Кто убил Кристель?

Глава 11

Многочисленные пакеты с новыми вещами мягко шуршали в наших руках, пока мы неторопливо прогуливались по городской набережной, наслаждаясь освежающим морским бризом. Кристель шла чуть быстрее, словно боялась куда-то опоздать, и я старалась не отставать, машинально замечая восхищенные взгляды прохожих, которые задерживались на ее новом элегантном брючном костюме — одном из сегодняшних блестящих приобретений. Она потянула меня на пустынный пляж, и я последовала за ней. Песок едва слышно хрустел под туфельками, гармонично смешиваясь с убаюкивающим шелестом волн, и я уже хотела предложить вернуться, как она вдруг подбежала к самой кромке воды, где прибой лениво накатывал на берег.

— Элис, помнишь, ты тогда сказала, что он выбрал его слишком поспешно, словно не задумываясь? — она повернулась ко мне, держа в раскрытой ладони то самое кольцо, которое ей когда-то подарил Даниэль и которое теперь казалось символом обмана. Гранат в простенькой оправе вспыхнул в лучах заходящего солнца, будто пытаясь болезненно напомнить о прошлом, о несбывшихся мечтах.

Я кивнула, прислонившись к бетонному парапету, отполированному временем. Как же хорошо я помнила тот день — как она, сияющая от счастья, крутила кольцо перед моим носом в кафе, а я замечала каждую царапину на слишком простой оправе, выдающую дешевую работу и спешку. Но тогда Кристель лишь отмахнулась с наивной верой в романтику: «Ты просто не веришь в чудеса».

— Я заходила после сегодняшнего разговора в тот самый ювелирный, — голос ее дрогнул, но не от слез, а от горькой правды, — продавщица сразу вспомнила его, сказала с откровенной прямотой: «Молодой человек купил первое, что попалось под руку, даже не спросив про размер».

Ветер подхватил ее слова, унося их в сторону одинокого маяка, чьи огни уже начинали мигать в наступающих сумерках. Солнце начало медленно сползать к горизонту, окрашивая облака в нежные персиковые тона, словно вырисовывая новый рассвет. Кристель сжала кольцо так сильно, что костяшки побелели от напряжения.

— Раньше я думала, — она сделала резкий вдох, словно пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, — что это был особый намек. Что гранат — символ страстной любви… Я сама придумывала смыслы, как последняя дура, цепляясь за иллюзии.

Я приблизилась к ней, чувствуя, как небольшой каблук моих туфель с каждым шагом проваливается в песок, словно пытаясь остановить меня.

— Ты вовсе не дура, Кристель, — мой голос звучал твердо и уверенно, — ты просто верила в то, во что хотела верить. А он не заслужил этой искренней веры.

Она посмотрела на меня, и в ее глазах отразилось закатное небо — розовое, чистое, уже без прошлых туч сомнений и разочарований.

— Поможешь? — она протянула мне кольцо, и я увидела в ее жесте окончательное прощание с прошлым.

Я взяла его — металл был теплым от ее ладони, хранящей последние воспоминания. Вместо слов я лишь кивнула, и мы, словно в детстве, когда бросали камешки в пруд, синхронно замахнулись.

— За новую жизнь! — крикнула Кристель, и ее смех, полный освобождения, смешался с криком голодных чаек, кружащих над водой.

Кольцо взмыло в воздух, сверкнув в последний раз гранями граната, и исчезло в набегающей волне, унося с собой груз прошлого. Мы стояли, молча наблюдая, как вода смывает последние круги, а солнце, теперь уже наполовину спрятанное за горизонт, бросало золотые блики на наши освобожденные тени.

— Кажется, море его уже проглотило, — прошептала Кристель, но в ее голосе не было ни капли сожаления, только облегчение.

— И правильно, — я достала из кармана мятую упаковку жевательного мармелада, — теперь оно станет сокровищем для какой-нибудь русалки, которая достойна настоящей любви.

