… Погруженный в свои мысли, Вийон шел по пыльным улицам Дангилаты, спускаясь от Верхнего города к Нижнему. Тэсин отпустил корзинщика, убедившись, что ничего умного или познавательного Вийон ему не сообщит; возможно, изначально он полагал, что Вийон знает нечто важное об Айнри или несет какое-то от него сообщение, но в этом высокомерного чародея из «древнего и благородного рода» ждало разочарование. Вийон же, возвращаясь к своему привычному месту обитания, прокручивал в голове недавний разговор и поражался: как же, все-таки, высоко сумел подняться тот мечтательный и наивный мальчик, который все еще жил в его памяти! Удача или у Айнри и вправду обнаружились какие-то необыкновенные таланты в волшебстве? Конечно, талант у него был, Вийон это помнил прекрасно – но придворный маг самого императора? сильнейший из чародеев Ильсильвара, быть учениками которого почитали для себя честью отпрыски старинных и влиятельных фамилий? стоящий в одном лишь шаге от обретения бессмертия, и наставляемый Безликими – особенной кастой то ли демонов, то ли особенной ветвью бессмертных богов, о которых в Ильсильваре предпочитали не говорить, ибо Безликие всегда были где-то рядом, знали все и наблюдали за всем, не имели жалости, и крали (как говорят) иногда детей из бедных семей, а иногда – людские души… Это все казалось невероятным. Да, Айнри был особенным, Вийон всегда знал это, но мир, к которому он на минуту прикоснулся во время разговора с Тэсином, потрясал размахом сил, действующих в нем, масштабом проблем и изощренностью в их решении. Это была магия какого-то совершенно иного, недостижимого для Вийона порядка.
Наверное, и в самом деле лучше не лезть во все это. Сильные и мудрые мира сего сами во всем разберутся и сами все решат, не стоит им мешать, а у корзинщика Вийона Раупа есть дела куда как более насущные, и проблемы его, пусть и несоизмеримо более мелкие, чем дела таких людей, как Айнри или Тэсин,в случае неудачного исхода для самого Вийона могут оказаться не менее, а более горькими, чем беды всеобщие.
Пройдя ворота меж Средним и Нижним городом, Вийон вспомнил о корзине желаний, остававшейся без присмотра все время, пока он отсутствовал, хлопнул себя по щеке, наказывая за нерасторопность, и побежал к бейзовскому сараю со всех ног.
Он ворвался во двор, тяжело дыша и затравлено оглядел открывшееся пространство. Майрын, Флеб и мальчишки мирно работали над своими корзинами. При появлении Вийона все поглядели на него и заулыбались. Флеб приветственно помахал рукой.
– А вот и он! – Потянул Майрын. – Где пропадал, друг? А мы тут сидим, гадаем, куда это тебя увели…
– Все потом, – оборвал товарища Вийон, по прежнему тяжело дыша. – Вы не трогали запертую корзину?
Все четверо дружно замотали головами.
– Не, мы ж не дураки какие-то, – немного обиженно ответил Майрын. – Флеб нам передал что нельзя. А раз мастер дежьена говорит, что нельзя – что ж мы ее трогать будем? Может, это правило какое-то новое или еще что, кто его знает?..
– Я вот слышал, например, что в дежьене цветочников в вазы и кувшины лягушек сажают и держат их там строго определенное время, при том ни додержать, ни передержать ни в коем случае нельзя, – поддакнул Флеб.
– Вот-вот. Я о чем и говорю.
У Вийона отлегло от сердца. На всякий случай, однако, он все равно заглянул в сарай. Корзина желаний стояла в том же углу, где он ее оставил, и, кажется, вела себя смирно. Она уже не была похожа на бешенного зверя, едва удерживаемого на цепи, а наталкивала на мысли, скорее… о спящем волке или леопарде. Все еще опасном и диком, но в данный момент не собирающимся нападать.
Вийон осторожно, чтобы не побеспокоить сумеречную корзину, набрал в сарае прутьев, вернулся во двор и занял свое рабочее место.
– Я расспрашивал всех об Айнри Тозоле, – объяснил он случившееся утром. – И кое-кого привлек мой интерес. Отсюда и все эти люди. Ничего путного я ему сообщить не смог, так что думаю, больше они тут не появятся… Все подробности расскажу как-нибудь в другой раз, а сейчас давайте займемся делом. Мне надо еще многому вас научить. Чья очередь идти на рынок сегодня – наша, Флеб? Не пойдем никуда, будем учиться, а заодно и наделаем побольше хороших корзин и продадим их потом.
Он учил Майрына, Флеба и мальчишек весь день, прерываясь ненадолго лишь для того, чтобы поесть, посетить нужник и умыться. Бейз мог нагрянуть по его душу в любой момент, и Вийону хотелось передать товарищам как можно больше знаний до того, как этот момент наступит.
Вечером все разошлись, а Вийон, вновь заглянув в сарай, приблизился к корзине желаний.
Сейчас изменения в ней были еще более заметны. Нет, внешне она все это время оставалась такой же, какой была вчерашней ночью, на алтаре сновиденного храма, когда Вийон только-только сотворил ее. Но впечатление, которое она производила, отличалась разительно. Теперь это не был яростный, рвущийся с цепи зверь, и даже волка, забывшегося чутким сном, она больше не напоминала. Сейчас корзина была похожа на пушистую домашнюю кошку, мирно свернувшуюся калачиком и едва ли не мурчащую во сне. Она сделалась безопасна и чиста, и даже вес ее изменился, когда Вийон подошел и осторожно взял ее в руки – корзина стала ощутимо легче.
«Она готова, – подумал Вийон. – Будь я проклят, если это не так…»
Он вышел во двор, постоял немного, все еще сомневаясь, а затем поставил корзину на чурбанок и открыл крышку. Чего он ждал? Россыпи лепестков? Свернувшегося на дне белого кота? Хоровода весело щебечущих фей? За последние дни произошло столько всякого, что Вийон был уже готов ко всему.
Корзина оказалась пуста, и лишь что-то, похожее на светлую тень или солнечного зайчика, мелькнуло на миг перед глазами Вийона – а может быть, ему лишь померещилось, слишком уж велики были его ожидания, чтобы не увидеть ничего.
«И?.. – Подумал Вийон. – Что дальше?.. Неужели и теперь ничего не вышло?»
Он понял, что не заснет, если не узнает наверняка и, покинув двор Бейза, зашагал в сторону Горелой улицы. На Дангилату опустились сумерки, но люди на улице еще были, некоторые из них узнавали его и приветствовали; Вийон даже, кажется, раз или два услышал обращение «мастер». Неужели кто-то из корзинщиков все же проболтался об их общих планах? Наверняка это были Флеб или Этар, которые проболтались Акине, а уж та разнесла известие по всем своим соседкам и родственницам. Вийон с осуждением покачал головой. Предстоящий с Бейзом разговор тяготил его все больше и больше, а уж это известие и вовсе доведет торговца лозой до белого каления.
