Корректировка

Глава 24

А ведь, действительно, где? Думал я, подходя к фотоателье. По-хорошему свалить надо бы прямо сегодня, иначе мои рыжие кудри примелькаются и меня начнут бить. Но как это осуществить, если я даже не знаю, куда? Ева сказала, что по её скромному мнению, в Москве меня ждут и лучше бы туда сейчас не соваться. Кто знает, что «они» затеяли по поводу моей нейтрализации, вдруг не пожалеют, всю столицу взорвать, для верности (шутка, разумеется). Но и в Обнорске оставаться не резон: тучи, как сказала она, сгущаются.

На вопрос, откуда она это знает, был ответ: чувствую.

Не поспоришь. Тогда, куда?

Ответа два: Средняя Азия и Кавказ.

Можно и туда, и туда.

Там просто затеряться и оттуда будет легко инфильтроваться в Центр.

Решено — валю на Юг. Сперва на Кавказ, а там видно будет.

Осталось решить, каким образом.

Разгар лета.

Аэрофлот — билетов нет.

ЖД — билетов нет.

Авто — машины нет.

Все вопросы решаемы, главное не привлекать к себе внимания.

— Привет! — сказал мне Витек, жестом пригласив следовать за собой. В маленьком кабинетике он выложил передо мной три ксивы. — Проверяй.

Я глянул: паспорт, права на вождение ТС и удостоверение члена союза художников Азербайджанской ССР на имя Григория Григорьевича Орлова.

Выглядят красиво. Если б я еще что-то в этом понимал.

— Липа? — усомнился я на всякий случай.

— Гонишь Гриня! — обиделся Витек. — Бланки фирмовые, прямо из Паспортного стола, пропись, фото, все настоящее, по высшему разряду, номера, серии зарегистрированы. Что, я стану Мишаниного кореша подставлять? Не парься — эта ксива любую проверку пройдет… ну, кроме гебешной. Но к ним попадать никому не советую. Давай расписывайся, — он пододвинул ко мне перо и чернильницу. — Кстати, куда-то Мишаня делся, второй день ни слуху, ни духу. Ты не знаешь ничего?

Расписавшись, я отнекался, забрал документы и покинул точку.

Витек закрыл фотоателье. Домой идти он сегодня не собирался. Чего там делать на другом конце города, в крикливой коммуналке? А здесь он сам по себе. Хочет поработает, коли дела есть. А нет, так и раскладушка тут имеется. Дел на сегодня больше нет, значит можно покемарить. Но сперва надо похавать. Он извлек из тумбочки сверток серой бумаги, развернул вместо скатерти. В свертке оказались кусок сала в целлофане, два вареных яйца, четвертинка ржаного хлеба и соленый огурец. Все это дело надо было запить, и к продуктам присоседился граненый стакан и бутылка молдавского портвейна. Водку Витек не пил.

Для фона включил радио. Покрутил настройку: тут про успехи свиноводства заясняют, тут про беспредел израильской военщины, а здесь трансляция футбольного матча «Спартак» — «Зенит».

Оставил трансляцию. Футбол Витек не любил, но свиноводство любил еще меньше, а на политику и вовсе было насрать.

Налил полстакана вина, проглотил, крякнул и начал лупить яйца.

Не понравился ему этот Гриня. Понятно, что кого попало Миша к нему не подошлет, но все-таки, не тянул он на Мишиного кореша… не из блатных, точно — явный фраер. И не из деловых — молод шибко. А на морде высшее образование написано. Что может связывать этого сопляка со старым уркой?

Ладно, решил Витек, у каждой сошки свои сережки, и свой нос в чужие дела совать нечего, а то быстро укоротят. Негатив снимка он отдал, но сами документы, на всякий случай сфотографировал — пусть полежат пока.

А еще цыганка эта… вперлась днем в ателье, как к себе домой, со свойственным этому племени нахальством. Фото, мол, на паспорт надо. Витек и не знал, что у цыган есть паспорта. Сейчас каждой сволочи выдают паспорт. А деньги есть? А денег нет, ответила цыганка, но могу погадать вместо денег, все расскажу и покажу, как будет!

Хотел Витек вытолкать её взашей, да очень уж она была молоденькая, да хорошенькая и трещала скороговоркой приятным голоском — уговаривала. Вот и размяк, позволил гадать.

Но сперва сфотографировал, как просила.

Затем, девчонка, не задумываясь, достала замасленную колоду и «говорящее правду зеркало». Раскинула на столе. Сперва карты ложились одна на другую. Потом раскладывались по кругу, но всегда выходил у цыганки король червей.

