Корабль в вечность

Глава 29

Мы поспешили прочь из хижины. Зои несла Палому на руках. Наверное, получилось бы быстрее, если бы Дудочник ей помог, но такого предложения даже не прозвучало, ведь Палома вряд ли стерпела бы еще чьи-то прикосновения.

В коридоре Саймон уже поднялся на ноги и прислонился к стене. Из его рта и носа сочилась кровь. Снаружи, где люди Инспектора окружили хижину, двое выпрыгнувших из окна солдат Синедриона лежали мертвыми в высокой траве. Один из наших тоже погиб — стрела угодила в живот, и теперь его недвижные глаза уставились в ночное небо. Мы оставили тела и побежали сквозь бор к своим лошадям.

Приехав вдевятером, мы вдевятером же уезжали, но все изменилось. Зои усадила Палому перед собой, я скакала впереди и каждый раз, оборачиваясь, видела лицо Паломы. Ее левый глаз почти не открывался, правый смотрел как будто в никуда. Понимает ли она, что ее спасли?

Мы проскакали по равнине много миль и, даже когда небо просветлело, не заметили никаких признаков преследования. Солнце выжгло траву до бледно-серого цвета, под ветром степь казалась живым морем с серебристыми волнами.

Ближе к полудню Зои заставила нас остановиться у первого же попавшегося ручья. Солнце немилосердно палило, и некоторые раны Паломы раскрылись, запачкав кровью белую гриву лошади Зои. Я принесла флягу с водой и предложила помочь с промыванием ран, но Зои сделала все сама.

Поначалу я не могла в подробностях разглядеть, что же захватчики сотворили с Паломой. Не только потому, что Зои постоянно закрывала ее собой, но и потому что все тело Паломы представляло собой одну большую рану, покрытую запекшейся кровью.

Когда Зои закончила, ее тряпица густо побурела. Ей пришлось срезать с Паломы одежду — пожженную и окровавленную — и завернуть бедняжку в одеяло. Стоило мне увидеть руки Паломы поверх темной ткани, и к горлу подступила рвота. На месте ногтей осталась лишь кровавая корка. На запястьях пламенели ровные полосы ожогов, похоже, от раскаленной кочерги. Несколько пальцев были сломаны и изгибались под неестественными углами, так что кисти выглядели слепленными скульптором-неумехой или ребенком. Мизинец на левой руке обстругали, вместо пальца торчала острая косточка.

Один глаз заплыл, а вторым она все же посмотрела на меня.

— Я им сказала, — призналась Палома. Я не увидела в ней вины, только усталость. — Теперь они знают, куда плыть. — Она говорила хриплым голосом, сорванным за несколько дней криков под пытками. — Я им все сказала.

— Знаю, — кивнула Зои.

Ничего удивительного. Надави на тело как следует, и боль заговорит сама. Кому-то выпадает шанс умереть и избежать предательства языка, но если мучители достаточно опытны, чтобы не запытать жертву до смерти, нет таких тайн, которые рано или поздно не выйдут наружу. Я смотрела на изувеченные руки Паломы и понимала, что сама бы долго не продержалась.

Зои выкрутила тряпку с такой силой, словно сворачивала шею. Потекла красная вода.

— Я их всех убью, — пообещала Зои. — Всех, кто такое с тобой сотворил.

Палома покачала головой.

— Мне это не нужно. — Она медленно закрыла здоровый глаз, потом снова открыла. — Лучше постарайся их остановить. Уберечь мой дом. Моих сестер.

Зои набрала в грудь воздуха. Жилки на ее шее вздулись, каждый мускул напрягся. Ярость была ветром, с которым она боролась. Больше ничего не сказав, Зои не стала трогать сломанные пальцы Паломы, только склонила голову и по очереди поцеловала воздух над каждым, даже над тем, что отрезали, оставив лишь обломок кости.

«Это тоже победа», — пыталась напомнить я себе, вновь седлая лошадь. Мы нашли Палому и освободили. Но трудно было радоваться, видя раны Паломы и помня мертвецов в хижине и их умерших близнецов. Трудно было радоваться, зная о том, что теперь Далекий край обречен гореть.