Знакомый дом на Горелой улице встретил Вийона совершеннейшей тишиной. Вийон постучался, позвал Элесу, затем Иси и сыновей, затем снова Элесу – ни звука за дверью, ни шороха, ни движения. Вийон толкнул дверь и обнаружил, что она не заперта, он вошел в дом и увидел совершенно пустой дом. Ни вещей, ни следов кого-либо живого, и общее ощущение затхлости и запустения такого, что не оставалось сомнений – дом стоит покинутым вот уже много лет. Вийон заглянул в комнату. Последней деталью, убедившей его в том, что случилось, стало отсутствие царапин и полос на стенах – в тех местах, где раньше портили стены для игры или от нечего делать Эбран и Гет. Вийон присел на корточки и коснулся рукой пола. Солома была старой, сухой и пыльной, а не гниловато-влажной, как он помнил.
«Желание осуществилось, – подумал корзинщик с грустью. – Элеса обрела то, что хотела. Все изменилось: она никогда не встречалась со мной и полюбила кого-то другого; может быть, это Саджир, а может быть – кто-то еще. Есть ли у нее теперь дети и если да, похожи ли они на тех, что были у нас?..»
Он думал об Иси, Эбране и Гете как о своих детях, хотя и не мог забыть слова Иси о том, что она не его дочь. Было ли это правдой или же Элеса изобрела эту ложь, а потом внушила ее дочери, чтобы отвратить ее от отца?.. Это было уже неважно. Все изменилось. Оставалось надеяться лишь, что получив новую жизнь и вернув свою молодость, Элеса проживет более счастливую жизнь, чем та, которую она прожила с ним.
Вздохнув, Вийон поднялся, вышел из дома и осторожно притворил за собой дверь. Может быть, теперь он переедет сюда на время, пока не решит поселится в доме мастера Байла, ведь эта хибара на Горелой улице принадлежала и ему тоже – а может быть, и нет. Кто знает, как все сложится? Вийон снова подумал о неизбежном разговоре с Бейзом Лекаридом и вновь отогнал эти мысли, ибо ничего хорошего они не несли.
По засыпающему городу Вийон направился в обратный путь, а когда прибыл на место, то развел огонь во дворе, и бросил в пламя корзину желаний и ловца снов. Первое следовало сделать в любом случае, ибо он откуда-то знал, что каждая корзина подходит лишь для одного желания, и не удержит другого. Но вещь эта, даже употребленная, оставалась необычной, поэтому ее следовало уничтожить, поставив последнюю точку. Что до ловца сновидений – плетенка Мелана Ортцена уже отдала Вийону все, что могла, и даже более того, и теперь следовало вернуть все на место – в частности, лавку, которую засосал в себя ловец, а может быть, и нескольких людей. Торговать за одним столом с Меланом становилось уже неудобно.
Когда огонь догорел, Вийон разворошил угли, сполоснул у колодца руки и лицо, вернулся к сараю и вытянулся на своей лежанке.
– Нейсинаран, – проговорил он, смотря в потолок. И когда хлопанье крыльев нарушило тишину, а тень призрачного ястреба загородила обзор перед Вийоном, корзинщик, закрывая глаза, негром но произнес:
– Разыщи сон, в котором живет покойная Ирцина Тозол, и отведи меня к ней.
Да, он решил для себя совсем недавно, что не станет лезть в дела великих – но ведь он и не собирался, не так ли? Он просто нанесет визит пожилой женщине, которой наверняка уже наскучили ее воспоминания, пусть даже и самые лучшие, и вежливо поинтересуется, все ли у нее хорошо и нет ли вестей от Айнри Тозола? Наверняка она будет не прочь поболтать о своем сыне, все матери это любят.
В круговороте призрачных образов и бликов, тусклых линий, переплетающихся знаков и вещей, наполовину растворенных в сумеречном мареве, Вийон увидел себя и огромного ястреба, сидящего на его левой руке. Ястреб разевал клюв и вертел головой, но не кричал.
– Ну же, – Вийон сделал легкое движение рукой, подталкивая птицу. – Лети.
Несколько секунд ястреб оставался неподвижен; Вийон подумал было, что неудача постигнет его и здесь, и место обитания своей матери Айнри Тозол защитил от поисков также надежно, как и себя самого. Но нет: когда Вийон уже почти уверился, что ничего не выйдет, Союзник вдруг оттолкнулся от его руки и полетел вперед, в марево из бликов и несформировавшихся вещей. Вийон двинулся за ним, с каждым шагом все глубже погружаясь в сон. Окружающее пространство усложнялось и раздавалось вширь, вещи становились все более отчетливыми, блики и тени складывались так, чтобы дополнять общую картину и придавать ей больше достоверности, а не нарушать ее целостность.
«Неужели весь мир, вся вселенная такова? – Подумал Вийон. – В ней нет вещей, нет ничего независимого – есть только я и то, что я вижу?..»
Красочные пейзажи сменяли друг друга: горы, морское побережье, шумный город, кладбище, подземные пещеры, мистические древние места с торчащими из земли идолами, парящие в небе дворцы из платины и хрусталя, океан, вставший стеной по левую руку от одинокого путника… Картины сменяли друг друга, и невозможно было уже разобраться, какие из них отражают «реальный мир» (чтобы ни значило это слово), а какие – видения или образы, рождающиеся в сознании человека от соприкосновении с невыразимыми мирами духов.
И вот, на холме, над городом, немного похожим на Дангилату, но меньшим по размеру и без трех колец стен, Вийон увидел старую башню. У входа в нее стояла скамейка, на которой сидела женщина средних лет в красивом платье и легкой накидке, закрывавшем ее голову и плечи. Нейсинаран пропал из виду, и это стало знаком, что цель Вийона достигнута.
Он подошел ближе и сел на край скамейки, противоположный тому, что занимала женщина. Она даже не взглянула на него, хотя и не могла не заметить, что он подошел – любовалась городом и плывущим над ним облаками.
– Простите, госпожа… – Заговорил Вийон.
Теперь она обернулась и посмотрела на Вийона внимательно и с удивлением – может быть даже, с удивлением подчеркнуто нарочитым, как будто бы он сделал нечто неожиданное и оригинальное. Женщина была моложе той, которую помнил Вийон, когда она приходила за Айнри – но, без всякого сомнения, это была она.
– Удивительное дело, ты разговариваешь!.. – Произнесла Ирцина таким тоном, как если бы при ней заговорил плюшевый медведь или как если бы на вопрос «сколько будет 2 + 2 ?» маленькая собачка отчетливо протявкала четыре раза. – Я думала, что знаю всех призраков этого места, способных на такое.
– Я не призрак, госпожа, – ответил Вийон. – Я друг вашего сына, Айнри Тозола, и пришел узнать, все ли у него хорошо…и у вас?
– Все замечательно, – ответила женщина с едва заметной иронией. – Лучше и быть не может. Вот только… у Айнри нет друзей. Императорский двор – совсем не то место, где следует заводить друзей, это я ему всегда говорила. Знакомиться, искать союзников, завоевывать доверие врагов, ожидая подходящего момента для нанесения удара – да. Заводить дружеские связи – да, может быть. Но не друзей.
