Кукла 7

Глава 29

Вот уже восемь лет Лина в Хаосе вместе с братом. Восемь лет, как она не видел и не общалась ни с одним живым человеком кроме брата. Ни с матерь, ни с кем-либо еще! Восемь лет подземелий, осколков, тварей… и только брат рядом! И только он — всегда тут! И… все та же радость общения с ним. Щебет на порой пустые темы, обсуждение магии, устройства мира… она все так же довольна жизнью! Пусть и не может сказать, что спустя восемь лет существования в мире лишь их двоих, и жизни в Хаосе, она прям совсем не скучает по нормальному миру и людям его населяющим.

Её больше не вгоняют в краску мысли о том, что кто-то может увидеть её или брата без одежды. Её более не волнует мнение других людей. Теперь точно. Совсем. Она многое обдумала за это время и многое поняла! И только утвердилась в своей позиции, которой пришла годы назад — они будут счастливы даже вдвоем! Даже если весь мир исчезнет! Даже если весь мир умрет и утонет в Хаосе! Даже вот так вот, живя тут без вылазно! Пока они есть друг у друга — все будет нормально! Брат больше не будет одинок! А у неё — есть он, и более ей и не надо.

Но в тоже время, верность второй части постулата так же подтвердилась — ей будет скучно без всех этих человечков вокруг. Без их внимания, удивления, ошарашенности, и даже зависти с гневом! Они… такие забавные! И она — изменила свою точку зрение, свой взгляд на простых людей. Теперь для Лины все люди вокруг кроме брата и матери, это не жучки поджогами, грязь под ногтями, а этакие милые и забавные домашние зверушки.

Да, они могут кусаться! Гадить в тапки, причинять неудобство. Их надо дрессировать! Обучать, наказывать и поощрять! Быть порой строгим, а порой с лаской подходить. Не давать слишком много воли! Но и в клетке не держать, чтобы не зачахли от тоски и одиночества.

Заботится о своих зверушках! О тех, кого приучили! Даже немного любить. Они… забавные! И неплохо могут скрасить досуг. Лина ведь тоже, отчасти, зверушка для брата! Так почему у неё самой, не может быть своих, иных зверьков поменьше?

Так что да… она изменила свой взгляд на мир. Она поняла, что имел в виду брат, высказывая нежелание убивать людей. Нет смысла глумится над слабыми! И даже если помоичная грязная облезшая кошка, обидел одним своим видом, это не значит, что её надо сразу стрелять и убивать! И вообще, если отмыть, так она может и ничего котейкой будет!

Но это не значит, что особо наглых и борзых, неисправимых, или просто, придурков, не надо убивать, как минимум делая это для показательной порки, для демонстрации остальным печального конца при таком непорядке и борзате. Порой, проще убить одного, запугав сотню, чем пытаться всей этой толпе что-то доказать обычными методами.

Да, Лина не прочь была бы вернутся обратно! Домой, к маме, и в мир нормальный. Не прочь была бы покушать что-то, кроме осточертелой армейской тушенки! Запасы которой они нашли в одном из осколков, в количестве немаленького хранилища, пусть и наполовину уже изничтоженного Хаосом и обитавшей в том осколке «жителями» — кушать хотят все!

Даже монстры и твари кушать хотят! А поэтому, хоть с чем-то съестным съедобным в осколках… всё всегда плохо — все съедают за них! И раньше них! Обгладывая порой даже кору с деревьев! А потому… надоевшая тушенка, еще не самый плохой выбор! И точно лучше иных возможных вариантов, предлагаемых иногда в шутку братом — буэээээ!

Она не прочь была бы вернутся! Но исключительно вместе с ним! Вместе с братом! Но он — еще не закончил работу, а значит и она — будет тут, всегда, рядом. Вместе! Будет… ему верна для конца! И скрасит досуг, всем, чем только сможет.

Они будут весте! Всегда! Будут в Хаосе, пока не закончат отлавливать все куски провалившегося мира, пока не освободят всех людей их нормального мира, угодивших сюда, от незавидной судьбы безмозглых рабов и марионеток Хаоса. От пыток, от заточения, и судьбы, что хуже смерти.

Да, котятки недолжны так страдать! Хаос, недолжен заполучить их жизни в свою власть! Но найти их всех… так тяжело!

— Сестриц, что сегодня будем кушать? Батат консервированный простой, маринованный, или же жарено маринованный?

