Когда мы пришли на кухню, залитую утренним светом, на столе уже стояли изящные чашки с едва остывающим чаем, источающим тонкий аромат, маффины с киноа лежали в фарфоровой тарелке, искусно украшенной вензелями и золотой каймой, а Тереза с Дафной увлеченно беседовали об очередных модных новинках сезона, не замечая нашего появления. Лизель же, к моему удивлению, нигде не было видно.
— А где Лиззи? — не удержалась от изумленного вопроса я, и девочки, резко оборвав себя на полуслове, в полном шоке уставились на меня, словно я спросила что-то совершенно немыслимое.
— Элли, — замявшись и нервно переглянувшись с Терезой, обратилась ко мне Дафна с притворно ласковой улыбкой на лице, — ты выглядишь нездоровой… — и она протянула руку, намереваясь потрогать мой лоб, что вызвало у меня едва сдерживаемый приступ раздражения.
Этот до тошноты знакомый заботливый жест, который я, кажется, выучила уже наизусть до мельчайших подробностей, заставил меня едва ли не отшатнуться, заскрежетав зубами от досады.
— Сестренка, ты явно сильно перенервничала вчера, раз задаешь такие вопросы, — Кристель, следовавшая позади, вновь ласково погладила меня по голове, пытаясь успокоить, — Лиззи вчера задержали полицейские, поэтому сегодня, да и вообще в ближайшее время, она, скорее всего, еще будет находиться в камере…
— Правда? — неверяще прошептала я, затаив дыхание, и, дождавшись утвердительного кивка сестры, уточнила с замиранием сердца, — а какой сегодня день недели: суббота или воскресенье?
— Воскресенье, — едва заметно нахмурившись, ответила она, явно начиная беспокоиться о моем состоянии.
— И вчера ты рассталась с Даниэлем, правда? — переспросила я на всякий случай, стараясь унять бешено колотящееся сердце.
— Да. Это было вчера, Элис. И сразу скажу: вчера, если что, была суббота, — с заметным раздражением ответила Кристель, явно недовольная моими настойчивыми вопросами и тем, что я вспомнила о Даниэле в присутствии остальных девочек.
— Я, видимо, вчера очень сильно перенервничала, и на секунду мне показалось, что весь вчерашний день мне приснился, — с нарочито широкой улыбкой пояснила я свое странное поведение и кинулась обнимать сестру, с непередаваемым облегчением понимая, что временной парадокс и жизнь в бесконечной субботе, к счастью, отменяется. Лишь теперь, когда реальность окончательно прояснилась в моем сознании, я смогла по-настоящему расслабиться.
— Бедная малышка Элли, — захихикала Кристель, нежно обнимая меня в ответ, — но ты не одна такая, я тоже вчера очень сильно переживала, особенно когда узнала, что Лизель все это время тайно мечтала меня убить!
— Кстати, Элис, а расскажи нам, как же все-таки ты догадалась вчера, что нужно вызвать полицию? — с неподдельным любопытством спросила Тереза, ее глаза загорелись от любопытства, — Кристель сказала, что это благодаря тебе ее задержали.
— Да, так и есть, — кивнула я в ответ и повторила свою заранее подготовленную версию о наблюдательности, — кстати, Тереза, можно тебя на минутку? Я бы хотела тебе кое-что сказать, но наедине, если ты не против.
— Да, конечно, — едва заметно нахмурившись, она пожала плечами, пристально глядя мне в глаза, словно пытаясь прочитать мои мысли и, не торопясь выбравшись из-за стола, первой вышла в коридор.
Я вышла следом за ней, плотно закрыв за собой кухонную дверь, не желая, чтобы наш разговор кто-то услышал.
— Тереза, — тихо обратилась я к ней, подойдя вплотную, — признайся честно, что вчера ты подсунула в сахарницу? Я не стала говорить об этом в полиции, ведь ты держала ее в руках, и была вчера столь любезна, что завернула содержимое в бумагу, прежде чем выбросить, так что мне было совершенно нетрудно достать этот сверток и сохранить на всякий случай. Но я думаю, если я скажу, что ты помогала Лизель, и передам этот сверток на экспертизу, то тебя ждет немало увлекательных мероприятий в полицейском участке…
Она побледнела еще больше и бросила испуганный взгляд в сторону кухни, торопливо замотав головой в отрицании.
— Элис, я тебе клянусь, — прошептала она дрожащим голосом, — порошок всего лишь вызывает прыщи и небольшое расстройство желудка, но он совершенно не опасен для жизни! Я никогда не хотела навредить Кристель!
