Князь Рысев 4

Глава 20

В кино все было бы стократно проще. Я бы сидел связанным по самые помидоры, где-то подо мной — голодная пропасть. Рядом возносится оружие судного дня, любимая женщина бьется в зловещей хватке заливающегося хохотом злодея.

Словно желая сказать, что в моей жизни все должно быть наоборот, мироздание лишь ширило ухмылку ироничной насмешки. Оружие тебе судного дня? Вместо него каменная, мало чем примечательная плита. Таких тут с пару десятков по всей округе валяется — беги к любой, не хочу.

Лиллит сидела, привалившись ко мне спиной. Уверенность, с которой она еще так недавно вступила в бой, сейчас испарилась, оставив ее один на один с жуткой действительностью. Слезы градом текли по щекам — утешение она находила в возможности всхлипнуть о нашей невесть какой участи. Ни ей, ни мне не улыбалось то, во что собиралась превратить нас Вита. Теперь я в полной мере ощутил, чего столь сильно испугались инквизатории и свыше. Девчонка умела не просто подчинять человека своей воле — ей было под силу заставить нас думать, что мы сами того хотим. Лиллит предавалась какому-то детскому, неизбывному восторгу, обматываясь веревкой. Я отлично помнил душевный, проснувшийся в глубине сознания порыв помочь ей завязать узлы.

Опытным кукловодом названая сестра дергала за ниточки наших чувств, эмоций, ворошила кучу старого тряпья из воспоминаний, вытаскивая на свет, что были нужны ей.

Мне казалось, она это делает неосознанно — слепой, замученной в застенках тайных лабораторий, ей вряд ли улыбалось учиться тому, чего от нее хотели. Это же дар, говорил во мне глас родолога, ему не требуется ни оправдание, ни особое умение, чтобы пользоваться.

В конце концов, часто ли мы думаем над тем, как пишется та или иная буква, перенося мысли на бумагу?

Вита держала нас, словно псов на коротком поводке. Любое движение натягивало опутывающие меня струны ее воли, и тут же прилетала ответка.

От меня же самого. Мало удовольствия, знаете ли, лупить самого себя по лицу…

Теперь-уже-не-мой внутренний демон лишь изредка отрывался от тела девчонки — чтобы позлорадствовать. Его речь была полна пустых, почти ничего не значащих обещаний.

И просто огромное ведро помоев он лил мне на голову только за то, что я смел от него отказаться. Поганцу-то думалось, что я буду в ногах у него ползать, умоляя снова даровать мне прежнее могущество.

А теперь оно, словно клинок, в руках у Виты.

Кукловод время от времени подходила к нам с моим же клинком, требуя раскрыть секрет. Нэя, спрятавшаяся в самой сердцевине острозаточенной стали, выводила ее из себя одним лишь неповиновением. В отличие от жалких потуг Виты, ангельские технологии пошли дальше ее и, конечно же, моего понимания. Словно ошалелого, она заставляла меня звать живое письмо, но Нэя была умней и не стремилась отвечать. То ли чуяла, что отзываться сейчас на мой голос самая поганая затея, то ли сломалась…

Мне отчаянно хотелось, чтобы было первое.

— Чего ты хочешь?

— Все крутится по кругу, Федя! — Вита исполнила передо мной замысловатый реверанс с поклоном. Она как будто избавилась от собственной женственности, но вместо нее обрела дьявольское безумие. Ища выхода, оно толкало ее на странные выходки. — Все ведь уже было. Ты сидел на коленях, рядом с тобой рыдала эта дуреха и знаешь, что ты у меня тогда спросил?

Я знал.

— Нет-нет-нет, милый братец, давай станцуем по новой! Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе, что у меня на уме — а там ведь целый каламбур! Твой демон оказался хорош. Он льет мне всю информацию о тебе — даже ту, которую ты никому не хотел бы открывать.

Она вдруг выудила из собственного живота тот самый кристалл с Биской, покрутила им у меня перед носом. Ждала, что я буду рваться, брызгая слюной и крича ругательства.

Пришлось ей обломаться.

Она могла бы меня заставить, но решила, что будет выше этого, и потому лишь недовольно поморщила носик.

— Играешь в недотрогу? Молчишь, хотя сам же и спрашиваешь? Диалог, Федя, это как игра в мяч. Помнишь, как ты играл в мяч с отцом, братец? А он мне рассказывал — знаешь, сколько раз мне мечталось стать тобой? Чтобы проснуться поутру не потому, что тебя подняли для очередного, ударившего мочой в голову ученого эксперимента, а просто так…

Чтобы поиграть в мяч.

