Корабль в вечность

Глава 25

Палома закричала, уже перелезая через борт телеги. Колеса еще катились, когда я выпрыгнула сзади и, оттолкнув с дороги Виолетту и Эша, побежала к месту, где лицом вниз лежала Зои. Я обвела взглядом ближайшие здания, ища лучника и стараясь понять, не угодили ли мы в ловушку. Но вокруг ничего подозрительного не было, и, когда я ухватила Зои за плечо и повернула на спину, на теле не обнаружилось ни следа крови. Только шрамы да синяки от битвы, уже пожелтевшие по краям.

И тогда стало ясно: мы бессильны. Криспин тоже нагнулся к Зои, но, увидев ее невредимой, выпрямился, выругался и повернулся назад, к воротам и последним телегам, к проделанному нами пути. Зак выглядывал из уже остановившейся телеги, внимательно наблюдая и взвешивая ситуацию.

Только Палома до сих пор не поняла, что случилось.

— Что с ней не так? — завопила она, рванув рубашку Зои, как будто под ней могли скрываться пропущенные нами бескровные раны. — Сделайте же что-нибудь! — Она кричала так близко, что я чувствовала щекой ее дыхание. — Хоть что-нибудь!

Но тут ничего не сделаешь. Прижав палец к шее Зои, я с трудом нащупала слабый пульс.

— Это не с ней, — пояснила я Паломе. — С Дудочником.

Никогда еще этот грязный трюк былого, этот узел, завязанный взрывом между близнецами, не казался таким жестоким. Зои, серая, словно дорожная пыль, и Дудочник далеко-далеко отсюда. Ее тело отразило его умирание.

Высокая и мускулистая Зои оказалась настолько тяжелой, что потребовалось три человека, чтобы погрузить ее в последнюю проехавшую через ворота телегу. Опуская на доски голову и плечи Зои, я представляла тело Дудочника, изувеченное где-то посреди битвы. Пока еще жизнь не покинула его — но, судя по слабому дыханию Зои, еле теплилась.

Люди собрались на городских улицах, чтобы встретить нас. Не знаю, чего они ожидали после известия о нашем приближении. Во всяком случае, восторженными криками нас не приветствовали. Уличная толпа хранила молчание и не двигалась, только стоящие в задних рядах толкались и вытягивали шеи, чтобы лучше видеть нашу колонну: раненых солдат и набитых в телеги истощенных оцепеневших омег, которым было наплевать на зевак. А в кузове последней телеги — лежащую Зои, возле которой мы с Паломой копались в походных мешках, ища для нее одеяло.

Кажется, прошло немало времени, пока мы добрались до конторы мытарей мимо цепочки любопытствующих. Солдаты ожидали у дверей, готовясь помочь беглецам сойти с телег и сопроводить их к приготовленным лежакам. Две большие комнаты в задней части здания отвели под временные спальни. Там мы и уложили Зои вместе с остальными. Выглядела она хуже всех. Ее кожа стала серой, холодной и влажной. Люди по соседству вели себя тихо, но оставались в сознании, а Зои безвольно обмякла с открытым ртом.

Там, в полутемной комнате, нас нашла Эльза. Она торопливо перешагивала через помещенных на полу омег, не щадя своих скрюченных ног.

— Где Дудочник? — спросила Эльза, едва оценив состояние Зои.

Я покачала головой.

— Дудочник с Инспектором еще удерживали Петельный каньон, когда мы покинули Шестое убежище. И только по этой причине нам удалось уйти спокойно. Обратная дорога займет дней пять, после того как они отступят…

Мой голос сломался. Я не добавила ни одного «если». «Если» было чересчур много. Если Дудочник проживет так долго. Если его не бросят умирать на поле брани. Если кто-нибудь дотащит его до укрытия. Если наши сумеют сбежать из каньона и проделать весь путь до Нью-Хобарта. С учетом бесконечных «если» каждый вздох Зои казался чудом.

