Князь Алтайский

Глава 31

1

Я сел на свою мохнатую задницу и быстро перекрестился передней лапой. А потом, для верности, еще раз.

Бороды стрельцов синхронно отвисли. Тот, что стоял справа, молодой, кажись, Филька-Веселуха, еще и мушкет уронил, растяпа. Благо, что мушкет — это вам не пистолет «ТТ», случайно не выстрелит. Из мушкета и специально-то выстрелить — задачка.

Остальные стрельцы бросили быстрый взгляд в сторону неуклюжего коллеги, и перевели его опять на меня. Но стволы своих мушкетов опустили, что радует — значит, мозги мои, хоть и стали волчьими, но соображают еще по-человечьи. Любой намек, что я — разумный, однозначно переводит меня в разряд оборотня. Нечисти. А что может сделать человек, но не может нечисть? Правильно.

Перекреститься.

— Это что, волк — православный, что ли? — спросил тот же Филька и получил подзатыльник.

— Ясно одно — не волк, это, душа христианская в нем… — начал было рассуждать, суд по всему, руководитель группы, Макар, прозванием Волокита. Это я помню точно, не так уж у меня и много стрельцов, чтоб не запомнить их.

Макар, как я уже сказал, начал было рассуждать — за такую манеру долгих и тягучих размышлений его, собственно, Волокитой и прозвали — но его снова перебил торопыга Филька:

— Так он оборотень⁈ Ох ты, лишеньки, сейчас я его… Ай!

— Положи пищаль, Филька, а то опять ударю. Слышал же — душа христианская. Откуда в оборотнях душа-то, подумай своей головой пустопорожней…

А, вспомнил. Этого Фильку Веселухой прозвали не потому, что он постоянно веселится, а потому что дурак, каких поискать, вот всех вокруг и веселит.

Я продолжал сидеть столбом, как какой-то суслик-мутант, размышляя, перекреститься еще раз или это уже будет напоминать клоунаду? Или как вообще о себе напомнить, они там, похоже, про меня забыли уже?

— … бывают такие случаи — колдуны, которых на свадьбу не пригласили, целые свадебные поезда в волков оборачивают. Вот они такими волками всю жизнь и бегают. Не нечисть это, а несчастный человек.

Уф. Алилуйя. Дошло.

— Так, а что теперь с ним делать? Как его обратно в человека-то обратить?

— Про то не знаю, — развел руками Макар-Волокита, — В город надо его отвести, пусть там решают…

Типичное поведение нормального подчиненного. При выявлении проблемы, которую не удается решить своими силами — доложить руководству. Пусть оно думает, у него голова большая и шапка высокая.

— Стойте! — подскочил неугомонный Филька, — У нас же в городе от самого основания свадеб не было! Оборотень это!

Тут стрельцы не выдержали. И Филька получил красивый фонарь под левый глаз. После чего обиженно затих.

— Слышишь, волк, — осторожно подошел ко мне Макар. И, как я заметил, несмотря на все свои рассуждения, подходил он так, чтобы не перекрывать поле обстрела для своих товарищей. Которые стволы-то опустили, а мушкеты наизготовку держат.

Я кивнул. Мол, слышу, слышу.

— В город с нами пойдешь?

Я кивнул. Туда мне и надо. Там много специалистов, там Клава, там Настя, там, в конце концов, отец Савватий. Хоть кто-нибудь, да решит, что со мной делать, как меня в волка закукожили и как меня обратно раскукоживать.

— А кусаться не будешь?

Я вздохнул. Помотал головой — то есть, мордой — из стороны в сторону, а потом изобразил лапами, что никого кусать не собираюсь. Они фиг знает, когда мылись, одежду точно уже давно не стирали, а мне всю эту грязь в рот тащить? Да и, знаете ли, кусать бородатых мужиков — не мой фетиш.

— Ага… — протянул Макар, явно из моей пантомимы нифига не понявший, — Ладно, пошли. К ноге.

Дожили. Я, боярин Осетровский, бегаю по лесу на четвереньках голым задом и должен выполнять собачьи команды. Доберусь до этого «плотника», он у меня живо прочувствует… всё то, за что наш царь государь свое прозвание получил, не к ночи будь помянуто… Стоять.

Я замер в позе «Белка!» из мультика «Вверх!».

