Корабль в вечность

Глава 24

Солдаты уже усаживали освобожденных омег в телеги.

За воротами убежища, где-то на юго-востоке в небо поднимался дым. Стоило подумать о Петельном каньоне, о людях Дудочника, которые разменивали свои жизни на время для нашей операции, и дыхание застревало в горле. Я заметила, что Зои тоже поглядывает в ту сторону.

Некоторые из бывших пленников уже могли идти; завернувшись в одеяла или простыни, они гуськом ковыляли к телегам, где им помогали подняться в кузов. Без единой жалобы они устраивались на шероховатых досках. Других приходилось нести. Я обратила внимание на солдата-альфу Инспектора, который, морщась и отворачиваясь, тащил на руках бледную женщину. Непонятно, что его отталкивало — ее измученная влажная плоть или третий глаз под клеймом на лбу. Я набрала воздуха в грудь, чтобы высказаться.

Зои положила руку мне на плечо прежде, чем я заговорила.

— Тише, Касс, — произнесла она. — Они дрались здесь, и теперь они помогают. Не требуй от альф слишком многого слишком рано.

Я чересчур устала, чтобы спорить, и просто вернулась к работе.

Зак, не отходивший от меня, тоже помогал по мере возможности. Вряд ли ему этого хотелось, но, подсаживая на телегу освобожденных, он выглядел менее подозрительно, чем стоя в стороне. И все равно каждый проходивший мимо солдат на него зыркал и что-то бормотал — причем альфы наравне с омегами, — поэтому рядом с ним постоянно держалась Зои или кто-то из доверенных охранников. Лишь извлеченные из баков омеги не обращали на Зака внимания. Имея больше прав, чем кто бы то ни было, выплеснуть на него справедливый гнев, они проходили мимо с остекленевшими глазами и, поднимаясь в кузов, опирались на руку Зака, не глядя в его сторону.

— Тут есть кое-кто, кого ты должна увидеть, — окликнул меня Саймон.

Он стоял перед следующей телегой, уже загруженной под завязку.

Я вскарабкалась на дощатый настил, аккуратно ступая между сбившимися людьми. Некоторые были в сознании или по крайней мере держали глаза открытыми; большинство уснули там же, где сели — все так тесно прильнули друг к другу, что упасть было невозможно. Солдаты не спускали с них глаз, поднося фляги с водой к губам бодрствующих.

Один мужчина уставился в небо и орал:

— Ленни! Ленни!

Сначала я подумала, что «Ленни» — это имя самого мужчины или кого-то из его близких. Но потом поняла, что, вполне возможно, он выкрикивает: «Колени! Колени!», повторяя последний приказ, полученный им перед заточением в бак.

Криспин присел на корточки возле молодой женщины.

— Она? — уточнил Саймон. — Уверен?

Криспин кивнул.

— Рона, — подтвердил он. — Племянница Льюиса. Я знал ее почти всю жизнь, с тех пор как Льюис ее удочерил в детстве. Он и на Остров-то пришел после того, как Синедрион ее захватил.

Саймон кивнул, и Криспин выпрыгнул из кузова, сжав плечо женщины на прощание.

Она не ответила. Сидела, прислонившись к бортику телеги. Ее усадили прямо, как полагается, но она сползла и теперь полулежала — голова склонилась набок, на соседку.

— Слышала, что сказал Криспин? — спросил у меня Саймон.

Я кивнула. Имя Льюиса намертво врезалось в мою память с того момента, как его кровь выпачкала мой рукав, пока я зажимала на его шее рану, нанесенную кинжалом Дудочника. Льюис, будучи одним из советников Дудочника, пытался убить меня на Острове. Девушка, которая сейчас лежала передо мной, и была причиной, толкнувшей его на убийство — мое и Зака.

— Я знала твоего дядю, — сказала я. — Недолго.

У меня за спиной фыркнула Зои.

— Ну, можно и так сказать.

Рона не ответила. Ее длинные темные волосы сильно спутались, глаза смотрели в небо над моей головой. Она то и дело поднимала руку, запускала пятерню в свою гриву и пыталась продернуть, но пальцы вязли в колтунах.

Я нечасто давала обещания. Поскольку понимала, что их вряд ли удастся выполнить в нашем неверном будущем, залитом кровью. Даже с Кипом мы обнадеживали друг друга только жестами да телесным теплом, не прибегая к словам.