Озвучив свой план с отвлекающим маневром, я не сомневалась, что Дудочник решит возглавить атаку в каньоне. И так же не сомневалась, что придется заплатить определенную цену за жизни освобожденных из баков омег. Мое теперешнее смятение по поводу вероятной гибели Дудочника и Зои выглядело эгоистичным. Предложила бы я тот план, точно зная о цене, точно зная, что их потеряю? Вопрос, на который я не могла ответить даже самой себе. А ведь окончательный выбор был не моим — Дудочник сделал его самостоятельно, как и его сестра.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Тем же вечером мы перевезли Зои обратно в приют. И еще сорок человек разместили в спальне для сирот. Все кровати оказались заняты, некоторым спасенным пришлось довольствоваться постелью на полу.

Наши с Заком кровати перетащили в столовую. Я предлагала переселить нас в старую комнату Салли и Ксандера, но Саймон настоял на помещении с окнами во двор, а не на улицу. Признаться, я обрадовалась, что не буду спать там, где умерла Салли. В углу столовой, над кроватью Зака Саймон лично закрепил стальное кольцо — для цепей.

Приют снова был полон людей, как в тот день, когда я впервые туда пришла. Только вместо шумных детей здесь находились спасенные омеги, принесшие с собой тишину баков. Они блуждали по дому в мешковатой нескладной одежде, пожертвованной горожанами или сшитой Эльзой из простынь да одеял. Многие проводили дни во дворике, и хотя их кожа легко обгорала, было до слез понятно желание людей окунуться в солнечный свет после долгого заточения во мраке.

Рону тоже перевели в дом Эльзы. Утром я увидела, как она сидит во дворике и чертит палочкой в пыли. Я подкралась ближе, чтобы рассмотреть подробности ее рисунка. Обыкновенные детские каракули: дом, потом несколько букв — начало слова, которое Рона так и не дописала, — дальше гора, а за нею еще один дом. Закончив очередную картинку, Рона поворачивала палочку плашмя и проводила ею по пыли, стирая предыдущее изображение, чтобы начать новое. Когда через несколько часов я возвращалась через дворик, солнце клонилось к западу и тени ползли к крыше, но Рона все так же сидела на том же месте и чертила по земле.

Палома передвигалась по дому, словно зловещий призрак. Разговаривала она, только чтобы попросить нужные для Зои вещи: свежую простыню; какую-нибудь вещицу, которую можно прикрепить к окну и отогнать мух. Когда ей приносили еду, Палома съедала свою порцию с видимой неохотой, лишь уступая привычке.

Не в силах ничего изменить, мы все просто ждали: дежурили у постели Зои и ждали вестей от Дудочника. Хорошие вести придут с восточной дороги. А плохие подскажет состояние Зои — она перестанет дышать.

Донесения разведчиков из Уиндхема сильно устарели к моменту доставки. Сражение в каньоне было свирепым. Наши диверсанты полностью уничтожили мосты, и солдаты Воительницы быстро осознали, что заперты в ловушке. Однако на их стороне были защитные рубежи Петельного каньона и численное преимущество. Враги безостановочно и мощно напирали на наш отряд, перекрывший каньон. На второй день солдаты Синедриона принялись форсировать реку на наспех собранных суденышках. Наши лучники, расположившиеся на северном берегу, отбросили часть из них назад, отдав ненасытной реке ее долю. Лошадей переправляли на плотах, из которых по меньшей мере один испуганные животные проломили, утопив всех сопровождающих. Но в конце концов враги сумели перебраться на северный берег — в достаточном количестве, чтобы обратить в бегство наших лучников и охранять отбитую переправу. Часть из них доскакала до Шестого убежища и обнаружила, что там пусто — к тому времени мы уже сбежали. И тогда враги выследили и атаковали тех, кто отправился на север. С тяжелыми потерями, как сообщила юная разведчица Саймону.

