Корабль в вечность

Глава 23

После окончания битвы уши заложила свинцовая тишина. Мы вместе с Заком подошли к воротам Шестого убежища. Близился рассвет, тьма стекала с неба. Мой щит потерялся, меч был запятнан кровью и грязью. Шея сбоку покрылась коркой засохшей крови, сочившейся из порезанного уха, но в целом я легко отделалась: ободранными костяшками да синяками, уже проступившими на предплечьях. Правая рука, так и не зажившая как следует после перелома в битве под Нью-Хобартом, приняла столько ударов, что вернулась старая боль.

Я оглянулась на поле брани. Победители ловили лошадей — своих и вражеских — и расчищали дорогу, чтобы телеги смогли проехать во двор. У ворот Саймон отдавал распоряжения, организовывая посты наблюдения и патрули. Многие наши солдаты ходили между мертвыми и ранеными, то и дело низко к ним нагибаясь. Искали тех, кого можно было спасти, и приканчивали безнадежных. Зои и Саймон отдали четкий приказ: пленных брать живьем. Я не обманывалась — то был отнюдь не акт милосердия. Мы нуждались в информации.

Время подгоняло — баки ждали. Ворвавшись в убежище, мы сделали лишь первый шаг, и каждый проведенный здесь нами час был часом сражения для войска Дудочника и Инспектора в Петельном каньоне. Каждый наш миг в убежище оплачивался кровью.

Я глубоко вдохнула прежде, чем войти в ворота. Метрах в двадцати впереди виднелась дверь в ближайшее здание, которую уже взломали. Зои, Эш, Виолетта и Криспин держались поблизости, пока мы с Заком и Паломой шли туда. Внутри убежища еще продолжались бои и слышались вопли наших солдат: одну за другой они очищали постройки от укрывшихся там врагов.

— Чисто, — пригласила нас в здание Зои.

После хаоса на поле боя лишенное окон помещение с баками поначалу показалось мирным. Аккуратные ряды стеклянных резервуаров, каждый из них — величиной с кухню Эльзы. Лестницы вели к металлическим переходным мосткам, которые скрещивались наверху; над ними нависали трубы и провода. Здесь было тихо и сумрачно — тьму рассеивали лишь мерцание нескольких маленьких лампочек на панелях да свет зари, просочившийся сквозь разбитую дверь.

Но здесь обитал ужас — не кровавый, как снаружи, а стерильный и блестящий. Довольно часто, глубоко погрузившись в кошмары об огне и крови, я пыталась закричать — но тщетно. Тишина баков была такой же: вопль спящего, который не может издать ни единого звука.

Их было так много. Да, я знала, что в баках находятся шесть тысяч человек. Но при произнесении это число оставалось лишь звуком, колыханием воздуха. А теперь оно предстало во плоти. Ряды с резервуарами тянулись один за другим. Каждый бак надувал бока, распухнув от сожранной человечины. И запах — ужасная сладость консервирующей жидкости на грани с гниением, словно застоялая вода в кувшине с цветами, начавшими разлагаться и пованивать. Меня одолели воспоминания: зал с резервуарами под Уиндхемом, где я обнаружила Кипа, и глубоко внутри Ковчега, где окончательно его потеряла; баки в Нью-Хобарте, из которых мы вытягивали тела утопленных детей. Я не могла пошевелиться и дышала с трудом. В каждом воспоминании я тонула, словно брошенная в бак.

Зак дернул меня за руку.

— Не знаю, сколько времени ваша армия сможет удерживать Петельный каньон, но наверняка не так долго, как ты, похоже, считаешь. Будешь бестолково стоять вот так — и нас всех убьют.

— Глаз с него не спускайте, — велела Зои мне и Виолетте, а сама приблизилась к Паломе.

Мы двинулись вдоль рядов. Глаза привыкли к полумраку, и стали видны фигуры. Каждый бак вмещал человек по сорок или даже больше. Они сгрудились за стеклом, словно убитые солдаты, громоздившиеся за воротами убежища. Все были обнажены, их плоть — той же текстуры, которую я запомнила у Кипа и других заточенных в баках: одутловатая, белая и сморщенная, точно пенка над вскипяченным молоком.

Палома сунула ладошку Зои, но даже та, видевшая подобное в Нью-Хобарте, побледнела и стиснула зубы. Рядом с нами Криспин, Виолетта и Эш выворачивали шеи, пытаясь оценить истинную высоту баков. Виолетта протянула руку, чтобы коснуться стекла, но отдернула в последний момент. Мой взгляд выхватил погруженную женщину, ее волосы плавали наподобие водорослей. Глаза ее были закрыты, и я тоже зажмурилась на миг, желая отгородиться от всего увиденного.

— Ты не вытащишь их всех живыми, — заявил Зак.