Она фыркнула, беря дольку засахаренного апельсина, и мы сели на прямо на прохладный песок, прислонившись спинами к холодному парапету, который хранил память о тысячах таких же моментов освобождения. Вдали матросы неторопливо начинали убирать лодки, готовясь к ночи, а свежий запах соли смешивался с ароматом ее новых духов — чего-то невероятно свежего, с легкой ноткой бергамота, символизирующего начало новой главы в нашей жизни.

— Знаешь, что я сегодня поняла? — Кристель запрокинула голову, наблюдая, как облака медленно розовеют на закате, словно художник-импрессионист рисует на небе свой последний шедевр, — ты была абсолютно права насчет перемен. Иногда… их просто нужно принять, как неизбежное чудо, как первый весенний дождь после долгой зимы. Как это короткое платье с пайетками, которое ты в итоге купила, преодолев все свои предубеждения.

— Оно без пайеток, — возразила я, закатывая глаза, но улыбка предательски выдавала мое истинное настроение, — просто с серебристой вышивкой, которая мерцает при каждом движении.

— Все равно, — настаивала Кристель, — ты выглядела в нем… — она искала подходящее слово, словно драгоценность в шкатулке, — свободной, словно бабочка, наконец-то вырвавшаяся из кокона.

Солнце коснулось воды, превратив море в жидкое золото, разлитое по поверхности океана щедрым художником. Мы молчали, затаив дыхание, слушая, как волны шепчут нам свои древние тайны: конец — это всего лишь другое начало, новая глава в книге жизни.

Мы шли вдоль причала, непринужденно болтая о пустяках. Казалось, Кристель не только выбросила кольцо, но и избавилась от груза последних сомнений, поэтому она беззаботно размахивала пакетами из «Серебряного мотылька», где купила очередное платье, и бесконечно шутила, заражая меня вокруг своим оптимизмом. Глядя, как ветер игриво треплет ее волосы, я чувствовала гордость от того, что у меня получилось изменить события этого дня, направить их в нужное русло.

— Элис, смотри! — Кристель толкнула меня в плечо и ткнула пальцем в стаю чаек, яростно дерущихся за рыбу, перетягивая ее между собой прямо в воздухе. В этот момент из кабака «Королевский гусь» вышла знакомая высокая фигура в пепельном плаще, который развевался на ветру, словно знамя опасности.

Сердце упало, пропустив удар. Мистер Патрик Ирвис. Снова. Он поправлял перчатки, его лицо искажено гримасой раздражения, будто он столкнулся с чем-то неприятным.

— Назад! — прошептала я, хватая сестру за руку, но та неожиданно закашлялась, уронив пакет с моим новым платьем, словно оно внезапно обрело собственную волю, и я увидела, как мистер Ирвис поднимает голову. Наши взгляды встретились, и в его глазах мелькнуло нечто хуже гнева — паника, смешанная с отчаянием.

— Бежим! — я рванула, отчаянно потянув Кристель за собой, на бегу судорожно подхватывая скользкий от морской сырости пакет, чьи края влажно поблескивали в тусклом свете заката. Мы помчались обратно к набережной, манящей своими огнями, пытаясь срезать путь через песчаный пляж, но наши туфли вязли в песке, а многочисленные пакеты в руках путались в ногах, мешая быстрому бегу.

Внезапно воздух позади завибрировал, издавая противный высокий писк, от которого заложило уши, а волосы на затылке встали дыбом. Я инстинктивно потянула сестру влево, к скалистому выступу, и в следующее мгновение там, где мы только что бежали, с оглушительным грохотом взорвался столб пламени. Жар опалил спину, заставляя меня машинально пригнуть голову, песок под ногами спекся в стеклянную корку, а брызги раскаленного пепла больно впились в открытые участки кожи, оставляя обожженные следы.

