Глава 19

— Княжиче!

— О господи!

Подскочив спросонья, моя макушка чуть не разрушила хлипкое помещение. Так и командира скоро доведут, буду кикиморой оборачиваться. Вспомнив где нахожусь, а главное кто притулился по соседству, пришлось первым делом накрыть подружку с головой.

— Ты почивай, милая. Нечего с утра настроение портить ни себе, ни мне, ни людям.

— Ну что там ещё? — Выглянув наружу, я прищурился и осмотрелся.

То ли летняя ночь слишком короткая, то ли ладошки милашки были слишком вкусные, потому что на дворе-то далеко не заря, солнышко высоко. Интересно, мы вчера не целовались случайно? Нет, наверное, подобный экстрим запомнился бы.

— Вот что значит увезли с собой всех петухов! Хоть выспался нормально.

Сладко потянувшись я наконец выполз. Может запретить кукарекающих отдельным княжеским указом? Пусть бы держали их в лесу на полянке, как пчёл, а к курочкам раз в неделю на свидание привозили. Да нет, люди не поймут. Петушок в этом мире, словно символ мужской красоты, здоровья, семейного благополучия и защиты от колдовских чар. Вон над каждым домом на крышах не зря стоят вместо флюгеров и на скатертях, рубашках, полотенцах почти везде вышиты красные петухи.

— Княжиче, басурмане пробудились. — Отвлекли меня от важных государственных мыслей.

Нам ведь самодержцам главное думать, вот наша основная работа. Выполнять остальные должны.

— Княжиче. — Осторожно толкает меня Еремка.

— Ну да, проснулись гости, слышал, напоите их заново, пусть дрыхнут дальше.

— Дык ны жаждуть более, бають ны лезеть. Коим сих свене сего потешить?

— Свиней потешить, не пьют, говоришь. Чтож вы не догадались им в напитки травки снотворной подсыпать? Развлекай теперь супостатов! Дай-ка вспомнить? Когда мой отец с друзьями подобным образом отдыхают, они обычно на руках борются. Приведи в избу мужиков покрепче, если наш Афоня один не справится, а нам чего-нибудь перекусить пусть принесут, хотя нет, не надо.

Пока разговаривали, стряпуха змейкой выскользнула из шалаша и котелок свой прихватила. Значит чего-нибудь сейчас сварганит вкусненького. Уж это у мастерицы всегда получается. Красотка платочек натянула по самый носик, идёт склонив рыжую головку, небось видит только подол своего платья. Заодно и её лицо никто не рассмотрит, если не постарается. Впрочем, каждый кто Младку вовремя замечает, заранее уступает дорогу, если же проворонит, отскакивает и крестится.

— Боятся-значит уважают! — Пришла в голову знакомая пословица.

Заглянув в дом, мы увидели обычную весёлую компанию. Пьяные мужики в любом веке выглядят одинаково. Лица красные, глаза посоловевшие, сидят в штанах и в рубашках. Остальную одежду скинули, потому что жарко. Идёт борьба-армреслинг. Афоня кряхтит, чего-то бормочет, от нас отмахивается. Он уже нашёл с приезжими общий интерес, на кону стоит какой-то приз и посторонние ему только мешают.

И как это пьяные ухитряются понять друг друга, даже если говорят на разных языках? Порой не разгадаешь, что они на родном-то диалекте лопочут. Еремка, как заправский официант с улыбочкой внёс горшок свежей браги, прошептав мне, что травки подсыпал.

— Ну так наливай. Во славу нашего… и вашего оружия! В общем чтоб мечи всегда были острые! — Провозгласил я тост.

У уставших от борьбы соперников освободилось место в животах для очередной порции жидкости, да и после любой тяжёлой работы пить особенно хочется. Вскоре в избе опять благополучно захрапели, так и не выявив победителя.

— Княже, позволь такоже пивка, али медка? — Подошла, кланяясь группа дружинников (им видите ли скучно).

Нет, нехорошие мысли необходимо пресекать на корню.

— Эти отдыхают, потому что в гостях можно, а вы на службе! Если и вас поить начать, то на супостатов не хватит. Ну-ка берите мечи, рогатины в руки и тренируйтесь. Хмельное постарайтесь сперва заслужить!