— А мяса?

— Мяса нет. Сама знаешь. Хотя может…

— НЕТ!

— Ладно… так какой батат подать?

— А…

— Не вымогай! Молоко осталось всего чуть-чуть, и это — на праздник.

— Ладно… но какой праздник в Хаосе?

— Ммм… придумаем, да!

— Тогда пусть будет праздник сегодняшнего дня!

— Сестриц… ты вымогаешь! И уже ЖУЕШЬ!

— Мммффффмфрвама.

Полковник Ли Иванов не знает, сколько именно времени он провел в этом ужасающем месте. Сто, двести лет, пятьсот… после первой сотни он перестал считать, посчитав это дело бессмысленным. Ему от сюда все равно не сбежать, так в чем же смысл считать что-то там?

Забавно конечно, ведь его, вместе с его частью и семьями, эвакуировали в ближайший к городу Гром городок, где он и расквартировался вместе со своими людьми, спасясь от участи провалится в вечный сон от портала-вышки. Их не забыли, вывезли, дали возможность жить, но…

Он наблюдал за тем, что происходит там, в искаженном городе, ждал разрешения ситуации. Думал о том, что город еще можно будет восстановить… а потом, по всему их новому пристанищу, по всему этому соседнему городку, стали открываться порталы в подземелья.

Быстро, много, и… они не успели и не смогли никому ничего сообщить. Люди просто стали засыпать от хлынувший в маленькой городок маны, как было там, в Громе, а охотники, что были с ними… Ли не знает что с ними стало — он тоже заснул вместе со всеми жителями и своими людьми. Мгновенно.

По пробуждению его ждал воплощенный кошмар. Зацикленный день, что повторялся вновь и вновь, из раза в раз. Один и тот же жуткий день, где их всех убивали и пытали монстры! Раз за разом. Снова и снова! Люди умирали в муках, сопротивляясь или нет, но их всё равно убивали и пытали! Они все равно умирали! А потом… начинался новый день и все повторялось! Снова и снова! Снова и снова! День за днем. Неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом!

Бесконечный кошмар, которому не было конца! И как бы они не сопротивлялись, и как бы не желали дать отпор, сколько бы тварей не убивали, все всегда заканчивалось одинаково — конец дня с заходом солнца, и повторения всего с сохраненного момента.

Однако кое-что в этом вечном колесе, все же менялось со временем — монстров становилось всё больше, а людей — всё меньше. И Ли долгое время не понимал почему⁈ Как так происходит⁈ Почему воплощенный кошмар, с течением лет… менялся в эту сторону⁈ Почему… если изначально монстров было относительно мало, и шансы продержатся до конца дня были вполне нормальными, если все сложится, то потом… тварей стало столь много, что с людьми они уже просто игрались!

Уже не резня! Нет! Игрища! Их просто сметали! И начинали… пытки.

А потом… он и сам стал монстром. Существом, бесконечно страдающим от раздирающим его боли, но которому… пытки других, еще сохранивших человечность людей, тех немногих выживших, что они защищали, обороняли, спасали, или даже сами убивали, что бы смерть была быстрой… он пытал, и убивал с особым цинизмом.

Сколько он их пытал? Когда кончилась эта бесконечная круговерть? Когда реальность вокруг перестала походить на реальность, а стала напоминать гигантский муравейник? Когда его люди, монстры, что он подмял под себя, перестали нуждаться в пытках других? Ведь в их головах осталась лишь звенящая пустота! Когда все это вот… стало таким!..

Он не знает ответов на этот вопрос, но с того момента прошло точно ни одна сотня лет.

Теперь он, хех, человек-муравей. С усиками. С усами-антенками, позволяющими улавливать пространство вокруг и контролировать свой, хах, муравейник целиком. С четырьмя ногами, и двумя многосуставными руками. И высотой тела в вертикальном состоянии больше двенадцати метров! Если кончено в этом иллюзорном мире высота привычных объектов осталась той же, а не тоже, исказилось, как и всё вокруг.

От него прежнего, от того славного полковника, что берег своих людей, и заботился о населении городов страны, практически ничего не осталось. Того человека, что умирал тысячи, и сотни тысяч раз, прикрывая своих ребят своим телом. Что раз за разом придумывал новый план, новый способ как выжить! Или… наоборот — путь, как умереть быстро и без мук, просто… потянув время, чтобы пожить чуть дольше до повторения петли.