Но давным-давно, слишком многого не зная, я имела неосторожность дать Льюису клятву. Которую теперь удалось сдержать: я нашла его племянницу, нашла вот эту девушку, чья кожа была белесой и одутловатой, словно у мертвой. Я поднесла к ее губам свою фляжку с водой; Рона никак на это не отреагировала, и вода потекла вниз по подбородку, на одеяло, которым обернул ее Криспин. Единственное, на что Рона была сейчас способна — поднимать и опускать руку, стараясь расчесать пальцами волосы, снова и снова.

— Твой дядя был храбрым человеком, — сказала я ей. — Он заботился о тебе.

Кажется, она кивнула, а может, ее голова непроизвольно качнулась вперед.

У меня был простенький деревянный гребешок, который Зои смастерила для меня много месяцев назад. «Чтобы ты не хныкала из-за спутавшихся волос», — буркнула она как-то раз, протягивая подарок ночью через костер. Я вытащила гребешок из кармана и подвинулась ближе к Роне. Ее волосы высохли, но жидкость из бака оставила липкий налет, склеивший колтуны. Одной рукой я перехватывала пряди у самой кожи, чтобы безболезненно поработать над кончиками. Спустя какое-то время Рона закрыла глаза; я продолжала за ней ухаживать. Счесанные волоски, снятые с зубьев гребня, образовали темное птичье гнездышко рядом с моим коленом. Один из колтунов оказался слишком толстым и неподатливым, так что пришлось его аккуратно срезать.

Казалось бы, пустяковое занятие — ничтожное, учитывая все творящееся вокруг. Но я упорно приводила в порядок волосы Роны, потому что кроме этой нелепицы ничего не могла для нее сделать.

Дважды подходил Саймон, один раз — Виолетта, спросить моего совета. Я слышала, что они говорили — патрули по внешнему периметру, последние телеги загружены, но кому-то придется ехать верхом или идти пешком — и вроде бы даже отвечала. Но Рону я не бросила. Как ни мало я дала обещаний, шансов их исполнить было еще меньше. Льюис погиб, умер у моих ног. Что-то внутри меня не позволяло оставить без помощи эту девушку, вцеплявшуюся в собственные волосы.

Минут за десять расчесывания Рона ни разу не заговорила со мной, даже не взглянула на меня. Себя не обманешь: мой метод ее не исцелял, а всего лишь избавлял от колтунов в волосах. Но когда я закончила работу, ее нетерпеливая рука вернулась к голове, и Рона смогла провести пальцами сквозь волосы без заминок. Она продолжала это делать, хотя с закрытыми глазами и бесстрастным лицом казалась спящей.

Всего одна девушка, извлеченная из резервуара и заново рожденная для воздуха. Ничтожная малость, противостоящая взрыву, бакам, мертвецам на поле. Но, глядя на нее, я знала — все не напрасно.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Последнее, что мы сделали перед уходом — разрушили баки. Вначале истребление машинного зла приносило удовлетворение: одни солдаты колотили топорами по стеклу, а другие поджигали деревянные стены. Я тоже поучаствовала, одолжив топорик Саймона: грохнула по одному из резервуаров, посмотрела, как от точки соприкосновения бежит трещина, а потом била снова и снова до тех пор, пока стеклянная камера не сложилась внутрь себя, плюнув в меня осколками.

Убежище полнилось звоном и дымом. Но немного погодя я вернула топорик Саймону и вышла наружу. Хватит корежить и разрушать.

Времени на похороны не осталось. Омег, не переживших извлечения из баков, пришлось бросить на полу — их найдет армия Синедриона. Мертвецы на поле брани остались лежать, где погибли, даже наши товарищи. Мы только оттащили в сторону те тела, что преграждали проезд для телег. Сейчас следовало прежде всего заботиться о живых, ведь каждый час промедления стоил жизней наших солдат в Петельном каньоне.

Мы пустились в путь до заката, когда еще палило солнце. Выехав на дорогу мимо колонны телег, я впервые оказалась за разбитыми воротами, снаружи отвоеванного Шестого убежища.

Во время ночного сражения тьма представлялась проклятьем. Но теперь, увидев поле боя при дневном свете, я возжаждала скрывающего кошмар мрака. Над склонами повисли две пелены: марево обжигающей жары, туманящей горизонт, и марево мух, жужжащих над трупами.

Погибшие, которых миновала наша колонна из всадников и трясущихся на колдобинах телег, составляли лишь половину потерь. Ровно столько же мертвецов покоились в своих домах — уничтожены оружием, которого никогда не видели, в войне, в которой никогда не участвовали.

Едущий рядом Зак шепнул мне на ухо:

— Вот это и есть то, чего ты хотела?