Стоило задуматься об этом, и я видела огонь. Положив голову на шею лошади, я постаралась прогнать все мысли и закрыла глаза, но вместо блаженной темноты и покоя погрузилась в жар и рев пламени. Запах горящей плоти. Кипящее море и рассыпающиеся острова.

*ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ*

Я пошла к ручью наполнить флягу Зои. Там уже сидел Дудочник. Он привалился спиной к валуну, притянул колени к груди и опустил голову, плача с открытым ртом.

Я замерла, затем намеренно громко зашаркала по камням, глядя на пробку во фляге и давая Дудочнику шанс утереть лицо. Ему ведь станет неловко, если застану его в таком состоянии. Но когда я подняла глаза, то увидела, что он не пошевелился и не стер со щек потеки слез. Дудочник посмотрел на меня.

— С ней все будет хорошо, — сказала я ему.

Не знаю, имела ли я в виду Зои или Палому. Да неважно — мы оба понимали, что мои слова пустые, что ни с Зои, ни с Паломой ничего уже не будет хорошо. Увечья Паломы и грядущее уничтожение Далекого края — это навсегда, этого не исправить.

Я смотрела на Дудочника во все глаза.

— Только сейчас до меня дошло, что я ни разу не видела твоих слез, — сказала я. Ни когда мы вытаскивали из резервуаров тела утонувших детей Нью-Хобарта. Ни после смерти Салли. Ни даже когда он привез растерзанного Ксандера в Нью-Хобарт, чтобы похоронить, и изломанное тело мальчика висело поперек лошади. — У тебя всегда получалось держать лицо. Ты почти убедил меня, что ты... — я заколебалась, подбирая правильно слово, — железный.

— Так и есть, — ответил Дудочник. — Это никакое не притворство. Во мне много такого, что ты боишься увидеть. Я тот, кем меня заставили стать, и делаю то, что должен, в том числе защищая тебя. Может, я и железный, — он без стыда посмотрел на меня. — Но это не значит, что у меня нет чувств.

Казалось неправильным чему-то радоваться, когда Палома с вырванными ногтями лежала в двадцати метрах от меня, а Далекий край был обречен вскоре исчезнуть с лица земли. Но в конце концов именно горечь ситуации заставила меня дорожить этим моментом доверительной откровенности еще сильнее.

*ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ*

Я промыла свою рану на руке и неуклюже ее перевязала. Криспин обследовал лицо Саймона; тот побелел, когда Криспин коснулся сломанного носа, но никто из нас не жаловался, памятуя о том, что вынесла Палома.

Я развернула сверток Эльзы. Перетирая ингредиенты в ступке и смешивая лекарство для Паломы, я была благодарна за те недели на кухне приюта, когда Эльза заглядывала мне через плечо и давала советы, как правильно обращаться с травами.

— Чем это поможет? — спросила Зои, подозрительно глядя на смесь.

— Особо ничем, — ответила я, — но хотя бы снимет боль.

На рассказ обо всем случившемся у Паломы ушло довольно много времени. Ей выбили несколько зубов, и она то и дело замолкала, чтобы провести по обломкам языком; ее верхняя губа раздулась и кривилась, пока Палома изучала новые очертания своего рта. Протез исчез — даже торчащий из колена металлический штырь был погнут, как будто ногу оторвали.

— Когда они закончили... — Палома замялась, и я поняла, что, избегая определенных слов, она щадила не только себя, но и нас. — Когда они со мной закончили, то что-то сказали про побережье. — Она опять замолчала и медленно сглотнула. — Они думали, что я без сознания. Почти так и было: я то проваливалась в темноту, то выныривала. Вряд ли к тому времени их волновало, слышу я или нет. Они уже со мной закончили. Чем больше они спрашивали меня о моей родине, тем лучше понимали, насколько мало я знаю. Я не врач и не могла ничего рассказать им о машинах. Вытянув из меня координаты, они перешли к вопросам про машины и лекарства. А я ничего не могла им рассказать, поэтому они... — Она снова замолчала.