— А расстройство желудка — это не навредить? — ехидно спросила я, и она покаянно опустила голову, ссутулившись, — зачем ты хотела ей подсунуть этот порошок? Из-за Даниэля, верно?
— Ты и про это догадалась? — еще тише пробормотала она, и ее голос задрожал от волнения. — Да… я хотела, чтобы они расстались или хотя бы на время перестали общаться… Я люблю его, понимаешь? — она пристально посмотрела на меня, и в ее глазах я увидела слезы, готовые пролиться.
— Принеси прямо сейчас истинную магическую клятву, что больше не будешь пытаться навредить Кристель, и я никому ничего не скажу ни сейчас, ни когда-либо потом, — потребовала я, параллельно сплетая в руках атакующее заклинание, готовое в любой момент сорваться с моих пальцев.
— Хорошо, хорошо, Элис, только не сходи с ума! — она поспешно произнесла требуемую формулировку особой нерушимой клятвы, не отводя взгляд от моих рук, удерживающих заклинание, и на ее запястье вспыхнула, мгновенно впитавшись в кожу, соответствующая метка, — видимо ты и вправду вчера приняла происходящее излишне близко к сердцу…
— Да, Тереза, я действительно всерьез переживаю за безопасность моей сестры и готова абсолютно на все, как ты могла уже заметить… — удовлетворенно кивнула я, — пойдем обратно. Девочкам скажем, что я заметила, как у тебя застряло что-то в зубах и проводила в ванну, чтобы ты привела себя в порядок.
Она недовольно поморщилась, но все же кивнула, соглашаясь на эту версию. А у меня отлегло от сердца — еще одна угроза моей сестре теперь окончательно устранена, и я могла наконец-то вздохнуть с облегчением, зная, что Кристель, будучи в квартире, находится в безопасности.
Когда завтрак подошел к концу, а мы с девочками тщательно перемыли косточки Лизель, вспоминая все ее странности, Тереза и Дафна отправились в очередной забег по торговому кварталу, а Кристель, как и обещала, пошла со мной в гостиную, где включила чуть запылившийся от долгого неиспользования маговизор.
Мы уютно устроились на диване, укутавшись в мягкий плед. Кристель, прижимаясь ко мне, листала информационные потоки маговизора, пока я рассеянно следила за мельканием картинок. Внезапно ее рука замерла на кристалле переключателя, и я услышала знакомый голос известного диктора новостной ленты.
«Сенсационная новость дня! — торжественно объявил ведущий, — Мистер Ирвис, бывший декан магической академии Алдрахейм, был задержан при попытке передачи контрабандных артефактов преступной группировке. Полицейские службы пока не разглашают подробности операции…»
Кристель обеспокоенно взглянула на меня, и, явно стараясь приободрить, пробормотала:
— Это наверняка какая-то ошибка, не переживай, — она сжала мою ладонь, как всегда делала, когда старалась утешить, — твой обожаемый профессор не мог связаться с преступниками…
— Мог, Крис, — тяжело вздохнула я, стараясь скрыть свои истинные чувства, — к сожалению, я полагаю, что это правда, и он действительно был как-то связан с контрабандистами…
В этот момент в глубине души я вспоминала тот день, когда мне пришлось убить его на пляже. Тогда я попрощалась с тем профессором Ирвисом, который зажег во мне исследовательский огонь, который вдохновлял меня на новые открытия, который верил в мои способности. И слезы сами покатились по моим щекам.
«Прости, мой дорогой наставник, — мысленно обратилась я к его образу на экране, — Прости за то, что пришлось увидеть тебя таким. За то, что узнала, что человек, которому я доверяла и которым восхищалась, оказался способен на столь низкие поступки. Но я всегда буду благодарна тебе за все хорошее, что ты дал мне. За те знания, за ту страсть к науке, которую ты вложил в мое сердце. Тот человек умер для меня тогда на пляже… И пусть в моей памяти навсегда останутся воспоминания о настоящем наставнике и исследователе, о том профессоре Ирвисе, который научил меня любить магию и артефакторику, а не об этом незнакомом мне человеке, торгующим артефактами в сговоре с преступниками, которого нужно было остановить».
Кристель, не подозревая о моем мысленном монологе, продолжала нежно гладить меня по руке, поддерживая в эту трудную минуту. А я просто молча плакала и благодарила судьбу за то, что смогла изменить хотя бы эту часть будущего, ведь вчера, когда я придумывала свой план по спасению сестры, дольше всего я размышляла о том, что мы с сестрой наталкивались на мистера Ирвиса несколько дней подряд в разное время и разных частях города, но каждый раз эти встречи заканчивались чьей-то смертью, а потому передо мной встал нелегкий выбор, и эту моральную дилемму я обдумывала с холодной головой и тяжелым сердцем. В конце концов, я решила, что для всех и для него, в том числе, будет лучше всего, если я, знавшая во сколько и где он будет как договариваться о встрече, так и проворачивать свою сомнительную сделку, передам эти сведения в полицию.