— Что случилось⁈ — Кристель бежала рядом, задыхаясь от дыма, который клубился вокруг нас, словно живое существо, цеплялась за мой рукав, и ее голос дрожал и срывался от страха, — да что он делает⁈

— Некогда объяснять! — выкрикнула я, лихорадочно пытаясь уловить знакомые узоры в танцующих огненных спиралях, которые, извиваясь, поднимались к небу, словно языки адского пламени. В памяти, словно вспышка, всплыли его лекции: «Настоящий маг прячет артефакты там, где вы не подумаете искать…» — эти слова эхом отдавались в голове, пока я пыталась найти выход из ловушки.

Слева взревели волны, образуя полукруглую стену, чьи пенные гребни достигали высоты человеческого роста. Они неслись к берегу с неумолимостью судьбы, гоня перед собой ракушки и обломки дерева, которые с треском ударялись о песок. Мы метнулись вправо, к старым рыбацким сетям, натянутым между камнями, чьи мокрые канаты блестели в последних лучах догорающего солнца.

— Он словно играет с нами! — взвыла я, отчаянно выдергивая ногу из очередной ловушки мистера Ирвиса, превратившей песок в липкую, тягучую массу. Волны справа вздыбились с оглушительным ревом, обрушивая на берег пену и обломки, которые с грохотом ударялись о берег. Где-то за спиной раздался сухой хлопок, и три огненных кнута, словно живые существа, взметнулись из ниоткуда, рассекая пространство между нами и спасительной набережной, а впереди маячили лишь черные балки полуразрушенной конструкции заброшенного ржавеющего причала, скрипящие под напором ветра.

— Только не туда… — прошептала я, чувствуя, как холодный пот стекает по спине, но выбора не оставалось. Мы рванули к старому причалу, спотыкаясь о мокрый песок и обломки древесины, которые только что вынесли волны на берег. Мистер Ирвис шел следом неспешно, его плащ развевался за спиной, словно крылья хищной птицы, а желтые глаза через отблеск очков отсвечивали в дыму, будто два уголька в пепле.

— Элис, смотри! — Кристель, дрожа от страха, указала на остов причала, где волны лизали странные черные отметины — словно кто-то выжег руны на металле, чьи линии пульсировали в закатных лучах, будто живые.

Внезапно меня осенило, словно молния пронзила сознание: «Резонатор… Он зарядил артефакт в причале заранее!».

— Беги к отметинам! — закричала я, но было поздно. Время, казалось, замедлило свой бег, превращая каждый миг в вечность.

Огненная спираль ударила в песок слева, подняв завесу дыма и отрезая путь к бегству, словно воздвигнув непреодолимую стену. Воздух дрогнул, словно от невидимого удара, и Ирвис материализовался в нескольких десятках шагов перед нами, его фигура, словно призрак, возникла из ниоткуда. Его пальцы были сложены в знакомый жест — тот самый, что он использовал на лекциях, демонстрируя синхронизацию с артефактами.

— Поздравляю, мисс Алдрин, — его голос звучал почти с сожалением, каждое слово падало тяжелым камнем на мое сердце, — вы смогли разгадать мой паттерн.

— Элис, да что происходит⁈ — Кристель задыхалась, прижимая пакеты к груди, ее голос плаксиво дрожал от страха и непонимания.

Мне некогда было отвечать, и я лишь успела с силой толкнуть ее за груду камней у обломка скалы, отбросить в сторону мешающие пакеты, развернувшись к мистеру Ирвису, и приготовиться встретить опасность лицом к лицу. В этот раз я не дам Кристель пожертвовать собой ради меня и не позволю себе повторить прошлые ошибки. В тот раз у меня был выжат досуха резерв, да и я не ожидала от него нападения, до последнего надеясь на то, что как-нибудь все обойдется. Но теперь я готова к тому, что он будет атаковать, и главное: знаю как именно.

— Так, так, так… Элис и Кристель Алдрин! Как мы удачно встретились! А я как раз планировал сегодня пообщаться с Вами, Кристель, о Вашей весьма занимательной записке! — он замедлил шаг, поправляя очки с нарочитой медлительностью, а в его руке уже блестел все тот же уже знакомый бронзовый шар всепоглощающего пламени, — Вы обе всегда отличались такой… любознательностью!

