Кречет 3

Глава 16

Второй день мы брели через чащобы, петляя звериными тропами. Зиновьев на удивление держался молодцом. Странный он человек. Иногда мне хотелось его прибить за его бесконечное нытье и надуманные жалобы. Но иногда старик превращался в другого человека, стойкого и не такого размазню, каким был на самом деле.

После купания в болоте грязь на нашей одежде высохла зелеными корками, и мы напоминали леших. Голод серьезно давал о себе знать. Акиму удалось подстрелить молодого зайца, и за два дня мы поели только раз, и то не досыта. Зверек оказался не крупным и жилистым.

К вечеру второго дня мы, наконец, почувствовали дуновение прибрежного ветерка. Лес оборвался и уступил место пологому берегу. Перед нами раскинулась величественная и спокойная пойма реки. Течения почти нет, противоположный берег густо зарос деревьями. Дикие утки стайкой шныряли в водных зарослях травы.

— Тише, — прошептал Аким, перезаряжая ружье другим патроном. — Сейчас поменяю картечь на дробь, а то разорвет наших уточек.

Старовер бесшумно приблизился к зарослям, словно дикий кот на охоте. Прицелился. Бах! — Жирные утки взлетели не сразу. Задергали крыльям и лишь через мгновение смогли оторваться от воды. За лето отъелись, что стали неповоротливыми и грузными. Но одна утка не взлетела, распласталась на воде. Прослойка подкожного жира не давала ей утонуть.

— Молодец, Аким, — воскликнул я и подбежал к берегу.

Скинув с плеча обрез, я бросился в воду прямо в одежде. Достал утку, пока ту не унесло слабым течением. Швырнул ее на берег, а сам с наслаждением занырнул в бодрящую воду прямо в одежде. Пусть отмачивается и стирается…

— Хорошо! — фыркал я. — Давайте залезайте, а то воняет от вас, как от стада бомжей.

Аким нехотя последовал за мной, хотел сначала скинуть одежду, но потом махнул рукой и залез в воду в чем был.

— Давайте к нам, Зиновьев! — махнул я рукой. — Нужно отмыться, вы похожи на болотного черта!

— Уже ночь на носу, — замотал головой профессор. — спать в мокрой одежде? Нет уж, увольте…

— Да ладно, док, соорудим шалаш, разожжем костер побольше, высушимся…

Зиновьев переминался с ноги на ногу, подошел ближе, пощупал воду рукой:

— Теплая…

— А я про что, — пробулькал я. — Осень нынче жаркая удалась.

— Ну ладно… — профессор зашел по пояс в воду, собрался с духом и присел.

Мы наконец смыли с себя остатки вонючего болота. Выбрались на берег и тщательно отжали одежду. Солнце уже завалилось за макушки елей, и на речную гладь опустилась темнота. Она играла серебристыми бурунами волн и принесла тишину. Лишь иногда слышно было, как плещется и жирует рыба, да квакают лягушки.

— Смотрите, — Зиновьев одел очки и уставился вдаль. — Что это там? Огонь?

Мы повернулись в направлении, куда указывал профессор. Ниже по течению примерно в километре от нас на берегу мерцал робкий огонек.

— Там люди, — озабоченно проговорил Аким. — Знать бы еще, добрые миряне или сова бандюки какие…

— Это надо проверить, — сказал я. — Сколько у тебя патронов?

— Десяток, — покачал головой старовер.

— Не густо, — ответил я. — И у меня двенадцать. Надеюсь, там мирные…

— А нам обязательно туда идти? — забеспокоился Зиновьев. — Мы же можем просто обойти их стороной…

— Нам лодка нужна, — ответил я. — Возможно, там она есть. Подберемся по тихому и посмотрим, кто там обитает. Если мародеры, то уйдем или убьем их. А если нормальные люди — наладим контакт.

— Как же сейчас определить? Нормальный человек или нет… — скептически проговорил Зиновьев. — Весь мир безумен, и нормальных не осталось… Даже мы с вами для кого-то можем показаться ненормальными…

— Ну да, — кивнул я. — Компашка у нас та еще… Чокнутый профессор, спецназовец-убийца и язычник-старовер… Я бы и сам не захотел таких повстречать.

Мы углубились чуть в лес, чтобы не отсвечивать на голом побережье и осторожно пробирались в сторону огонька. Через несколько минут вышли к широкой пойме. Там на небольшой возвышенности раскинулась маленькая деревушка. Хотя, на деревушку поселение явно не тянуло: с десяток кособоких замшелых домишек с шиферными крышами, покрытыми словно медузами, желтым лишайником.

