Книга пяти колец. Том 9

Глава 18

Посреди множества трупов постепенно превращающихся в белесый туман было тихо. Очень тихо и эта тишина после жестокой битвы казалась гуще и тяжелее, чем самый оглушительный грохот сражения. Воздух, пропитанный запахом расплавленного камня, пепла и остывающей крови, застыл словно в ожидании.

Трое стражей, что стояли на своих холмах, неподвижные, как идолы. Смотрели на меня и моих воронов. Их фигуры словно уменьшились и потеряли значительную часть мощи, я же наоборот ощущал прилив сил.

Да, само их присутствие продолжало давить на мир, искривляя его вокруг себя, словно массивные черные дыры, пожирающие саму силу свет.

Я ощущал их волю. Она была липкой, цепкой паутиной, плетущейся в моем сознании. Гнев Востока звал к слепому разрушению, к тому, чтобы я рухнул вперед и рубил, пока не рухну сам. Месть Запада шептала о холодной точности, о том, чтобы выбрать одного и отдать все силы на его уничтожение, забыв об остальных. Безумие Юга визжало на краю восприятия, предлагая раствориться в хаосе и самому стать частью этого безумного танца.

Но эти ублюдки все еще не понимали. Они, древние, как сам этот проклятый круг, думали, что я — просто новый виток их спирали. Еще один генерал, еще одна душа для вечной мясорубки. Но они ошибались и теперь их сама их суть станет платой за эту ошибку.

Молчаливая поддержка моих братьев сделала меня еще сильнее. Стоит мне отдать приказ и они пойдут в бой пытаясь уничтожить этих тварей, даже ценой своего существования, но нет. Это мой бой. Эти Стражи должны пасть от моей руки и тогда круг Огня откроет мне ворота дальше.

Я сделал шаг. Всего один. Сухая, потрескавшаяся земля хрустнула под каблуком моего сапога. Звук, крошечный и ничтожный в этой пустоте, прозвучал громче любого боевого клича. Он был вызовом и он был отрицанием этого места.

Как бы мне не хотелось броситься сломя голову в атаку выкрикивая боевой клич своего клана, мне удалось удержаться. Я просто пошел вперед. Медленно и размеренно. Показывая им, что теперь у их власти появился достойный противовес и каждый мой шаг был оскорбительной пощечиной их вечного правления над кругом Огня.

Рукояти моих шуаньгоу из чистой энергии подрагивали от нетерпения в моих ладонях. Я чувствовал их тонкую дрожь, отклик на близость нечестивой силы, их голод. Они пели свою песню стали, тихую, как шелест крыла ворона, и такую же безжалостную как его клюв вонзающийся в глаз мертвеца.

Первый, Страж Востока, Гнев, отозвался первым. Его жестокие глаза-угли сузились. Доспех из обугленных черепов лязгнул, скрежеща черным золотом своих скреп, когда он поднял свой исполинский клинок. Железные письмена по лезвию зашептали громче, их древний, забытый язык впивался в виски раскаленными иглами. Он двинулся навстречу увеличиваясь в размерах. Его шаги были подобны землетрясению, каждый удар его ступни о землю отдавался в моих костях.

Но мне было плевать кто из них умрет первым. Я не изменил ритма, не ускорился. Лишь продолжал спокойно идти, отсчитывая дистанцию для атаки. Он был грубой силой, воплощенной в плоть и металл. Сражаться с ним в лоб было бы безумием, но его армия дала мне ответ как его победить. Мне не надо с ним сражаться, мне требуется лишь действовать с холодной головой и его собственная ярость его же и убьет. Мои губы искривились в усмешке, от которой он пришел в бешенство и рванул ко мне. Пора начать наш танец, выродок.

Он нанес первый удар. Не сближаясь, он просто обрушил меч в мою сторону. С его клинка сорвался сгусток сконцентрированной ярости сформированный в волну невидимого пламени, что выжгло борозду в земле и помчалось ко мне, круша все на пути. Воздух завыл искажаясь от жуткого жара.