— Мы ничего не видели и ничего не знаем, — запыхавшись, выдохнула я, отступая к воде, чувствуя, как волны лижут мои туфли. Пальцы сами выплетали защитное заклинание — то самое, что он сам демонстрировал на лекции про подавление действия артефактов в моем далеком прошлом, когда я только-только стала аспиранткой, а он моим научным руководителем… почти десять лет вперед, в другой жизни.

— Видели, — он вздохнул, и его голос звучал устало и обреченно, — и это делает вас обеих одной большой проблемой, — он быстро размахнулся и бросил зашипевший артефакт всепоглощающего пламени в мою сторону, словно вынося приговор.

Я не ответила, чувствуя, как сердце колотится в груди, словно пойманная птица. Пальцы сами сложились в жест активации заклинания защитного купола — тот самый, что он показывал на лекции, когда объяснял слабые места артефактов, тщательно разбирая каждый элемент — мышечная память сработала, не отвлекаясь на панику. «Точка контакта — северо-западный сектор…» — эхом отозвались в памяти его слова.

Руны на причале запульсировали, выдавая работу резонатора, и его смертельный артефакт с оглушительным грохотом взорвался пламенем, врезавшись в невидимый барьер, затрещавший под натиском усиленной магии.

— Слишком умная девчонка, — проворчал мистер Ирвис, перехватывая свой артефакт с привычной ловкостью, чтобы метнуть его снова прямо в меня. Я поспешно упала на колени и судорожно провела рукой по песку, параллельно выплетая очередное контрзаклинание отражения дрожащими от напряжения пальцами. Когда его пламенный артефакт был уже совсем рядом, я чудом успела активировать нужное заклинание, и граница защитного круга, неидеального, кривого, потрескивая, вспыхнула синим, отражая его атаку с ослепительной яркостью. Песок под ногами плавился, превращаясь в стекло, шипя и потрескивая — резонатор сделал свое дело, и удар оказался настолько мощным, что мой щит едва не рухнул, все быстрее опустошая мой магический резерв.

Шар, дезактивируясь, отскочил от моего щита, ударив мистера Ирвиса в плечо с такой силой, что с него слетели очки, покатившись по песку. Его глаза горели желтым, как у самого демона из учебника по некромантии, зрачки расширились от ярости.

— Ты… Ты украла мои техники! — он бросил в меня новым атакующим заклинанием, торопливо подбирая с песка перезагружавшийся артефакт, мигавший белым светом с угрожающей периодичностью. Его зрачки сузились в щелочки, а желтые глаза пылали ярче с каждым использованием артефакта, будто пламя пожирало его человеческую оболочку.

— Мистер Ирвис, я всегда восхищалась Вами! — с отчаянием выкрикнула я, вновь выставляя перед собой щит и одновременно уворачиваясь от удара, — но не настолько, чтобы дать Вам себя убить!

Я чувствовала, как граница щита дрожит — каждая секунда защиты вытягивала мои силы, и поняла, что еще пара подобных атак, и я буду выжата досуха. Он занес руку для финального удара, но я уже направила в воздух его же собственное изобретение — универсальное заклинание разрыва артефактов, которое он так тщательно скрывал от всех, но однажды все же поделился этим открытием со мной, как со своей лучшей ученицей, то самое, что он показал мне в лаборатории, шепнув когда-то: «Это для тех, кому нечего терять».

Шар, усиленный мощью резонатора, взорвался у него в руке, озарив ослепительной вспышкой пустынный пляж. Осколки расплавленного стекла впились в ладони, но боль потерялась в адреналиновой дрожи. От взрывной волны я упала, больно ударившись о запекшийся песок, а мистер Ирвис отлетел к воде, его тело пеплом осыпалось в волны, которые тут же поглотили его последние следы.