Я грохнула ладонью по столу.

— Не ходи вокруг да около, — велела я. — Что означает «тяжелые потери»? Сколько?

Она покусала нижнюю губу и глубоко вдохнула.

— Люди, совершавшие переход до Норт-Хэйвена, добрались туда невредимыми. Солдаты Синедриона догнали второй отряд, направлявшийся в Итон-Вэлли. Они убили примерно половину освобожденных. Около пяти сотен. И еще с полсотни наших солдат.

Лучше бы я не спрашивала. Саймон выругался, сжав все три кулака.

Я поглядела мимо него во двор. Там была Рона, с ней еще несколько омег, которые, зажмурившись обратили лица к солнцу. А Рона все так же рисовала на земле палочкой. Я подумала, что во всех моих планах и расчетах смысла ничуть не больше, чем в ее каракулях. Как сопоставить ценность этих спасенных жизней — и жизней потерянных?

Я снова повернулась к разведчице.

— Это все? — спросил у нее Саймон.

Она кивнула.

— Последнее, что я видела — как наших в каньоне обходили с флангов, Синедрион взял их в клещи.

Саймон жестом отпустил девушку и глубоко вдохнул после ее ухода.

— Они держали каньон, Касс, — промолвил он. — Дольше, чем мы могли надеяться.

— Не говори так, — сказала я.

— Как?

— Как будто ты уже сдался. Как будто все кончено.

Он выдохнул.

— Ты видела Зои. Слышала разведчицу. Нам нужно продумать, куда отныне двигаться. Попытаться обеспечить верность остатков войска Инспектора, чтобы удерживать Нью-Хобарт без него. Сосредоточиться на том, чтобы доставить Палому на корабль и отправить в Далекий край.

Огонь вспыхнул в моем сознании при упоминании Далекого края, и я пошатнулась, вставая.

— Ничего не кончено, — сказала я сквозь пламя. — Я знаю Зои. Знаю Дудочника. Ничего не кончено.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

В эти пять ночей я боялась спать, боялась сидеть без дела. Когда пропал Ксандер, я узнала о его смерти, увидев его во сне. И не хотела, чтобы так же случилось с Дудочником. Если они с Зои погибнут, я не хочу этого предвидеть. Днем и ночью я работала. Помогала Эльзе: шила одежду для освобожденных омег; готовила и скребла горшки, пока кожа на руках не потрескалась и не закровоточила. Видения все равно накатывали даже во время бодрствовании, но ничего нового не говорили: только что мир сгорит. Иногда после кошмарных картин мне требовалось несколько минут, чтобы вновь обрести дар речи, а язык еще долго заплетался. Слова сгорали дотла.

Многие из бывших узников баков все еще залечивали разные болячки: язвы на истончившейся коже, возникшие из-за долгого путешествия на грубо сколоченных телегах, порезы и раны после атак на нашу колонну. Мы перевязывали их, поили маковой микстурой и настоем белены от боли, а на ночь — каплями валерианы для крепкого сна. Пытались их накормить. Возможно, следовало считать удачей, что спасенные ели совсем мало, — даже после захвата перевала Луддитов еды у нас не хватало, — но видя выпиравшие ключицы Роны, я подолгу уговаривала ее выпить побольше питательного бульона.

Теперь казалось бесспорным, что Кип быстро восстановил силы благодаря здоровому телу альфы. У омег выздоровление протекало гораздо медленнее и не так уверенно. Пребывание в баке повлияло и на разум Кипа. Прошлое для него было утеряно — стерто, как струя за кормой лодки. Ему пришлось собирать себя заново, не имея ни малейшего представления о том, кто он такой или чем раньше занимался.

Сейчас сотни людей, которых мы извлекли из баков, должны были сделать то же самое: собрать все кусочки своих личностей, поднятые со дна, и попробовать склеить их в новую жизнь.