Поиграем с тобой в мяч, Федя? Хотя бы на словах?

Я снова ей не ответил. Вита лила все и в кучу, не особо ведая разбора. Спешила запрячь тройку старых обид и унестись на них куда-то в собственноручно созданный ею мир.

— Я ведь могу заставить тебя говорить, если захочу. Понимаешь теперь, почему от меня отказался папенька? Будучи кукловодом, как и я, он никак не мог смириться с мыслью, что отныне не главный. Как только мой дар открылся, показав себя во всей красе — пыщ! — он ощутил себя Гулливером, что засыпал среди лилипутов, а проснулся в кукольном домике.

Камень с Биской теперь лежал на алтаре — небрежно и обыденно. Словно Вите до умопомрачения обязательно было показать, как она относится ко всему, что мне дорого.

— Помнишь, я упрекала тебя лишь за то, что ты решил связаться с демоном? Опутать самого себя темными силами? Раньше мне казалось, что роль кривохвостых на моем пути — быть очередным наполнителем для куклы. А оказалось иначе. Если их не использовать, а договориться с ними, они сделают тебя стократ мощнее.

— Это не настоящий демон. — Я, наконец, решил ей ответить. — Это темная сторона моей сути.

Сказал и в тот же миг почуял, как крошится мой же аргумент. Скорее всего, даже инквизатории сами не знают до конца всю исходящую от сынов преисподней опасность, а я-то сам кто? Приблуда из другого мира, что сумел оседлать удачу и авось, нестись на них куда кривая вывезет, а там посмотрим?

Казалось, что сейчас девчонка прищурится, осыпав меня градом насмешек, назовет грязным чужаком. Но внутренний демон, что вещал ей о каждом моем промахе, как и всякий мужчина, жаждал припрятать один-другой секрет в потайном кармане брюк.

Осознание, что я ничего толком не знаю о том ритуале пакта, кроме того, что он мне жутко понравился, заставил впасть в уныние. Отчаяние туманом висело надо мной, медленно опускаясь на голову и спутывая мысли. Проснувшееся самоедство потрясало кулаками и обещало устроить хорошую головомойку.

— Может быть и так, Федя. — Она кивнула не сразу, лишь после недолгих раздумий. Она вела с своим новым другом внутренние диалоги, пряча самые горячие споры от чужих ушей. — Ты спрашивал, чего же я жажду? Пару дней назад я засыпала с мыслями, что ты угодишь мне в руки и мы с тобой поиграем. Сначала в незнакомцев, потом в семью. Затем — не знаю, я не заглядывала столь далеко. Теперь же я хочу большего. Маленькая месть тебе за грехи твоего отца. А как насчет того, чтобы высвободить демонов?

— Высвободить… демонов?

Она звучала почти как извращенная Биска, сколь бы смешно это ни звучало. Едва заслышав в моем голосе нечто похожее на интерес, Вита едва ли не взвилась огнем. Ей жаждалось поведать хоть кому-нибудь о грандиозности своих задумок. Гений посреди одиночества не гений, а обыденность. Десяток лет общения лишь с куклами сделали свое дело.

— Тебе интересно, милый братец? — Она постучала пальцем по одной из граней Бискиной тюрьмы, сладко зажмурилась. Сама мысль о грядущем могуществе заставляла ее впадать в экстаз. Свобода демонов представлялась ей в своем, особом ключе. — Для начала я открою врата в преисподнюю. Ты же замечал, что демоны так умеют? Я много раз пыталась их заставить, но у меня ничего не получалось.

— Зачем?

— Зачем мне было открывать врата в Ад, Федечка? — Она подошла ко мне вплотную, постучала кулаком по макушке. — А разве не очевидно? Старая карга, что правит инквизаториями, так может. А другие ее подчиненные нет. Если ей будет угрожать опасность, она вытащит из-под своей юбки свору бесов. А если совсем прижмет, может нырнуть туда. Кто сумеет пойти за ней следом? Думай, милый братец, думай. Я знаю, что до сего дня ты использовал голову исключительно, чтобы в нее есть, но ведь какие-то остатки мыслей быть должны, правда?

Я проглатывал одну ее насмешку за другой, будто не обращая на них внимания. Залитые чернилами, почти живые глаза сверлили меня взглядом.

— Ты хотела бежать. Стать подобно ей, Егоровне.

