Кто убил Кристель?

Глава 14

Как бы мне ни хотелось избежать похода на пляж, я понимала, что для нее это не просто кольцо, а значит ей жизненно необходимо совершить этот ритуал прощания, финальной точки в этой любовной истории. Поэтому, когда она предложила свернуть на городскую набережную, я без споров согласилась, предложив лишь иной выход к морю — подальше от маяка и той самой злосчастной таверны «Королевский гусь», где таилась опасность.

Прогулочным шагом мы дошли до противоположного края пляжа всего за полчаса, и за это время мимо нас промчалось несколько полицейских машин, заставляя мое сердце замирать от тревоги. Элис болтала о моде и тех вещах, что она не купила, но успела запомнить в течение сегодняшнего дня, пытаясь отвлечь меня от мрачных мыслей, а я напряженно всматривалась в береговую линию, не в силах перестать нервничать, чувствуя, как тревога сковывает меня изнутри ледяными тисками.

К счастью, никто и ничто не помешало нам прощаться с прошлым. Вчера я была лишь сторонним свидетелем для Кристель, но сегодня стала полноценным участником, бросив вместе с сестрой в воду разбитый медальон-якорь — символ того, что я никогда не вернусь в свое время. Взявшись за руки, мы смотрели на волны и молчали, погруженные в свои мысли, мысленно прощаясь и грустя — каждая о своем. Я вспоминала Питера, его бесконечную поддержку и ненавязчивую заботу, и с сожалением думала о том, что больше никогда не увижу его — того самого, ставшего для меня таким близким и родным — из будущего, которое не наступит.

Глядя, как закат освещает последними лучами ее светлые волосы, окрашивая их в золотые тона, я волновалась все больше и больше, чувствуя, как тревога нарастает внутри. «Неужели и сегодня я не смогу спасти ее?» — спрашивала я сама себя, замирая от ужаса, представляя, что снова не справилась, что все мои усилия окажутся тщетными. Волны разбивались о берег, а я молилась, чтобы мои расчеты оказались верными, чтобы я не допустила роковой ошибки, которая могла стоить жизни моей любимой сестры.

Теперь мне предстояло самое сложное, но я не собиралась сдаваться и отступать. Когда закат догорел, окрасив небо в последние багряные тона, а солнце полностью погрузилось в море, оставив после себя лишь мерцающую дорожку на воде, я с волнением посмотрела на сестру, и, взяв ее за руку, произнесла дрожащим от напряжения голосом:

— Кристель, ты можешь выполнить одну мою просьбу, не спрашивая ни «зачем», ни «почему»? — со вздохом начала я самый сложный разговор за сегодняшний день, чувствуя, как сердце колотится в груди, словно пойманная птица, — я все объясню тебе завтра утром, клянусь! Но сегодня мне нужно, чтобы ты сделала так, как я прошу. И не задавала никаких вопросов. Для меня сейчас это важнее всего, это буквально вопрос жизни и смерти! Поверь, тебе не будет сложно выполнить мою просьбу… скорее она покажется тебе странной, чем обременительной…

Я умоляюще посмотрела на нее, затаив дыхание и готовясь к долгому уговору, мысленно перебирая все возможные аргументы, но она лишь пожала плечами и ответила с удивительной для меня покорностью:

— Если для тебя это настолько важно, как ты об этом говоришь, то хорошо, я сделаю все, о чем ты попросишь, — она ласково улыбнулась, склонив голову набок, ее глаза светились искренним желанием помочь, — мне уже даже интересно, что же это за странная и необременительная просьба такая у тебя, так что я полностью готова!

Почувствовав невероятное облегчение, словно с моих плеч сняли тяжелейший груз, я бросилась с радостным визгом к ней на шею, побросав все пакеты прямо на набережной, совершенно не заботясь об их содержимом, и она с тихим, мелодичным смехом обняла меня в ответ, действительно не задавая никаких вопросов.

Ее безграничное доверие затопило меня чувством благодарности, и я поняла, что должна оправдать его любой ценой. Теперь оставалось только скрестить пальцы на удачу, чтобы все задуманное осуществилось без накладок, ведь от этого зависела не только судьба Кристель, но и мое собственное будущее, которое я уже никогда не смогу изменить.

Мы возвращались домой, медленно идя по освещенным центральным улицам, погруженные в свои мысли. Я шла, напряженно прокручивая в голове события вчерашнего дня, мысленно перепроверяя, все ли я учла, не забыла ли я еще чего-либо, стараясь не упустить ни одной детали.

Дом вновь встретил нас зловещей тишиной и кромешной темнотой подъезда, от которой по спине пробежал холодок. Как и в прошлый раз, мы вместе поднялись по скрипучей лестнице до предпоследнего пролета. Хоть в этот раз я и не хромала, дальше заботливая Кристель пошла вперед одна, громко крикнув мне, чтобы я оставалась между этажами, пока она не откроет дверь.