Какими словами можно описать то, что с нею делали? Когда Палома только приехала, я думала, нам придется рисовать новые карты, чтобы понять размер Далекого края и расстояние до него. Теперь же нам требовался новый язык, чтобы понять всю глубину страданий Паломы.

Наконец она продолжила; слова неуклюже выскальзывали из-за обломков выбитых передних зубов:

— Воительница сначала хотела меня убить и уже отдала приказ, но Зак ее отговорил. — Я была уверена, что он это сделал не по доброте душевной. Следующие слова Паломы мое мнение подтвердили. — Он рассказал им о нас с Зои. Объяснил, что я могу послужить рычагом воздействия. — Разбитые губы еле выговаривали длинные слова. — Зак предложил использовать меня, чтобы добраться до вас, если бомбежки Далекого края не хватит для подавления Сопротивления. Воительница согласилась отправить меня в Уиндхем. — Палома нагнулась и закашлялась, баюкая сломанные ребра.

Зои вытерла ей лицо влажной тряпочкой.

— Именно тогда они упомянули побережье, — прошептала Палома. — Сказали, что пора начинать.

— Начинать что? — спросил Дудочник. — Бомбить? Отправлять корабли?

Палома покачала головой.

— Не знаю. Я помню те разговоры только урывками. Половину пропустила мимо ушей, а из услышанного многое не поняла.

— Все нормально. — Зои убрала компресс со лба Паломы. — Тебе нужно отдохнуть. Пойду принесу еще одеяло.

— А Зак? Он тоже тебя пытал? — тихо спросила я Палому, пока Зои ходила к седельным сумкам.

По большому счету мой вопрос смысла не имел. Зак целиком в ответе за случившееся. Это он увел Палому из Нью-Хобарта и передал Воительнице. Без него ее бы не пытали, так что Зак виноват, даже если сам не брался за нож. Но мне хотелось знать.

Не открывая глаз, Палома покачала головой.

— Он был там вместе с Воительницей. Но не касался меня. — Она снова провела языком по сломанным зубам. — Его они не мучили. Помню, как Воительница сказала: «Я убила бы его своими руками, не будь он нужен».

Значит, Зак все еще нужен Синедриону. В этом крылись одновременно надежда и отчаяние. Надежда, что я проживу дольше. Отчаяние оттого, что Зак по-прежнему в деле. Что бы ни задумала Воительница, он — составная часть этого плана. Мы оба. Желудок сжался, а воздух в горле показался вязким, словно жидкость из резервуаров.

— Его тоже держали в плену? — поинтересовался Дудочник.

— С ним скорее торговались. Он все твердил, что привел меня к ним, что он на их стороне. И он что-то знал. Что-то очень нужное.

— Но что? — спросила я. — Что им от него нужно?

— Не знаю. Ему предлагали всякое: облегчить ему жизнь, вернуть в Синедрион. Даже обещали помочь поймать тебя. «Избавиться от нее навсегда», вот как они выразились.

Я знала, что это значит: резервуар.

— А что говорил Зак?

Палома чуть приоткрыла здоровый глаз.

— Не знаю. Но что-то важное точно сказал. На второй день все изменилось. Его развязали и обращались с ним бережно. Думаю, за ним продолжали наблюдать — к нам всегда была приставлена охрана, — но относились к нему по-особенному. Как к своему.

Она снова умолкла.

Вернулась Зои и расстелила на земле одеяло. Я пыталась не пялиться на изувеченное тело Паломы. Когда Зои помогала ей лечь, мне снова бросились в глаза пальцы без ногтей, и я невольно сжала кулаки. А потом потянулась к шее, на которой висела капсула с ядом, подобранная на полу комнаты Паломы. Подумать только, такой пустяк, всего лишь лопнувший или перерезанный шнурок смог привести к таким ужасным последствиям: Палому изуродовали, Далекий край скоро сожгут.