Инстинкт кричал, чтобы я отпрыгнул или увернулся, но именно этого он и ждал. В его бешеной ярости была четкая внутренняя логика. Он хотел, чтобы я постоянно уклонялся, тратя силы на выживание. Обойдешься!

Мир замедлился, аура восприятия работала по полной. Мой взгляд видел как несущаяся на меня волна разрушение скользит вперед словно сама желая моей смерти. Вот только это была не идеальная, сплошную стена силы, а скорее плетение с множеством узловых точек. И в этом узоре слепой ярости виднелись слабые точки и разрывы рожденные его нетерпением и желанием меня уничтожить.

Он ждал, что в самый последний момент мне придется отпрыгнуть в сторону, но лучший способ победить — удивить противника. Я рванулся вперед и чуть влево, в самую гущу энергетического вихря, где было больше всего прорех. Мои клинки наполненные энергией пустоты рубанули крест на крест еще сильнее расширяя прореху и тут же описали передо мной быструю дугу наполненную мощью пустоты. Не для того, чтобы блокировать — это было невозможно. Чтобы разрезать. Чтобы провести меня по узкому, несуществующему для любого другого глазу коридору внутри самой атаки.

Вихрь ярости с ревом пронесся мимо, опалив край моего плаща, но я был уже внутри его периметра. Я чувствовал, как безумие шепота с лезвия его меча сменилось на долю секунды недоумением. Шаг вперед и еще один, и вот теперь между нами оставалось не больше двадцати шагов.

Страж Востока замер на миг, его пламенеющий взгляд впервые за тысячелетия отразил не слепую ярость, а нечто иное больше похожее на удивление. Я нарушил все правила боя с таким противником. Я не убегал и не блокировал. Вместо этого я сумел пройти сквозь его гнев, как игла проходит сквозь ткань, не разрывая ее, а лишь оставляя едва заметную нить присутствия.

Он издал звук, больше похожий на треск ломающейся скалы, и снова двинулся на меня, на этот раз обрушивая вниз уже сам клинок. Мощь хранящаяся в нем была способна раскрошить гору.

И вот тогда я побежал. Но не от него, а вдоль. Используя свою скорость и малый рост против его исполинской, но неповоротливой мощи. Его клинок с оглушительным грохотом врезался в землю там, где я только что стоял, подняв тучу пепла и раскаленных осколков.

Но я был уже у него за спиной. Мои шуаньгоу взмыли вверх, не для удара по несокрушимой спине, а словно клюв ворона, целясь в тонкую щель в его наплечнике, в то место, где черное золото соединяло два черепа, туда, где пульсировала самая густая тень.

Это был еще не полноценный удар, так дополнительный способ еще больше раззадорить его. Настоящая битва только начиналась и выиграет ее лишь тот, кто сумеет навязать свою стратегию противнику.

Пепел Первого Стража еще висел в воздухе, медленно оседая на потрескавшуюся землю черным снегом. Я не стал смотреть на то, что от него осталось. Не было в этом ни радости победы, ни торжества силы. Был лишь холодный, неумолимый расчет. Как выдернуть больной зуб. Как отрубить голову оскверненному после смерти. Неприятная работа, но ее нужно было сделать.

Но мои воины считали иначе. Глухой звук мерных ударов тяжелых клинков о щиты, пяток алебард и просто сапог о землю звучал как торжественные барабаны. Хотя это и были барабаны войны, что славили своего предводителя.

Тинджол был прав, когда учил меня. Ярость дает тебе мощь, но если ты не можешь ей управлять, то ты труп. Так и это безумно сильный гигант решил, что может меня смять лишь голой силой. За это он и поплатился. Сила Стража Востока пожранная моими вечными спутниками наполнила мое ядро сило и залечила раны. Даже тень ударов этого выродка была настолько сильна, что от нее рвались энергетические каналы. Но теперь его ярость сожгла его до тла и лишь падающий черный пепел, так напоминающий хлопья снега, напоминал о его существовании. И теперь пора забрать душу следующего Стража и это будет Ненависть Запада.

Я повернул голову. Но там, где должен был быть его холм, никого не было.

