Глава 12

Вийон пробежал несколько кварталов и перешел на шаг, только завидев впереди ворота, ведущие в Нижний город. Он постарался идти спокойно, чтобы не привлекать внимание стражи.

В душе корзинщика царил хаос. Проклятая крыса! Завела его к душевидцу – и что в итоге? Ничего не изменилось, напротив – все стало еще хуже. Алхимик посеял в нем зерна сомнений, а душевидец закончил начатое – подобрал ключик к душе Вийона и нашел в ней самую болезненную, самую уязвимую точку, на которую немедленно и надавил. Вийон и сам не понимал своей реакции. Казалось бы, чего проще – отмахнуться от нелепых измышлений Ильмара и Нориса, беззаботно рассмеяться и тот час забыть об их нелепых фантазиях, и жить дальше спокойно, но он не мог. Если с исчезнувшей лавкой и четырьмя другими корзинщиками, то ли пропавшими, то ли получившими новую судьбу, еще как-то можно было смириться, то теперь Вийон чувствовал, что у него пытаются отобрать нечто действительно важное. Воспоминания о дружбе с Айнри грели его сердце, оставались с ним даже когда все шло не так – так неужели они все были ложью, выдумкой, детской фантазией о друге, которого на самом деле никогда не существовало? Он ясно помнил Айнри – но почему же тогда никто из тех, кого он опрашивал, не смог ничего о нем вспомнить? Айнри Тозол словно растворился в этом огромном городе, оказался стерт из реальности и из воспоминаний людей, которые наверняка должны были его знать. Да и жил ли он когда-нибудь вообще?..

Вийон прошел мимо стражи, дежурившей на воротах, сутулив плечи и опустив голову. Раз за разом он задавал себе страшный вопрос, и не мог дать на него однозначного ответа. Что, если он сам был немного не в себе и душевидец почуял это и именно поэтому пригласил Вийона к себе в дом? А если он безумен, пусть даже и слегка, то как можно доверять собственным воспоминаниям? Собственным чувствами и собственной уверенности в том, что реально, а что нет? Душевидец выбил у него опору из-под ног и теперь Вийон чувствовал себя как ныряльщик, нырнувший ночью глубоко-глубоко, утративший в глубине погруженного во мрак моря всякое направление и не понимающий уже, где верх, где низ, куда следует плыть, чтобы добраться, наконец, до вожделенного воздуха и снова вдохнуть полной грудью…

Нужно было вернуться ко дворику Бейза и приступить к работе, он и так спустил в никуда целое утро, но Вийон не мог сейчас сосредоточиться ни на чем. Мысли его хаотично сменяли друг друга, попытки найти хоть что-то в себе или в окружающем мире, за что можно было зацепиться, оставались бесплодны. Знакомый город казался незнакомым, каким-то чужим и даже враждебным, все ощущалось так, как будто бы находилось не на своих местах, все цвета были либо слишком яркими, либо слишком тусклыми и чуточку не тех тонов, которых должны быть, окружающие люди были глубоко порочны и злы, хотя и скрывали это за фальшивыми улыбками и блеском смеющихся глаз… Куда пропали светлые боги, сотворившие Сальбраву – мир людей, мир звезд, многочисленными миры духов и ангелов? Ничего этого здесь не ощущалось, лишь всевластие обыденного зла, чуждости и порочности, железная связь причин и следствий без малейшего проблеска свободы, совершенная безысходность…

– Держи его!.. Бей!..

Вийон обернулся, понимая уже, что действительно безумен, потому что голос из его воспоминаний прозвучал настолько отчетливо, что казался прозвеневшим в ушах. На углу стайка подростков окружила хрупкого светлокожего мальчика, его толкали и оскорбляли, а коренастый Джадур, самый опасный и злой среди них, небрежно помахивал ножом, угрожая пустить «неженке» кровь. Сын каторжника, осужденного отбывать наказание до конца своих дней за насилия и убийства, Джадур, без сомнения, собирался последовать по стопам отца – вместе с нищими и наглыми мальчишками он отнимал деньги и хлеб у тех, кто послабее – собирал «дань» с детей и подростков, выхватывал вещи из рук женщин, и убегал с похищенным, и даже мог наброситься вместе со своими дружками на пьяного или бездомного мужчину.

Мальчик сопротивлялся отчаянно, но банда пока лишь играла с ним, стремясь перед избиением, как следует напугать и унизить. Вийон хотя и не был привлекательной целью для Джадура и его дружков, всегда старался избегать встречи с ними – избить его могли и без причины – но сейчас…

Мальчик вдруг увидел его в просвете между покачивающимися замызганными телами, и закричал:

– Вийон! На помощь!