Нельзя мне просто так в город пройти. Увидит меня плотник-колдун, поймет, что его план-капкан пошел по бороде — и кто его знает, что еще выкинет. Он и так дочку-Соломинку убить собирался… Блин…

Я чуть было не рванул в город по прямой, но сообразил, что если Прокоп и впрямь собирался убить девочку — то она уже мертва. Навряд ли он сидел, глядя на нее, почти сутки, выжидая, не вернусь ли я, случайно, ее спасти. Мы не в голливудском фильме. Блин… Жалко девчонку… Ладно. Надо в город пробираться, возвращать себе человеческий облик и брать колдуна за япки, как говорил Росгард.

Но девчонку все равно жалко…

2

У каждого уважающего себя барсука — несколько входов и выходов. Чтобы злобные враги не могли перекрыть этой зверюге пути отступления.

У каждого уважающего себя боярина — тоже должны быть запасные выходы из терема. Потому что злобные враги бывают не только у барсуков. А если у боярина есть чародейный холоп, заточенный на земляные работы — так и вовсе сам бог велел. Может, мне вообще герб на барсука сменить? Да не, я же не Пуффендуй…

Мы со стрельцами двинулись в поисках одного из таких потайных входов, обходя по широкой дуге город. Нет, была парочка входов и поближе, но они были зачарованы на открытие только кровью рода Осетровских. А я не был уверен, что волшебство признает волчью кровь за свою. А вот тот дальний вход был как раз специально сделан так, чтобы в него мог пройти любой. На случай, если им придется воспользоваться кому-то из моих людей, из тех, кому положено о нем вообще знать. Стрельцам, кстати, не положено, но тут уж ничего не поделаешь — форс-мажор. Ничего, потом я его прикажу заделать и проложить новый, так что они и случайно не проболтаются.

Под тихое бубнение обиженного на всех Фильки, что коварный волк всех обманул и ведет прямиком в ловушку, я со стрельцами — на которых, видимо, сработала какая-то моя боярская аура, ибо они, похоже, и сами не заметили, как начали слушаться ВОЛКА — прошел по оврагу, извивавшемуся у подножья горы неподалеку от Осетровская. Ага, а вот и приметный камень…

Встав на задние лапы, я поднатужился, толкнул камень торчащий из склона оврага, он провалился внутрь — и часть склона отъехала в сторону, открывая темнеющий проход. Я приглашающе махнул лапой, мол, алга.

— Я же говорил, — бубнил Филька, — Это его нора, он нас на прокорм своим детям привел…

Макар-Волокита задумчиво посмотрел на проем. Потом перевел взгляд на меня.

— Господин волк… А откуда ты про этот проход в город знаешь?

Я сел на задние лапы, надменно задрал морду и махнул лапой, изображая, что ударяю посохом.

— Во, — это снова пессимист Филька, — Говорит, мол, лучше сами сдавайтесь, а то бороды вам поотрываю.

— Точно бороды? — усмехнулся кто-то из стрельцов и Филька затих, видим, пораженный страшной догадкой.

Макар продолжал пристально смотреть на меня. Потом спросил:

— Викентий Георгиевич?

Я кивнул мордой и развел лапами. Филька на заднем плане заткнулся. Наконец.

Стрельцы сбросили колпаки и поклонились:

— Прощения просим, Викентий Георгиевич, не узнали тебя.

Я досадливо махнул лапой, мол, пошли уже. Нашли время.

3

— Волки!!! Волки!!!

Да, вот об этом я не подумал. Нет, не тогда, когда сделал выход из потайного прохода — вернее, вход, а не выход, он-то планировался для тайного бегства в случае чего — возле кухни. С основным подземельем он не соединялся, как раз для того, чтобы в него не мог проникнуть кто попало. Нет, с этой стороны я все правильно рассчитал. А вот выскакивать наружу первым, до того, как выйдут стрельцы, все же не стоило.

Перепугал кухонную девку насмерть. Та взвыла не хуже пожарной сирены.

Затопали сапоги — к нам бежали те стрельцы, что охраняли терем. Ну и что они, спрашивается, увидели? Здоровенного волчару, сидевшего на полу, с выражением на морде «Я здесь главный!» — и выходящих из потайного прохода людей с оружием.

— Враги! — вскрикнул один из домашних стрельцов.

Девка, прижавшаяся к стене, продолжала завывать на одной ноте. Как только дыхания хватает…

— Где враги? — скептически спросил стрелец дикий… в смысле, один из тех, что со мной пришли.

— Так… — домашний запнулся. Из прохода вышли только несколько осетровских стрельцов, которых он знал, а больше никто не показывался, — Это… А волк откуда?

— А волк — это не просто волк, а наш боярин, Викентий Георгиевич. Колдовством в волка превращенный.

Девка наконец-то заткнулась.