Вместо этого мой новый противник просто стоял в десяти шагах от меня. Совершенно неподвижно. Его костяная броня не лязгала. Два тяжелых солдатских дао в его руках были продолжением рук, застыв в идеально симметричной готовности. Он не смотрел на меня так, как его собрат. Тот искал разрушения. Этот — видел лишь цель. Меня. Его взгляд был жутким и бездонным, как поверхность черного зеркала. В нем не было ни ненависти лично ко мне, ни гнева за мои поступки. Лишь чистая, абстрактная функция. Устранить.

Он не стал ждать, пока я переведу дух. Не было в нем ни гордости, ни чести. Только голая эффективность.

Его атака была подобна щелчку кнута. Никакого замаха, никакого предупреждения. Одно мгновение он стоял, в следующее — его левое дао уже описывало молниеносную дугу, цельную и идеальную, направленную на то, чтобы рассечь мне горло. Воздух завыл от скорости, но не от силы. В этом не было грубой мощи Востока. Была лишь абсолютная, отточенная смерть искусного убийцы.

Мое тело среагировало раньше сознания. Правое шуаньгоу взметнулось вверх на встречу лезвию, чтобы чуть сбить его меч. Крюк моего клинка зацепил его дао у самой гарды, я повернул запястье, отводя его удар в сторону. Лезвие просвистело в сантиметре от моей шеи, и я почувствовал ледяной ветерок на коже.

Но он уже был не там. Его второе дао приходило снизу, стремясь подсечь мне подколенные сухожилия. Я отпрыгнул назад, и острие прошло по носку моего сапога, оставив на коже тонкую белую полосу.

Мы замерли. Он — в низкой стойке, его дао снова замерли в готовности. Я — отведя клинки в стороны, как крылья готовой взлететь птицы. Ни один из нас не дышал тяжело. Это был не бой на истощение. Это была шахматная партия, где фигурами были смертельные удары.

Он атаковал снова и снова. Его движения были выверены до миллиметра, лишены всего лишнего. Каждый удар, каждый блок, каждый шаг — часть единого, смертоносного алгоритма. Он не чувствовал усталости, не чувствовал сомнений. Он был идеальной машиной убийства, запрограммированной на убийство противника. Это был сложнейший бой в моей жизни. Ни Мэйлин, ни Лиан, ни даже Тинджол в моих видениях не были столь опасны.

Я постоянно отступал, парировал, уворачивался и изучал его. Мои шуаньгоу пели свою стальную песню, отвечая на каждый выпад звонким, коротким аккордом. Я искал в его броне хоть какую-то щель, любую слабину, которую можно будет использовать против него. Хоть тень эмоции, чтобы ее усилить, но нет. Ничего подобного у него попросту не было. Его костяные пластины были подогнаны идеально, знаки жертвоприношений на них мерцали тусклым, безжизненным светом. Он не оставлял никаких слабых мест. Идеальный противник. Возможно, я бы им восхищался, если бы он не пытался меня убить.

Он провел серию стремительных ударов постоянно меняя этажи атак. Голова, колени, корпус и снова голова. Я парировал, отвел, снова парировал. Наши лезвия сплелись в паутину из искр и звона стали. И в этот момент, в микроскопической паузе между его атаками, я увидел свой шанс. Это была не щель в броне. А некий шаблон в действиях.

Его месть была совершенна. Но и в совершенстве есть своя тюрьма. Он всегда наносил удар под одним и тем же углом. Всегда переносил вес с одной ноги на другую одинаково. Его идеальность, его сила, была и его ограничением.

Он снова пошел в атаку. Правое дао — удар в голову. Я знал, что следом будет низкий подсекающий удар левым. И не стал отступать. Вместо этого я сделал короткий, резкий выпад вперед.

Его правое дао просвистело у моего виска. Как и ожидалось, его левая рука уже уходила вниз, чтобы подсечь меня. Но я был уже внутри дистанции его длинного оружия. Слишком близко, слишком опасно и все же это была моя любимая дистанция.

Его жуткие, бездонные глаза впервые отразили нечто иное. Не удивление. Сбой. Нарушение предписанного сценария.