— Любовь, радость ожидают тебя, казенный дом, пиковый интерес и счастье через позднюю дорогу, — тараторила предсказательница обычную цыганскую хрень, для развода лохов, а потом, вдруг отпрянула.

— Чур, чур меня! — забормотала, отступая к двери.

— Эй, ты чего? — испугался Витек, прежде завороженный её воркованием.

— Порча на тебе! Сглазил тебя черный глаз! — она часто-часто замахала руками, яркая кофта сползла со смуглого плеча.

— И чо делать? — спросил Витек, глупо улыбаясь, пялясь на это соблазнительное плечико. Сроду, он не верил во всю эту муть с гаданиями, предсказаниями и прочей дьявольщиной, а тут вдруг проняло до печенок. Страшно стало, аж до позывов в сортир.

— Снять могу, если захочешь, золотой, — и добавила, — бесплатно.

— Ну, давай, — криво усмехнулся Витек.

— Смотри на меня и не противься заговору, — она положила узкую, смуглую ладонь на его лоб и забормотала, — Чур-чура-чемчура! Зачураюсь, закрещусь! Сгинь, беда-печаль! — отняла ладошку и дунула на неё, — Все, красавчик!

Когда цыганка ушла, он полез проверять фотопластину… там все было засвечено.

Обуреваемый дурными мыслями, Витек выдул портвейн и съел всю еду — аппетит у него ничто не могло отбить. Матч закончился победой «Зенита» 3–2.

Витек разложил раскладушку. Улегся поскрипел, с боку на бок, да и задрых.

Когда он уже видел шестой сон под утро, в электрическом щитке у входа заискрило. Щиток был установлен еще до войны и давно требовал замены. Все никак не срасталось — работает как-то, да и ладно. Коротнуло. Пробки не сработали. Их постоянно выбивало и запарившийся их менять Витек, вставил «жука». Скрутки проводов бестолково сделанные и тут и там раскалились. Загорелась штора. Огонь перекинулся на хранилище пленок и там уж разыгрался вовсю.

Витек, так и не проснулся, отравленный угарным газом. К пяти часам утра «Фотоателье» пылало, как костер Джордано Бруно. Когда приехали пожарные, тушить там уже было нечего.

Я приехал к Зое. Можно было, конечно, по новым документам заселиться в гостиницу, но меня неотвратимо тянуло к моей лисьеглазой подружке.

— Как зарабатывает бармен? — Зоя задумчиво тянула «Ливадию». — Например, остатками спиртного… Когда смешиваешь коктейли, даже если делать все совсем честно, все равно будет оставаться в твою пользу… ну, а если мухлевать… Еще недолив… ну, да… когда клиент пьяный, ему не до счета — вместо пятидесяти грамм налил сорок пять — копеечка к копеечке капает. Надо понимать, коньяк, который приходит в бар уже разбавлен начальством, тут что-то добавлять, очень опасно. Можно пронести свою бутылочку и разлить мимо кассы — десятку заработаешь, но тоже палево… Иногда, но редко, сдачу не просят и даже сверху кладут… ну ты видел. Слушай… зачем я тебе об этом рассказываю?

Она сидела у меня на коленях голой, горячей попой. Я запустил руку под ночнушку, потискал увесистые грудки и сообщил трубным голосом:

— Ты мне исповедуешься дева Мария Магдалина, я твой Христос! В койку?

— В койку, — согласилась Зоя, стягивая ночнушку через голову, — пойдем дальше исповедоваться.

Проводник Аркаша, был высокий широкоплечий парень, приятной, для баб, наружности. Русые волосы ёжиком, такие же торчащие усы, по-детски голубые глаза. Я уже знал, что это Зоин бывший… один из бывших.

— Этот что ли? — спросил он, неприязненно зыркнув в мою сторону. — А кем он тебе приходится?

— Дальний родственник, — ответила Зоя, — Слушай, мы тут допросы будем устраивать или дела делать? Он тебя не обидит с выгодой.

— Не обижу, — подтвердил я.

— Меня еще попробуй обидь! До Кисловодска, значит? Длинный заяц… ладно, подбросим. Подходи к посадке… — он глянул на часы. — Через десять минут. Я точно не знаю, когда объявят, но лучше раньше прийти.

— Что значит, длинный заяц? — спросил я Зою, когда мы отошли.

— Это заяц, который едет от начала и до конца. Но ты полудлинный, — она усмехнулась, — поезд-то из Ленинграда.