– К счастью, я никогда не был при дворе и никогда там не буду, – ответил Вийон. – Вы говорите об этом месте так, как будто бы там собрались какие-то звери, волки и скорпионы, а не люди…
– Так и есть, – согласилась Ирцина.
Ненадолго установилась тишина.
– Госпожа, могу я спросить?
– Да, конечно.
– Почему вы дали своем сыну женское имя?
– Оно не женское, – подбородок Ирцины качнулся из стороны в сторону, выражая отрицание. – В Эйнаваре и кое-где у нас встречается похожее имя, которое дают девицами «Анрия». Я и хотела так назвать своего ребенка, поскольку по гороскопу должна была родиться девочка, но либо ошибся астролог, либо я неправильно определила время зачатия – и на свет появился сын. Тогда я взяла другое имя, похожее на то, что хотела дать изначально – хальстальфарское «Айнри». Айнри, Джетри, Ингви… у людей с другого берега Выплаканного моря полным-полно таких имен, и все их носят мужчины…
– Вот как… а я все гадал, почему же так…
– Ну вот, теперь, когда я развеяла твое любопытство, развей мое и ты, – улыбнулась женщина. – Где вы подружились с Айнри?
– Это случилось очень давно, – с охотой приступил к рассказу Вийон. – Помните, как он сбегал от вас в Нижний город, когда был еще ребенком? Меня зовут Вийон Рауп и вот тогда мы с ним…
Он не договорил, потому что Ирцина вдруг начала смеяться. Она заливалась смехом, искренне хохотала, позабыв о приличиях (ведь благородным дамам не следует громко смеяться) и едва не свалилась с лавочки.
«Что с ней такое? – Обеспокоенно подумал Вийон. – Она что, сумасшедшая? Мертвая женщина – это еще куда ни шло, но безумная мертвая женщина – это уже слишком!»
– Ох, Вийон!.. Вийон! – Женщина еще несколько раз повторила его имя, постепенно успокаиваясь. Потом она посмотрела на небо и произнесла:
– Святые боги, Айнри, ну что у тебя в голове!..
Вийон молча сидел на своем месте, не зная, как себя с ней вести и что говорить. Женщина вновь повернулась к нему. Она улыбалась, и глаза ее лучились озорством и весельем.
– Да, теперь я вспомнила, – сказала она. – Ну конечно, Айнри не раз говорил про тебя. Как я могла забыть!.. Ты и правда был его лучшим другом.
Она взглянула на Вийона с теплотой и почти что с нежностью.
– Но ты ведь был ребенком, разве не так? – Продолжала Ирцина.
– Да, – согласился Вийон. – Но я повзрослел.
Его слова вызвали у нее новый приступ смеха.
– Повзрослел!.. Аха-ха-ха!..
«Что с ней нетак? – Подумал Вийон. – Почему они надо мной смеются? И Тэсин этот тоже… Что я такого смешного сказал?»
– Ну что ж, Вийон, расскажи, где ты живешь и чем занимаешься, – произнесла Ирцина с преувеличенной серьезностью – так, как будто бы говорила с ребенком. – Почему я раньше не видела тебя ни разу?
Вийон решил не обращать внимание на ее тон.
– Вы ведь знаете, что с вами случилось? – Осторожно спросил он.
– Конечно, я знаю. – Женщина надула губы и сама стала похожа на ребенка. – Я уже десять лет как мертва. Не нужно мне об этом напоминать.
– Простите, госпожа… – Вийон по привычке поклонился. Вышло немного нелепо, ведь он при этом так и остался сидеть на скамейке. – Я простой корзинщик, живу в Нижнем городе… у меня была жена и трое детей… а впрочем, это уже неважно, мы разошлись… делаю корзины и продаю их на рынке… у меня есть друзья – Майрын и Флеб… может быть, скоро мы сделаем свою гильдию и станем учить новому дежьену, который будет называться дежьеном Плетеной Лозы… как-то так… я совсем не сноходец, лишь совсем недавно кое-чему научился и случайно услышал о вас, вот и зашел навестить, подумал, может вы тут скучаете и хотите поговорить с кем-нибудь живым…
– «Живым»? – Переспросила женщина, улыбаясь так, как будто бы знала что-то, чего не знал Вийон.
– Ну да… простите, если я вам помешал…
– Нет, ну что ты, – женщина успокаивающе погладила Вийона по руке. – Тут, в этом сне, который Айнри сотворил для меня, все прекрасно, но действительно, подчас не достает свежих лиц и впечатлений… Я очень рада, что ты пришел. При жизни, я бы, конечно, начала выкаблучиться и говорить, что ниже моего достоинства разговаривать с кем-то там из Нижнего города, но после смерти на многое начинаешь смотреть иначе. То, что раньше казалось важным, теряет смысл, а на первый план выступают какие-то совершенно обычные вещи, которым мы не придавали никакого значения раньше…
– Вот как, – улыбнулся Вийон. – Что ж, тогда я тоже рад, что немного скрасил ваш досуг… А Айнри часто навещает вас?
– Далеко не так часто, как мне хотелось бы, – покачала головой женщина. – Но я ужасная собственница и держала бы его привязанным к своей юбке все время, если бы только могла... Нет, конечно, он хороший сын и иногда ко мне заходит. Но он очень занятой человек, ты, наверное, знаешь?..
– Да, госпожа, я слышал, что он стал придворным магом императора в тридцать лет или даже раньше…
– В тридцать лет? – Переспросила Ирцина. – Нет, ему было сорок три года, когда это произошло… Я это хорошо помню, потому что я умерла шесть лет спустя, ровно за месяц до того, как…
– Что?! – Вийон уставился на женщину. Прерывать благородную даму было недопустимой грубостью, особенно для человека низкого происхождения, но он так поразился ее словам, что забыл обо всем. – Сорок три года? И потом еще шесть?.. И еще после этого десять?.. Тогда, выходит, Айнри сейчас почти шестьдесят?..
Ни писать, ни читать Вийон не умел, зато считал отменно, благодаря многолетней работе на рынке.
– Быть такого не может, – твердо сказал корзинщик. – Мы были ровесниками, а мне сейчас тридцать пять.
– Мне говорили, что в разных снах время течет по-разному, – задумчиво проговорила женщина.
– Но ведь мы с Айнри живем не в снах! – Воскликнул Вийон. – Мы оба еще живы, и живем в реальном мире!..
– Не будем это обсуждать, – вздохнула женщина и, посмотрев на Вийона, снова чуть улыбнулась. – Удивительно то, что ты вообще вырос, откровенно говоря… Но нет, нет, прости. Давай о чем-нибудь другом поговорим. Ты значит, живешь с семьей…
– Уже нет.