Я смотрела строго вперед.

— Я хотела спасти людей.

— Ты хотела ощутить себя спасительницей, — парировал он.

— Неправда. — В моем голосе недоставало убежденности.

— Оглянись.

Дорогу очистили от трупов, но лошади шли беспокойно, мотая головами и торопясь проскочить через рой мух. Вонь забивала ноздри, пришлось прижать руку ко рту и дышать неглубоко, чтобы отогнать приступ тошноты.

— Не говори мне, что это побоище лучше баков, — сказал Зак, указывая на тела вдоль обочины.

Даже без мух и крови они выглядели мертвее мертвого: изломанные, со свернутыми шеями и раскинутыми конечности.

— Выбор не обязательно сводится только к войне или бакам, — сказала я. — Не обязательно выбирать лишь одно из двух зол. Есть и другие варианты.

Я бессознательно взглянула на Палому, ехавшую неподалеку с правой стороны. А когда снова обернулась к Заку, то увидела, что он тоже не сводит с нее глаз.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Вытащить людей из баков — это было только начало. Убежище не удалось бы превратить в крепостью, наша быстрая победа это подтвердила. Самой тяжелой задачей стало доставить освобожденных в Нью-Хобарт.

Сберегающий силы всадник с потребными дневками и ночевками одолел бы расстояние от Шестого убежища до города примерно за неделю. У нас такого времени не было. Дудочнику с Инспектором так долго не продержаться, а Воительница наверняка уже поняла, что атака в каньоне — только обманный маневр. Ее солдаты найдут способ массово переправиться через реку к северу. Они обойдут наше войско, увязшее в каньоне, и помчатся за нами в погоню. И если нападут на нас, уставших после битвы и обремененных беспомощными омегами из баков, еще по пути в Нью-Хобарт, то все, что нам удалось сделать, пропадет даром, все жертвы окажутся напрасными. Поэтому мы ехали весь день и всю ночь, сделав лишь одну остановку на несколько часов, так как лошади начали терять силы. Когда тьма покрыла все вокруг, я не осмелилась уснуть и изо всех сил старалась не думать о Дудочнике и Инспекторе, о сотнях солдат в Петельном каньоне.

Сгрудившись на телегах, бывшие узники баков во время поездки в основном молчали и делали то, что им велели. Это упрощало нашу работу, но мне было бы приятнее увидеть проявления неповиновения вместо покорных людей с пустыми лицами.

Две тысячи самых сильных освобожденных, способных идти самостоятельно, отправились в сопровождении отряда солдат Инспектора на север, к его гарнизонам. Переход должен был занять примерно полдня, но, глядя на медленно ковылявших по равнине омег, я остро чувствовала их крайнюю уязвимость.

Зои подъехала ко мне.

— Ничего не улавливаешь из каньона?

— Ничего полезного, — ответила я.

Самым ужасным в моих видениях было то, что пригрезившиеся кошмары становились частью нашего плана. Мы знали, что предстоит сражение и смерть, поскольку сами это задумали. Никакие из показавшихся мне в последнее время картин — с кровью и клинками — не явились неожиданными или хоть чем-то полезным. Оставалось только гадать, как долго продлится наш поход: сколько осталось времени до момента, когда Синедрион полностью отразит атаку в каньоне, опрокинет нашу армию либо обойдет ее с севера и в свою очередь перейдет в наступление. На восток, к каньону, поскакали разведчики с посланием для Дудочника и Инспектора, что мы уже в пути. Еще бы денек форы, и наша колонна получит достаточное преимущество перед возможными преследователями, и тогда нашим солдатам можно будет отступить из каньона. Но будет ли кому отступать еще через денек?

Даже если наша армия все еще удерживала Петельный каньон, существовали гарнизоны и отряды Синедриона, которые не попали в ловушку Уиндхема. Один из таких отрядов напал на рассвете второго дня. С сотню всадников неслись лавиной с юга. Дозорные заметили их издалека благодаря пыли, поднятой копытами лошадей на сухой дороге. Стычка вышла краткой — наши бойцы превосходили атакующих числом, хотя вынуждены были прикрывать колонну громоздких телег.

По команде Саймона телеги поставили в круг, а охранники окружили их плотным кольцом. Зои стерегла меня, Зака и Палому в центре. Наши лошади теснили друг друга, щиты стучали о борта ближайших телег.