— Я не запоминаю имен тех, кого собираюсь подселить в самую маленькую и жалкую из кукол, которую смогу отыскать. Или сделать. Но ты прав — если я могу заставить любого беса подчиняться моей воле, разве не сумею стать главной среди них? Словно зная об этом, они отчаянно не пускали меня. А теперь… теперь со мной твой «ненастоящий демон». Уж не знаю, сколько раз ты нырял в преисподнюю…

— А разве он тебе не рассказал? Ты же сама говорила, что он ловок поведать обо мне и…

Она ударила так, что у меня чуть не отлетела голова.

— Захлопни свой рот! Ты… мальчишка! — Она вдруг ухмыльнулась забавной, наконец пришедшей на ум мысли. Попятилась, не спуская с меня глаз.

— Твоя подручная, демоница, дочь самого Сатаны. Ты ведь уже знаешь, где мы?

Я еще только лишь догадывался, но наверняка не знал. Вита решила развеять мои сомнения.

— Сатанинские кущи. Те, кто когда-то служил здесь черные мессы, приносил кровавые жертвы, бросились под крыло рода Ломоносовых — думаешь, черти в их подчинении хотят одних лишь только знаний ради и прогресса для? Инквизатории просто сместили чашу весов, забрав себе дьявольскую свободу, не предоставляя ничего взамен. А это место поспешили захоронить. Прикопать, чтобы никто не посмел сюда сунуться. Гмуры и прочие обитающие здесь твари служат хорошей преградой и для горячих голов, и для жаждущих запретных знаний.

Я закусил губу. Не могу точно сказать про гмуров и все остальное, а вот пузатый бес со своими требованиями оказался для меня едва ли не главной трудностью…

— Ты ведь знаешь, кто твоя бесовка. Доченька самого Сатаны. Вместе с твоим внутренним демоном мы сумеем заставить ее открыть врата, куда требуется. Надеюсь, милый братец, я утолила твое любопытство. И… знаешь, хоть ты и не спрашивал, но я передумала превращать тебя в свою игрушку. Пожалуй, брошу тебя здесь навсегда и завалю все выходы. Чтобы, когда мне станет скучно, я смогла возвращаться сюда и смотреть, как ты хиреешь, слепнешь и стареешь. Ты уж не разочаруй меня и проживи подольше, хорошо?

— А со мной?

Я чуть не крякнул от неожиданности. Лиллит за моей спиной заворочалась — я как будто забыл про девчонку.

— О, моя маленькая глупышка. Думала, что мой дуболомный братец явится следом за мной со всей своей сворой. И даже не ожидала, что компания его развеселых девиц выпнет только тебя. Но, если жаждешь знать свою судьбу, мне нужна будет кровь. Как думаешь, давно здесь приносили жертвы? Не появись ты, и мне с досадой пришлось бы признать, что вечные мучения моего братца услаждают взор, но дело все же важнее развлечения. А сейчас — напряги в своей светловолосой головенке то, что ты называешь умом и задайся вопросом: разве я как любящая сестра могу так поступить со своим братом? Твоя жизнь, твоя кровь, понимаешь?

Лиллит сразу же опустила голову, не замечая фальши в словах нашей мучительницы. Она не просто хочет принести мою новую знакомицу в жертву.

Она ее боится.

Либо увидела в ней равную, либо сама Лиллит умеет что-то такое, на что сейчас еще не способна Вита.

— Ритуал. — Изгнанная дочь рода Евсеевых жарко выдохнула, заговорила с придыханием. — Ритуал требует самоотдачи и тщательной подготовки. Так уж вышло, Федечка, что твой «ненастоящий демон» знает, как его провести. А потому будьте паиньками, посидите в своем уголке. Иначе мамочка вас строго накажет — вы же не хотите меня разочаровывать, правда?

Она как будто невзначай поддела носком обнаженной ножки мой клинок, цокнула языком.

— А эта штука… эта штука очень опасная для вас, детки. Видите? Острая…

Вита, наслаждаясь чувством собственного превосходства коснулась лезвием моей шеи. Одно неловкое движение, говорил обезумевший взгляд моей названной сестры, и она забудет все, что обещала, а моя голова сама слетит с плеч.

Я чувствовал, что Нэя была резко против, но разве кто желал спрашивать кроху об этом? И затупить меч, обратить его из оружия в безвредную побрякушку было даже не в ее силах.

— Острое нельзя доверять маленьким детям. Они могут… покалечиться. Ты тоже так считаешь, Федя?