И тогда я повторил тот самый прием, что когда-то принес победу дяде Хвану. Мои шуаньгоу захватили его дао, а скользнул вперед и мой лоб наполненный мощью энергии воды и пустоты врезался в его костяную маску. А потом снова и снова.

Раздался звук, сухой и жесткий, как хруст ломающейся ветки. Костяная пластина его лице лопнула. А я продолжал вбивать свою голову. Кто-то скажет это безумие, но именно безумие и было слабым местом этого стража. Его пальцы разжались сами собой, левый дао с глухим стуком упало на землю.

Он не сдавался. Его правая рука, все еще с зажатым дао, дергано рванулась на себя, пытаясь освободить клинок. Его пустой взгляд был прикован ко мне с прежней, нечеловеческой концентрацией. Он все еще пытался выполнить свою функцию.

Но он был сломан. Его совершенный алгоритм дал сбой.

Я не дал ему опомниться. Продолжая наносить беспорядочные удары, мой правый шуаньгоу, сменил хват и рванулся вперед, как клюв голодной птицы. Острие вошло в едва заметную щель под мышкой, там, где костяная броня сходилась, оставляя узкую полоску тени.

С тихим, влажным звуком граненое лезвие разорвало его плоть. Он замер. Его правая рука разжалась. Второе дао упало рядом с первым. Его фигура начала шататься и его жуткий, бездонный взгляд наконец изменился. В нем не было боли, лишь пустота. Та самая пустота, что была его сутью, теперь вырывалась наружу.

В отличие от своего собрата, он не рассыпался в пепел. Он просто погас. Словно свечу, которой он был, задул порыв злого ветра. Его костяные доспехи потеряли свой зловещий блеск, став просто грубой, желтой костью. А тело медленно осело, сложившись само в себя и рухнуло на землю бесформенной, безжизненной кучей.

Тишина снова вернулась, став еще глубже, еще всепоглощающее. Я перевел дух и ощутил, как холодная волна силы голодных духов наполняет меня новой мощью. Воздух все еще пах пеплом, но теперь к нему примешивался сладковатый, пыльный запах старой, сухой кости. А меня ждал последний страж.

На южном холме окруженным клубящемся маревом, уже ждал третий. Его множественные глаза смотрели на меня, и в них не было ни гнева, ни мести. Лишь бесконечное, бездонное безумие.

Воздух над южным холмом колыхался, искажаясь, словно над раскаленными углями. А третий страж не ждал меня, он просто был. Его присутствие ощущалось в отличие от собратьев не точкой, а размытым пятном на реальности.

Я не видел, как он движется. Один миг — он был на холме. Следующий — он уже парил в нескольких метрах от меня, не касаясь земли. Его одежды цвета черного пламени струились вокруг него, как жидкая ночь. Множественные глаза на его маске смотрели на меня, и в этом был ужас — они смотрели не вместе. Каждый видел свое, каждый моргал в своем ритме, один был широко распахнут, другой прищурен, третий слезился кровавой росой. Они видели меня всего, но каждый — под своим углом, в своем искаженном свете.

Он не издал ни звука. Вместо этого в моей голове что-то щелкнуло.

Земля под ногами перестала быть твердой. Она затряслась, поплыла, превращаясь в зыбучий песок из пепла и костей. Скелеты, утопленные в ней, протянули к моим сапогам свои костлявые пальцы, их челюсти беззвучно клацали, словно хотели вонзить свои полуистлевшие зубы в мою плоть. Мои ноги начали проваливаться в землю, поднявшийся ветер бросил в лицо пепел, что обжигал глаза, а запах тления становился все более удушающим.

Вот только этот выродок кое-чего не учел. Мою ярость! Именно она помогла мне, заставить себя сделать шаг. Не назад. Вперед, прямо сквозь иллюзию. Это было похоже на движение сквозь густой, вязкий кисель. Воздух сопротивлялся, давил на грудь.

Глаза на маске заморгали чаще. И голоса. Они пришли не извне. Они поднялись из самых потаенных уголков памяти, заговорив голосами тех, кого я потерял, тех, кого убил.