Бегства, крысиные бега, прятки, массовый и дружный само подрыв… фантазия у него богатая, да! И он… попробовал казалось бы все, на что только мог! Не что бы выжить, но что бы… хоть как-то продержатся! И не ясно даже в ожидании чего.

Чуда не произошло. И от его прошлого, того славного, и толкового вояки, и действительно него человека! Не осталось ничего, и даже жалкой тени. Только… маленькая крупинка, жалкая песчинка, некий… осколок или даже тень от осколка личности, старательно хранимая где-то в глубинах пустого сознания.

И эта крупинка постоянно доставляет ему массу боли! Горит огнем! И приносить ежечасные страдания! Бесконечная пытка в этом аду! И это не уколы совести, и что-то такое, с осуждением поступков, это просто… банальное желание сожрать эту последнею крошечку хлеба, и не трястись над ней, ежечасно смотря голодными глазами.

Но именно эта чувство, этот голод, эта боль и желание заставляет его мыслить! Держат в сознании и позволяет по-прежнему осознавать себя! Не становясь таким же пустым и безмозглым существом как все вокруг! Не быть тем, кто что-то делает, просто потому что что-то делает! Просто потому, что волны прибоя в голове, колыхнули эту слугу пойти туда, а того, мотнули сюда, третьего же обошли стороной. И он уже сотню лет торчит без движения

Да, удержание этой части самого себя в своей голове — это муки! Сплошные страдания! И ежечасные усилия над собой! Но в то же время — эта пытка делает его живым! А он… он еще пока хочет пожить, хоть и не знает зачем.

Наверное, из-за того, что смерть тут невозможна, и только все вернет к истокам. Наверное от того, что он привык балансировать в таком состоянии, проторчав в нем в этом месте уже не одну сотню лет, как минимум.

Возможно из-за того, что какое-то чувство ответственности за СВОИХ еще осталось, и пусть все вокруг него, все жучки в этом гигантском муравейнике, теперь уже давно бездушные монстры и враги, что регулярно жаждут сожрать своего начальника, видя в нем ДОБЫЧУ и намек на человека. Но полковник все равно имеет некую ответственность за них.

Впрочем, он бы убил их всех, чтобы избавить их от мучений! Вот только это бесполезно — он лишь добавит им мук своими действиями. Ему, не освободить бывших людей от участи вечных пустых марионеток, вечных заложников этого места, скитающихся по этим коридорам без цели и смысла.

И нет смысла устраивать борьбу все против одного, нет смысла хоронить их в коридорах муравейника, замуровывая проходы. Нет никакого резона во всем этом! Так что он просто сидит один, в комнате без входа. А весь муравейник существует там, сам по себе, отдельно от него. Его это все устраивает, его никто не беспокоит, к нему никто не ходит, и он ежедневно, вот уже сотни лет, занят лишь одной мыслью — плотоядным пожиранием «взглядом» оставшегося кусочка самого себя, ежечасно сдерживаясь от желания убить этого человека, что продолжает жить где-то внутри его тела или же души.

— Какой большущий муравей! — прозвучал звонкий детский голос, прорезав собой вековую тишину этого мрачного подземелья с единственным обитателем этой большой пещеры, — Братец, мы кажется куда-то не туда зашли.

Люди! — словно бы очнулся бывший полковник от дремы. — Целые! ЖИВЫЕ! Сожрать!!! ЖИВЕЕ!!! — затопила все собой одна единственная мысль и из угла рта ручьем потекла слюна, — Как давно я не ел человеков!

— Да нет, туда, — грустно проговорил маленький человечек в глухом шлеме на голове, а попытка полковника положить тушки этих двоих маленьких людей прямо себе в рот, чтобы даже не вставать со своего «трона», закончилась ничем — пространство вокруг них даже не дрогнуло, хотя он приложил достаточное количество сил для действия, и весь пол вокруг фигурок, стал словно бы кучкой битого стекла, с нанесенным на грани разнообразным изображением.

Почему⁈ — взревел монстр, и сжал каменные подлокотники кресла, на котором сидел вот уже не одно столетие, силясь подняться.

Но оказалось, что он, сам ОН, и его кресло, стали едиными целыми. Слились… в монолит!