– … у тебя есть друзья, ты делаешь корзины и продаешь их на рынке. Это же замечательно! Очень, наверное, интересная жизнь. А почему ты решил отыскать меня, на самом деле?.. В сценарий твоей жизни, если подумать, совсем не входит беседа с благородными дамами. Нет, я очень рада, что ты пришел, мне просто интересно. Что-то случилось?
«Какой еще сценарий? – Подумал Вийон. – Что она несет?..»
– Нет, ничего такого, – сказал он вслух. – Просто я подумал… захотел узнать, как у Айнри Тозола идут дела, вот и все. Помнит ли он меня? Я его хорошо помню… Когда увидите его в следующий раз – скажите, что я заходил, хорошо? Не подумайте только, что я жду от него каких-то благ или чего-то такого, совсем нет! У меня все хорошо. Просто… если он вдруг захочет увидеться, то меня легко найти в Нижнем городе, или, если он пришлёт весточку, я сам приду, куда он скажет… Нет, я понимаю, что он занятой человек и я ему совсем не ровня и никогда ровней не был – я это все знаю, но если вдруг… вы передайте ему это, ладно? Я просто хотел, чтобы он знал, что я его не забыл.
– Ах, Вийон, – женщина отвернулась и снова посмотрела на небо. Теперь она казалась растроганной. – Тебе лучше никогда не встречаться с Айнри.
– Но… почему, госпожа?
Женщина вздохнула.
– Некоторых вещей лучше не знать, поверь мне. Правда бывает весьма неприятной. Например, правда состоит в том, что мое тело сожжено, а пепел брошен в яму, где затем посажено какое-то дерево. Но зачем мне знать эту правду? – Она вытянула руку и посмотрела на нее так, словно видела ту впервые. – Иллюзия о том, что я жива, что я все еще вижу, слышу, чувствую, могу думать, смеяться, любить – куда лучше, чем истина.
– Я не боюсь правды, – сказал Вийон. – О чем вы умалчиваете? Почему у нас с Айнри такая большая разница в возрасте? Что произойдет, если я его встречу?..
– Не исключено, что ты узнаешь правду, если его встретишь, – ответила женщина, бросив на Вийона быстрый взгляд и вновь отвернувшись. – И уж поверь, радости она тебе не доставит.
– Какую правду?! – Вийон подался вперед.
– Ты бы мог и сам уже догадаться, – Ирцина вздохнула. – Ты неглупый призрак. По крайней мере, не кажешься глупым.
– Я не призрак! Я живой человек!.. Или что, вы хотите сказать, что я тоже умер но не помню об этом? Этого не может быть. У меня есть друзья, была жена и дети, я хожу каждый день на рынок…
– И что же, разве хождение на рынок способно доказать, что ты никогда не умирал? – Ирцина посмотрела на корзинщика с иронией.
– Конечно, – растерялся Вийон. – Ведь я вижу людей… торгую с ними… продаю им корзины…
– Ты видишь лишь только собственный сон, – ответила Ирцина. – И в этом сне присутствуют тени других людей. Некоторые из них, возможно, живы, а другие – нет, третьих же вообще не существует… Но неужели ты считаешь, что их мир в точности такой же, как твой?
Вийон не ответил. Он не знал, что сказать.
– Думаешь, я никогда не спускаюсь туда? – Ирцина показала пальцем вниз, на городок у подножья башни. – Там тоже есть рынок, и иногда я на нем что-нибудь покупаю. Некоторые из торговцев, вполне возможно, живые люди. Мы существуем в разных мирах, и соприкасаемся лишь мимоходом, я для них – ничем не примечательный покупатель, одна из многих, просто человек, который возникает лишь на минуту, а затем бесследно растворяется в толпе…
Вийон вздрогнул, вспомнив свою первую встречу с Огненным Великаном, который ненадолго заглянул в его лавку в образе человека. Изменил ли тогда Великан свой огненный образ по собственной воле – или же этот образ, независимо от его воли, придал Великану мир людей, в который он попал?..
– Но насчет своей смерти ты можешь нисколько не беспокоиться, – продолжала Ирцина. – Ты призрак совсем другого рода.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду Айнри, его силу и богатое воображение. У Айнри не было друзей. Довольно сложно их иметь, когда обладаешь такой силой, но не умеешь еще ее контролировать. Ему было пять лет, когда он покалечил девочку, с которой играл. Не со зла, нет, но эмоции детей во время ссоры берут вверх над разумом. Он не хотел причинять ей вред, и очень сожалел о том, что сделал. Но кто мог поручиться, что он не сделает этого снова, с другим ребенком? Поэтому мне пришлось сильно ограничить его круг общения, запретить ему играть с другими детьми. И тогда он придумал тебя.
– Нет, – Вийон ощутил вдруг, что его пробирает дрожь. – Нет. Нет. Нет. Я вам не верю.
– Ты был для него лучшим другом. Он много рассказывал о тебе. Иногда он даже убегал от слуг и телохранителей, которые должны были за ним наблюдать, только для того, чтобы поиграть с тобой. Я ему запрещала так делать, ругала, но чем старше он становился, тем меньше он меня слушал. Обычного ребенка можно было бы строго наказать или запереть, но только не Айнри. Он отводил глаза слугам, а двери и замки открывались сами собой. Да что там! Некоторые из них при этом еще и начинали болтать всякие глупости!.. – Ирцина передернула плечами, вспоминая хихикающие дверные ручки, крадущиеся по коридору подставочки для ног, танцующие щетки, и книги, бормочущие несусветную чушь. – Все дети оживляют то, что видят, но Айнри, в отличии от них, делал это не только в своем воображении! Это был лишь вопрос времени, когда его фантазии станут не только пугать всех вокруг, двигать вещи и щипать служанок за ягодицы, но и начнут обретать плоть и кровь. В конце концов я смирилась. Пусть гуляет, где хочет, лишь бы не устраивал бедлам в доме. Дети – как поросята: если дать им свободу, то выяснится, что больше всего их привлекает грязная лужа или мусорная куча. Вот он и стал пропадать в Нижнем городе. Слуги с ума сходили: они знали, что я с них голову сниму, если с Айнри что-нибудь случится, однако и уследить за ним, если он этого не хотел, было невозможно. Ты стал для нас просто благословлением, Вийон. Тихие и безобидные игры на окраине города, пусть даже и на помойке, но вдали от людей, которым магия Айнри могла повредить – что еще было нужно?
– Я вам не верю, – тихо повторил Вийон. Он чувствовал себя растерянным и опустошенным.
– И не надо, – Ирцина ободряюще похлопала корзинщика по тыльной стороне ладони. – Мы, призраки, не должны обижать друг друга без нужды. Забудь все, что я тебе сказала и возвращайся к прежней жизни. Но не ищи Айнри. Встреча с правдой лоб-в-лоб радости тебе не принесет.
– Я помню свою семью, – сказал Вийон. – Отца, брата, мать и сестру… что же, их Айнри тоже придумал?