— Ты нам поможешь, — повернулась я к нему. — Расскажешь все, что знаешь.

— Да нечего там знать, — ответил он, вскинув руки. — Только теория, и та с большими пробелами.

— Почему это только теория? — спросила Зои и сильно толкнула Зака в грудь.

Я бессознательно отставила ногу назад, чтобы иметь точку опоры в случае его падения.

Он удержался на ногах и отпихнул от себя ее руку.

— Мы никогда не собирались извлекать омег из баков. С какой стати? Правда, Исповедница говорила, что теоретически это возможно. Но единственный раз, когда такое было проделано — это когда Касс вытащила близнеца Исповедницы. И для него это прошло не без травм.

Я его перебила. Не хотела слушать болтовню Зака о Кипе, тем более — о его травмах.

— Мы их вытащим, — сказала я. — С твоей помощью или без. Но если ты подскажешь что-то полезное, меньше людей умрет. И учти их близнецов. Вместе с шестью тысячами омег лишатся жизни шесть тысяч альф.

Зак оценивающе поглядел на меня, потом наверх, на панель с мигающими огоньками, и сел на ближайшую лесенку.

— Сколько у нас времени?

— Ответ тебе известен, — сказала я. — Немного.

Он пожал плечами.

— Могу выровнять давление и поднять температуру. Возможно, это облегчит переход в новую среду при извлечении.

Я кивнула.

Зои подошла к нему вплотную. У нее в руке был один из метательных ножей, и она поднесла его к щеке Зака. Лезвие едва коснулось кожи и медленно двинулось вниз по лицу, почти нежно, словно лаская. Зак замер в неподвижности. Я наблюдала за тем, как клинок скользнул вдоль линии скулы, прошелся по щетине на подбородке. Дыхание Зака было громким, губы плотно сжаты. Наконец острие застыло под челюстью. Зои держала нож очень ровно, под идеальным углом для удара внутрь и вверх. Я видела тело Салли с раной именно в этом месте. Она отлично обучила Зои.

— Если ты хоть как-то попытаешься нам помешать или причинить этим беднягам еще больше вреда… Если даже чихнешь без моего разрешения, я тебя на куски порежу. — Клинок снова шевельнулся, погладил Зака по щеке и замер под его правым глазом. Зои отняла нож от кожи и поднесла на сантиметр к зрачку. Зак пытался не жмуриться, прямо глядя на острие, но его веко дергалось, инстинктивно стремясь закрыться. — Я начну с глаз, — продолжила Зои, — как следует обработаю и оставлю тебя тут. Пусть Воительница тоже потешится, когда нагрянет. И мне плевать, как это скажется на Касс.

Без сомненья, Зои говорила правду.

Я потянулась к уху Зака и прошептала:

— Если что-нибудь выкинешь, я тебя сама зарежу.

Зои убрала нож от его лица, и Зак испустил долгий выдох.

— Начинай, — велела ему Зои, вздернув за шиворот. — Делай все, что нужно, чтобы безопасно их извлечь. Шевелись.

— Нельзя торопиться, — ответил Зак, стряхивая с себя ее руку. — И так риск очень велик. — Встав одной ногой на ступеньку, он повернулся к Зои. — Понадобится не меньше десяти минут, чтобы выровнять давление. Пусть ваши люди подготовятся к тому, чтобы быстро осушить баки, как только я прикажу.

Зои явно возмутилась, услышав о «приказах» от Зака, но обернулась к Криспину, ожидавшему у двери, и кивнула.

Я последовала за братом по короткой лестнице, за мной, вплотную — Зои и Палома. Зои держала нож даже во время подъема и глаз с Зака не сводила, пока тот устраивался у центральной панели с множеством кнопок и ручек настройки. Света было достаточно, и я прочла некоторые надписи: «H2S», «УСТАНОВКА УРОВНЕЙ O2», «НАЧАТЬ ИСКУССТВЕННУЮ ГИПОКСИЮ». Эти слова ничего для меня не значили. Как и в Ковчеге, буквы казались мне элементами бессмысленного узора, выгравированного на металле.

Но Зак понимал те надписи достаточно хорошо. Он уверенно поворачивал ручки, нажимал кнопки и заглядывал в маленькие прозрачными окошки, за которыми вспыхивали и мерцали разноцветные огоньки.

Снаружи раздались крики. С полсотни солдат вбежали в зал и по приказу Криспина заняли позиции перед всеми баками. Я видела, как замедлялись их шаги, как их передергивало от увиденного — некоторые вообще застывали, и шедшим следом пришлось их подтолкнуть. Перед битвой Зои предупредила, что в убежище нас ожидает настоящий ужас, но никакие слова не могли подготовить к подобному. Все, о чем твердило табу, страшное зло, исходящее от машин, явило себя в этом темном помещении. Солдаты глазели на провода, трубы, резервуары, некоторые инстинктивно обнажили мечи, будто машины могли ожить и напасть.