Перед глазами поплыли пятна. Багровое небо накренилось, стало падать на меня, давя всей тяжестью проклятого мира. Доспехи на мне вдруг стали ледяными, потом раскаленными, впиваясь в кожу. Я почувствовал, как по моей спине ползут мурашки, а пальцы на рукоятях шуаньгоу онемели.

Это была не просто атака, это была инъекция, прямое вливание разлагающего хаоса в мою душу. Он не хотел меня разрушить физически. Он хотел, чтобы я сам себя разобрал на винтики, чтобы мой разум, запутавшись в паутине кошмаров, отказался служить мне.

На мгновение я закрыл глаза. Вдох-выдох успокаивая разум. И снова с усилием, втянул воздух в ноздри. Он пах все тем же пеплом и тлением.

Я не стал с ним спорить. Не стал кричать, что это неправда. Безумие не победить логикой. Ему можно только не дать себя поглотить. Найти точку опоры в самом себе.

Но я давно ее нашел. Это был не гнев, не желание мести или победы, не дисциплина. Нет. Это была тишина. Абсолютная тишина кладбища.

Где-то глубоко внутри, под слоями ярости, боли и воли, была маленькая, черная, холодная точка абсолютного спокойствия. Осколок того, что осталось от меня настоящего. Белая Дева наблюдала оттуда. Без осуждения. Без участия. Просто наблюдала.

Я открыл глаза. Иллюзии никуда не делись. Костлявые руки все так же хватали меня за сапоги, голоса шептали, небо падало. Но я больше не верил в них. Я смотрел сквозь них и улыбался.

Я смотрел на Стража Юга. На его маску с безумными глазами. И шагнул к нему, прямо сквозь его мираж. Каждый шаг давался с невероятным усилием, будто я тащил на себе всю тяжесть этого ада. Но я шел. Прямо на него.

Он отплыл назад. Один из глаз на его маске закатился, другой выпучено уставился на меня. Его темное пламя вспыхнуло ярче, заклубилось вокруг него. Иллюзии в моей голове усилились. Теперь это были не голоса, а вопли. Не призрачные касания, а ощущение, что по мне ползают тысячи насекомых, что кожа трескается, обнажая мышцы.

Я продолжал идти. Последовательно и мерно, так же как и шел на первого Стража. Как шел на второго. Моя воля была лезвием, которое рассекало безумие, как туман.

Он отступал. В его движениях, плавных и дымных, впервые появилось нечто иное, чем чистая, абстрактная сила. Непонимание. Его оружие — хаос — не работало. Я не поддавался. Я был скалой, а его безумие — всего лишь волны, разбивающиеся о нее.

Он остановился. Его множество глаз перестало метаться. Все они, в унисон, уставились на меня. В них не было больше ни ненависти, ни насмешки. Была пустота. Та самая, изначальная пустота, что скрывалась за всей этой мишурой ужаса.

И тогда он атаковал по-настоящему. Не иллюзией или внушением. Искажением реальности.

Пространство вокруг него сжалось, и затем выплеснулось ко мне сгустком чистого, нефильтрованного хаоса. Это не было пламя или тьма. Это было искажение самой материи. Воздух заскрипел, земля под ним почернела и рассыпалась в ничто. Волна не-сущности помчалась на меня, стирая все на своем пути, угрожая не убить, а аннигилировать, стереть с канвы бытия.

Инстинкт кричал, чтобы я уворачивался. Но куда? Это была не та атака, которую можно парировать или избежать. Она была везде.

И в этот миг я прозрел и почувствовал его суть. Понял его слабость.

Он был слеп и безумен. Он не видел меня. Он видел лишь отражение своего хаоса во мне. И когда он не находил его, он пытался затопить меня им снаружи.

Я не стал уворачиваться. Я не поднял клинки для защиты. Просто встал прямо и и принял это в себя. Волна искаженной реальности накрыла меня.

Не было ни боли, ни холода, ни жара. Был некий разлад. Ощущение, что меня разбирают на молекулы, встряхивают и пытаются собрать заново в уродливой, неправильной форме. Звуки сплелись в немыслимый гул, свет погас, сменившись сплошным серым не-цветом.