И хоть я была морально готова к тому, что должно произойти, но все равно не смогла удержаться от пронзительного крика, когда в золотом прямоугольнике дверного проема появилась Лизель, яростно взмахнувшая своим смертоносным ледяным ножом. Который, к счастью, напоролся на защитную броню, надежно покрывавшую все тело Кристель, разлетевшись на мелкие осколки, звонко осыпавшиеся на лестничный пролет.

Тут же вспыхнул ослепительно яркий свет прожекторов, резанув по глазам, и полицейские, искусно прятавшиеся в темноте подъезда, молниеносно обездвижили Лизель Олрехад, которая в слепой ярости пыталась вновь нарастить ледяной клинок, но не могла удержать концентрацию от переполнявших ее эмоций, превратившихся в разрушительную силу. Ее лицо исказилось от нечеловеческой злобы, а глаза, налившиеся безумием, горели пламенем ненависти. Я видела, как она пытается собрать остатки своей магии, но было уже поздно — крепкие руки стражей порядка надежно удерживали ее, надевая антимагические наручники и не давая ей пошевелиться.

Когда Лиззи увезли в полицейский участок и поместили в камеру, мы сидели на нашей уютной маленькой кухне — благодаря необычайному милосердию дежурного офицера, а не в мрачной допросной комнате полиции, и по очереди отвечали на бесконечное количество вопросов от офицера о Лизель и наших с ней сложных отношениях.

Кристель допрашивали значительно дольше меня, ведь о готовящемся преступлении я сообщила еще до нашего забега по торговому кварталу, подробно изложив все в складной версии событий, тщательно не выдавая секрет моего уже теперь совершенно бесполезного изобретения. Ведь еще ранним утром, сразу после завтрака, я специально побежала к миссис Эванс, при каждой нашей встрече предлагавшую мне свою помощь. В этот раз я не просто не стала отказываться, а изначально рассчитывала на нее. Буквально за несколько минут рассказав ей о своих наблюдениях и опасениях относительно Лиззи, к счастью, я нашла столь необходимую мне поддержку: она тут же позвонила с помощью кристалла магофона своему сыну — полицейскому офицеру, и попросила его меня безотлагательно принять и по возможности поверить моим словам. Видимо, у меня был настолько траурный и серьезный вид, что я, оказавшись в полицейском участке и буквально не имея весомых доказательств, кроме своих якобы догадок и предположений, смогла убедить его организовать засаду, решительно пообещав выплатить любой, даже самый крупный штраф, если этот вызов окажется ложным, и нападения вдруг все же не случится.

Чуть позже к нам присоединилась потрясенная Дафна, для которой задержание Лизель, пытавшейся хладнокровно убить Крис, стало настоящим шоком.

— Как же так? — растерянно спрашивала она, трагично прижимая ладонь ко рту, — Я бы никогда не подумала, что наша милая малышка Лиззи способна на такое! Ведь мы столько лет дружили! Как такое вообще возможно?

Когда все утомительные разбирательства, наконец, закончились и полицейские уехали, Кристель нашла меня в моей комнате, где я сидела на подоконнике, задумчиво глядя вдаль. Я смотрела на темные улицы, освещенные мягким светом магических фонарей, и лениво размышляла о том, что наконец-то смогу расслабиться и спокойно выдохнуть — у меня все получилось!

Конечно, нужно будет и в дальнейшем внимательно присматривать за Терезой, приносящей в наш дом подозрительное вещество вместо сахара, и за Дафной, которая, словно марионетка, выполняет все указания Бианки. Но сегодняшний день, кажется, удалось пережить.

— Элли, а теперь ты можешь мне рассказать, как ты определила, что Лиззи собирается напасть на меня сегодня? — выпалила Крис, решительно присаживаясь рядом со мной на подоконник, — я помню, ты обещала ответить на мои вопросы завтра, но, боюсь, я не доживу до утра и совершенно точно умру в рассвете лет от любопытства, — она весело рассмеялась над своей шуткой, а я вздрогнула, словно от ледяного озноба, вновь увидев словно наяву, как она снова и снова умирает у меня на глазах.

— Помнишь, я утром спрашивала тебя о ней? — собравшись с силами, я постаралась успокоить свои расшатанные нервы и выдала сестре заранее подготовленную версию, — я наблюдала за ней уже очень давно, и сегодня мне показалось, что она еле сдерживалась от переполняющих ее эмоций. И меня очень напугало то, как судорожно сжимала в руках нож, как будто она буквально на грани от того, чтобы не запустить им в тебя в тот момент, когда ты в очередной раз пошутила про ее отвратительный уровень владения водным даром. Такую ненависть в глазах я не ожидала увидеть, и у меня сразу же возникло дурное предчувствие! Вот поэтому я и побежала в полицейский участок. На всякий случай!

— Ты меня целый день сегодня удивляешь, Элис, — помолчав, с искренним удивлением покачала головой Кристель, — неужели и правда моя младшая сестра выросла, а я и не заметила?

В ответ я лишь стремительно спрыгнула с подоконника, чтобы подбежать и молча обнять ее, крепко прижавшись щекой к той, ради которой за эти двадцать лет и четыре дня совершила невозможное, чувствуя, как слезы радости наворачиваются на глаза.

