«Бог, король и дамы!»

Глава 11 Как трудно найти в Париже человека, особенно если его там нет

Весть о том, что по приказу графа де Лош господа де Ликур и д'Англере разыскивают шевалье де Ландеронда, облетела королевскую резиденцию в мгновение ока, и обитатели королевского дворца с удовольствием принялись гадать, что заставило кузена и друга дофина ополчиться на дворянина из Анжу.

Как это часто бывает, среди придворных получили хождение три версии случившегося. Как утверждали некоторые близкие к Лорренам лица, шевалье де Ландеронд пытался покуситься на жизнь графа де Лош, что и заставило молодого человека покинуть Париж. Как утверждали те же лица, мадам Екатерина была настолько обеспокоена безопасностью племянника, что даже спрятала его на время в Венсенн. Иначе чем еще можно было объяснить тот факт, что в крепость графа сопровождал лейтенант де Нанси, а не простой корнет?

Другой версией — особенно распространенной среди фрейлин — стала история о том, как Ландеронд отбил у Жоржа-Мишеля красотку. На честь быть причиной раздора между графом и шевалье претендовало сразу пять фрейлин, и все пятеро искренне недоумевали, какое наваждение на них нашло, что они хотя бы на миг могли предпочесть очаровательному Жоржу противного Эжена. Правда, после некоторых раздумий красотки смогли найти себе оправдание. Уж если граф де Лош оставил их на целую неделю, погрузив в тоску и печаль, не удивительно, что они нуждались в утешении. Однако оправдания фрейлин ничуть не уменьшали негодования красоток по отношению к шевалье, посмевшему столь коварно воспользоваться отсутствием соперника. Девицы из кожи вон лезли, стараясь помочь Ланглере и Ликуру в их тяжких трудах. Все-таки людей графа де Лош фрейлины любили почти так же сильно как и самого графа. Ланглере славился галантностью и шутками, а шевалье де Ликур умением подбирать для дам ленточки, кружева и перья, изысканные ткани и украшения, а также во всех подробностях рассказывать о вкусах и пристрастиях того или иного юного шевалье.

Лишь в одном дамы досадовали на дворян Жоржа-Мишеля — в их упорном нежелании объяснять, почему граф мог покинуть их на целых семь дней. К счастью на помощь любопытным была явлена третья версия случившегося, чем-то схожая со второй. Как уверяли королевские лакеи, граф де Лош целую неделю наслаждался тихой любовью с какой-то хорошенькой горожанкой. К несчастью, рассказывали лакеи, в разгар идиллии в Париже объявился простофиля-муж и вместо того, чтобы как все благородные люди послать сопернику вызов, не нашел ничего лучшего, как подать на графа де Лош жалобу в парижский суд.

Последняя версия казалась придворным тем более убедительной, что ее — по крайней мере, частично — поддерживал лейтенант де Нанси. К тому же в парижском суде ежемесячно скапливалось не менее десятка жалоб на придворных, хотя ни одна из них не имела отношения к Жоржу-Мишелю. Господа лишь расходились во мнении, что именно в этом маленьком приключении могло поссорить графа де Лош и простого шевалье. Одни уверяли, будто в печали вернувшись из города, его сиятельство обнаружил в спальне одной из своих красоток нахального анжуйца, другие — что шевалье успел наставить Жоржу-Мишелю рога еще в Париже.

Как утверждали последние, однажды Ландеронд отправился развлекаться в город и, как водится среди придворных, развлекался тем, что подставлял ногу почтенным горожанам, срывал с них плащи, а с их жен чепчики. Само по себе подобное развлечение не казалось обитателям Лувра чем-то предосудительным, плохо было то, что шевалье посмел покуситься на милашку графа де Лош, публично сорвав с нее пару поцелуев. Как и всякий благородный дворянин, Жорж-Мишель не мог более дарить своей благосклонностью недостойную, однако и спускать Ландеронду оскорбление также не собирался. Тем более что глупый муж подал в суд жалобу не на шевалье де Ландеронда, что было бы естественно, а на его сиятельство графа де Лош.