Холодная сталь коснулась моего подбородка, но Вита так и не дождалась ответа. Отступила не сразу, лишь выждав пару мгновений.

Она скрылась во мгле. Удаляясь прочь, она размахивала еще недавно рубящим в капусту уже мертвых гмуров мечом, словно волшебной палочкой: легко, незамысловато и небрежно. Туннели-под-мостом обладали одним из наилучших преимуществ: здесь можно было спрятать что угодно у кого угодно прямо под носом.

Лиллит заплакала — сначала тихо, а потом сошла на рыдания. Знать бы еще только, что эту дуреху сподвигло бежать за мной следом. Я бы еще понял Майку или Алиску. Даже Менделеева, поддавшись сиюминутному порыву, еще могла, но Лиллит?

Кто я для нее? Случайный бродяга, протянувший в свое время кусок пирожного?

Если так, то она уж как-то чрезвычайно паршивого о себе мнения.

— Я не знаю, как это получилось, — пробубнила она сквозь рыдания.

— Что получилось?

У меня на языке сидела целая армия упреков с обвинениями, но я решил попридержать их и для более подходящего случая и для менее впечатлительного слушателя…

Лиллит же лишь шмыгнула носом.

— Перемещение… — отозвалась она. Ей жутко не хватало возможности утереть нос. — Я всего лишь… Я пробовала, как она. Ну, как она, понимаешь?

— Ну если под мистической «она» ты подразумеваешь Виту…

— Ее. Ты не говорил раньше, как ее зовут, — призналась пепельноволосая кукловодша. Вот оно, значит, как, подумалось мне. Она слышала от знахарки про девчонку, что обитает в туннелях-под-мостом, куклово…

Мысль споткнулась, рухнула прямо в грязь. Поднимаясь сопливой девчонкой, она отряхивала платьице от налипших невесть откуда разного рода догадок.

— Лиллит, можешь вспомнить? Только точно — это очень важно, понимаешь? Та знахарка сказала тебе, что здесь прячется великий кукловод?

Девчонка тут же закивала и, лишь поняв, что я этого не вижу, ответила.

— Да. Сказала, что если кто знает все про кукол и как с них снимать проклятия, то только она…

— Ты, к слову, тоже ничего мне не говорила о том, что ты кукловод, — буркнул я ей в ответ. Лиллит тотчас же смутилась.

— Я и не кукловод. Я всего лишь… с Муней играла. В деревне говаривали, что это колдовство, показывали меня магам — мол, а вдруг я какого благородного роду? Или с умениями родилась — так ведь бывает, всякие люди к благородным под крыло ведь приходят, правда?

Лишь кивнул в ответ: ей было важно лишь то, что я ее слушал. Чувствуя себя не в своей тарелке, она вертелась, будто ужаленная. Непоседой ей жаждалось поправить прядь волос, утереть слезы, жестикулировать едва ли не при каждом слове.

Мне же было важно совершенно другое — либо знахарка обладала теми же способностями, что и я сам, либо никакая она, к чертям, не знахарка.

И если раньше я готов был с пренебрежением обозвать ее шарлатанкой, место которой в битве экстрасенсов, то сейчас меня грызли сомнения.

— Муня иногда двигался. Сам по себе и жутко. Ну знаешь, просыпаешься, открываешь глаза, слышишь, как шуршит внутри него солома. И он двигается. Колдовство же, проклятие…

Девчонка опустила глаза, ей как будто не хватало воздуха для следующей тирады.

— С чего ты вдруг решила попробовать, как она?

— Ну если она может вот так легко управлять куклами, может быть, что-то подобное и я умею. Мне иногда виделось, если ненадолго глаза зажмурить, а потом резко открыть, что люди вовсе не люди, а какой-то… клубок нитей.

— Потому что проклятие, — закончил за нее я, она моего сарказма не оценила, приняла за чистую монету.

— Именно. Ну а разве тут можно подумать что-то другое?

Пожалуй, с этим и правда не поспоришь…

— Так, значит, ты не пошла следом за мной? Переместилась? — Я шустро вернул разговор в правильное русло, не давая ей возможности ухнуть в пучины собственных выдумок.

Ясночтение попросту сгорало от любопытства — что-то мне подсказывало, что и встреча со мной, и вся ситуация в целом пробудили в Лиллит нечто новое.

Ну или она очень ловко водит меня за нос, умело выдавая откровенную ложь за правду. Когда веришь в то, что говоришь сам, даже распоследнее вранье может показаться истиной. Если и не в последней инстанции, то где-то близко.