Огонек горел только в одном доме. Его замызганное оконце одиноко мерцало в глухой ночи.

— Что делать будем? — прошептал Аким. — Деревня похоже заброшена, только одна хата жилая.

— Это хорошо, — проговорил я. — Если там враг, его не много. Я схожу на разведку. Вы оставайтесь в кустах.

— А может, ну ее, эту разведку? — махнул рукой Аким. — От греха подальше, зачем Сварога гневить и судьбу испытывать? Вон на привязи лодчонка болтается. Возьмем ее по тихому и пойдем по реке.

— Ох какой ты глазастый, — похвалил я старовера. — А лодку-то, я и не заметил.

Мы осторожно спустились к берегу. Старая плоскодонка с прогудроненными бортами грустно уткнулась носом в песок. Я размотал цепь, что крепила ее кольцо на носу к вкопанному столбу и хотел ее уже спускать на воду, но Аким меня остановил:

— Погоди, Кречет, вяжи цепь назад, как и было…

— Зачем? — не понял я.

— Самого главного в лодке нет… Весел…

— Да хрен с ними, — махнул я рукой. — Маленько спустимся по течению, к берегу причалим и палки срежем. Будем шестами отталкиваться.

— Не можно палками грести, — замотал головой Аким. — Глубина здесь большая, а дальше повороты крутые и пороги пойдут. Не удержим суденышку, на коряги нас вынесет и перевернет. Весла надобно раздобыть.

Мы обшарили все вокруг, даже нашли еще одну лодку, чуть побольше первой, но весел нигде не было.

— Там весла, — Аким кивнул на горящее оконце. — прибрал их хозяин, чтобы лодки не свистнули… Я бы тоже так сделал.

— Ну что ж, — я задумчиво поскреб щетинистый подбородок. — Придется на контакт идти. Спрячьтесь за углом дома. Через окно ни хрена не видно. Придется в дверь стучать…

Я подошел к рассохшейся двери и прислушался. Ни голосов, ни звуков, только мертвая тишина, будто внутри никого не было. Но огонек сам себя не зажжет. Я поправил висящий за спиной обрез (выставлять его вперед не стал — меня могут не так понять) и осторожно постучал.

За дверью послышались шаркающие шаги.

— Кто там? — вслед за этим донесся хриплый мужской голос.

— Мирные путники, — ответил я и отошел от двери чуть в сторону (чтобы не зацепило пулей, если начнут стрелять через дверь). Мы немного заблудились… Можете нам помочь?

За дверью воцарилась тишина. Мужик думал, что ему делать дальше. А если их там несколько, то, наверное обсуждали шепотом план действий. Прошла минута. Я постучал еще и снял с плеча обрез…

Дверь лязгнула задвижкой и, натужно скрипя, отъехала вперед. В глаза ударил желтый свет, а в нос запах тухлой рыбы в смеси с чем-то противным и, как мне показалось, гнилым.

На пороге вырос силуэт коренастого коротконогого мужичка в вытянутой серой майке (когда-то она была белая) и с грязной спутанной бородой. В руках он сжимал плотницкий топор, отточенный до остроты бритвенного лезвия.

Мы замерли, уставившись друг на друга. Первым нарушил молчание я:

— Меня зовут Кречет, это мои друзья. Нам нужна помощь.

Мужичок недоверчиво оглядел нас с ног до головы и проговорил:

— Из еды только рыба есть. Ночевать не пущу, у меня семья боится незнакомцев.

— На ночлег мы не набиваемся, — улыбнулся я, держа руку за спиной на обрезе. — А вот поесть бы не отказались.

Мужик скрылся в доме, захлопнув дверь. Через минуту он появился вновь, держа в руке ржавое скрипучее ведро на треть набитое серебристыми рыбинами, похожих на лещей.

— Сами приготовите, — он всучил мне ведро. — Меня Филиппом кличут. Можете занять любой дом. Все убегли, либо сгинули. Семья моя одна в деревне осталась. В погребе прятались, вот и уцелели. А вы точно не мародеры?

— Если бы мы были бандитами, — успокоил я его. — То давно бы уже ворвались в дом, а тебя бы наградили пулей.

— И то верно, — повеселел мужичок, обнажив в улыбке желтые зубы. — Ну тогда спокойной ночи, мертвецов здесь нет. Не забредают так далеко. Можете спать спокойно…

— Спасибо, — кивнул я, а Филипп скрылся в доме, захлопнув дверь, после чего послышался скрежет задвижки.