Самому надо взобраться на стену, пробежаться по кругу, проверив несение службы часовыми, убедиться, что войско вокруг крепости пока ведёт себя спокойно. На пол пути опять отловила кормилица с котелком. Пришлось идти в палатку на трапезу, а то у неё не заржавеет запихивать правителю кашу в рот у всех на виду. Милашка в этом принципиальная, как бабушка, не отстанет, пока не поем. Потом мы пол дня с дружиной тренировались, а гости по очереди то просыпались, то опять засыпали.

На следующее утро снаружи потребовали показать парламентёров. Противника можно понять. Вдруг мы их представителей давно закопали? На стену смогли подняться только двое из пятерых. Афон поддерживал их чтоб стояли на ногах. Сам он оказался одет в один из плащей на голое тело и меховую шапку своих собутыльников, видимо всё же выигранные в неравной борьбе. Троица что-то весело горланила на непонятном наречии, приплясывала или шаталась на ветру и махала сверху руками.

На другой день пьяницы потребовали баб. Им видите ли надоели однообразные развлечения, и без прекрасных дев они пить больше отказываются!

— И где их взять? — Рассуждали мы с Еремкой пригорюнившись, сидя на брёвнышке у моего шалаша. — Никакая в здравом уме не пойдёт в вертеп, разве рабыня по приказу, но таких у нас нет. К тому же, чтоб найти даже своих надо рыскать по лесу, ведь распустили всех, велев спрятаться.

— Ано ежели кикимора. — Прошептал мальчишка, стрельнув глазами на моё новое жилище.

— Ты что, все сразу разбегутся, как только увидят хотя… можно сделать, чтоб не разглядели. Лицо загородим каким-нибудь покровом.

Вспомнилось, как прикрывают здесь невесту. Это не прозрачная фата двадцатого века. Сквозь занавес рыжая сама много не разглядит. Глядишь и не испугается так сильно. Осталось уговорить подопечную.

— Послушай, Младушка-ладушка, спляши-ка ты и спой перед добрыми молодцами. Ты же одна у нас осталась красавица. — "Сразу пошёл я с главных козырей".

Женщины, да и мужчины падки на лесть. Всем приятно, когда восхваляют. Дамочки конечно больше охотливы. Не зря говорят, что они любят ушами.

Девушка сразу растаяла, сдалась. Вспомнилось, что слишком редко с ней так ласково разговаривают. Кроме меня, пожалуй, никто, да и я не часто. Хозяюшка конечно бормотала, что всенепременно спужается, и пришлось заверить мол буду рядом держать за руку, не позволяя никому её обидеть.

И ведь так почти пол дня продержал маленькую ладошку, пока мадмуазель заливалась птичкой. Да не просто стоял, а приплясывал рядом, изображая ансамбль песни и пляски. Совесть не позволила безучастно наблюдать, как барышня, вцепившись в мою руку побелевшими от напряжения пальчиками, притоптывала ножками. Пришлось подпрыгивать с ней в такт. И откуда подружка только взяла обувь, да ещё с каблучками? Обычно босиком ходила, как и большинство местных баб с ребятишками.

Как ни странно, зрители были в восторге, просили потешить паки, (на бис, как сказали бы у нас), отсыпали даже монет. В отличие от Борща-скупердяя, красотка сразу отдала заработанное мне. Придётся купить ей какой-нибудь подарок. Всё ж-таки она молодец, когда такая. Башмачки удалось потом рассмотреть. Оказалось, что они на деревянной подмётке, потому так звонко и цокали по полу. Старик смастерил видимо ещё тогда давно по её просьбе. Сверху мягкая кожа со шнурками. Приклеено рыбьим клеем. Просто и надёжно, как всё, что здесь делают своими руками.

Очередным утром я проснулся от ощущения, что чего-то не хватает. Никто не пыхтит, не сопит, не толкается, не ворочается. Провёл ладонью рядом, а там под соседней шкурой непривычно пусто. Отчего-то сразу стало неуютно. Как быстро организм оказываюсь привыкает к мелким неприятностям и считает их за удобства. Выскочил из палатки, а стряпуха стоит неподалёку и шепчется с Еремкой, словно Гюльчатай с Петрухой из фильма. В душе нехорошо похолодело. О чём это они секретничают? Почему без меня?

— Княжиче! — Обернувшись вскрикнула милашка и подбежала, прильнула.