– Не исключено, – Ирцина пожала плечами. – Мой сын и не на такое способен. Но все-таки, я думаю, нет. В том возрасте… нет. Скорее всего, он придумал какую-то общую историю для тебя, а затем ты привязался к уже существующей семье и стал думать, что они – твои родня, а они поначалу тебя не замечали, а затем приняли за своего, уверенные, что ты был с ними всегда.
– Нет, – пробормотал Вийон, обхватывая себя руками. – Нет-нет-нет-нет…
Но память услужливо подсовывала ему воспоминания из далекого детства, когда никто в доме его не замечал. Он что-то говорил, но на него не обращали внимания; звал – но никто не откликался. Только Айнри всегда был рад его видеть. И они с Вийоном всегда находили друг друга в многолюдном городе, даже не договариваясь заранее о месте и времени встрече.
– Все хорошо, – Ирцина вновь потрепала корзинщика по руке. – Не переживай так. Подыши. Со временем ты привыкнешь.
– К чему?! – Вийон едва сдерживался, чтобы не завыть. – К тому, что меня нет?
– Ну… да. Наверное. – Ирцина вздохнула. – Хочешь подняться ко мне в башню? Попьем чаю с пирожными, а заодно и проверим, насколько вариативен сценарий твоего сна. Ведь по идее, бедного корзинщика не должна приглашать к себе домой красивая, молодая и богатая дама, это нонсенс, что-то такое, что не соответствует обычному порядку вещей.
– Нет, спасибо, – Вийон помотал головой. – Я лучше посижу…
Ирцина улыбнулась всепонимающей улыбкой, как бы говоря: ну, вот теперь степень вариативности твоего сценария нам стала известна. Вийону захотелось ее придушить.
Осознав, что больше не хочет и не может здесь находиться, он поднялся на ноги.
– Я пойду, – сказал он. – Благодарю за беседу, госпожа Тозол.
Ирцина также поднялась и сделала изящный реверанс. В иное время Вийон был обомлел от того, что придворная дама приседает в поклоне перед ним, но сейчас ему было все равно. Ирцина же улыбалась – для нее все происходящее было игрой, способом провести время, вновь что-то пережить и почувствовать. Вийон повернулся и двинулся вперед, не разбирая дороги.
Было ли правдой то, что он услышал? Если и так, Ирцина была тысячу раз права, говоря, что есть правда, которую лучше не знать, находясь вместо этого во власти самообмана. Был ли он и в самом деле призраком, плодом воображения человека, которого так сильно любил и к которому был так сильно привязан? Многие дети, не имея возможности регулярно играть со своими сверстниками, заводят себе воображаемых друзей – но Айнри Тозол, конечно, был не просто «одним из многих». Его фантазия вкупе с магическим даром оживляли все, к чему прикасались: вещи двигались, в доме раздавались стуки и необычные звуки, иллюзии разгуливали то там, то сям так, как будто бы это было в порядке вещей. Этим дело не ограничивалось – были еще Прыгушки, Бумкалки, Журчалки, Дразнюли и множество прочей мелюзги, в большинстве своем незримой, но вполне способной произвести какой-нибудь эффект – например, начать кого-нибудь передразнивать, журчать в самых неподходящих местах, издавать звуки грохота или падения, или же внезапно прыгать на человека, вызывая в нем чувство, прыгнувшей на голову кошки или крупной жабы. Был ли Вийон такой же бездушной сущностью, только чуть более сложно устроенной и более похожей на человека, но точно также призванной Айнри Тозолом то ли из глубин собственного ума, то ли из бездн Преисподней исключительно по причине того, что Айнри нужен был друг, похожий на него самого?
Вийон вспомнил случай, когда они вдвоем сидели на заборе на улице Слив, и болтали о шутках и проказах, которые Айнри устраивал дома при помощи своей незримой свиты. Пара-тройка Прыгушек и Дразнюлей расположились рядом – незримые и притихшие, но готовые в любой момент откликнуться на зов своего господина и творца. Вийон спросил друга, может ли тот сделать бабочку, и тот, ответив «да», сосредоточился на вытянутой руке. Через несколько секунд Вийону и в самом деле показалось, что там что-то есть, а еще через несколько что-то легкое и невесомое, будто состоящее из световых бликов, вспорхнуло с руки Айнри и улетело прочь.
– Ого! – Восхитился Вийон. Он чувствовал, что должен так себя повести, потому что восхищения Айнри и ждал, и несомненно, обиделся бы, если бы реакция оказалась более прохладной. Вийон не лгал и не фальшивил, он действовал так, как казалось ему правильным – вот только сейчас, вспоминая этот эпизод, уже не был уверен, в чем же заключалась настоящая причина его удивления и восторга: в естественном движении детской души или же в том, что это Айнри хотел, чтобы Вийон ощутил восторг.
– А можешь сделать собаку? – Спросил Вийон. Айнри кивнул.
– А лошадь? А человека? А дракона?
Айнри посмотрел на него и улыбнулся, но ничего не сказал. Его мягкая улыбка, наполнившая тогда, в детстве, душу Вийона теплом, сейчас заставила повзрослевшего Вийона ощутить, как встают дыбом волосы на затылке.
В это время мимо них прошла женщина, бросившая на детей удивленный взгляд. Вийон подумал тогда: чему это она удивляется? Неужели видела, как с руки Айнри слетает бабочка из световых бликов? Но сейчас, бредя наугад сквозь мешанину снов, он как будто бы увидел происходившее тогда глазами той женщины. Она посмотрела на Айнри, скользнула взглядом в сторону Вийона, проскочила через него чуть дальше и опять, не задерживаясь на Вийоне, вернула внимание к Айнри. Видела ли она второго мальчика на заборе в тот день или же удивилась тому, что неизвестный мальчишка разговаривает сам с собой с таким видом, как будто бы у него есть невидимый собеседник?
А история с нападением Джадура, Гсина и еще трех малолетних ублюдков на чистенького и богатого мальчика, невесть каким ветром занесенного в Нижний город? Вийон прокручивал в голове то, что случилось тогда, вновь и вновь и видел эту сцену сейчас как будто вживую. Айнри крикнул, зовя Вийона на помощь, и тот побежал, и достиг группы прежде, чем подростки успели причинить Айнри какой-либо вред. Джадур только-только разворачивался и шарил глазами по округе, ища того, к кому обращался Айнри – а Вийон уже был тут как тут и ударил его по ноге со всей силы. Как Вийон успел пересечь всю улицу за такое короткое время? Почему Джадур не защитился, будто не видя ни нападающего, ни направления удара? Не потому ли, что видеть было нечего, был лишь порыв ветра в ответ на зов юного чародея и удар, нанесенный отнюдь не мальчишечьей ногой? Это потом Вийон придумает, убедит себя самого, что бил ногой по ноге Джадура со всей силы. Но будь так на самом деле – он бы ничего не сумел сделать, слишком уж неравны были силы.