В тот вечер я боялась уснуть, затаив дыхание, ведь свойства хроноскопа оставались совершенно не изученными — первая и последняя модель, созданная моими руками, была сейчас на моем запястье. А вдруг я больше никогда не открою глаза, растворившись в пространстве и уступая сознание своей молодой версии? И я решила оставить письмо для себя юной, на всякий случай, тщательно и подробно расписав все события, произошедшие как двадцать лет назад, так и за последние четыре дня, которые показались мне вечностью.

Я плакала навзрыд, до боли закусывая костяшку руки, чтобы в тишине ночной квартиры не разбудить мирно спящих в соседних комнатах девочек. Слезы катились по моим щекам нескончаемым потоком, когда я вспоминала, как снова и снова умирала Крис, как мне приходилось сражаться и отнимать жизни у мистера Драксена и мистера Ирвиса, терзаясь от невыносимой тяжести этих решений.

Дрожащими руками я выводила каждую букву, стараясь не упустить ни одной детали, ни одного важного момента. Мои пальцы то и дело скользили по бумаге, а чернила расплывались от слез, падающих на лист.

Когда я закончила свое душераздирающее письмо, на небе уже появились первые предрассветные солнечные лучи, нежно окрасившие все в моей комнате в теплые оранжевые тона. Я выключила настольную лампу, устало откинулась на стуле, погрузившись в тяжелые размышления о том, куда бы спрятать это письмо так, чтобы прежняя Элис без труда смогла бы найти его, но чтобы оно не попалось на глаза Кристель, которая любит без стука заходить в мою комнату.

Разбирательства с нападением Лизель на Крис в полиции еще не скоро закончатся, и будет поистине невыносимо обидно, если Элис из прошлого не сможет поддержать линию обвинения в деле, начавшемся с моего собственного заявления.

В итоге, не придумав ничего лучше, чем запечатать письмо в самодельный конверт и положить его под подушку, я, совершенно обессиленная, перестала бороться с собой. Мои веки отяжелели, словно свинцовые, и я погрузилась в глубокий сон, едва только коснулась головой подушки, измученная событиями последних дней, но счастливая от того, что все наконец-то получилось именно так, как я и хотела.

Я проснулась от знакомого, ритмичного стука в дверь, и, машинально взглянув на календарь, висящий на стене, замерла в немом ужасе — там была все та же роковая дата, безжалостно застывшая в своем постоянстве. В комнату забежала Кристель, с мокрыми после душа волосами, в любимом халате с единорогами, и, весело улыбаясь, позвала меня завтракать.

Я лишь вяло пообещала прийти на кухню, тотчас безжизненно откинувшись обратно на кровать, чувствуя, как внутри все холодеет от недоброго предчувствия. «Неужели из-за того, что вчера разбился медальон-якорь, я все-таки попала во временной парадокс — зацикленную временную петлю, безжалостно сосредоточенную в одном-единственном дне?» — пронеслась у меня мысль, и я, с ужасом прикрыв глаза, приготовилась к своему персональному кошмару длиной в целую вечность.

Теперь, когда оказалось, что мне незачем вставать и нет смысла бороться с неизбежным, я расплакалась от безысходности своей жизни, которая в итоге пришла в настолько беспросветный тупик, что казалось, будто весь мир рухнул вместе со мной в бездну отчаяния. Слезы все текли и текли по моим щекам, оставляя соленые дорожки, а сердце сжималось от невыносимой боли.

Не знаю, сколько я так пролежала, погруженная в свои мрачные мысли, но спустя какое-то время ко мне вновь зашла Кристель, уже без стука, с обеспокоенным выражением лица, отражающим всю гамму ее чувств.

— Элли, что с тобой? Ты не заболела? — она аккуратно присела на краешек кровати, нежно потрогав мой лоб своей теплой ладонью, — там Тереза снова твои любимые маффины принесла… Тебе приснился кошмар?

Я лишь тихо застонала в ответ, не в силах произнести ни слова. Потом я посмотрела на свою живую сестру, ласково гладящую меня по волосам, и подумала, что зато теперь я могу всю жизнь провести рядом с ней, пусть эта жизнь и будет заключаться в бесконечном проживании одного-единственного дня.

— Крис, а ты можешь перенести все свои планы на завтра и провести со мной целый-целый день? — с надеждой в голосе попросила я, озаренная этой неожиданной мыслью.

— Конечно, — удивленно согласилась она, явно ожидавшая от меня чего угодно, кроме подобной просьбы, — Чем ты хочешь заняться?

— Давай, пожалуйста, посидим сегодня дома, приготовим вместе что-нибудь вкусное, поболтаем, посмотрим вместе маговизор? — уже тише продолжила я, чувствуя, как в душе зарождается робкая надежда, — мне кажется, мы ни разу так не делали с тех пор, как уехали из родительского особняка.

— Ну, хорошо, — еще больше удивившись, согласилась она, но в ее глазах промелькнуло изумление, — а теперь пойдем на кухню? Пора позавтракать, да и девочки ждут только тебя…