Это Зоя подсказала мне выход из положения, когда в промежутке между любовными играми, я пожаловался, что билетов в южном направление нет, от слова совсем — договориться с проводником. А на мой вопрос: как же с ними договариваться? Задала встречный вопрос: подойдет ли мне Кисловодск? Мол, на маршруте Ленинград — Кисловодск есть у неё знакомый проводник, который, как ей хорошо известно, возит зайцев на постоянной основе.

Если у него есть места, он меня возьмет к себе, если нет, посоветует к кому обратиться.

Хм, Кисловодск. Что мы знаем про Кисловодск? Что там есть Провал, за вход в который, Остап Бендер придумал брать деньги, чтобы он не слишком проваливался. Нет — Провал, кажется, в Пятигорске, а в Кисловодске — Нарзан. Впрочем, какая мне разница, Кисловодск, так Кисловодск. Начнем с него, а там видно будет.

И я согласился.

Прощание вышло прохладным. Зоя, постояв со мной пару минут, сказала: «Надо работать, я пошла, пока!»

Несколько секунд, будто чего-то ждала, потом повернулась и пошла прочь.

Я не нашелся, что сказать в ответ, все слова были сказаны накануне. Маленькая истерика с её стороны, сожаления, что все мужики козлы, поматросят и бросят, а если попадется случайно один нормальный, тут же рвет когти, словно чертушку увидал, и жизнь её поломатая, и никому она не сдалась… а если я, гад инфертильный её всё-таки обрюхатил, она меня из-под земли достанет и заставит жениться.

Я успокаивал, как мог. Можно было, конечно, снизить эмпатию, но почему-то не хотелось, очень она мне понравилась.

Зоя ушла не оглядываясь, я следил за её ладной фигуркой пока она не скрылась за спинами отъезжающих и встречающих. Немного горько было на душе, но что ж делать.

Объявили отправление. Я забрался в тамбур.

Народ суетился. Воздух, казалось, искрил от чувств снующих по перрону людей, от криков, мелькающих чемоданов, узлов, ящиков, тележек носильщиков, прощаний, сдержанных и несдержанных слез…

Вагон дрогнул и плавно сдвинулся с места — незаметно, словно в дреме, покатил, ускоряясь.

Прощай Обнорск! С тобой мне было хорошо. Хотя здесь меня чуть не убили, но больше вспоминалось хорошее. Такой беззаботной жизни у тебя, Феликс Константинович, уже не будет.

Меня пихнули в бок.

— Пошли, — сказал Аркаша. — таксу знаешь? — спросил на ходу.

— Откуда?

— Четвертной.

По-моему, я ему не сильно нравлюсь. Ревнует что ли? Какой, нахер, четвертной? Билет в плацкарт меньше двадцати рублей на всю дорогу от Питера. Мне-то, конечно, вообще по хрен, хоть двадцать пять, хоть двести двадцать пять, но показывать-то этого не надо.

Я закатываю глаза, мол, без ножа режешь и соглашаюсь, а куда деваться?

— А где багаж?

Я пожал плечами и показал на свою спортивную сумку.

— Вот дела, — удивился он, — через полстраны с сумочкой ездят.

Вагон у Аркаши плацкартный, но в нем есть двуспальное служебное купе. Туда он меня и сунул, на время, пока разберется, что к чему. Предупредил заранее, что, если нагрянут ревизоры, придется побегать по вагонам.

Соседом моим оказался такой же заяц, приветливый кавказец из Махачкалы.

Мы дружески пожали друг другу руки, представились. Он Аслан, я Григорий.

— Скучно было дарагой, — говорил он гортанным голосом. — Бабка со мной ехала, жизнь портила, воняла, слава Аллаху в Обнорске сошла. Но теперь будем радостно жить!

Он начал выставлять на стол многочисленную еду.

Зелень, чуть пожухлая от хранения: лук, кинза. Брынза с пронзительным запахом, маринованный чеснок. Вяленые куски мяса, посыпанные красным перцем, фаршированные баклажаны, плоские лепешки лаваша. Как апофеоз, бутыль коньяка, очень редкой емкости, ноль семь…

— Наш, Кизлярский, настоящий, — с гордостью сказал Аслан, — всегда в Ленинград беру, угощать друзей, земляков! Чудом бутылка осталась. Знаю, что и на обратном пути хорошие люди встретятся.

Мне как-то стало даже неловко, что выставить навстречу? Ничего у меня не было, кроме денег.

— Извини Аслан, я так-то с пустыми руками, потом в ресторане компенсирую.

— Ай, Гриша! — закатил он сливовые глаза, — Какой, компенсирую-мапенсирую? Другом будешь, братом будешь… кушай!