А потом, когда они с Айнри как будто бы встали спиной к спине и дрались с четверыми? Подростки нападали со всех сторон, и Вийон некоторое время просто отталкивал тех, кто лез к Айнри сбоку или со спины. А потом он ударил высокого мальчика, второго в банде после Джадура, и бой на этом закончился. Шпана бежала, крича «одержимый!» и «чернокнижник!» потому, что они наконец поняли, что мальчик, которого они хотели запугать, избить и ограбить, был сильнее их всех вместе взятых, потому что его охраняла незримая и текучая сущность, которая продолжала кружить вокруг мальчика-чародея, поднимая в воздух с земли песчинки и мелкий мусор. Вийон не был тогда человеком, еще не успел им стать, но Айнри продолжал дарить ему свою силу, внимание и любовь, и все это не исчезло бесследно.
Почему же они расстались? Раньше, когда Вийон вспоминал об этом, ему чаще всего казалось, что Айнри заболел и переехал, но иногда он думал, что надолго заболел он сам. На самом же деле, Ирцина, по видимому, нашла своему сыну подходящих учителей, которые во-первых, установили границы для его сил, сделав почти невозможным бесконтрольное их использование, а во-вторых, так загрузили учебой юного чародея, что тому сделалось не до игр.
Но иногда он, по всей видимости, все же возвращался к мыслям о своем друге. Вийон, тоскующий и потерянный, кое-как приспособился к жизни среди людей, стал одним из них, вырос и даже женился, потому что Айнри придумал для него эту историю. Хотел ли Айнри, чтобы у них с Элесой все вышло именно так, как вышло? Вряд ли. Вийон был уверен, что Айнри никогда не желал ему зла. Он делал то, что считал хорошим и правильным делом, вот только усилия его преломлялись и искажались, сталкиваясь с реалиями мира людей. Айнри возвращался к мыслям о своем друге все реже, и жизнь Вийона становилась все более серой и обыденной, наваливалась тоска, любовь сменялась ссорами, дети стали презирать своего безропотного отца, а место благодушного старого Таршина Лекарида занял его жестокий сын. Айнри придумал доброго и мягкого человека, но человек этот, оказавшись в реальном мире, сделался предметом насмешек и унижений потому, что сотворивший его чародей был еще слишком юн, чист душой и смотрел на окружающий мир еще слишком неопытным и наивным взглядом.
Но ведь… Вийон изменился, не так ли?
Айнри заложил в нем лишь основу, но Вийон не застыл навсегда в своем первозданном виде. Он менялся со временем, накапливал опыт, и пусть множество ошибок – но кто из людей их не совершает? В конце концов, он завоевал расположение и уважение своих товарищей и стоял в двух шагах от того, чтобы сделаться главой новой гильдии, он дал начало новому дежьену и даже нашел способ сотворить корзину желаний. Впрочем… имели ли все эти усилия хоть какое-то значение, если он не был настоящим человеком, и не имел даже собственной души, оставаясь порождением чужого воображения?
…Вийон вдруг очнулся от дум и огляделся вокруг. Он стоял на балконе, опираясь руками на белоснежные перила и смотрел на город, расстилавшийся внизу. Кажется, это была Дангилата, озаренная лучами восходящего солнца, но с такого ракурса Вийон еще ни разу ее не видел. Что это? Где он? На одной из башен Верхнего города? Но что это за дом и как он здесь оказался? Вийон чуть наклонился вперед, а потом посмотрел направо и налево. Нет, Верхний город – вот он там, за стеной дворца, немного внизу… За стеной дворца? Светлые боги, как он сюда проник? Что с ним сделает стража, когда обнаружит его здесь? Нет-нет, это какая-то ошибка, такого не может быть… Потом он вспомнил, что спал и странствовал в сновидениях, встречаясь с душой Ирцины Тозол, и немного расслабился. Все вокруг выглядело чертовски реалистично, но, наверное, это просто еще один сон. Он постоит тут еще немного и полюбуется городом, а затем вернется в сарай, откроет глаза и окунется в повседневность.
Вийон сосредоточился на ощущении своего оставленного где-то тела и постарался проснуться. Ничего не получалось. Ну же!.. Нет, ничего.
Взглянув на свои руки, он в первое мгновение подумал, что руки эти принадлежат не ему – они были богато украшены перстнями, укрыты тканью расшитого серебром и золотом халата и имели, как и у многих аристократов в Ильсильваре, кожу более светлую, чем та, которой обладали жители Нижнего и Среднего города. Потом все смазалось и вернулось на место: бедная одежда, темные руки с парой болячек и грязью под ногтями вместо каких-либо украшений. Похоже, что «сценарий этого сна», как выражалась Ирцина, навязывал ему изначально роль богатого и влиятельного человека. Может быть, и не стоило от нее отказываться? Побыть нищим он всегда успеет.
Вийон услышал за своей спиной шаги и, обернувшись, увидел Бейза Лекарида, мягко входящего в комнату. Комната, кстати говоря, была чрезвычайно роскошна, украшена коврами и была обставлена безукоризненной лакированной мебелью.
«Что делает Бейз в моем сне? – Недовольно подумал Вийон. – Что он здесь забыл? Торговца из Нижнего города не должно быть во дворце!»
Впрочем, и его самого здесь быть не должно.
Но сон не смазывался и не менялся (если не считать разве что метаморфозы, произошедшей чуть ранее с одеждой Вийона и кожей его рук), все было предельно натурально и это начинало беспокоить.
– Вот, значит, ты где, – проговорил Бейз, подходя ближе. – Ну что, ты сделал корзину желаний?
«Ясно. Это кошмар, – подумал Вийон. – Поскорее бы проснуться… Хотя мне и наяву придется видеть его мерзкую рожу… Так что нет разницы. Скажу ему все сейчас. И повторю, если придется, при пробуждении.»
– Да, – сказал он, набравшись смелости. Бейза он боялся даже здесь, во сне. Тем более, во сне столь реалистичном. – Да, я нашел способ создания этих корзин, и одну из них уже сделал, испытал и сжег. Все работает.
– Великолепно! – Обрадовался Бейз, потирая руки.
– Вы ничего не получите, – произнес Вийон. – Корзина желаний – слишком опасная и могущественная вещь, чтобы принадлежать такому злому и жестокому человеку, как вы. Делайте со мной что хотите: бейте, зовите стражу, режьте на части – от меня вы ничего не получите. Я слишком многое в своей жизни сделал не так, но я учусь, и пусть даже я никто, пустое место, меньше чем человек – теперь я буду поступать только так, как сам считаю правильным. Вам меня больше не запугать.
И сказав так, он отвернулся от Бейза и вновь посмотрел на город, озаренный утренним светом. Он ожидал, что услышит ругательства, разгневанные крики, что его ударят и бросят на пол, начнут избивать – но стоял спокойно, не поворачиваясь, не пряча голову, не дрожа и не напрягая мышцы тела. Пусть будет то, что будет. Он будет делать то, что считает правильным, а все остальные пусть делают то, что считают правильным они. Он больше не будет бояться, кланяться и умолять о пощаде. Может быть, его убьют, и уже совсем скоро, но хотя бы немногие оставшиеся дни – или даже минуты – он побудет самим собой. Побудет тем, кем всегда хотел быть он сам, а не тем, к чему его склоняла излишняя мягкость характера, вложенная в него Айнри, и жестокий мир, в котором он был принужден жить.