Как ни странно, освобожденные омеги вообще не отреагировали на сражение, не только когда альфы схватились с нашими солдатами у периметра, но и когда стрелы полетели в сторону телег. Темноволосый мужчина, пронзенный стрелой, не издал ни звука, как и его соседи. Они продолжали сидеть, тесно прильнув друг к другу, словно не видя кончика стрелы, который торчал из голой мужской спины. Я ждала, что раненый вскрикнет, но он молчал. Было похоже, что тело уже ему не принадлежало, как и испытываемая боль. Рот мужчины приоткрылся; из уголка потекла кровь. Спустя несколько секунд он слегка качнулся и замер на спине сидевшей впереди женщины.

Отряд Синедриона не смел рассчитывать на победу — всего несколько десятков бойцов против сотен. Но они постарались причинить максимальный ущерб, раз за разом бросаясь на наш строй. За спинами защитников, съежившись под щитом, я ощущала отчаянность и безнадежность этой атаки. Низкое рычание, проклятия, вопли. Вокруг тихих телег кружил водоворот безумных звуков и движений. Снова взлетели стрелы и снова разрушили плоть, но не молчание освобожденных.

Сражение утихло, только когда врагов перебили. Все впустую, подумала я, глядя, как тела оттаскивают прочь, чтобы дать дорогу телегам. Палома, ехавшая слева, помрачнела. Мы продолжили путь на запад.

Стоило мне закрыть глаза, и пришел огонь. Впервые я подумала: пусть приходит. Не только в Далекий край — повсюду. Если мы творим такое с миром и с собой, да придет огонь.

Зои что-то мне орала, но я лишь видела движения ее губ, свирепые жесты, подчеркиваемые мечом, полосующим небо. А слышала только огонь и его обещание выжечь все уродство.

— Сбросьте мертвых, — снова скомандовала Зои, обращаясь ко мне, Криспину, Виолетте и Эшу. — Быстрее! Облегчите ношу лошадям и освободите место.

Мы подчинились. В телегах нашлось десятка два мертвецов, подпертых с боков уцелевшими. Виолетта мигом вскарабкалась в ближайшую телегу и потащила оттуда пронзенного стрелой мужчину. Я отдала Заку свои поводья, прямо с лошади перебралась в кузов и зашагала через сидевших людей к мертвой женщине. Ее длинные светлые волосы свисали на лицо; одеяло соскользнуло с плеч и держалось лишь благодаря стреле, пришпилившей его к шее. Я взяла убитую на руки. Бак сделал ее легче, чем должна быть взрослая женщина, но поднять ее все равно оказалось нелегко. Я просунула руки ей подмышки и поволокла по качающейся телеге, ее ноги цеплялись за омег, которые даже не пошевелились, чтобы дать дорогу.

Я хотела аккуратно вытащить тело наружу, но телегу тряхнуло, а правый бок убитой был скользким от крови. Женщина вырвалась из моей хватки и обрушилась с трехметровой высоты наземь. Молчание остальных омег в кузове было хуже, чем вскрик, вырвавшийся у Паломы.

Когда я снова села в седло, Зак оглянулся на тело женщины, распростертое в пыли у обочины.

— Думаешь, она тебе благодарна? — спросил он.

Я не смотрела на него. Липкая кровь погибшей на моих руках пачкала поводья.

— Намедни Зои толкнула зажигательную речь о строительстве иного мира. Считаешь, эта вот дама получила удовольствие от пребывания в твоем дивном новом мире? — настаивал он.

Я повернулась к нему лицом.

— Все подначиваешь меня, — бросила я. — Стараешься разозлить, заставить сомневаться в том, что я делаю.

Зак приподнял бровь.

— Все твои слова и поступки только подтверждают мою точку зрения, — сказала я.

Он ждал с нелепо задранной бровью.

— Тебе известно, как меня рассердить, — продолжала я. — Как испугать или настроить против других. — Я сделала паузу. — А все потому, что ты хорошо меня знаешь. Так же, как и я знаю тебя. Ибо мы выросли вместе. Можешь сколько угодно притворяться, будто мы с тобой являемся разными личностями из разных миров. Отчасти ты прав: мы совсем не одинаковые. Идем разными путями. Но ты меня знаешь. — Я пожала плечами. — Совсем как я знаю тебя. — Я оглянулась на тело женщины, оставшееся далеко позади. — Все это сотворил ты. Ты и Воительница. — Я указала на телеги поблизости. — Хватит говорить мне, что вот это мой выбор. Это твой выбор. Ты больше не заставишь меня испытывать чувство вины. Я твой близнец. Вместе с тобой родилась и выросла, умру с тобой заодно. Но, пока жива, не собираюсь нести ответственность за твои преступления.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Никогда бы не подумала, что можно спать прямо в седле, но во время этих дней и ночей нашего отступления в Нью-Хобарт случались моменты, когда я задремывала на ходу, и мое тело удерживали от падения только крайняя нужда да стук копыт по сторонам. Когда Криспин передавал по кругу вяленое мясо для перекуса, я чувствовала себя настолько уставшей, что даже жевать не могла. И при каждой остановке половина отведенного на отдых времени тратилась на то, чтобы убедиться, что освобожденные омеги поели или хотя бы попили.