Плевать!!! — взревело существо, и вырвав кусок плоти со воей спины, все же встал, — Тут два человек! Целых ДВА! Не один, не половина, не кусочек! А два ПОЛНОЦЕННЫХ! Хоть и меленьких, ЧЕЛОВЕКА! Два вкусных милых маленьких человечка! Надо съесть! НЕМЕДЛЯ! Надо сожрать употребить! Посмаковать…

Осколок старой личности в душе шевельнулся, и резанул по жажде жрать людей словно мечем, временно дезориентируя. Нет, это не привело к тому, что желание съесть двух маленьких миленьких вкусненьких нежных сочных детей куда-то делось, однако напомнило о том, сколь приятно было смаковать столетиями, даже столь маленький осколок, как остался у него в его душе.

А каково тогда будет С ЦЕЛЫМИ и ПОЛНОЦЕННЫМИ Людьми⁈ Да еще и с двумя?!! Можно же не убивать сразу! Можно и попытать, и помучить… да тут все бессмертные! Это можно растянуть на века! Зачем сразу тащить в рот и поглощать, переваривать⁈ Тогда ведь от них в лучшем случае останется только пустая оболочка! Ну, может еще что на внутренней стороне налипшее на фантике будет. Но скорее — одно сплошное ничего!

— Убьём его? — поинтересовался первый ребенок более звонким голосом у второго, откуда-то доставая копье, и сквозь прозрачное забрало с интересом смотря на гигантского антропоморфного муравья, возвышающегося над человечком на два десятка метров.

И во взгляде нет ни страха, ни сомнений, только некий слабый интерес, небольшая скука, и возможно еще какие-то уже давно забытые полковником Ивановым эмоции. А еще, из осколка его старой личности, пришло понимания, что эта вот пара зеленых глаз пред ним за забралом из чего-то прозрачного, принадлежат скорее всего так называемой «девочки». А вон тот второй, стоящий рядом ребеночек, вкусненький, с чуть более грубым голоском, и в шлеме, мятом и глухом без вырезов, наверное, «мальчик».

Правда в пространстве они ощущаются как единое целое! Просто Тень и его Человек! Или как там правильно? А еще вокруг них есть защитное поле, искажающая пространство по воле этого человека-два-тела, и не дающая Иванову что-либо с ними сделать чисто усилием воли. И не факт, что удастся руками.

Но — у него вся вечность впереди! Что-нибудь придумает! У него богатая фантазия! Он — может! Сообразит!

— Подожди, — горит этот с чуть более грубым голоском, — он кажется еще в сознании.

— Думаешь? — горит эта, так называемая девочка, хотя девочки вроде прикрывали свою верхнею половину тела чем-то, или же нет?

— Эй, ты! Как тебя зовут? — сказал мальчик, а гигантскому муравью, захотелось приступить к пыткам немедленно и вот прямо сейчас!

И пустая комната «тронного зала» вокруг них исказилась, став походить на подходящий желаниям пыточный зал, обзаведясь всяким разномастным оборудованием для доставки всяких разных мук, обзавелась щитам, с весящими на них всякими инструментами, которыми тоже. Можно весело ковыряться в телах и душах, оставляя массу неприятных ощущений. Все то, насколько хватило небогатой фантазии почти пустого существа. Полковника, боевого офицера, что и при жизни то не смыслил за этот вопрос. И вообще старался избегать необходимости проведения допроса силовым путем.

— Безвкусно. — скривилась эта со звонким голоском, морща нос под маской.

Но её мнения жука не волновало, совсем. Его мнение интересовал лишь пир! И возможности! И он схватил эту малявку, почему-то игнорируя защитный барьер вокруг ней — наверное, он только от искажений защищает! А не от прямых атак!!! Повезло!

Схватил, сжал тельце в руке словно куклу, выдавливая из человечка такой приятный и будоражащий душу писк! Что аж по всему телу мурашки пробежали. И сразу так хорошо стало на душе! И не только ему! Но и все существам подземелья, что частично связаны разумом со своим владыкой! И не только им! Все стало хорошо! ВСЕМ!

Этот писк боли сдавливаемого живого существа… принес ощущение невиданное ранее блаженства! Чувства эйфории, что затопило собой все его тело. И жук замер, смакую я это чувство, жажда насладится им по дольше и в полной мере.

Дольше! Как можно дольше! Еще! Еще и еще! — начал он давить малютке на живот гигантским пальцем, размером больше. чем сама человечка.