Но Бейз его не ударил и не стал кричать. Торговец лозой подошел и встал рядом, также оперевшись руками о белоснежный балкон.
– Вообще-то, я и не ждал, что ты отдашь мне корзину, – как бы между делом сообщил Бейз. – Вполне достаточно уже и того, что ты способен ее сделать.
– Раньше вы говорили иначе, – заметил Вийон.
– Раньше ты говорил, что ты Вийон Рауп, обычный корзинщик, – парировал Бейз. – Но я же не выставляю тебе это на вид.
– А кто же я, по-вашему? – Спросил Вийон. – Я и есть обычный корзинщик из Нижнего города, Вийон Рауп.
– Айнри, – сказал Бейз. – Этот спектакль уже и так слишком затянулся. Если ты все сделал, как надо, если ты создал наконец малую призму, как собирался – продолжать игру никакого смысла уже нет. Пора пробуждаться.
– Вы что-то путаете, – помолчав несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, ответил Вийон. – Я даже не буду спрашивать, откуда вы знаете про Айнри и как можете помнить его имя, если сделал заклятье, которое… нет, это неважно. Но вы ошибаетесь насчет меня. Между нами действительно есть связь, но я – это не он. А большего вам знать и не нужно.
– Айнри, – повторил торговец лозой. – Не морочь мне голову. Вернее сказать, хватит морочить ее самому себе. Цель достигнута. Ты либо создал малую призму, либо научился ее создавать – эту твою корзину желаний или какую еще там форму ты пожелал ей придать. На этом все. Сон окончен. Пора просыпаться и приступать к делу.
Голос Бейза менялся от начала к концу речи, и когда Вийон повернул к нему голову, то увидел не Бейза, а Мелана Ортцена. Он потряс головой и потер глаза, а когда открыл их – не было уже и Мелана, и рядом с Вийоном стояла миловидная темноволосая женщина в весьма фривольном наряде.
– Не знаю, что все это значит, – сказал Вийон. – Не понимаю природы снов и по каким законам тут все меняется, но пора, действительно, это все прекращать. Сейчас я досчитаю до десяти и проснусь в своем сарае…
– Тогда уж – в моем сарае, – с непередаваемой язвительностью сообщила ему женщина, которая минуту назад была Бейзом. – Тебе там позволили лишь провести несколько ночей, а ты, похоже, решил, что теперь это твой собственные апартаменты.
Вийон, закрывший глаза и приготовившийся считать, вновь открыл их, потому что голос опять изменился. Теперь не было уже и женщины. Бесполая фигура в длинной хламиде, с голым черепом и движущемся по часовой стрелке мясным киселем вместо лица. Вийон долго вглядывался в мясную массу, заменявшую существу лицо – понимая, что все это значит, и одновременно всей душой не желая понимать.
– Нет. – Сказал корзинщик.
– Да. – В тон ему ответил Безликий. – Ты можешь проснуться в сарае или еще где угодно, но неужели, Айнри, ты думаешь, что я не последую в это место вслед за тобой?
– Я не Айнри, – возразил Вийон.
– Пока еще нет, ты слишком увлекся своей ролью. Пробудись – и ты вернешься к самому себе.
– Нет, все не так. Айнри придумал меня…
– Верно, – согласился Безликий.
– Поэтому мне не к чему возвращаться. Он мой друг, мой создатель, но не…
– А вот это уже неверно. – Безликий поднял кисть и поводил указательным пальцем из стороны в сторону. – Да, Айнри хотел друга и дал тебе максимум самостоятельности. Но он не мог сотворить новую душу, и поэтому твоя стала лишь отображением его собственной. Проекцией одной из сторон его личности – мягкой и доброй стороной, которую он здесь, во дворце, мало кому мог показать. Если бы все шло своим чередом, ты бы так сохранял автономность еще долгие годы, медленно истаяв, возможно, лишь после кончины Айнри. Но кое-что произошло, кое-что не слишком приятное, и оно продолжает происходить прямо сейчас. Айнри понадобилось вся его сила, а в тебя он вложил ее очень много. Уж поверить, сотворить настолько полное подобие человека, взаимодействующее со множеством других, в основном живых, но иногда и мертвых людей – это очень непросто и требует немалых затрат. И теперь эта сила должна вернуться к нему. К тебе-настоящему. Вместе со знаниями и навыками, которые ты получил, когда учился создавать корзину желаний.
– Так значит, я – всего лишь сгусток силы? – Сказал Вийон, вновь отвернувшись к городу. Солнце уже поднялось над горизонтом и Дангилата постепенно оживала с наступлением нового дня. – Сгусток силы и немного полезных знаний? Так?.. А знаете что? Идите-ка вы к черту! Возвращайтесь в свою Преисподнюю или откуда еще вы там вылезли! Я больше ничего не боюсь, даже вас! Я сделаю новую корзину желаний и пожелаю стать настоящим человеком. Вложу в нее всю свою память, всю свою душу (пусть даже у меня ее и нет), все свои надежды, все хорошее и плохое, что со мной случалось – в общем, всю свою жизнь, и обрету новую жизнь! Вот что я сделаю.
Безликий вновь принял облик торговца лозой Бейза Лекарида, и почтенный и жестокий Бейз облокотился на перила дворца, чуть подавшись вперед.
– Ты можешь это сделать, – согласился Безликий-Бейз. – И может быть даже, обставишь все так, что я не сумею тебя ни отыскать, не пробудить. Да, твоей силы на это хватит, Айнри Тозол – особенно, если учесть, что мощь малой призмы, усиливающей твое волеизъявление, будет поддержана сорока четырьмя учениками в сорока четырех снах, круг которых представляет собой вторую, великую призму. Да, я допускаю, что ты можешь все это устроить. Остается только один вопрос: а ты готов заплатить за все это удовольствие ту несоизмеримую цену, в которую тебе – и всем нам – твой каприз обойдется?
– Несоизмеримую? – Вийон равнодушно пожал плечами. – Чему несоизмеримую? Вам на меня плевать, я для вас просто… заблуждение, призрак, ложная личность… Сгусток силу, которую нужно поглотить и крупица знаний, которые нужно освоить. Так почему мне должно быть дело до вас и ваших проблем? Я хочу жить. Жить настоящей, а не иллюзорной жизнью…
– Проснись – и у тебя будет эта жизнь! – Повысив голос, перебил его Бейз.