Утром третьего дня мы устроили привал у придорожного пруда, где берега просматривались и не было места для засады. Едва мы спешились, лошади ринулись к кромке воды, отпихивая друг друга и мешая нам наполнить фляги. И это нас спасло. Спустя минуту серая кобыла рухнула на колени, затем в конвульсиях упала набок и вспенила воду дергающимися ногами. Еще у нескольких лошадей начались судороги.

Саймон заорал, и солдаты кинулись отгонять остальных от воды.

— Они отравили пруд, — сплюнула наземь Зои. — Знали, что мы поедем этой дорогой.

Восемь лошадей пало: пятеро сразу, еще трем пришлось перерезать глотки, чтобы остановить агонию. В дальнейшем мы наполняли фляги и бочонки только из проточных водоемов.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

До Нью-Хобарта оставалось полдня пути, когда на горизонте показалась темная туча пыли. На мгновение мой желудок сжался. Но страх быстро миновал — я уже знала, что это наши войска, выступившие навстречу, чтобы проводить нас домой. Я выдохнула и вновь набрала воздуха в грудь, и словно впервые вдохнула с тех пор, как мы выехали из города больше недели назад.

Отряд приблизился, во главе я увидела Джун. Солдаты, шагавшие позади нее, устало сутулились. Зои, Палома и я поспешили присоединиться к Саймону, который спросил у Джун, не пытался ли Синедрион отвоевать город.

— Они напали на нас два дня назад, — ответила она. — Но то были лишь расквартированные поблизости части; слабаки даже не прорвали внешний периметр. Пока что ни слуху ни духу от основных сил из Уиндхема.

Саймон кивнул.

Джун осматривала длинную вереницу телег, переполненных бледными мужчинами и женщинами. В баках Шестого убежища содержалось шесть тысяч человек. Четыреста не выжили после извлечения, две тысячи отправились на север в гарнизоны Инспектора. В дороге мы потеряли еще пятьдесят: убитые в стычке, плюс те, кто отказывался пить и есть, тихонько скончался в битком набитом кузове и был сброшен за борт. Тела несчастных отмечали наш путь от убежища до Нью-Хобарта, словно верстовые столбы. Мы смогли довезти живыми более трех с половиной тысяч человек.

Сброшенные по пути мертвецы освободили места в телегах, и я забралась в кузов. Не столько устав от верховой езды, сколько желая побыть с омегами на заключительном этапе, в день, когда мы доставим их домой. Зак и Палома тоже залезли в телегу следом за мной. Зак вжался всем телом в бортик, отстраняясь от окружающих людей. Криспин, Эш и Виолетта ехали рядом, а Зои встала на передок за спиной возницы.

Некоторые из бывших пленников баков вполне осмысленно смотрели на холм и город по мере приближения к воротам. Многие до сих пор были молчаливы и апатичны, но кое-кто за последние дни даже начал складывать фразы.

— Я знаю это место, — произнес один из мужчин, указывая на холм и хватая за плечо соседа. — Нью-Хобарт.

Похоже, вылетевшие слова изумили его самого так же, как и меня. Он разулыбался, и несмотря на то, что прошедшая неделя стала одной из тяжелейших в моей жизни, я ответила улыбкой.

Наш поход из убежища был отчаянным бегством — но когда мы въезжали в восточные ворота, то ощущали себя победителями, а рассвет — зарею новой жизни.

Впереди стояла Зои, держась за вожжевой столбик. Она повернулась ко мне, ухмыляясь и щурясь из-за яркого солнца. Палома, сидевшая у ног Зои, взглянула на нее и что-то произнесла — я видела движение ее губ, но не разобрала слов за громыханием колес, гиканьем ехавших рядом солдат да цоканья копыт по мостовой. Мы были дома.

Мне следовало знать, что нельзя верить радости.

Зои повернула голову к востоку, точно выискивала кого-то; затем ее тело обмякло, и она свалилась с телеги, словно повешенный, которому обрезали веревку.