Кристель, заметив, что я немного успокоилась, решила сменить тему:
— Может, посмотрим что-нибудь веселое? У меня есть на примете несколько вариантов, которые ты еще не видела. Я благодарно улыбнулась сестре, чувствуя, как ее забота согревает мое сердце.
— Отличная идея, — с улыбкой ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал естественно, — давай ты выберешь на свой вкус, и мы вместе посмотрим.
Пока она выбирала, что же нам посмотреть, я украдкой взглянула на экран маговизора, где продолжали обсуждать арест мистера Ирвиса. Репортаж уже сменился другим сюжетом, но в моей голове все еще звучали слова диктора.
«Я все сделала правильно, — пришла к выводу я, устраиваясь поудобнее рядом с сестрой, — пусть лучше он получит по заслугам сейчас, чем продолжит свою преступную деятельность. И пусть в моей памяти он останется тем, кем когда-то был для меня — великим ученым и талантливым наставником». Ведь в моем прошлом будущем его все равно поймали и осудили, вот только за эти годы у него накопилось столько преступных операций, что даже научные заслуги не смогли смягчить решение суда, и в конечном итоге его приговорили к лишению магии и рудникам, что для мага такого уровня намного хуже смерти…
Кристель, словно почувствовав мое напряжение, придвинулась ближе и положила голову мне на плечо.
— Знаешь, — тихо сказала она, — я рада, что ты есть у меня, и помни, что я всегда рядом и я тебя люблю!
— Я тоже очень тебя люблю, Крис, — я обняла сестру, вдыхая такой знакомый аромат ее волос, — и ты даже не представляешь, как для меня важны эти твои слова.
Мы с Кристель сидели перед маговизором, погруженные в просмотр какой-то забавной трансляции, которую она так долго выбирала, тщательно перебирая все варианты, когда резкий звонок входной двери заставил нас обеих вздрогнуть, невольно подскочив на месте. Экран отразил наши удивленные лица, прежде чем я, пожав плечами и стараясь скрыть свое беспокойство, направилась к двери, медленно ступая по полу.
За порогом стоял Питер Томсон, студент третьего курса магической академии в этом времени, и мой единственный близкий человек в том будущем, которое уже никогда для меня не наступит, поэтому, увидев его, я задержала дыхание, чувствуя, как мое сердце замирает, словно пойманная птица в клетке. Его обычно уверенное лицо сейчас выглядело невероятно напряженным, будто он только что прошел через какое-то серьезное испытание, а в руках он держал небольшой букет нежно-розовых лилий, источающих тонкий, чарующий аромат.
— Привет, Элис, — его голос звучал непривычно серьезно, почти торжественно, будто он готовился к важному выступлению, — можно войти?
Я отступила в сторону, пропуская его, стараясь сохранять спокойствие, и тут же услышала, как моя сестра, привлеченная шумом и инстинктивно почувствовав что-то необычное, выходит из гостиной.
— Питер! Какими судьбами? Какие прекрасные цветы! — ее голос звучал радостно, почти восторженно, а я заметила, как он слегка побледнел, словно его застали врасплох.
— Эти цветы… они для Кристель, верно? — спросила я, стараясь звучать непринужденно, хотя внутри все трепетало от нехорошего предчувствия, медленно разливающегося по венам холодным огнем.
Неужели в этой новой реальности он решился признаться ей в любви? Мысленно я начала прощаться со своим лучшим другом, который сейчас начнет встречаться с Крис, а значит, мы с ним никогда не станем близкими друг другу людьми. Я была одновременно рада за него и испытывала почти физическую боль от мгновенного осознания потери того единственного человека, кто все эти годы поддерживал меня, понимая без слов все, что было у меня на душе, словно читая мои мысли.
— На самом деле… — он перевел взгляд на меня, и в его глазах мелькнуло что-то, чего я раньше не замечала, — Элис, ответь только честно, пожалуйста, ты когда-нибудь слышала о таком артефакте, как хроноскоп?
Мне послышалось?. Как это возможно? Это название мы придумали с ним вдвоем почти двадцать лет тому вперед в одну из бессонных ночей, когда запас кофе уже закончился, а мозговой штурм над артефактом еще продолжался, превращая реальность в полусонный бред и калейдоскоп идей.