— Ну что? Други? — улыбнулся я своим. — Сегодня нас ждет царский ужин. Утка и рыба… Хватит уже траву жевать, да кору обсасывать.

Мы обошли все местные домишки и остановились на одной небольшой, но крепкой избушке. В ней оказалось всего два окна (для возможной обороны, чем меньше окон, тем лучше), и те были маленькие и больше напоминали бойницы. Если что, толпа зомби в них не пролезет, а мы выскользнуть всегда сможем.

Мы выдрали несколько досок из старого покосившегося забора и растопили печь. В доме оказалась даже кухонная утварь, два топчана и старый скрипучий диван с продавленными пружинами. Но после ночевок на земле в лесу он казался божественным ложем для ночлега.

В доме комната была всего одна, этакая студия на земле. Нехитрая мебель состояла из струганного стола, нескольких табуретов, шкафа и прабабушкиного серванта царских времен с посудой и кухонными принадлежностями…

Аким подогрел в чугунке воду и ощипал утку. Я почистил рыбу. Птица оказалась жирная. Ее порезали на куски и зажарили в собственном жиру на сковородке на печи. После, на этом же жиру приготовили рыбу. В серванте нашлась соль, заварка и даже заскорузлый матерчатый мешочек с несколькими ложками сахара в его уголках.

После сытного ужина заварили чай. Аким цедил его из пиалы, раздувая щеки:

— Эх… Самокруточку бы сейчас с табачком крепеньким…

— Самокрутки курить крайне вредно, — как всегда нудел профессор. — содержание канцерогенных смол в них зашкаливает.

— Товарищ, Зиновьев, — улыбнулся я. — Смею вас заверить, что от рака мы точно не умрем. Сейчас от него никто не умирает…

Профессор что-то пробурчал в ответ и успокоился. Спать легли далеко за полночь. Первым на дежурство встал я. Зиновьева решили не задействовать (ненадежный из него часовой). Мы с Акимом менялись каждые два часа, и когда забрезжил рассвет, я чувствовал себя абсолютно разбитым и невыспавшимся. Но я уже привык к такому режиму. Надо просто хорошо поесть и расходиться…

Я вышел на улицу. Осеннее утро стелилось по реке молочным туманом. Пожелтевший лес покачивался кронами, приветствуя меня. Я посмотрел на дом Филиппа. Свет в окне не горел. Признаков жизни в жилище не просматривалось. Всю ночь мы с Акимом ждали его появления с дружками. Но никто не пришел. Наверное, все-таки дружков головорезов у него не имеется, и это гуд…

Я зашел в дом. Аким уже раздул угли в потрескавшейся печке и разогрел остатки вчерашнего пиршества. Остатков хватило, чтобы позавтракать, не от пуза конечно, но более менее…

— Ну что же, — Аким вытер бороду от жира. — Пойдем лодку просить у этого странного деревенщины…

— Почему странного? — пожал плечами Зиновьев. — Обычный сельский житель, немного отсталый, но вполне себе вписывается в массы себе подобных.

— Странный он, не потому что туповат, как нам показалось, — вмешался я. — А потому что из дома его никто не выходит. Хотя внутри явно кто-то есть.

— А может они нас боятся? — предположил Зиновьев. — Вот и не выходят.

— Может, — кивнул я. — Вот только на песке по всему берегу следы одного размера и с одним рисунком. Одним человеком натоптаны. Я утром побродил маленько, рассмотрел. Зачем он их держит взаперти? Боится потерять? Странно все это…

Мы вышли на улицу. Солнце уже поднялось повыше и разорвало на клочки сырой туман. Я подошел к дому Филиппа и хотел постучать, но увидел на двери висящий замок. Вот новость! Я прислушался. Внутри слышались чьи-то шаги. Я постучал:

— Эй! С вами все нормально? Вам помощь не нужна?

Никто мне ответил, а звуки стихли. Вот садюга… Неужели домочадцев в плену держит? Или кто там они ему? А сам-то он куда делся?

— Смотрите, — воскликнул Зиновьев, — там лодка!

Профессор вытянул морщинистую руку вдаль. На водной глади в сторону нашего берега шла серая плоскодонка. Чей-то силуэт умело махал веслами, разогнав суденышко до приличной скорости.

— А вот и Филька причаливает, — проговорил я, приложив руку ко лбу. — Поговорим сейчас с ним. И про семью и про лодку…

Филипп ловко пришвартовался к берегу, выскочил из лодки и затащил ее носом на берег. Отточенным движением намотал фал на столб.

— Доброе утро! — улыбнулся я и шагнул к нему навстречу. — Куда так рано плавал?