Вийон закрыл лицо руками и со свистом вдохнул воздух сквозь неплотно сжатые зубы. Он прекрасно помнил, что произошло дальше. Он уже бежал к Айнри со всех ног, когда тот увидел его и закричал; бежал, повинуясь внезапному импульсу и совсем не думая о том, что даже вдвоем они ничего не сумеют противопоставить банде подростков. Малолетние грабители обернулись, желая увидеть, кого это там зовет на помощь их жертва, но прореагировать не успели, вернее – не успел Джадур, на которого и нацеливался щуплый и боязливый сын корзинщика, каким-то странным образом осознавая, что в первую очередь нужно вывести из игры наиболее опасного противника. Что было силы он ударил пяткой по колену Джадура, и здоровяк заорал и согнулся, а потом повалился наземь, выронив нож. Айнри тут же метнулся вперед, подобрал нож, выставил его перед собой и встал так, чтобы Вийон мог защищать его спину. Джадур орал и скулил, клялся, что обидчику теперь не жить, и посылал своих в бой, но теперь, конечно, стало намного проще. Четверо подростков пытались атаковать их, но нож в руках Айнри действовал на них завораживающе – по крайней мере, когда Вийон ударил одного из нападающих в горло, тот не сумел защититься. Мальчишка закашлялся и схватился за горло – двое выбыли, остались еще трое. Айнри взмахнул ножом, как будто собирался метнуть его – цель вильнула в сторону, но броска не было, а вместо этого Вийон пнул ком грязи, который попал точно в лицо уворачивавшемуся от броска подростку. Этого хватило, чтобы они отступили – бросились вниз по улице, забыв о товарищах, а все еще кашляющий мальчик и хромающий Джадур, как могли, поспешили за ними.

Вийон и Айнри посмотрели друг на друга. Они что, победили?.. Не может быть.

Шпана выкрикивала с безопасного расстояния оскорбления и проклятия, звучали обвинения в черной магии и одержимости, но не Вийон, ни Айнри не обращали на эти крики никакого внимания. Они все еще не могли до конца поверить в то, что победили. И все-таки, это было именно так. Вдвоем они наваляли пятерым, каждый из которых был на два-три года старше. Вийон видел в сияющих глазах Айнри обожание и восхищение и знал, что тот читает в его собственных глазах те же чувства. В тот день они поклялись друг другу в вечной дружбе.

Вийон – уже не мальчишка, а зрелый мужчина, бывший, к тому же, на десять лет старше, чем должен – медленно отнял руки от лица. Угол, где произошла та самая драка, был пуст, и дома изменили свой вид, возвращаясь к современному состоянию – одни покосились, другие сделались намного грязнее, третьи, напротив, засверкали свежепобеленными стенами. Тогда, тридцать лет назад он не задумывался, почему Джадур и его дружки начали обвинять Айнри в черной магии – а теперь ему это обстоятельство показалось странным. Айнри ведь в тот день не совершил ничего сверхъестественного – в чем же дело? Может быть, они что-то знали о нем еще до нападения и напали именно потому, что хотели посмотреть, на что способен богатенький и чистенький мальчик-чародей? Или была другая причина?.. Теперь этого уже никогда не узнать.

Вийон свернул в один из проулков и прошел два квартала, пока не увидел дом с плоской крышей и каштановым деревом, растущим у самой стены. Сейчас дом выглядел обитаемым, но тридцать лет его двери и окна были заколочены; они с Айнри не раз забирались на крышу, рвали каштаны и бросались ими – иногда в случайных прохожих, а иногда просто так, проверить, кто из них сумеет забросить каштан дальше. Каштановое дерево сильно разрослось за прошедшее время – теперь его ветви заслоняли, наверное, треть, а то и половину крыши.

Могло ли это быть нереальным? Сном, или выдумкой, возникшей от нужды в единственном друге? А как же тогда быть Джадуром и его бандой? Не мог же Вийон победить их всех в одиночку! Он всегда уносил ноги, только завидев издали Джадура и его дружков. Удивительно, как они его не убили и не искалечили после того случая… Задумавшись об этом, Вийон вдруг осознал, что совершенно не помнит, как после того дня сложились его отношения с Джадуром и другими мальчишками из банды. Кажется, он больше их не встречал. Но этого не могло быть, он целыми днями торчал на улице и должен был с ними сталкиваться. Но сколько не напрягался, он не мог вспомнить, чтобы та драка привела к каким-либо неприятным для него последствиям или что бы хоть кто-нибудь о ней вообще вспоминал. Так что же – снова ложь? Детская фантазия о победе, которую он сам сочинил для себя, прячась где-нибудь в углу от компании наглых и жестоких мальчишек?..