— Хроноскоп… это что-то из теоретической магии, кажется, — ответила я, стараясь говорить спокойно и невозмутимо, тщательно подбирая каждое слово, хотя внутри все кричало о том, что он не может знать этого слова. Его просто не существует в настоящее время! Мы его еще не придумали и вряд ли теперь придумаем, ведь жизнь в этой реальности пойдет по новому сценарию!
— Именно, — кивнув своим мыслям, он шагнул ближе, и я уловила легкий аромат лилий, — эти цветы… они для тебя, Элис.
В этот момент время, казалось, остановилось в немой паузе. Кристель, застывшая в дверях гостиной, переводила взгляд с него на меня и обратно, явно не понимая, что происходит. А я… я пыталась осмыслить происходящее, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Но… Питер, раньше… — удивленно начала было моя сестра, но он решительно перебил ее, чего никогда не делал раньше, не давая договорить и задать очевидный вопрос.
— Позже, Кристель. Нам с Элис нужно поговорить. Прямо сейчас, — и он, буквально впихнув мне в руки свой букет, твердым, уверенным шагом пошел на кухню, увлекая за собой растерянную, словно потерянную в пространстве меня. Я опустилась на стул, чувствуя, как ноги подкашиваются от напряжения. Питер забрал у меня обратно букет, самостоятельно поставив цветы в вазу, наполненную водой, и только потом повернулся ко мне.
— Элис, прежде чем я все объясню, ответь, пожалуйста, на еще один вопрос, — он присел на табурет напротив меня и пристально посмотрел мне в глаза, — почему ты отчислила Стивенсона на прошлой неделе? — с искренним негодованием в голосе внезапно спросил он.
— Я не понимаю… — неверяще пробормотала я, пристально всматриваясь в молодое лицо моего друга.
— Да ты хоть знаешь, кто его родители и что мне пришлось от них выслушать⁈ — продолжал он возмущаться, совершенно не обращая внимания на мою реакцию.
— О чем ты? — еще более неуверенно спросила я, боясь поверить своим ушам.
— В общем, я восстановил его обратно и поставил по твоему предмету «зачтено», — он упрямо скрестил руки на груди, как делал это миллионы раз в наших спорах еще совсем недавно — двадцать лет тому вперед.
— Что⁈ — не выдержала я, вскочив со стула, — Да мне плевать, кто у него родители! — я встала в полный рост, все больше повышая голос, — Ты не мог так поступить! Он лентяй и бездарность!
В ту же секунду он подскочил ко мне, прижав ошарашенную меня к груди.
— Элли… моя Элли… — шептал он, гладя меня по волосам, — вот теперь я убедился, что ты — это ты. Что стало с твоим якорем? — он отстранился и вновь вгляделся мне в глаза, нахмурив лоб, — я ведь просил, я ведь предупреждал, чтобы ты берегла его…
— Прости… Я не смогла сдержать обещания и вернуться, — смутившись, я неловко вывернулась из его объятий и осторожно села обратно на стул, — а якорь… его пришлось разбить, когда я использовала последний заряд, чтобы вновь попытаться изменить прошлое…
— Элис, я рад, что у тебя все получилось, — начал он, нервно сцепив пальцы, судорожно переплетая их, и глядя куда-то в пол, словно ища там подсказки или даже ответы на собственные вопросы, — но я должен тебе кое-что рассказать. Точнее кое в чем признаться. Все это время… все эти двадцать лет… я любил не Кристель, а тебя.
Его слова ударили меня под дых, выбивая из легких остатки кислорода.
— Да… сначала я действительно был влюблен в твою сестру, курсе на первом, но, узнав тебя ближе, я понял, что ты — словно мое отражение, и в моем сердце нет места ни для кого больше, — продолжил он, глядя мне прямо в глаза, и его взгляд был полон искренности и нежности, — я писал те стихи для тебя, посвящая каждую строчку твоим глазам, твоей улыбке, твоим мечтам. И браслет… тот самый, который ты видела у меня на руке… он был для тебя, я хранил его все эти годы, как напоминание об упущенной возможности — ведь я собирался подарить его тебе еще в конце второго курса, носил в кармане, подгадывая момент, но струсил в последний момент, как последний дурак. Ты же никогда не воспринимала меня как парня… Вот я и решил, что дружба с тобой важнее и безопаснее возможного отказа, поэтому и предпочитал оставаться рядом, пусть даже и в таком качестве.
Я застыла, не в силах пошевелиться или что-либо сказать, открывая и закрывая рот, словно рыбка, выброшенная морской волной на пляж.