Глава 28 Почему шевалье Жорж-Мишель не нашел при дворе калеку-пажа

Человеку свойственно ошибаться, и хотя истина эта была известна еще древним, мало кто принимает ее на свой счет. Граф де Лош не был исключением. Вознамерившись во что бы то ни стало спасти «родственника», шевалье Жорж-Мишель возвел напраслину на его жену. Возможно, Луиза де Коэтиви и была бы счастлива, наткнись ее супруг на шпагу или сверни себе при падении шею, но по молодости лет еще не пыталась подыскать столь проворный клинок или столь горячего коня.

К счастью, ошибка шевалье касательно кузины не причинила никому вреда, чего нельзя было сказать о другом заблуждении графа. Его сиятельству частенько случалось заблуждаться, но никогда еще его заблуждения не имели столь печальных последствий как в случае с маленьким пажом. Граф ошибался и тогда, когда успокаивал жену, будто напуганные расправой над тремя мерзавцами, придворные не осмелятся даже взглянуть на калеку-пажа, и тогда, когда уверился, будто родные забрали мальчика домой.

Не только граф де Лош пребывал в заблуждении. Ошибался полковник де Сен-Жиль, полагавший, будто за тридцать лет, минувших с тем пор, как он покинул двор, при этом дворе ничего не изменилось. Ошибался Огюст де Бретей, даже не подумавший дать сыну рекомендательное письмо к графу де Лош. Ошибались придворные, не способные вообразить, что принцесса Релинген потеряет свой «выигрыш», и потому ни на миг не связавшие гнев ее высочества с судьбой Александра. Ошибался лакей, уверяя, будто калекам не место при короле.

Хотя в пажи его величества действительно не брали больных и просто некрасивых юных дворян, это не значило, что, оказавшись при дворе, мальчишки сохранят здоровье. Не имеющих покровителей бедняков при дворе поджидало множество несчастий. Старшие пажи, такие же нищие как и их малолетние товарищи, но гораздо более сильные, отнимали у малышей еду, жалованье и скромные родительские подарки, заставляли новичков прислуживать себе, ибо лакеев на всех пажей не хватало, потешались над младшими, как могли, словно желали отплатить за все то, что несколькими годами ранее пришлось претерпеть им самим. Мальчишек подстерегал голод, холод и сырость, грубость придворных и слуг. Сохранить при такой жизни здоровье было нелегко, так что зимой мальчишки умирали от простуды, а летом — от несварения. А ведь были еще влюбленные старухи и охочие до мальчиков шевалье, пьяные вертопрахи и королевские собаки, такие же истеричные, как их хозяин, и способные не на шутку покусать зазевавшихся мальчишек. Были карцеры и розги надзирателя за пажами, палки и кинжалы ревнивых мужей и жен. А еще был король, в припадке ярости способный отходить мальчишку хлыстом или даже отдать в руки палача, дабы тот наказал провинившегося.

За время придворной службы лишь королевские собаки относились к Александру с несвойственным им дружелюбием, прочие же обитатели Лувра заставили его сполна хлебнуть горя. Юный Бретей столкнулся с холодом, голодом, злыми шутками старших пажей, бесконечными приставаниями придворных и клеветой, познакомился с неистовым гневом короля и искусством палача, так что неделя, проведенная Александром в прихожей Лошей, показалась пажу раем. К величайшему горю Александра, непонятная суета, поднявшаяся в покоях благодетелей, и его собственная растерянность привели к тому, что добрая принцесса уехала из Блуасского замка без него, а Александр вернулся к прежней жизни.

Возможно, первые дни после бегства принцессы Александр не сознавал, что все вернулось на круги своя, так как король, немало раздосадованный исчезновением «невесты», вознамерился вернуться в Париж, а в дороге придворным было не до развлечений. Зато в Лувре соскучившиеся по привычным забавам господа так старательно принялись наверстывать упущенное, что в самый холодный вечер февраля отчаявшийся Александр бежал из королевского замка в надежде найти добрую принцессу.

Может показаться странным, что мальчишка решил отправиться в Лош, но Александр полагал, что больше идти ему некуда — его матушка умерла, батюшка удалился в монастырь, а господин де Сен-Жиль никогда его не любил, иначе не отослал бы ко двору. Юный паж знал, что Лош находится не так уж и далеко от Азе-ле-Ридо, и полагал, что коль скоро один раз доехал от Азе-ле-Ридо до Парижа, то, бесспорно, сможет дойти от Парижа до Лоша. О том, что путешествовать верхом в сопровождении господина де Сен-Жиль и двух дюжин хорошо вооруженных слуг вовсе не то, что в одиночку брести по дорогам, отчаявшийся Александр не думал. Как и о том, что убегать лучше летом, не забыв запастись деньгами и едой.

Февральский ветер швырял в глаза Александра колючую белую крупу, норовил забраться под короткий пажеский плащ и сорвать с головы берет. Тонкие подошвы башмаков не защищали от холода, пальцы стыли, но Александр упорно брел по набережной Сены. В какой-то миг ему показалось, будто холод отступил, будто рядом с ним идет какая-то дама, добрая и заботливая, словно родная матушка, и он уже не мог понять, кружится ли вокруг вьюга или длинная вуаль дамы.

Порыв ветра с силой толкнул Александра в спину, и он налетел на какого-то человека.

— Прошу прощения, сударь, — пролепетал беглый паж, — я нечаянно. Вы не подскажете, к каким воротам надо идти, чтобы выйти на дорогу к Лошу?