В общем, негодование придворных на поведение шевалье из Анжу было столь велико, что даже если бы граф де Лош не вознамерился разыскивать предполагаемого обидчика по всему Парижу, у бедолаги не было бы шанса остаться при дворе. К счастью для себя, Эжен вовремя узнал о розысках его сиятельства и поспешил скрыться. Шевалье не знал, что и думать о загадочных приключениях графа в Париже, и боялся даже предполагать, что сталось с Себастьеном Мало. Скорее всего, размышлял шевалье, бедняга гниет в какой-либо канаве, а составлять ему компанию Эжен не хотел. Шевалье видел лишь один выход из трудной ситуации, но когда попытался обратиться за помощью к адмиралу де Колиньи, ответ Шатильона был таков, что Эжен в ужасе вообразил, будто совершил последнюю ошибку в своей жизни.

Благородный Гаспар пережил немало отвратительных мгновений благодаря самодеятельности Польтро де Мере, и теперь не имел ни малейшего желания втягиваться в новые распри с семейством Лорренов из-за очередного услужливого идиота. К тому же Колиньи не мог взять в толк, почему расправу над лотарингцами Ландеронд начал с безобидного мальчишки, приходящегося к тому же родным племянником Жанне д'Альбре. Как следует побушевав и с трудом успокоившись, адмирал все же счел, что подобная преданность заслуживает награды, и потому решил сохранить незадачливому прихлебателю жизнь.

— Но смотрите, шевалье, — грозно добавил Шатильон, отправляя господина де Ландеронда к нидерландским единоверцам, — если вы еще раз посмеете проявить подобную инициативу, если вы посмеете тронуть хотя бы волос на голове графа де Лош, я лично отправлю вас на эшафот. И поверьте, в этом случае участь Польтро де Мере покажется вам завидной.

Эжен молча поклонился, мысленно посылая проклятия и на дом Лорренов, и на дом Шатильонов. Молодой человек искренне не понимал, почему должен становиться разменной монетой в распрях двух могущественных семейств, и тем более платить жизнью за безалаберность его сиятельства. О том, что он сам мечтал отделаться от докучливого мальчишки, Эжен по обыкновению забыл. Он лишь чувствовал, что его неприязнь к графу де Лош делается все сильнее. Однако неприязнь неприязнью, а безопасность безопасностью. Ландеронд постарался как можно скорее и незаметнее покинуть столицу Франции, предоставив людям графа тщетно разыскивать его по всему Парижу.

На счастье Эжена Ликур и Ланглере не имели опыта в подобных делах и потому не могли даже представить, чтобы какой-либо дворянин мог добровольно покинуть Париж. Напрасно благородные господа раз за разом прочесывали злачные места французской столицы. Напрасно платили лакеям, конюхам и трактирщикам. Шевалье де Ландеронд как сквозь землю провалился.

Нельзя сказать, будто офицеры вовсе ничего не добились. Немалыми усилиями им удалось установить имена чуть ли не всех подружек шевалье де Ландеронда, обнаружить любимые шевалье трактиры и залы для игры в мяч, познакомиться с его портным, перчаточником и сапожником, составить список всех, с кем Эжен обыкновенно играл в карты и кости, и даже узнать, какие блюда шевалье предпочитал на завтрак, обед и ужин. К сожалению, эти сведения не помогали обнаружить самого Ландеронда, и господа де Ликур и Ланглере все чаще с беспокойством размышляли о том, какой прием окажет им сеньор после выхода из тюрьмы, и все реже находили поводы для веселья.