Повисла гнетущая тишина, нарушаемая только шумом волн, накатывающих на берег, и криками чаек, кружащих над головой. Я сидела сгорбившись, вцепившись пальцами в песок, и медленно осознавала тот факт, что только что убила своего наставника, человека, которым восхищалась последние двадцать лет, чьи уроки всегда были для меня чем-то особенным.

Где-то вдали, за спиной, Кристель, всхлипывая, подбирала разбросанные пакеты с платьями, но я не замечала ничего вокруг. Она коснулась моего плеча, ее пальцы, дрожащие от холода и страха, легли на мою кожу с осторожностью, словно я была сделана из стекла. И я, резко обернувшись, увидела в ее глазах отражение себя — растрепанной, с заплаканным лицом, испачканным пеплом, и с губами, искусанными до крови в попытке заглушить крик, рвущийся из груди.

— Элис… — начала она, голос ее прерывался от всхлипов, срываясь на каждом слове, — Ты… ты спасла нас…

— Ценой его жизни! — вырвалось у меня, и мой крик, разрезал тишину, заставляя ее вздрогнуть всем телом, — Ты понимаешь? Я убила его! Человека, который… — голос сорвался, превратившись в хриплый шепот, а перед глазами поплыли воспоминания: его привычка теребить цепочку карманных часов, когда он был погружен в размышления, характерный акцент, усиливавшийся в минуты волнения, его одобрительное «так держать!», когда у меня получалось найти решение особенно сложной задачи, его мудрые советы, которые я бережно хранила в памяти.

В этот момент мир словно остановился, замер в ожидании моего следующего шага, а я осталась один на один со своим поступком, с его последствиями, которые будут преследовать меня до конца дней.

— Я чудовище, — прошептала я сквозь горькие слезы, глядя на свои дрожащие ладони, будто замечая на них его невидимую кровь, которая никогда не смоется, — он всегда верил в меня, поддерживал и направлял, и я так отчаянно хотела стать похожей на него… а сегодня… я превратила его в пепел, навсегда лишив жизни…

Кристель, опустившись рядом на колени, крепко обняла меня за плечи, прижавшись щекой к моей спине, ее дыхание, прерывистое и теплое, проникало сквозь ткань платья, смешиваясь с дрожью, бегущей по моему измученному телу. Ее пакеты валялись рядом, а платье в пайетках теперь было покрыто пеплом, словно саван, выброшенный на берег.

— Нет, — сказала она твердо, нежно гладя мои спутанные волосы, словно я была маленьким ребенком, разбившим любимую вазу, которую уже не склеить, — ты защищала нас, спасая от опасности. У тебя просто не было выбора! Он… он сам выбрал этот путь и напал на нас первым.

Но ее слова тонули в грозном рокоте прибоя, разбивающегося о берег. Я встала, шатаясь, словно пьяная от горя, и пошла к воде, чувствуя, как волны, холодные и настойчивые, лижут подошвы моих туфель.

— Простите, — прошептала я, обращаясь к его тени, что уже растворилась пеплом в соленых волнах, уносящих память о нем в вечность, — я не хотела… не думала, что все так обернется… — голос снова предательски дрогнул, срываясь на хрип.

Море ответило мне тихим шелестом волн, словно унося с собой мои сожаления. Я сняла туфли, чувствуя, как песок обжигает ступни, и зашла глубже в воду, вспоминая, как он стоит у доски, поправляя очки с той самой мягкой улыбкой, что всегда успокаивала мои страхи, дарила надежду.

— Спасибо, — выдохнула я, чувствуя, как соленые брызги смешиваются со слезами, стекающими по щекам, — За все: за знания, за веру, за поддержку. И прощайте…

Волны, словно в трауре, накатывали на берег, а ветер, играя с моими волосами, шептал слова утешения, которых я не могла услышать. Вдали, как в замедленной съемке, старый маяк пульсировал красным светом, но для меня время как будто остановилось, и я словно погружалась в темные воды моей боли, вины и бесконечного сожаления.