Зак не обращал на них внимания, даже когда затопали мимо нас по мосткам, чтобы получить доступ к бакам с верхнего уровня. Солдаты шли, сутулясь и вздрагивая, избегая свисающих проводов.

Я попыталась сосредоточиться на затопленных людях, чтобы уловить, действуют ли старания Зака, и готовясь в случае перемен к худшему поднять тревогу. В резервуаре, расположенном прямо подо мной, поверху плавал парень, словно подвешенный в жидкости: голова откинута назад, руки широко разведены, длинные светлые волосы собрались у поверхности. Насколько я могла рассмотреть сквозь толстую стеклянную крышку и слой жидкости, он был младше меня.

Текли минуты, Зак все так же трудился над панелью управления. Я гадала, не показалось ли мне, что лицо парня немного порозовело, и тут его правая рука без кисти чуть дернулась.

— Ладно, — сказал Зак. Он положил обе ладони на панель и выдохнул, подняв взгляд. — Давай.

Солдаты на мостках открыли крышки; их лица перекосило от выплеснувшейся волны запаха. Одновременно солдаты внизу нажали на рычаги, указанные Криспином. По всему помещению пронесся скрежещущий звук, жидкость стала вытекать, заставляя двигаться тела в баках. Уровень жидкости понижался, тела наваливались друг на друга, и солдатам пришлось быстро спуститься внутрь баков, чтобы предотвратить давку на самом дне.

Я видела, как достали из бака парня-блондина. Он уже шевелился. Его уложили на спину на мостик, вынув трубку изо рта. Его длинные волосы свесились сквозь металлическую решетку. За время заточения плоть стала такой же светлой, как у Паломы, и настолько мягкой, что, когда парень поднял руку к лицу, ребра решетки уже глубоко отпечатались на ней и почти порвали кожу.

Он закашлялся, его живот втягивало под ребра при каждом спазме. Я положила ладонь ему под голову, чтобы не билась о мостик во время приступа. Теперь его глаза были открыты, и он произнес единственное слово:

— Кто?

Он обращался к потолку, и было непонятно, что он имел в виду: «Кто я такой? Кто вы такие? Кто сделал это со мной?». Возможно, это был не вопрос, а всего лишь случайный звук, вырвавшийся из глотки вместе с консервирующей жидкостью и слизью.

Солдаты дружно поторапливались. Некоторые с мостков тащили людей из баков; другие спускали вытащенных по лестницам вниз и закутывали в одеяла, взятые из телег. Только Зак не двигался: он стоял у панели управления и глазел на дело рук своих. Глазел на людей, влажных, как свежепойманная рыба, извлеченных из баков и сложенных прямо на пол, где они извивались, или стонали, или садились и слепо пялились на окружающий мир.

Им было очень худо. И можно было только догадываться, станет ли когда-нибудь лучше. Но они вырвались, и бесчеловечный ужас баков, тяжесть подводной тишины перестали на них давить. Блондин рядом со мной уже довольно осмысленно озирался по сторонам: сначала его взгляд сосредоточился на потолке, затем — на двери с подсветкой и наконец — на собственной руке, поднятой к лицу. Он поворачивал кисть туда-сюда, снова и снова двигал пальцами, исследуя подробнейшим образом. Родное тело стало незнакомым — чем-то, что следовало изучить, чтобы принять как свое.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Тяжелая работа продолжалась почти весь день, никому даже в голову не пришло сделать передышку. В комплексе сооружений Шестого убежища было двенадцать залов с баками, в каждом зале — сотни людей. Всякий раз Зак работал с панелью управления и отдавал приказы. Мы с Зои следили за ним, и нож она держала наготове. Освоив процесс, солдаты поначалу ускорились, уверенно двигаясь среди машин. Но позже — замедлились, поскольку сильно устали.

Вытащить всех живыми не удалось. Некоторые так и не задышали; другие вдохнули лишь по несколько раз. Одного мужчину конвульсии охватили раньше, чем солдаты подняли его из бака, и он бился о стеклянные стены. Но большинство смогли и дышать, и даже немного говорить. Многие плакали. Меня волновали те, кто не проявлял эмоций: люди, которые тихо сидели или лежали на полу с приоткрытыми ртами и остекленевшими взглядами.

Наконец осталось необследованным только одно помещение — небольшая пристройка справа от обширного зала с баками.

Криспин вошел туда первым. Прежде чем я двинулась следом, Зак схватил меня.

— Не ходи туда, — попросил он с вернувшейся настойчивостью.

Я взглянула на его руку, вцепившуюся в мое предплечье. Цепь провисла между его скованных запястий.

— Не смей указывать, что мне делать, — вырвалась я из хватки Зака.