В общем, пока один шевалье усердно прятался, а два других шевалье с не меньшим усердием его искали, жизнь обитателей Лувра была полна смысла. Благородные дамы и господа, офицеры, солдаты, лакеи и даже придворные дворники и прачки с интересом ожидали окончания охоты на шевалье Эжена и заключали пари, прикажет ли граф де Лош убить мерзавца на дуэли или без затей перерезать ему горло.

Лишь один человек в Лувре ухитрился пропустить мимо ушей разговоры о Лорренах, Шатильонах, Польтро де Мере и Ландеронде. Смотритель королевского огорода был слишком занят своими непосредственными обязанностями, львиную долю которых составляла забота о защите огорода от воров. Мэтр Юшет не знал, какому святому молиться, прося избавить грядки от жадных рук и ртов. Больше всех мэтра приводили в отчаяние королевские пажи. Какие только ловушки не устанавливал мэтр Юшет против нахальных мальчишек. С каким старанием обходил свои владения, прислушиваясь к малейшему шороху. Сколько раз жаловался на проказников надзирателю за пажами. Все было напрасно. Щенки упорно лезли в королевский огород, а, удирая от смотрителя, ухитрялись потоптать больше, чем съесть.

Конечно, иногда мэтру Юшету удавалось поймать того или иного малолетнего разбойника, и тогда мальчишек безжалостно секли. Прислушиваясь к несущимся из-за двери воплям, видя, как пажи выходят из покоев надзирателя с красными от слез глазами и опухшими носами, достойный мэтр с облегчением вздыхал и думал, что щенки двадцать раз поразмыслят, прежде чем напроказить вновь. Увы! Стоило мальчишкам оправиться от порки, как они вновь лезли на огород, изводили мэтра Юшета злобными песенками, натягивали на его пути бечевки, дырявили лейки, а также выливали на него из окон содержимое ночных горшков.

Временами несчастный мэтр клялся подать в отставку и отправиться возделывать собственный огород в окрестностях Тура. Временами мечтал лично оторвать пажам уши и как следует отходить их хворостиной или даже башмаком, наплевав на благородное происхождение стервецов и на все последствия подобного самоуправства. А бывало в голову мэтра приходили и вовсе крамольные мысли, и тогда он думал, что мальчишек стоило лучше кормить и тогда они перестали бы опустошать королевский огород подобно саранче.

Когда на четвертый день пребывания графа де Лош в Венсенне мэтр Юшет заметил среди грядок еще одного малолетнего преступника, терпение огородника лопнуло, он стащил с ноги башмак и постарался как можно тише подкрасться к вору. Каково же было потрясение отчаявшегося мэтра, когда вместо наглого пажа он обнаружил сидевшего на земле принца Беарнского, с самым деловым видом копавшегося в грядках с репой. «Ну вот, и принцев перестали кормить», — меланхолично вздохнул мэтр Юшет. Его рука сама собой опустилась. Несколько мгновений в недоумении глядя то на башмак, то на озабоченного Бурбона, огородник предпочел вернуть башмак на законное место, после чего подошел к маленькому принцу.

— Пойдемте, ваше высочество, — с искреннем сочувствием проговорил огородник и протянул мальчику руку. — Я вас покормлю. Репа еще не выросла.

Генрих поднялся. Нельзя сказать, чтобы принц был голоден. В огород малыша тянул не пустой желудок, а радостные воспоминания о босоногих развлечениях в Наварре, но отказываться от лакомства маленький принц не собирался. Постоянные проказы, игры в мяч с Генрихом де Гизом и пажами — Генрих де Валуа как правило предпочитал роль зрителя — неизменно поддерживали прекрасный аппетит Генриха де Бурбона. К сожалению, насладиться обещанным угощением принц не успел. Господин Ланглере, весьма утомленный затянувшимися поисками и зашедший в огород подкрепить свои силы, немало обрадовался, обнаружив прямо перед собой угодившего в лапы мэтра Юшета мальчишку. Не имея привычки приглядываться к проказникам и не подумав, до какой степени способен перемазаться малолетний принц, офицер поманил непоседу.