– Но в этой жизни не будет меня! – Перекричал Бейза Вийон и хлопнул ладонями по белому камню перил. – Зачем мне какая-то другая жизнь, если она будет принадлежать не мне, а кому-то еще?! Пусть даже и Айнри! Я хочу жить сам, я ничего не хочу и никогда не хотел так сильно, как сейчас хочу жить. Я словно ходил в полутьме, в тенях, подчинялся влияниям – вашим, жены, знакомых, тому, что вложил в меня Айнри – существовал, но не жил. Да одни только минуты, что я стою здесь и говорю – наконец-то – от себя самого, говорю то, что хочу сказать, стоят всей моей предыдущей недожизни! Больше никому я не позволю определять свою судьбу, я буду определять ее сам, руководствуясь исключительно собственными решениями и целями!
– Браво, – Безликий, приняв облик алхимика Нориса, легонько похлопал четырьмя пальцами одной руки о ладонь другой. – Блистательная речь! Сколько патетики, энергии, силы и гордости! Очень красиво! Я тронут до глубины своей бесстрастной души. Но ты, мой друг, не хочешь ли задуматься, хотя бы на минуту, откуда, вообще говоря, проистекают в тебе вся эта неожиданная сила, страсть, решимость и гордость?
– Нет, – сказал Вийон, мотая головой. – Неееет, вы мне голову не заморочите. Это все мое и только мое! И ничье больше!
– Ну конечно же твое, мой дорогой Айнри, и больше ничье, и оно станет еще более твоим, когда ты проснешься.
– Нет. Я на это не поведусь.
– Ну что ж, – констатировал Безликий. – Ослиное упрямство, стремление сделать все по-своему, безграничная уверенность в своих силах – все это мне слишком хорошо знакомо, мой друг. Айнри Тозол очень близок к пробуждению, его качества перетекают, перехлестываются через барьер между вашими личностями – но, конечно, ты все еще можешь сделать то, чем грозился, и уйти в какой-нибудь маленький уютный мирок в надежде провести там «самостоятельную» жизнь. Уговаривать тебя больше смысла не вижу – чем настойчивее я убеждаю, тем сильнее ты сопротивляешься. Хорошо. Я сейчас объясню тебе, какие будут последствия твоего бегства в уютный комфортабельный сон, а потом уйду, и что делать дальше – решай сам.
Вийон скосил взгляд на бессмертного демона и изобразил на губах легкую усмешку. Вот как, и это все? Какими еще последствиями собирается напугать его это существо? Что еще, более худшее, может произойти с ним, чем то, что уже случилось?
– Посмотри-ка вон туда, – Бейз поднял руку, показывая на небо.
Вийон посмотрел. Поначалу он не увидел ничего особенного, но затем глаза его расширились от удивления: над привычным светло-голубым небом, пронизанным светом восходящего солнца, высилось еще одно небо – словно второй, более высокий и сильнее изогнутый купол над другим. И это небо вовсе не было мирным и пронизанным светом. Там плыли сумерки, переходящие по краям в сероватую мглу, в центре же клубилась тьма, подобная армии грозовых туч, наползавшая с севера.
– Это конец всего, – тихо сказал Безликий, и больше он язвил и не шутил. – Гибель людей и богов, исчезновение мира, который мы любим и знаем. Эта тьма поглотит землю, затронет каждого из живущих, погасит или извратит все сны. Не найдется места, где можно будет спрятаться. Конечно, можно растянуть время и проживать целые годы в отдаленных сновидениях в то время, когда здесь, в мире людей, будет царить такой ужас, который невозможно представить. Но рано или поздно это зло доберется до всех, погубит и извратит все, что ты любишь, растерзает твою семью у тебя на глазах, отнимет у тебя волю и сделает соучастником своих злодеяний, рабом тех, кто некогда был изгнан Князьями Света за пределы вашего мира, и кто вернулся, потому что все пророчества, предвещавшие конец света, начинают сбываться. Узнав, что грядет, Айнри Тозол, искусный и могущественный маг, чье искусство и сила – пыль под ногами некогда низринутых, а теперь восставших из бездны богов – захотел остановить неизбежное. Корзина желаний, малая призма и большая – нужны только для этого. Шанс невелик, мы говорили ему об этом, но Айнри все равно хотел попытаться. Поэтому ему понадобилась вся сила, которую он мог получить, даже та, которую он некогда передал призраку, получившему от своего «друга детства» вполне самостоятельную и независимую жизнь. Айнри знал, что заклятье, которое он собирался сотворить при помощи этих двух призм, скорее всего, убьет его, вберет в себя всю его душу – но был готов заплатить даже и такую цену. И да, призрачную жизнь своего друга-корзинщика он тоже был готов забрать, раз уж это было необходимо. На этом все, Вийон Рауп. Или Айнри Тозол. Выбор за тобой. А я ухожу.
– Подожди… – Попросил Вийон, проводя ладонью по лицу. Он вспомнил слова Майрына, переданные тому по сложной и долгой цепи от человека из сна, где время шло в обратную сторону: о том, что корзина желаний будет сотворена незадолго до конца света. И как только он не подумал об этом раньше? Выходило, что Безликий не лжет.
– Что еще? – Сухо спросил Бейз.
– Была крыса. Писала на стенах странные слова, в том числе и «Айнри». Я долго не мог понять, вредит она мне или помогает. Потом… она привела меня в ужасное место. Какая-то яма с трехголовым поверженным богом, похожим на огромную иссохшую, но все еще живую крысу… Меня до сих пор начинает колотить дрожь, когда вспоминаю об этом. Чудовище говорило, что у меня ничего не выйдет, но называло меня «Айнри». Я тогда еще не понимал, что так оно обращается ко мне… Почему? Почему оно хотело, чтобы я вспомнил, кто я такой?
– Разве не очевидно? – Пожав плечами, спросил Бейз. – Если бы ты пробудился прежде, чем научился создавать корзину желаний – это было поражение. Чудовище в образе крысы, которое ты видел – одно из тех, что направляются сюда прямо сейчас. И если не осуществится то, чего хочет Айнри Тозол, осуществится то, чего желают они. Подумай об этом, корзинщик Вийон.
Бейз ушел, а Вийон остался на балконе. Он смотрел на город и небо, стараясь не замечать то, второе, небо над небом, что было расположено выше. Предоставленная свобода казалась невыносимой, терзала и выворачивала душу наизнанку – или то, что заменяет душу призракам и чересчур самостоятельным фантазиям. Но существовал ли выбор вообще? Или же он и так давным-давно все решил, и спорил лишь потому, что не хотел принимать решение, навязанное кем-то другим? Проще было спорить с Безликим, чем соглашаться с самим собой.
«Как странно, – подумал Вийон. – Я полагал, что делаю корзину желаний лишь потому, что этого требовал Бейз – но он, как оказалось, всего лишь помогал мне осуществить мою настоящую волю. Я бегал по городу, разыскивая Айнри Тозола, донимая всех подряд вопросами о нем – но на самом деле все это время я искал себя самого. Вспомнит ли Айнри обо мне с теплотой хотя бы на мгновение после того, как проснется?»
И, подумав так, Вийон Рауп, смиренный и бедный корзинщик из Нижнего города, сомкнул глаза – а открыл их гордый и своенравный вельможа, придворный маг императора Ильсильвара, великий волшебник Айнри Тозол.