— Мы держали здесь кое-какие ранние эксперименты, — он понизил голос, — первых омег, попавших в баки. Ты ничем им не поможешь.

Я помедлила у двери.

— Этих извлечь не получится, — убеждал он. — Там их всего-то штук сорок или около того. Смысла нет даже пытаться. Уверяю тебя. Напрасная потеря времени.

Я отчеканила каждое слово медленно и веско:

— Что ты с ними сделал?

Зак зачастил:

— В самом начале, пытаясь повторить найденное в Ковчеге, мы столкнулись с множеством трудностей. Не хватало необходимых материалов, и было неясно, чем их можно заменить... До того, как мы сумели изготовить пищеводные трубки с клапанами, приходилось… — он запнулся. — Понимаешь, следовало принять меры, чтобы омеги не умирали при погружении.

— Хватит прятаться за обтекаемыми словечками, — выплюнула я. — Скажи наконец, что ты сделал.

— Касс, — позвал изнутри Криспин. — Тебе стоит на это посмотреть.

Криспин был среди тех, кто вытаскивать из баков утонувших детей, но даже тогда его голос не дрожал, как сейчас.

Я протиснулась мимо Зака и вошла в комнатку.

Там стояли индивидуальные баки — даже меньше тех, что находились в Нью-Хобарте.

Внутри было так мало света, что сначала не удавалось рассмотреть детали. Потом мои глаза привыкли к темноте. В ближайшем к двери баке плавала женщина, ее рыжие волосы шевелились сверху. Я шагнула ближе, вглядываясь в ее лицо.

Мне довелось увидеть много человеческих лиц, далеких от идеала. Нина с одним глазом; Криспин с грубыми чертами; Палома с мраморно-белой кожей; Ева со вторым ртом сзади на шее. Много заклейменных, покрытых шрамами, изможденных от голода лиц. Но подобного я не видела никогда: герметичная сборка плоти вокруг трубки вместо рта и ноздри, зашитые так крепко, что все лицо собралось в складки.

— Нам пришлось, — сказал стоявший позади Зак. Он с отвращением взирал на женщину в баке. — Иначе они бы сразу захлебнулись. Это была идея Воительницы. Мы просто наглухо зашили рот и ноздри.

Кулаки Криспина крепко сжались, в правом блеснул нож.

— Это не так болезненно, как выглядит, — продолжал Зак. — Мы ведь думали об их альфах.

Криспин сглотнул и шагнул к Заку.

Я оказалась быстрее.

Зак явно обрадовался, когда я встала между ним и Криспином.

Затем я согнула руку в локте, отвела ее назад и изо всех сил влепила кулаком ему в брюхо. Мы оба одновременно согнулись пополам с одинаковым звуком: утробным болезненным хрюканьем. А потом застыли, почти касаясь друг друга головами. Я ждала, пока легкие не начнут снова принимать воздух, а боль в животе не утихнет.

— Знай, — прошептала я, как только смогла выдыхать. Мы все еще были скрючены и клонились друг к другу, голова к голове. — Ты — единственный монстр в этой комнате.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Зак оказался прав: эти заключенные при освобождении не выжили. Скорее всего, во время первых пробных попыток погружения в баки им изувечили не только лица. Когда наши бледные молчаливые солдаты осушили баки, их обитатели так и не пришли в себя. Лишь один мужчина протянул руку и выдрал трубку из зашитого рта, оставив узкую дыру, которая трепетала от каждого вдоха и влажно мурлыкала. Но вдохов случилось только пять или шесть — все слабее и слабее.

Мы с Паломой посидели с ними до конца. Я обрадовалась тому, что она была рядом в те несколько минут в полутемной комнате, пока жизнь вытекала из пленников, точно вода из треснувшего сосуда. Палома не имела отношения к этому ужасу, однако разделила его со мной, преклонив колени, держа несчастных за руки и глядя, как они умирают. Она прижала ладонь ко лбу какого-то юноши: ее кожа была такая же белая, как и шрамы на его изуродованном лице. Я взяла руку рыжеволосой женщины и держала в своих. Я не притворялась перед собой, будто она знает о моем присутствии, будто мое прикосновение облегчает ей уход. Но в такие моменты кожа льнет к коже.

Я взглянула на Палому, на опустевшие резервуары за ее спиной. Вспомнила о баках, которые мы с Дудочником обнаружили в Ковчеге — там «члены Временного правительства» погребли сами себя до лучших времен. Так много изменилось с эпохи, когда те люди стали свидетелями взрыва, и так мало.

— Мутация, в которой мы действительно нуждались после взрыва, — сказала я Паломе, — она ведь так и не произошла, верно? Наши тела изменились, но человеческая способность к жестокости осталась прежней. — Я посмотрела вниз, на лицо мертвой женщины, изувеченное моим близнецом. — Погляди, что мы опять натворили.