Слушай, да, — говорил мне Аслан, когда мы накатили пару стопарей, — сколько лет мне дашь, а?

— Ну не знаю… — кавказцы обычно выглядят старше своих лет. — Тридцать?

— Точно! — он хлопнул меня по плечу. — А знаешь, сколько у меня детей? — и не дожидаясь ответа, сам сказал, — пятеро! Два сына и три дочки.

— Ого! — выразил я восторг такой матримониальностью.

— Всех кормить надо, да?

— Ну, — согласился я.

— Вот тебе, ну-гну! Деньги нужны? Как заработать? Вот ты говоришь: я спекулянт?

— Не говорил я такого.

— Ай, не говорил, так думал! Все вы так думаете: раз кавказский человек, значит спекулянт!

— Не надо за всех.

— Ладно, не надо, но гляди… Вот колхоз, у него много трактор есть. Трактор ломается, запчасть где брать? На складах ничего нет, даже брезент нет — пожарные, говорят, разобрали. И тут неподалеку живет один человек, имеет большой дом, а в подвале склад, на нем любая запчасть есть! Понял, да? Для легковушка, грузовик, трактор. У государства нет, у него есть… Едешь к нему, достаешь из кармана деньги, он достает из подвала запчасть. Нам обоим хорошо.

— Ну, допустим, — пытался я поймать ход его мыслей. — Но, ты-то тут причем? Техника же колхозная. Пусть колхоз и покупает у того человека запчасти. Зачем платить свои деньги?

— За справку! Ладно, выпьем!

Мы выпили.

— Не знаю, как там у вас… А у нас надо получить справку у председателя колхоз, что везешь на базар свои фрукты-ягоды… как это по-русски… излишки, вот! Урожай, свой огород. Есть справка, можно на базар продавать, никто не прикопается. Если с председателем в контрах, он справку не дает. Трактор починишь — дает.

Не знаю, как у вас, — продолжал Аслан, — а у нас, везде надо деньгу платить. За запчасти плачу, председатель — плачу. На дороге через каждый поворот ГАИ стоит. Хари во какие! За три дня не обосрать, а с бригадой за день. У каждого собственные «Жигули» или «Волга». Откуда простой мент имеет собственная «Волга»? А я тебе скажу — это все мои фрукты-овощи. Везде плачу. Приезжаю на базар. Директор — плати, за место плати, ветеринар — плати. Весы взял — плати. Фартук дали — плати. Гири, тоже плати!

— Какой же ты спекулянт? — участливо сказал я, — ты честный труженик.

— Вот! Золотой ты человек, все понимаеш! — он поднял стакан. — За это пью!

И мы опять выпили.

Выпили раз и другой. В какой-то момент, Аслан, не говоря ни слова, проворно, как обезьяна взобрался на верхнюю полку, повернулся лицом к стенке и уснул.

Я, пребывая в некотором недоумении от такого поворота событий, выпил несколько коньяку и вышел в тамбур покурить.

Покурить, это, к слову, сказано. Я вообще-то не курю — так, проветриться. Там меня и настиг Аркадий.

— Слушай, — начал он проникновенно. Дальше возникла пауза, он не знал, как ко мне обращаться. Я ему не представился. — В общем, смотри… в составе есть два прицепных вагона дальнего следования, до Баку, один из них «СВ». Короче, весь состав забит под завязку, а мягкий полупустой. А потому что, цена там как на самолет, а удобства не соответствуют — старый вагон, под списание. Проводники страдают, туда даже зайцы не идут — дорого. Вот я подумал… ты, смотрю, человек не сильно бедный, можешь желаешь с комфортом прокатиться? Чего тебе со зверьком хату делить? Доплатить, правда, придется пятнадцать рубликов.

Опаньки. Я сделал вид, типа, задумался. Хотя, даже уже не раздумывал. Прицепные вагоны до Баку — это успех. Туда в Баку я и поеду, нахер мне Кисловодск?

Я живо вспомнил Генкин рассказ, как он ездил поступать в Бакинское военно-морское училище. Город ему понравился. Веселенький такой, городишко. Солнце, море, воздух… хотя иногда нефтью воняет. Но это мелочь, а так, впечатления самые приятные.

Ну что ж, Баку, так Баку! Вряд ли меня кто-нибудь там будет искать.

Ева мой выбор одобрила — почему бы и нет, а Киру было всё равно — я с вами шеф и в огонь, и в воду!

— Хорошо, — сказал я, — уговорили. — Едем в Баку. Жди меня солнечный город!

Конец первой части.

Продолжение следует…