— Эй, малый, хочешь заработать? — небрежно поинтересовался шевалье.

Глаза Беарнца загорелись. Сроду не имея денег, малыш с готовностью кивнул. Мэтр Юшет ошарашено покачал головой. Довоевались их величества, допрыгались. Принцам должного содержания не выплачивают!

— Снесешь записку шевалье де Ликуру. Знаешь такого? — рассеянно произнес офицер, что-то торопливо карябая на клочке бумаги. — Одна нога здесь — другая там. Живо!

Принц Беарнский на лету поймал завернутую в бумажку монету и рванул с места. Вдогонку раздался довольный смешок.

— Да, ладно тебе, приятель, — пожал плечами Ланглере, несколько превратно истолковав смятение огородника. — Еще успеешь высечь стервеца.

Выскочив из огорода и слегка переведя дух, маленький принц решил все же полюбоваться на добытое богатство. Осторожно развернул записку, придирчиво осмотрел блестящую монету, попробовал ее на зуб и как взрослый шевалье подкинул в ладони. Бросил взгляд на записку.

«Я нашел еще одну подружку Ландеронда», — с трудом разобрал корявые буквы Генрих. «Постараюсь сегодня ее проверить. А. д'Анг.» Беарнец довольно кивнул. Мало того, что заработал, так еще и другу поможет. Ради этого стоило поспешить.

Получив записку товарища и разглядев, кто именно ее доставил, шевалье де Ликур забормотал бессвязные извинения. Генрих де Бурбон махнул рукой.

— Это же для Жоржа, — пояснил малыш, с любопытством глядя, как офицер пытается украдкой прочесть записку. — Я для Жоржа все сделаю. Он мой друг и кузен. А еще шевалье д'Англере дал мне пять ливров, — со всей непосредственностью возраста похвастал принц.

Все чувства шевалье де Ликура, сраженного бестактностью Ланглере, оказались травмированы одновременно.

— Но… но, ваше высочество, — почти не соображая, что говорит, пролепетал лейтенант. — Зачем вам деньги?!

— А как же… — оживился Беарнец. — Купить деревянную лошадку, конфеты и печенье… А еще ленточки для фрейлин. Как вы думаете, господин де Ликур, пяти ливров на это хватит?

— Не беспокойтесь, ваше высочество, я сам все для вас подберу, — произнес шевалье, все еще не в силах прийти в себя.

— Правда?! — чумазое лицо принца просветлело. — Вы пойдете со мной в лавки? Вот здорово!

Ликур испуганно прикусил язык. Вообще-то он хотел сказать, что купит все необходимое вместо принца, однако расстраивать его высочество уверениями, будто тот неправильно его понял, шевалье не посмел. Господин де Ликур почесал затылок, пытаясь сообразить, каким образом вывести наследника Наваррского престола из королевской резиденции. Говорить о прогулке с королевой-матерью мог только самоубийца. Обращаться за содействием к капитану королевской стражи господину де Сипьеру способен был разве что круглый дурак. А беседовать с воспитателем принца было столь же бессмысленно, как разговаривать с каменной стеной.

К счастью, после некоторых раздумий Ликур припомнил еще одного шевалье, способного оказать содействие в столь сложном деле. Лейтенант королевской стражи барон де Нанси обладал достаточной властью и, вместе с тем, был не настолько стар, чтобы бояться совершить безумство. Однако когда Ликур постарался изложить барону свое дело, молодой человек отступил на шаг, пораженный необычной просьбой.

— Вы что, шевалье, сошли с ума?! — воскликнул барон, с некоторой опаской глядя на офицера графа де Лош.

— Но, господин де Нанси, пожалуйста, — взмолился принц Беарнский, приподнимаясь на цыпочки и стараясь заглянуть лейтенанту в глаза. — Я уже все уроки сделал. И я сегодня совсем не шалил. Честное слово!