Льдинка в душе сразу растаяла, как будто и правда не к месту появившийся кусочек льда посреди летней жары. Чего это я? У неё и лицо было закрыто вчерашним покровом. Если этот ангелочек кому-то полностью доверяет, то не боится, смотрит открыто, как на меня сейчас. И какие у неё глазки оказывается красивые! Голубенькие-преголубенькие, большие-пребольшие, а реснички рыжие, просто золотые и одна к одной как у куклы, но также не бывает!

— Княжиче! — Теперь уже мальчишка пытается отвлечь меня, обратить на себя внимание.

Ну разве не видно, как командир сейчас занят? Мог бы подождать, прийти попозже, через часок, лучше через день или через год. Интересно, года бы мне хватило, чтоб вот так просто настояться, "насмотреться досыта", — как говориться?

Наконец глазки разрешают мне отвлечься от них и прячутся под фатой. Фата! Как символично звучит! Лучше, пожалуй, так называть этот покров.

— Княжиче! — Повторяет парнишка в очередной раз.

— Вообще то меня даже суздальцы величали князем!

Изогнув бровь, я повернулся к приятелю. Надо их иногда ставить на место. Мы конечно друзья, но забываться не надо. Вокруг вся моя дружина. Пусть не каждый сейчас на нас смотрит и слушает, но кто-то увидит, а другой услышит. Поймут, что поощряю и вовсе начнут подзывать: "Эй, Вовка!" Это один на один пусть именует, как заслуживаю, а в данном случае перед ним общественно значимое лицо и уважать он должен хотя бы его. Смышлёный парень в то же мгновение низко поклонился.

— Княже, гостям сызнова песнь спевати треба. Азм вот тута…

— Покуда княжиче ны поснедает, николи ны буде! — Категорично заявила моя кормилица.

Остаётся только развести руками.

— Передай мы скоро будем. — Успеваю шепнуть ему, перед тем, как хозяюшка ко мне решительно подступает с котелком.

Вздохнув, под удивлённый взгляд паренька я послушно забрался в палатку.

— Да, Младке можно всё: и называть, как она захочет, и кормить, хоть с ноги. Такой вот у меня самодержавный каприз. А теперь все вон!

Высказав любопытному товарищу, попытавшемуся заглянуть к нам в гнёздышко, я для убедительности швырнул в него шлемом.

— ХА — ХА — ХА!!! — Раздался дружный гогот.

Слышно, как возмущённого мальчишку уводят, а кто-то более старший и понятливый объясняет бестолковому, почему женщинам иногда разрешается то, что никому больше нельзя. А ведь он считает себя самым близким помощником правителя и чуть ли не заместителем. Мне уже приходилось намекать всем, что если опять исчезну, как прошлый раз, то все дела пусть решает совет десятников, но больше всех прислушиваются к этому шустрому оболтусу.

— Ты еси буде исти у мены с нозы?

Эта рыжая козюля с лукавой мордочкой, полулёжа на шкурах уже покачивает перед моим носом своей грязной, босой ступнёй, приподняв подол так, чтоб оголились только пальчики ноги. Как хочется сейчас накинуться и схватить, защекотать эти её соблазнительные ножки, услышать звонкий смех, но знаю, что нельзя, испугается, опять в кикимору превратиться. Вместо этого ухмыляясь говорю, что у неё хоть с пупка. И девчонка немедленно покраснела, сделалась серьёзной, запустила ладошку в котелок.

— Отворяй! Жувай.

Мадмуазель опять начинает командовать, как будто здесь самая главная, а вместо господина окрестных земель перед ней вообще какой-нибудь малыш-несмышлёныш. И парадокс в том, что мне это нравится! Попробовал бы взрослого парня так кормить кто-то другой, хоть мать, хоть бабушка! Я бы возмутился так, что вообще ушёл бы куда-нибудь из дома голодный, а перед ней вот послушно открываю рот и пережёвываю. Ещё и голову положу барышне на мягкие бёдра и в глаза буду смотреть не отрываясь.