Стал давить подушечкой пальца с когтем, на живот это «девчонке», как на кнопку, что активирует писк. Давить гигантским пальцем на это голое и ничем незащищенное брюшко человечки! Жаждя вновь выдавить наружу этот прекрасный божественный писк! Этот вопль, от сдавливаемых органов! Этот тонкий крик! Этот ор! Снова и снова! Еще и еще!

Вот только кнопка почему-то не реагировала на нажатие! И вместо прекрасного писка…. Не происходило ничего! Вышедший из экстаза монстр, посмотрел на двоечку в своих руках, думая о том, что она же не могла вот так просто умереть! Ну не могла же! Нет! Не могла!

Вновь подавил на живот, получая только какой-то странный звук, будто… какая-то резиновая уточка из ванной пищит! Или что-то такое вот… непонятно смутное. И… какое-то странное искажение вокруг тела этой малявки! Словно бы…

Приглядевшись к человечку в своих руках, муравей с руками вдруг понял, что сжимает в пальцах просто кусок камня!!! Ни больше не меньше! Обычный булыжник каких вокруг полно! СОТНИ! Но где тогда… ГДЕ⁈

— Ми, ми. — проговорила девица, что стояла где состояла, будучи все там же, подле второго ребёнка.

Он вновь схватил ей, и вновь решил надавить на животик! Но понял, что девчонка как стояла, так и стоит тут! А у него в руке… опять камень!

— Да-да. — вздохнула эта в шлеме с видимой мордой за прозрачным камнем.

Вновь хватает, и одной и второй рукой! Обоих! Двумя руками! И вновь… камень! В двух руках по булыге! А еще… эти детки, в тот момент, как он тянет к ним руки, словно бы перестают существовать в этом месте! Исчезают, подсовывая вместо себя… камни со стен! Тогда…

Камни стен заменили сталью — теперь тут нет ни единого булыжника! Не уйдете! — вновь хватает и вновь… резиновая уточка⁈ Что рассыпается в руках хлопьями… ничего.

— Это же просто иллюзия. — говорит тот, что вроде мальчик. — Такая банальная и даже баянестая.

— Угу. — говорит девочка, и почему-то оказывается у Ли на плече, у самого его нечеловеческого уха «муравья». — Скажи, как тебя звать то? Мы ж так и не услышали имени!

— Я… — говорит он, и хлопает по плечу, желаю уже не играть, а поймать наконец этих насекомых! Хоть и сам… муравей.

Стальные стены гигантской камеры пыток оживают, из них выстреливают тысячи шипов, стремясь пронзить юрких детей, что словно бы перемещаются по комнате, ощущаясь в восприятии то там, то тут, притом, что для глаз, стоят где стояли! Не двигаясь и не шевелясь! Противно улыбаясь.

Все стены становятся пиками. Камера сжимается, обжимая пиками все пространство вокруг, стремясь уничтожить мерзких букашек! Разрезать изничтожить! Или хотя бы прижать к полковнику-муравью поближе, для более успешных действий с ними.

Да и самого муравья-Ли обживает сталь! Укрывая все тело, и смыкаясь со талью помещенье вокруг в единое целое. Но… этим детям пофигу и на это! Они просто… оказываются внутри материала⁈ Как⁈

Комната раскрывается. Больше нет ни пыточной, ни стен из металла, просто пещера с высоким сводом и эдаким троном. И в это помещения, из всего муравейника, перебрасываются рядовые рабочие и войны, для уничтожения этих мерзких деток! Больше! Больше! ЕЩЕ БОЛЬШЕ! Все! Вся армада… просто испаряется! Осыпается клочками и хлопьями! Кусками тел и… исчезает!

Они мертвы! По-настоящему! Взаправду! До конца! Не как обычно, что вернутся в к жизни через страдание через некоторое время! Что… и дальше будут мучится и страдать! И вечные рабы этого места! Они… просто мертвы! Полностью! До конца!

Из глаз муравья, текут слезы, он падает на колени, и с мольбой смотрит на двух маленьких детей пред ним. На этих двух… ангелов, спустившихся к нему в этот ад, чтобы избавить несчастного, от столь долго одолеваемого его мучения.

— Убейте меня. прошу. Пожалуйста.

— Как тебя зовут? Ты так нам и не сказал своего имени.

— Ли Иванов… полковник… бывший полковник… бывший человек… прошу, я больше не могу это все терпеть! Пожалуйста…

— Ли Иванов… мы будем помнить.