Многие из спасенных засыпали с трудом. Ночами, лежа с Заком в столовой, я слышала их шаги по дому. Они существовали вне времени. Пробудились от прошлого, которого не помнили, к настоящему, которое не могли удержать. Вероятно, поэтому я чувствовала близость с ними — мое собственное восприятие времени было столь же нечетким, я тоже потеряла якорь и дрейфовала по течению среди череды дней.

Палома игнорировала этих омег и их блуждания, игнорировала наши уговоры отдохнуть или поесть. Она отказывалась уходить от постели Зои. Когда на второй день я вошла в их комнату, она даже не взглянула на меня.

— Ей хуже, — коротко сказала Палома, прижимая одной рукой тряпицу к голове Зои.

И правда, кожа Зои стала сухой и бледной, губы потрескались. Порой ее веки приоткрывались, но зрачки закатывались под лоб, так что виднелись лишь белки. Я вслушалась в дыхание Зои. После каждого вдоха наступала пауза, такая долгая, что выдох случался неожиданно. Палома тоже настороженно ловила вдохи-выдохи.

— Это первый раз, когда я понимаю твоего брата, — сказала Палома. Поймав мой взгляд, она продолжила, да так быстро, что слова наскакивали друг на друга. — Не то чтобы я считала баки чем-то правильным. Знаю, это плохо. Знала даже до того, как увидела Шестое убежище. Но сейчас… — Она смолкла и снова опустила взгляд на Зои. — Сейчас я отчасти понимаю, что побудило его возродить резервуары. И почему некоторые из альф с ним согласились.

Я вспомнила, как в детстве мы с Заком смотрели на умирающего отца — его медленно убивала болезнь сестры. Страх и злость, искажавшие тогда черты Зака, теперь я видела на лице Паломы.

И вдруг пришло видение. Нет, слово неподходящее, не «видение» — передо мной были лишь тьма да слабые проблески света. Но я слышала дыхание Дудочника и ощущала шаги лошади, встряхивающие его изломанное тело.

— Они едут, — сказала я.

Саймон повел навстречу отряд. Я умоляла взять и меня, но он был непоколебим.

— Опасности кругом хватает и без того, чтобы нарочно искать ее на свою голову. Если наши возвращаются, армия Воительницы далеко не отстанет.

Саймон позволил мне лишь выехать к воротам в сопровождении Виолетты.

— Это их дозорные? — спросила она у меня, глядя на группу грязных солдат, тащившихся по восточной дороге к Саймону и его всадникам.

Я покачала головой.

— Это все, кто остался.

Из четырех сотен, вошедших в каньон, всего шесть десятков человек смогли приковылять в Нью-Хобарт.

Большинство солдат шли пешком; лишь единицы ехали верхами. Для перевозки тяжелораненых между лошадьми привязали носилки. Когда они приблизились, я увидела, что никто не уберегся от ран. У того же Инспектора левая рука покоилась в лангете, а от глаза до челюсти шел рубец, из-за которого рот сбоку приподнялся. Выступая против уничтожения близнецовости, он восхвалял в альфах «физическое совершенство», но я не злорадствовала, видя его изуродованное лицо.

Инспектор шел пешком — отдал свою лошадь одному из тяжелораненых. В ответ на мое приветствие у ворот, не стал утруждать себя пустой болтовней.

— Они следуют за нами. Напали на Пепельном перевале и еще раз — на западном краю болот. Побывали в Шестом убежище. Уже ответили репрессиями в Шют-Гэлли. Проводят облавы и сжигают целые поселения. По слухам, омег массово сгоняют в Третье убежище.

— Этому нет конца, как видно, — сказала я.

— Начать войну легче, чем закончить, — ответил он. — Мы сделали выбор. Не в момент атаки на Шестое убежище, а задолго до того, как освободили Нью-Хобарт. Воительница всегда намеревалась нанести ответный удар. — Его слова звучали жестко, но плечи поникли, и выглядел он измотанным. — Скольких вы вытащили живьем?