Вот ведь какая интересная штука жизнь! Мне и Божена нравится очень, несмотря на то, что её уже сосватали, и чернявая малышка Луша, хотя она ещё не доросла, одноклассницы почти все симпатичны и вот теперь эта прелестница. И никак не удаётся понять себя в этом смысле. Может ты, Вовка, всё-таки бабник опасный для подружек? Или всё же не опасный, раз осознаёшь это и сдерживаешь себя? Придётся остановиться на последнем, иначе надо совсем избегать красоток, а вернее всего прятаться от них в мужской монастырь. Это мне точно не понравится.

— Ты сама-то сегодня будешь кушать? — Наконец останавливаю её ладонь и свой завтрак.

— Ано нетути иже! Разве облизну.

Стряпуха улыбаясь развела руками, только что испачканными в кулеше и уже чистыми, а я запоздало понимаю, что упустил сейчас такую возможность расцеловать эти нежные, ласковые пальчики!

— Ну-ка иди ещё за кашей!

— Ано нетути, усе приели!

Хихикнув весёлым колокольчиком, милашка отстранилась.

— Постой, кормилицу ведь тоже надо отблагодарить. — Прошептал я, пытаясь хотя бы подержать за ладошку, а потом попробовав притянуть к себе, приобнять.

— Усе, сыта ноне. — Хлопнув себя по животу, хозяюшка выскользнула из моих рук и из палатки.

Вот что с ней делать? Заставлять сейчас — так не послушает и будет опять смеяться. А приятели тогда уж точно не поймут. Делать нечего. Пойду снова изображать скомороха, раз подрядился.

Как ни странно, моя дружина в этом смысле поняла и оценила, что князь жертвует своей гордостью ради них, ради всех, чтоб обмануть этих приплывших захватчиков. Наверное, соратники поняли, что мы во время штурма скорее всего не выстоим, крепость не удержим. Позади почти каждого теперь семья и помирать неохота хотя бы ради них. Да и только что обжитые избушки жалко. Потому и берут в дружинники, как рассказали суздальцы, чаще всего неженатыми, чтоб бесстрашно шли на смерть. Но с другой стороны, этим парням есть что защищать. Товарищи мои, если придётся, будут драться отчаянно, как мать за своих детей. Впрочем, отцы сражаются не менее усердно. Надо этим папашам только научиться получше управляться с оружием. Поэтому я командую: "Мечи, рогатины в руки и вперёд! Бычок, под твою ответственность."

Сегодня Младка особенно "в ударе". Видимо мадмуазель уже привыкла после вчерашнего, поняла, что здесь не так и страшно. Пляшет и поёт девчонка так, что время от времени во дворе прекращается стук учебного оружия. Парни прислушиваются и просят Еремку не закрывать двери, чтоб лучше доносилось каждое слово. Мне даже послышался шёпот: "Неужто сие наю кикимора?"

Подружка, наверное, тоже слышит. Интересно, она обижается на это прозвище или привыкла с детства? И ведь спросить неудобно. Надо предупредить мужиков, чтоб как-нибудь по-другому её называли.

А барышня просто околдовывает голосом. Когда напевает весёлые песенки, сапоги сами в такт притоптывают даже у сидящих гостей. Когда мелодия грустная, зрители отворачиваются, втихарца трут пальцами глаза, мол соринка попала. Этак супостаты не скоро опьянеют. Чтож нам теперь до утра перед ними выкаблучиваться? У меня уже и ноги болят.

— Сделай так, чтоб они выпили и уснули. — После очередного выступления шепнул я певунье.

Красотка задумалась на мгновение и затянула что-то застольное со здравницами. Руки парламентёров и Афона сами потянулись к ковшам. Даже нам с Еремкой захотелось, и мы переглянулись, глотая слюни. (мол может ладно, хлебнем по глоточку разочек?) Но тут милашка затянула колыбельную. Не как у нас: "Спят усталые игрушки…". Это было что-то торжественное, но успокаивающее. Старинные слова были почти непонятны, но создалось ощущение, будто сама земля приглашает лечь ей на грудь и отдохнуть. Когда стряпуха потянула меня из избушки, прикорнувшего Еремку мы тоже будить не стали. Пацан умаялся за эти дни, но он ведь трезвый, проснётся если что. Честно говоря, я не удивился бы, если бы и во дворе, и за стенами крепости все уснули, но нет, там жизнь продолжалась как обычно. Мои дружинники тренировались. За околицей скучали и ждали непрошенные гости. Значит рыжая не колдунья. Просто мужички опять перепились.

Загрузка...