— Они упомянули название, — внезапно прохрипела Палома, как будто голосовые связки ей тоже надорвали. — Когда говорили о побережье. Много раз повторяли слово «бухта», но один солдат однажды произнес название полностью: Расщепленная бухта.

Вот когда я на самом деле впервые их увидела. Держа капсулу в руке, я закрыла глаза и увидела Независимые острова словно с большой высоты: рассыпанные по морю ломтики каменистой суши.

Дальше я увидела взрыв. Поразительный, словно бродячий фокусник, достающий кролика из шляпы. Ловкость рук невиданного масштаба: за одно мгновение гора превратилась в пыль, а остров стал морем.

Вспышка была сверхъяркой, аннигилирующей любую жизнь. Этот свет содрал бы мясо с костей, а сами кости обратил в прах. Взрыв разрушил самое время — пронзительный свет положил конец всему.

Когда вспыхнул огонь, островки поменьше исчезли. Пепел взвился в воздух и полетел выше, застилая собой небо.

Ветер дул с севера. Далекий край не ответит нам бомбой, но возмездие оттуда все равно придет вместе с ветром: снова пепел, снова отрава.

*ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ*

Ночью, когда мы с Дудочником отправились в Расщепленную бухту, Зои осталась с Паломой. Другие варианты даже не рассматривались. Они с Саймоном, Криспином и тремя солдатами Инспектора поедут в Хепберн, ближайший гарнизон верный Инспектору в половине дня пути на юг. Но раны Паломы означали, что ехать придется медленно, а ведь мы недалеко ушли от хижины и от гарнизона Воительницы в Сюльписе. Нельзя было исключать погоню. Мы с Дудочником скорости ради взяли двух свободных лошадей и оставили остальных наших спутников охранять Палому.

— Ты уверена? — спросил меня Дудочник.

Я кивнула.

— Теперь дело не за армиями. Это наше с Заком личное сражение.

Близость взрыва обнулила все остальное. Теперь я была совершенно уверена, что дело сводится к нам двоим: мне и моему близнецу. Я бы предпочла поехать одна, но знала, что Дудочника переспорить не удастся. Но также я знала, что количество людей ничего не решает. Мы ехали в Расщепленную бухту не побеждать армию Воительницы и не пытаться спасти Зака. Если Заку и требовалось спасение, то только от него самого, и капсула на моей шее подействует так же быстро, как все наши солдаты.

Дудочник помог мне усадить Палому на лошадь. Зои приняла ее и крепко обняла за талию. Палома посмотрела на меня сверху и медленно заговорила. В уголках ее рта все еще темнела запекшаяся кровь, а слова терялись, словно проваливались в дырки на местах, где раньше были зубы.

— Ты — не твой близнец, Касс, — сказала она.

В ее словах не содержалось упрека, но голос, охрипший от криков, был упреком сам по себе.

Зои сжимала поводья, удерживая на месте недовольную двойной ношей лошадь.

— Мы отправим солдат из Хепберна в Расщепленную бухту, — сказала она мне, а потом повернулась к Дудочнику. — Остановите Зака. Любой ценой.

На меня она смотреть не стала. Смысл ее последнего указания был мне вполне ясен, как и всем остальным. Если Далекий край сгорит, ни для кого из нас не будет никакого счастливого конца.

— Я сделаю это сама, — тихо пообещала я Зои.

Я не знала, что говорю правду, пока не произнесла это вслух. Обещание прозвучало странно: ровно и весомо.

Зои пронзила меня взглядом, а потом медленно кивнула. Время слов прошло. Мы смотрели друг на друга, две женщины, знавшие, что достигнута точка невозврата, которую не изменят никакие обвинения, извинения или слова благодарности. Этот узел придется разрубить, иного выбора уже не осталось.

Зои развернула лошадь, и их маленькая процессия пустилась в путь. Мы с Дудочником минутку смотрели им вслед, потом поскакали на запад. Я собиралась найти брата и закончить то, что мы с ним начали много лет назад, будучи еще детьми.