— Больше пяти тысяч в общей сложности, — ответила я.

Кажется, он улыбнулся — с его новым перекошенным лицом было не понять.

— Мы можем сдержать Синедрион? — спросила я.

Инспектор оглянулся на свою истощенную армию, на ряды хромых и окровавленных солдат, тянувшихся гуськом через ворота.

— Пока что.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Они доставили Дудочника к Эльзе — четверо солдат с носилками, которые шли так медленно и торжественно, будто несли его к могиле.

Будь у меня вопросы о битве в каньоне, его тело дало бы все ответы. На руке и кисти виднелись полузажившие порезы и отметины первой схватки. Синяки уже постарели и переливались пурпурным и желтым. Самая свежая рана — самая тяжкая, родом из того дня, когда их разгромили. Это был удар в висок: не лезвием меча, а рукоятью. Тупой удар раздавил часть головы в кашу.

Эльза попыталась зашить страшную рану, но разве зашьешь месиво из сгустков крови и размолотой плоти. Местами обнажился череп. Его нетронутая белизна смотрелась до странности чисто среди ошметков окровавленной кожи.

— Полагаю, череп проломлен, — сообщила Эльза, когда я нагнулась, чтобы осмотреть рану. — Но иногда так даже лучше. Если череп не разбит, опухоли некуда деться… — Она запнулась, а я подумала об изувеченном мозге Дудочника.

Засохшая черными чешуйками струйка крови тянулась из угла его рта к подбородку. Я все смыла, прижимая влажную тряпицу к кровяной корке, чтобы размягчить.

До тех пор пока не взглянула вниз, я и не осознавала, что положила руку ему на грудь — стремясь ощутить, как та медленно поднимается и опускается. Зои на соседней кровати дышала в унисон.

Только на второй день я узнала, каким чудом Дудочник спасся. Эльза послала меня в гостиную за маслом чайного дерева для его головы. Ставни на окнах не закрыли, между мной и улицей — только решетки. Виолетта стояла на посту снаружи, у парадной двери, и разговаривала с солдатом-альфой, побывавшим в каньоне.

— Не знаешь, как там у него дела? — спросил мужчина.

— Плохо выглядит, — заметила Виолетта.

— Видела бы ты, как он выглядел, когда командир его вытаскивал. Мертвее мертвого. Я не мог сообразить, с какой стати командиру понадобилось тащить труп обратно в строй.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Тем вечером, когда Инспектор пришел к Эльзе, я была на кухне и отмывала кровь с рубашки Дудочника. Весь день я отмачивала ее в холодной воде — как оказалось, это лучший способ убрать красные пятна. За последние месяцы я много узнала о крови.

Не вынимая рук из раковины, я посмотрела через плечо на Инспектора, наливавшего в кружку воды. И попыталась вообразить его несущим безжизненное тело Дудочника. Тот был выше и плотнее Инспектора. Нелегко ему пришлось, тем более посреди битвы.

— Слышала, именно ты вынес Дудочника с поля боя, — сказала я.

Инспектор продолжал лить воду из кувшина.

— Не важно, кто его вынес, — ответил он.

Несколько мгновений не было слышно ничего, кроме стука кувшина, поставленного обратно на стол.

— Спасибо, — выпалила я.

Он неловко дернул плечом.

— Дудочник нам нужен. Особенно после того случая с Салли. — Усевшись, Инспектор отхлебнул большой глоток из кружки. — Нам необходим лидер, который способен объединить омег. — Еще глоток. — Кроме того, он прикрывал мою спину, когда мы теснили солдат Синедриона в узком месте каньона. Пару раз спас мне жизнь.