— Плавает дерьмо, поморщился мужичок, а по воде ходят. Сети снимал. Улова привез.

Я ничего не ответил на колкость, пусть почувствует себя умнее, харизматичнее и успешнее. С его внешностью и неухоженным телом, ему явно этого не хватает.

Филипп извлек из лодки сети плетеные из капроновой нити и растянул их на песке просушиться. Затем вытащил из лодки корзину, полную рыбы. Там барахтались лещи, крупные окуни и несколько щук.

— Неплохой улов, — одобрительно закивал я. — Куда девать столько рыбы будешь? Холодильники-то сейчас не работают.

— Тю-у, — протянул Филька. — Семья у меня хоть и не слишком большая, но прожорливая. Не успеет улов стухнуть. Сметелят за милую душу.

— А что же ты домочадцев своих под замком держишь?

— Так время нынче такое, опасно выходить из дома, того и гляди, сожрут или убьют. Да вы еще свалились на мою голову. Боятся они вас, не доверяют.

— Это правильно, — кивнул я. — Мы люди хорошие, но ты же не знаешь этого наверняка. Так вот, Филипп. Чтобы тебя не напрягать своим пребыванием здесь, хочу лодку у тебя попросить. У тебя их две. Зачем тебе две?

— Лодку? — Филипп поскреб свалявшуюся плешь на макушке. — А что взамен получу?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Нет у нас ничего. Заблудились мы и чуть в болоте не утонули. Потеряли коней и припасы.

— А кикимор видели? — хитро прищурился Филипп.

— Каких кикимор? — спросил я, но уже начинал догадываться, о чем идет речь.

— Что в трясину людей затягивают…

— Были там твари такие, но это зомби, а не кикиморы…

— Как знать, как знать… — загадочно улыбнулся Филипп, сморщив огромный картошкообразный нос. — Ружьишко отдайте, а я вам лодку…

— Не можем, мы, — миролюбиво проговорил я. — Путь у нас неблизкий и врагов сейчас много. Без оружия никак.

— Ну тогда и лодку не дам, — пожал плечами рыбак.

— Прости, Филипп, но в таком случае мы тебя спрашивать не будем, — в моем голосе появились металлические нотки. — Нужна она нам позарез.

— Силой заберете? Ну берите… — спокойно проговорил Филипп. — Вот только весел все одно не найдете. А без весел лодка вам без надобности. Это все равно, что телега без лошади. Далеко не уедешь.

Я обшарил подворье рыбака и весел действительно не нашел. Вот бля*ский корень! Ну не пытать же его за весла? Тем более у него семья.

— Слушай, Филипп… — я подошел к нему вплотную и проговорил вполголоса, чтобы не дай бог домочадцы не услышали и не испугались нас еще больше. — Отдай весла, и мы уйдем. А иначе нам придется тебя… Убить.

— А толку-то, что? — прокряхтел рыбак. — Ну убьете меня, а весел не добудете. Получается зазря человека погубите. Даже не одного. Семья моя без меня тоже сгинет. На вашей совести смертушка их будет.

— Вот и подумай о своей семье, отдай весла. По краю ходишь. Не хочу тебя убивать. Ты вроде безвредный. Но помочь нам не хочешь. Нехорошо это. Не по-людски…

— А угрожать мне на моей земле — это по-людски? — раззадорился рыбак. — Вот, что… Придумал. Раз ружье мне отдать не хотите, я готов лодку обменять на кого-то из вас…

— Это как? — опешил я. — Совсем с дуба рухнул? Книжек про рабство начитался?

— Не-е… Пусть один из вас останется в поселении. Будем вместе рыбу ловить, охотиться. Скоро зверь на жировку пойдет, мяса много добыть можно… И мне проще будет. А то кручусь один, от семьи помощи в добычи никакой нет. Баба, да ребятишки у меня одни… Ни дров наколоть, ни на весла сеть… Устал я один… А у нас хорошо. Воздух чистый, как слеза девы первородной. Мертвяков здесь нет. Как последние жители убегли в город, так никто здесь и не появлялся до вашего прихода. До старости можно прожить и не бояться ничего…

— Что-то ты темнишь, Филипп, — я посмотрел на него с подозрением. — То говорил, что боишься семью выпускать, а тут запел про самое безопасное место на Земле…

— Погоди, Кречет, — прокряхтел Аким. — А Филипп дело говорит.

— В смысле? — оторопел я, моя челюсть отвисла и на несколько секунд застыла в таком положении…

— А я бы здесь остался… — Аким опустил глаза, пожав плечами…