— А я говорила, — произнесла слышимая только мною Голос — мол, давай я убью этого плотника. Но неет, зачем нам слушать статую…

4

— Викешенька! — моя милая скоморошка обхватила руками мою волчью шею и залилась горючими слезами. А я ее даже успокоить не могу. Я подумал и лизнул Аглашку в нос. Та зарыдала еще громче. Я ж говорил — не могу…

— Волчье Слово есть… — задумчиво проговорила Настя, шагая туда-сюда, только сарафан хлопал, — Оно в волка превращает. А вот Человечьего Слова я не знаю. В том смысле, что я и Волчьего не знаю, но знаю, что оно есть, а про Человечье даже и не слыхала.

Все мои ближники собрались в моем кабинете, то бишь — в моих личных покоях. И теперь проводили мозговой штурм на тему — как вернуть Викентия свет Георгиевича в его обычное состояние.

Я лежал на кровати и молчал. Во-первых, волки говорить и не умеют, а во-вторых — у меня никакой информации на эту тему не было. Ну, разве что я знал, что в «Скуриме», если ты стал оборотнем, то просто не ешь трупы и через некоторое время станешь человеком. Но я сомневался, что эта информация здесь пригодится.

Отец Савватий покропил меня святой водой, прочитал пару молитв, после чего признал поражении святой веры в данном случае.

Все надежды были на Настю, как на ведьму. Но, как выяснилось, природная ведьма получает способности, но знания к ней в мозг автоматически не загружаются. Она что-то помнила про травяной сбор, который может раскукожить меня обратно, но состав его не знала.

— Стойте! — Настя остановилась, все встрепенулись, — Кажется, заколдованный в волка станет опять человеком, если съест человеческую еду.

— Человечину, что ли? — поднял брови Макар-Волокита. Нет, мне этот способ не нравится.

— Да нет! — отмахнулась Настя, — Человеческую еду! Хлеб, например.

Быстро притащили горбушку хлеба, теплого, недавно испеченного. Я осторожно взял его губами…

Что я могу сказать. Вкус хлеба в волчьем рту ощущается совсем не так, как в человеческом. То есть — вкусно, но на вкус хлеба не похоже.

А, и да — не сработало.

Отец Савватий окропил горбушку святой водой, но это тоже не помогло. Как и кусочек просвирки, которым он меня угостил. Остатки горбушки отобрала Аглашка и принялась, всхлипывая, отламывать кусочки и скармливать мне. Ну, хоть так в себя приходит. Да-да, и за ушком почеши, вот так, оооо…

— Будьте здоровы, — послышался голос от двери. Ну разумеется — Никола-пасечник, человек с суперспособностью оказываться там, где ему, казалось бы и делать нечего. Никола просочился внутрь, улыбнулся, прищурившись, отчего его разбойничий шрам изогнулся дугой.

— Ай-я-яй, Викентий Георгиевич, ну как же так-то, а?

Я вздохнул, отчего обнимавшую меня за шею Аглашку приподняло вверх-вниз.

— И как обратно его человеком сделать, никто не знает, да? — обвел всех взглядом пасечник. Все промолчали, мол, а что тут скажешь-то. И так все видно.

— Ну ладно, Викентий Георгиевич, — Никола подошел к моей кровати, стаскивая с плеча свой неизменный наплечный мешок, — Хорошо у вас, да, видимо, пора мне мою службу отслужить да и своей дорогой уходить. Третий раз тебе помогу…

Он наклонился к моей волчьей морде и подмигнул:

— … за то, что не дал меня кнутом хлестать.

О чем он? Каким кнутом? Кто здесь с ума сходит? Почему все остальные как замерли, глядя на Николу?

— Вот, скушай.

На широкой ладони лежала… Ну конечно, Никола в своем обычном репертуаре — сушеная груша. Он ими уже обкормил весь город, ну, всех детей города, которые его обожают — точно. Постоянно…

И тут я замер. В мои волчьи мозги пробилась мысль, которая почему-то не приходила в человечьи.

Постоянно…

…из своего мешка…

…груши достает…

А где он их берет? Если прикинуть, сколько Никола своих груш раздал — у него их должно быть примерно с телегу. А он к нашему походу присоединился с одной котомкой за плечами. В которую такое количество груш просто не влезло бы. У него в ней что, хаммерспейс?

Кто такой Никола?

Я поднял взгляд, посмотрел в улыбающиеся глаза… неизвестно кого. И вдруг понял, что его груша мне действительно сможет помочь. Ничто не поможет, а сморщенная сушеная груша — да.

Я осторожно взял ее зубами с ладони, разжевал и проглотил.