Вийон обхватил голову руками, застонал и поспешил дальше. Проклятый душевидец! Его вкрадчивые и доброжелательные слова – хуже яда Нечестивой Матери Демонов, изгнанной из Сальбравы в незапамятные времена вместе с остальными Последышами. Что этот душевидец сделал с ним, с его разумом, душой и сердцем? То, что казалось незыблемым, подверглось сомнению; самые лучшие и светлые воспоминания перестали дарить надежду и уверенность, потому что, возможно, всегда были ложью, придуманной слабым и жалким мальчиком для самоуспокоения.

Вийон брел, почти не разбирая дороги, следуя маршруту, которым они вместе с Айнри проходили по Нижнему городу несколько раз – или же ему казалось, что он гуляет тут со своим другом, хотя на самом деле был всегда один?.. Пришло еще несколько коротких воспоминаний – слишком обрывочных и бессвязных, не имеющих никакого определенного начала или продолжения, чтобы с их помощью можно было хоть в чем-то разобраться.

В конце концов, Вийон добрел до городской свалки, находившейся к северу от квартала гуафимов. Жители города десятилетиями, а может быть – и столетиями свозили сюда мусор, и иногда его скапливалось так много, что поднимающаяся вонь накрывала не только Нижний и Средний, но и Верхний город. Мусор периодически жгли, а золу вывозили за город, но выбрасывали и выплескивали сюда помои гораздо быстрее, чем от них избавлялись. Нищие, а также потомки гуафимов (уже не называющие себя так, но гораздо более похожие на настоящих, изначальных гуафимов, чем философ Бару Хуркай) постоянно пробирались на свалку и рылись в выброшенных вещах и объедках в поисках чего-нибудь мало-мальски пригодного для еды или для продажи; их регулярно прогоняли, но также регулярно они возвращались вновь. Иногда сюда пробирались и дети из бедных кварталов – в мусорных ямах можно было прыгать с горки на горку или покопаться в грязи, надеясь обнаружить что-нибудь необычное. Вийон привел Айнри сюда, и тому понравилось, позже они еще несколько раз играли тут – швырялись мелкими камешками в нищих и немедленно убегали от погони, прятались от сторожей, выслеживали крыс, водившихся тут во множестве, сражались друг с другом на палках, словно на мечах, болтали и спускались вниз, к помойной луже, где ползали здоровенные черные жуки, некоторые из которых, если их подбросить в воздух, раскрывали крылья и раздраженно жужжали, а другие просто, кувыркаясь, падали в помойную жижу и пропадали бесследно.

Вийон вскарабкался на мусорную гору и огляделся. Нищих не было видно, что означало, что, вероятно, очередную облаву тут провели совсем недавно. Двигаясь дальше, он спустился вниз и поднялся на следующий пригорок. Глиняные черепки и кости животных хрустели под ногами. Удивительно, он огромный потрескавшийся котел, который он помнил еще с детства, до сих пор был тут. Сейчас – почти полностью утонувший в мусоре, замызганный грязью и копотью, до краев заполненный всякого рода отбросами и обломками, покоился на том же самом месте, где они с Айнри когда-то от души повеселились, загнав в этот огромный, чуть ли не с корыто размером, котел, крупную крысу. Тогда котел еще был пуст. Крыса металась внизу, не в силах выбраться наружу, а смеющиеся мальчишки писали на нее сверху, гоняя прицельными струями мочи от одного края котла до другого. В какой-то момент крыса взглянула Вийону прямо в глаза и ему сделалось не по себе от этого взгляда; хотя тогда, в детстве, он почти сразу же забыл об этом чувстве, продолжая терроризировать взъерошенного зверька. Сейчас он этот взгляд вспомнил и подумал: «Не из-за той ли крысы все мои беды? Она смотрела так, как будто бы хотела запомнить меня и отомстить.»

Но…

Постойте.

Вийон замер на месте, уставившись на колодец, а затем – на то место, где, в его воспоминаниях, стоял Айнри.

Тогда, в детстве, он смотрел на мечущуюся крысу, а не на член Айнри, которым тот направлял струю мочи на животное – но одно было очевидно: девчонка вытворить такой фортель никогда бы не смогла.

– Идите к черту, – прошептал Вийон, обращаясь мысленно сразу и к душевидцу Ильмару, и к алхимику Норису. – Не знаю, почему его так назвали, но Айнри – не девчонка. Девчонка не смогла бы… Он мне не врал и не притворялся! И не был выдумкой! Вы меня чуть с ума не свели!

Он поднял голову вверх, закрыл глаза и улыбнулся, ощущая кожей льющийся с небес солнечный свет. В эту минуту он не был на помойке, а был где-то в раю или, по крайней мере, в его преддверии, ощущая себя так, словно тяжкий и мрачный груз свалился сразу и с его плеч, и с сердца.

– Айнри – настоящий! – Заорал Вийон что было мочи и рассмеялся.

Теперь нужно было вернуться назад и потребовать обещанные деньги у вкрадчивого и доброжелательного шарлатана, якобы видящего души.


Загрузка...