямо в самую глубину души. Затем, с облегчением вздохнув и тепло улыбнулся, его глаза вспыхнула искра иронии.
— Кажется, я окончательно ослеп и состарился. Конечно, мой непутёвый, растерянный, но умный ученик. Всегда стремящийся и спешащий, — сокрушённо покачав головой, старый некромант нежно хлопнул меня по плечу. — Ну что ж, пойдём, выпьем.
— Нажрёмся?
— А как иначе? Ещё как нажрёмся, Гарри, ещё как.
Смех лёгким облаком окутал нас, когда мы направились в дом. Учитель, как всегда, щедро делился байками и нелепыми историями из своей жизни. Я впервые за восемь лет позволил себе смеяться по-настоящему, ощутив радость свободы. Боль и тоска по Доре остались, но лишь подпитывают моё стремление. Это значит, что начался новый виток моей жизни. Гарри Джеймс Поттер ушёл в небытие. Пора вновь встреть мир — настал час, когда Гарри Джеймс Певерелл вступает в свои права как Последний Лорд Идущих по пути Смерти.
Позже я долго размышлял о том дне. Тот ледяной, отрезвляющий поток, что смыл магию вампирши, не только спас моё сознание, но и изолировал эмоции, заточив их в недрах моей души. Смог бы я встать на этот путь без такой помощи? Возможно. Ради своих потомков, ради ребёнка. Ради друзей.
Первое столкновение двух из трёх высших сил, что постигли меня, прошло достаточно мирно, если быть откровенным. Почему же не явилась третья? Может, их устраивало любое выбранное мной направление; в любом случае, они уже получили бы свою долю пирога.
И вот главный вопрос: была ли это Дора или же другой Ангел? В глубине души полагаю, что это всё-таки Дора. Как ведьма могла стать таковой? Достаточно того, что она была глубоко верующей при жизни, а её путь завершился, похоже, как у святых. Какой путь она могла бы мне указать для искоренения заразы, проникшей в магический мир? Я уже никогда не узнаю, что это был за путь. Я выбрал сторону в этом хаосе и никогда не сожалел.