И месяца не прошло с тех пор, как в этой же кухне мы с Дудочником свежевали крыс и вместе смеялись над вещами, о которых барды никогда не споют, если возьмутся слагать баллады о нашей борьбе. Теперь мне стало интересно — какие же истории будем рассказывать мы с Инспектором, если проживем достаточно долго, чтобы оглянуться на все это. Наверное, о многом предпочтем умолчать. О тех, кто погиб из-за наших приказов и принятых решений. О трупах в Петельном каньоне... и в Шестом убежище.

Я терла и терла рубашку. Пятно исчезло, за исключением краев. Стойкий бурый контур напоминал остров, нарисованный на карте.

Я повесила рубашку перед огнем. Мы с Инспектором пересекли двор и вошли в маленькую комнату, где бок о бок лежали Зои и Дудочник. Палома не подала вида, что заметила наше присутствие. Она сидела у кровати Зои; кресло подвинуто достаточно близко, чтобы можно было положить руку и голову на матрас рядом с больной. Окно открыто, но здесь царила атмосфера нездоровья — слишком много вздохов и недостаточно воздуха.

Из губ Дудочника вырывались булькающе-сопящие звуки, страшно громкие в тесной комнатке. Неожиданно его дыхание стало тихим, и это напугало меня еще больше: то и дело я прижималась ухом к его лицу, чтобы уловить, дышит ли он вообще. Неподвижный, со скульптурной мускулатурой Дудочник выглядел, как статуя. Его темная кожа посерела, а губы по краям стали синими. Я взяла его за руку — пальцы Дудочника были ледяными и жесткими.

— Одеяла еще есть? — спросила я у Паломы.

— Он оставил половину своей крови в каньоне, — сказал Инспектор. — Одеяла этого не исправят.

Я ничего не ответила и подтянула одеяло к подбородку Дудочника, позволив руке там задержаться.

— Тебе нужно отдохнуть, — посоветовала я Паломе. — И что-нибудь съесть.

Они не обратила на меня внимания. Ее белые волосы заметно потемнели от грязи. Космы свисали ей на лицо, пока Палома смотрела на Зои. Инспектор собрался уходить, но она даже не взглянула в его сторону.

— С тобой все хорошо? — спросила я у Паломы, когда его шаги удалились.

Глупый вопрос, и она не потрудилась ответить.

Я попыталась снова.

— Тебе нужно ехать на побережье, — сказала я. — Корабль уже ждет. Через несколько недель ветер переменится, и ты сможешь отплыть.

Вестовые Инспектора с запада доложили, что «Розалинда» полностью отремонтирована и готова к плаванию, как и два корабля сопровождения из собственной береговой охраны Инспектора. А еще разведка отметила усилившуюся активность флота Воительницы: патрули черных кораблей рыскали вдоль берега, а верфь Синедриона в Уитклиффе день и ночь гудела от непрерывной стройки. К концу весны южные ветры, которые понесут Палому и наше посольство на север к Далекому краю, точно так же понесут и корабли Синедриона, вынюхивающие след. Это в том случае, если собственный флот Далекого края не явится сюда первым и не угодит в руки Синедриона.

— Я не брошу ее в таком состоянии, — сказала Палома.

— Армия Воительницы приближается. Здесь ты не в безопасности.

— Я нигде не в безопасности, — ответила она. И взглянула на меня. — Ты единственная мне об этом сказала. Я думала, что верю твоим словам о Синедрионе, но не представляла, что за ними стоит. Лишь теперь, увидев Шестое убежище, я узнала правду. Эти нелюди собираются разбомбить мой дом. Даже если я доберусь до Независимых островов и предупрежу своих, что это изменит? Нельзя убежать от бомбы. Нельзя эвакуировать миллион человек. — Она прикрыла на миг глаза. — Так или иначе, нет никакой разницы. Я отсюда не уеду. — Ее рука легла на руку Зои. — Признаться, понятия не имела, чего ожидать, когда соглашалась стать послом.