Барон де Нанси посмотрел на принца, на шевалье, опять на принца и понял, что безумие заразно. Ему следовало немедленно оправиться с рапортом к капитану де Сипьеру, но вместо этого лейтенант только кивнул.

— Ну, хорошо, ваше высочество, идите… только ненадолго… И еще, — совсем тихо добавил Нанси, чтобы его не слышал принц Беарнский, — если с головы его высочества упадет хотя бы волос, вы, шевалье…

— Я понял, — с унылой покорностью кивнул де Ликур. — Я пойду на эшафот.

— Вот именно, — подтвердил Нанси, мысленно добавляя, что его самого в этом случае ждет как минимум четвертование. — И… умойте, что ли, его высочество… Хотя нет, не надо. Так безопаснее.

Лейтенанту пришло в голову, что в нынешнем чумазом виде принц Беарнский скорее напоминает нищего, чем принца крови, но оно и к лучшему. Зная склонности Ликура, торговцы наверняка решат, будто его милость подобрал приглянувшегося ему уличного щенка и теперь выполняет его нехитрые желания в ожидание того мига, когда роли поменяются.

Нанси тряхнул головой. Ни за что больше он не сунется в подобную авантюру, обещал себе лейтенант. Но коль скоро его угораздило вляпаться в эту — стоило подстраховаться.

— Ваше высочество, — голос лейтенанта был полон почтения. — Прошу вас сохраните эту прогулку в тайне.

Маленький Бурбон в очередной раз кивнул, и Нанси повел принца Беарнского и шевалье де Ликура к неприметной калитке. Хотя шевалье поклялся собственной головой, что все будет в порядке, а наследник Наваррского престола и вовсе не догадывался, что с ним может что-то случиться, час, пока принц и дворянин графа де Лош отсутствовали в Лувре, показался Нанси бесконечным.

Сначала лейтенант просто стоял у калитки, лишь изредка постукивая пальцем по каменной стене. Затем принялся расхаживать взад и вперед — три шага в одну сторону, три шага в другую. Наконец, начал грызть ногти, чего с ним отродясь не случалось. А потом привалился к крепостной стене и сжал пальцами виски. Раз десять Нанси собирался отправиться к капитану де Сипьеру и признаться в своем проступке, но в результате оставался на месте, боясь, что без него юный принц не сможет вернуться в Лувр. Когда без малого через час пропащие объявились, взволнованный лейтенант мог только низко склониться перед его высочеством и отмахнуться от расспросов Ликура, слегка встревоженного необычной бледностью Нанси.

Принц Беарнский, искренне не догадывающийся о пережитых лейтенантом муках, возбужденно рассказывал барону об уличном шуме, прохожих, Сене и о выстроенных на речных мостах лавках, восторженно говорил об уличных мальчишках, которые ныряли с мостов прямо в реку, и уверял, будто тоже хочет такому научиться, удивлялся, что еда, оказывается, стоит очень дорого, а ленточки и игрушки — еще дороже, но у него все равно осталось три ливра. Вывалив на лейтенанта все впечатления, малыш с благодарностью забрал из рук Ликура деревянную лошадку, еще раз пообещал лейтенанту молчать о прогулке как рыба в пироге, подхватил в правую руку доверху наполненную печеньем и конфетами корзину и помчался радовать фрейлин.

— Если вы решите устроить прогулку еще для какого-нибудь принца — на меня не рассчитывайте, Ликур, — произнес Нанси. — И вообще, займитесь лучше своими непосредственными обязанностями. А то ваш сеньор будет недоволен.

Ликур вздохнул. Нанси был прав. Граф де Лош никогда не отличался сколько-нибудь приятным характером, а после тягот тюремного заключения должен был стать и вовсе невыносимым. Офицер любезно поблагодарил барона за оказанное содействие и отправился искать человека, которого никогда прежде не видел, но которого уже от души ненавидел — шевалье де Ландеронда.