— Да. Я сначала и не поняла. Когда начала Муней управлять, чуть не завизжала от восторга. Получилось ведь! На меня Майя посмотрела, как на дурочку, а я увидела нить — красную такую, прям в воздухе передо мной маячащую. Словно паутина, только плотную такую, толстую. Я за нее хвать, а меня потащило. Прям по коридорам, через щели-двери… Думала, меня раздавит, а вон оно как: протиснулась.

— Понятно, — холодно отозвался, чувствуя, как только что услышанное складывается в неприятную догадку. Пока еще догадку, не действительность, но что-то подсказывало, что за этим дело не станет.

Хотелось ошибаться. Быть правым сейчас — быть обманутым, преданным и брошенным: кто сказал, что окружающие тебя люди чисты в своих помыслах? А уж что говорить про нелюдей…

— Лиллит, слушай сюда. — Я заговорил мрачным, не обещающим ничего хорошего голосом. Надо было настроить девчонку, вселить в нее уверенность и решимость — может быть, Вита и поспешила готовиться к своим козням, вот только что-то подсказывало, что бдительный глаз следит за каждым нашим движением. И, словно нищий монеты, пытается поймать каждое сказанной нами слово.

— Я благородного рода и офицер. Понимаешь, что это значит?

— Что ты меня спасешь?

Представления у нее, кажется, несмотря на возраст, все еще были родом из детских сказок да девичьих фантазий. Я подавил в себе желание сорваться на брань — в конце концов, винить проведшую большую часть своей жизни в глухих деревнях девчонку в несообразительности уже недостойно. Она не так уж давно перебралась в город, и здравый смысл недвусмысленно намекал, что черни вроде нее вряд ли за всю свою жизнь было дело до того, как и почему там бесятся «благородные» в своих хоромах.

Лишь бы только ее не трогали…

— Я офицер. Ты слышала когда-нибудь о поступлении на службу?

Я услышал, как над самым ухом угрожающе зашуршал камень. Неясная тень во мгле вздрогнула — мрачный силуэт уже спешил к нам. Вот же черт, я и не думал, что мою задумку так быстро раскусят!

Время, что у меня было, из минут обратилось в секунды, обещая пробить назначенный час едва ли через мгновение.

— Делай, как я говорю, и я тебя спасу, слышишь? Прокуси губу до крови!

— Что? — Лиллит не видела связи между одним и другим, удивленно захлопала ресницами. Вита уже стремилась к нам возмездием за своеволие — страх заставлял слышать, как шуршит, хлопает ее платье по воздуху.

— Делай, что я сказал! — рявкнул, надеясь лишь на силу голоса. Понятно теперь, как Николаевич вырабатывал свой командирский — он-то, поди, в таких ситуациях не просто был, а прямо жил…

Лиллит ойкнула, зашипела от боли — мое воображение спешило нарисовать капли крови, побежавшие по девичьему подбородку. Я зашептал слова кровной связи, велев их повторять — те, поддаваясь внутренней панике, бежали из головы прочь, не ложились на язык.

Не успеем, прошептала мне на ухо обреченность, предлагая склонить голову и принять свою судьбу. Лиллит говорила почти бессвязно, волнение давило на меня, заглушая ее голос — я даже не знал, жалуется она мирозданию за то, что я заставил ее сделать, или в самом деле повторяет за мной слово в слово.

Захотелось вскрикнуть от обреченности, когда из мглы в тусклом свете собственных, горящих теневым пламенем глаз вынырнула Вита.

— Бу! — Проказливой девчонкой, выпучив зенки, резко брякнула она, заставив вздрогнуть. Мой естественный страх был ей по вкусу — облизнув губы, она предвкушала все те игрища, что устроит со мной.

Не сейчас, позже, но устроит.

Лицензия прятавшаяся в кармане рубахи, вдруг вспыхнула, обожгла грудь и живот. Лог, только и ждавший новой информации, потирал руки от вящей радости — здесь и сейчас у него будет чем заняться.

— Ай-яй-яй, маленькие глупышки! — заголосила не скрывавшая ухмылки Вита. — Мамочка ведь говорила, что рассердится, если вы станете плохо себя вести. Придется вас…

Я не слушал. Нить, синяя, ничего не значащая, удобно оказалась под рукой. Дернул за нее изо всех сил, чувствуя внутри детский щенячий восторг.

Вот теперь, сказал я, вынырнув у Виты прямо из-за спины, поиграем!