Крепкий высокий человек, одетый как горожанин, вгляделся в запорошенный снегом пажеский наряд Александра и проговорил, стараясь смягчить голос:

— Ваша милость, вам надо вернуться в Лувр. Парижские ворота уже закрыты, но завтра с утра вы сможете выполнить поручение короля. Только где же ваша лошадь? — «хотя здесь больше подошел бы мул», — мысленно добавил палач парижского суда, разглядывая мальчика. — До Лоша слишком далеко, чтобы идти пешком, да и погода нынче не располагает к пешим прогулкам, — заметил Кабош. — Возвращайтесь в замок, — повторил мэтр, «а завтра, дай Бог, его величество забудет о своей прихоти», — мысленно договорил палач. — Давайте, я провожу вас до Лувра.

— Нет! — отчаянно выдохнул Александр и в ужасе шарахнулся прочь. Споткнулся, неловко упал и остался лежать, ударившись головой. Палач расстроено склонился над пажом и, убедившись, что мальчишка лишился чувств, поднял беглеца на руки.

— Открывай, — хмуро приказал палач замерзшему у ворот Шатле стражнику и быстро прошел в узкую калитку. Настроение Кабоша было хуже некуда. Еще год назад он раздумывал бы о мальчишке не дольше, чем потребовалось бы времени, чтобы указать пажу на ближайшие ворота, но с тех пор как несколько месяцев назад ему приказали допросить такого же юнца, не мог отделаться от непонятного душевного смятения. Чувство было тем более удивительным, что прежде Кабош не испытывал ни малейших угрызений совести из-за своего ремесла — печальная участь изменников, убийц, фальшивомонетчиков и прочих негодяев не трогала палача. Если бы мальчишка оказался замешен в заговоре против короля или каком-нибудь ином преступлении, Кабош также смог бы избавиться от странного беспокойства, но невинная детская шалость вовсе не казалась палачу достаточным основанием для пытки. Именно память и чувство вины заставляли палача хлопотать над потерявшим сознание мальчишкой.

Если госпожа Кабош и удивилась поступку мужа, то не сказала об этом ни слова, ибо вид худенького перепуганного мальчика, такого непохожего на ее простоватых и крепких сыновей, привел добрую женщину в состояние умиления и заставил немедленно погрузиться в заботы — положить в постель нагретый кирпич и подогнуть одеяло, чтобы маленький паж мог согреться, собрать побольше подушек, чтобы ему было удобнее лежать, и сварить бульон. Кабош не мешал жене хлопотать вокруг мальчишки, полагая, что через пару-тройку дней, когда последствия неудачного падения пройдут сами собой, маленький паж сможет вернуться в Лувр к королю и обязанностям, но вопреки расчетам мэтра излечение мальчишки затянулось на несколько месяцев.

Палач может забыть лица допрашиваемых и даже их имена, но никогда не забудет нанесенных его ремеслом ран. Осматривая покалеченную руку Александра, Кабош благодарил Всевышнего, в своем милосердии даровавшего ему возможность искупить причиненное пажу зло. Те же инструменты, что несколько месяцев назад сделали юного шевалье калекой, теперь должны были послужить к излечению мальчишки, ибо палач, не долго думая, вторично сломал пажу руку и так тщательно сложил кости, что даже знаменитый мэтр Паре не смог бы найти в работе Кабоша хоть один изъян. Ни о каком путешествии со сломанной рукой не могло быть и речи, так что Кабош, все еще страдавший от угрызений совести, взялся следить за выздоровлением юного шевалье, а затем, когда кости срослись, и Александр смог избавиться от привязанных к руке дощечек, начал с редкой добросовестностью растирать и упражнять израненную руку мальчишки.

Александр не тяготился жизнью в Шатле — впервые за последние годы юный шевалье столкнулся с почтительностью окружающих. В Азе-ле-Ридо наставники Александра были столь строги, что неизменно требовали почтения к себе, а не к своему ученику. При дворе юный шевалье превратился сначала в слугу, а затем и в забаву скучавших придворных, и только в Шатле, да на улицах Парижа ощутил себя дворянином.

Правда, дворянин из Александра получался странный. Слоняясь вместе со старшим сыном Кабоша по столице, знакомясь со шлюхами, ворами, мошенниками и браво, Александр с головой окунулся в жизнь висельников Парижа. Как уверял Жером, все эти люди рано или поздно должны были попасть в руки его отца, но пока были самыми занимательными и веселыми людьми столицы. Шлюхи всегда были готовы порадовать белокурого красавчика печеньем или вафлями, называли «маленьким принцем» и явно выделяли среди прочих сорванцов Парижа. Воры восторгались его тонкими пальцами и деликатным сложением, ибо благодаря первому можно было легко вытащить из кармана платок, а благодаря второму — запихнуть мальчишку в самое маленькое оконце. Шулеры учили Александра передергивать в карты, восхищались памятью и сообразительностью пажа, и даже подарили талантливому ученику кости со свинцом, на которых всегда выпадало двенадцать. Браво также не оставили юного шевалье вниманием. Себастьен Мало научил Александра неслышно подбираться к любому врагу и бесшумно подниматься по любой, даже самой скрипучей лестнице. Жанно Кастет объяснил, что и обычная тарелка в умелых руках может стать грозным оружием. А сам великий Ле Нуази преподал беглому пажу несколько уроков метания ножей — для шпаги гнилозубый мэтр признал Александра пока слабоватым.

Загрузка...