К моему удивлению, Палома слегка улыбнулась. Эти дни не баловали поводами для улыбок.

— Из всего, что со мной произошло… — сказала она, глядя на Зои. — Встреча с «Розалиндой». Спасение от бурь. Открытие другой страны, где еще есть близнецы… Так вот, из всех чудес, выпавших на мою долю, Зои — самое невероятное.

* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Зак изо всех сил избегал освобожденных омег. Если один из них проходил мимо в коридоре, когда Зака вели на кухню, он вздрагивал и вжимался спиной в стену. Все чаще и чаще Зак оставался в комнате и сидел на кровати, отказываясь выйти во дворик или в кухню на обед. Я не жаловалась — без него нам с Эльзой проще было сидеть за столом.

Однажды утром я обнаружила Зака у окна спальни, пялящимся на Рону. Она сидела на земле во дворике и сосредоточенно ела апельсин с дерева Эльзы. Найденные косточки она раскладывала на камушках перед собой аккуратными рядами. Я уже видела Рону за подобными занятиями: она ровняла каждую вилку на столе, а золу из кухонного очага сгребала в прямые линии. Я понимала, или думала, что понимаю, ее стремление навести какое-то подобие порядка в бессмысленном для нее мире.

— Не слишком-то полезны вам, а? — сказал Зак. — Не представляю, как они смогут пополнить ряды вашей армии.

— Дело не в пользе, а в возвращенных к жизни людях, — ответила я. — Хотя тебе не понять. С пониманием у тебя всегда были проблемы.

— Оглянись, — посоветовал он. — Ты угробила половину своей армии, чтобы выудить из баков толпу недоумков. Воительница вот-вот сомкнет кольцо. Я бы сказал, проблемы не только у меня.

Он снова повернулся к окну. Под рубашкой отчетливо выступили лопатки. Зак всегда был худым, но сейчас черты его лица особенно заострились. Он принялся барабанить пальцами по челюсти. Ногти больших пальцев были выщерблены и почернели. Он боялся — я знала это, потому что распознала в нем свой собственный страх. Каждый день разведчики приносили вести о новых отрядах Воительницы, скапливавшихся в округе.

— Чего она от тебя хочет?

Я много раз задавала этот вопрос с момента, когда Воительница пришла и потребовала его выдачи. Зак никогда не отвечал — ни мне, ни Инспектору и Дудочнику во время допросов. Сейчас я сомневалась, действительно ли он под пыткой был таким отчаявшимся и сломленным, каким тогда казался. Он выдал лишь сведения о Блэквуде, которые не принесли пользы и стоили жизни Таше.

Но по мере того как армия Воительницы смыкала кольцо вокруг города, неподдельное беспокойство Зака росло с каждым днем. И в эту минуту он впервые не проигнорировал вопрос о Воительнице.

— Раньше она считала, что я лишний, — сказал он, по-прежнему стоя ко мне спиной и глядя в окно. — С тех пор у нее было время признать свою ошибку.

— Какую ошибку? — спросила я. — Ты же сам говорил, что только Исповедница по-настоящему разбиралась в машинах и нашла способ снова заставить их работать. Теперь Исповедница умерла, — то, что Кип начал своим прыжком, я завершила, предав ее тело водам затопленного Ковчега. — Так чего же Воительница от тебя хочет?

— Исповедница, может, и нашла общий язык с машинами, но работала она на меня. По моим указаниям и под моим контролем. Она была слишком умна, чтобы доверять Воительнице. Думаю, теперь Воительница поняла, как обстояло дело. И осознала, что без меня ей не обойтись. — Он вновь посмотрел в окно, на восток, где собиралась вражеская армия. — Все началось с меня. И закончится на мне.

Зак хохотнул, визгливо и безрадостно, и никакие мои угрозы и обвинения не убедили его сказать больше. Я не понимала, что он имел в виду, но не могла не признать, что в главном Зак прав: конец приближается.