Но у меня были якоря. Я сам, Ву Ян, чемпион великого клана Ворона. И еще четверо, что верили мне и были рядом. Даже здесь я ощущал их присутствие и помощь. Именно связь с ними удержала мой разум.

Я прошел сквозь волну хаоса и вышел с другой стороны. Мои доспехи дымились, а в ушах стоял звон. Но я был относительно цел и все еще был самим собой.

Страж Юга стоял буквально в паре шагов от меня. Его маска с множеством глаз смотрела на меня. Но теперь в этих глазах читалось нечто новое. Не безумие, а откровенный Ужас.

Он увидел то, чего не мог понять. То, что было сильнее его хаоса. Непоколебимую ясность.

Я был уже перед ним. Мои шуаньгоу все так же висели в моих руках. Я не стал их поднимать, сейчас они были лишними. Его надо уничтожать его же оружием.

Я просто посмотрел на него. Прямо в его безумные, множественные глаза. И выдохнул одно-единственное слово. Слово, лишенное силы, гнева, магии. Просто слово.

— Довольно. — Оно прозвучало тише шелеста пепла. Но в тишине этого места оно прозвучало громче грома.

Маска с множеством глаз замерла. Все глаза разом остановились, уставившись в одну точку. В меня.

А потом они начали гаснуть. Один за другим. Как свечи, задуваемые невидимым ветром. Сначала один, потом другой, третий.

Когда погас последний глаз, маска потеряла всякий блеск, став просто куском старой, потрескавшейся кости. Темное пламя вокруг него дрогнуло и испарилось, словно его и не было.

Страж Юга просто перестал быть. Растворился в воздухе, как мираж, которым и был.

Тишина, что воцарилась после, была уже совершенно иной. Она была пустой и чистой. В ней не было звенящего напряжения. Была лишь настоящая пустота. Тишина после долгой бури.

Я стоял один в центре огромного, опустошенного поля. Трех холмов больше не было. Была лишь ровная, выжженная земля, усеянная пеплом бывших армий и трех Владык этого круга.

Три холма, что возвышались над этим местом вечной бойни, медленно оседали. Земля, пропитанная кровью и болью, теряла свой багровый, ядовитый оттенок. Цвет уходил из нее, оставляя после себя лишь серую, безжизненную глину. Это было не очищение. Это было опустошение. Мир, лишенный своих хозяев, медленно умирал, возвращаясь к своему изначальному, нулевому состоянию.

Воздух больше не пах ни железом, ни гарью, ни смертью. Он не пах ничем. Это было странно и непривычно. Пустота входила в легкие холодом, от которого коченели не только пальцы, но и сама душа.

Я посмотрел на свои руки. На зажатые в них шуаньгоу. Верные клинки, что пели мне песни крови и стали. Теперь они молчали, мы спели эту песнь вместе. Миг и они растворились, зная, что наступит момент, когда я призову их вновь.

Вдохнув полной грудью этот новый воздух. я обернулся и увидел мою армию. Они стояли там, где мы победили врагов. Все мои Вороны. Их черные доспехи больше не сливались с тенями этого места. Они контрастировали с угасающим миром, будто вырезанные из самой абсолютной тьмы. Они стояли безмолвно. Ни один шлем не был повернут в мою сторону. Все взгляды были устремлены куда-то вдаль, поверх моей головы, в пустоту.

Их путь был окончен. Их месть свершилась. Их вечный покой был здесь, в этом умирающем мире, который они сами и умертвили.

Один из воинов, в шлеме с маской они, сделал шаг вперед. Он не смотрел на меня. Он поднял свою руку, зажатую в металлическую перчатку, и медленно, с достоинством, приложил ее к своей груди, к сердцу, а потом отсалютовал. В нем не было благодарности. Это был знак гордости своим предводителем.

За ним этот жест повторил второй воин. Затем третий. Десятый. Сотый. Тысячи безмолвных теней, отдающих честь не только мне. А тому, что было совершено. Возвращению долга.

Потом они начали гаснуть. Не рассыпаться в прах, не исчезать. Их силуэты просто теряли четкость, становились прозрачными, как дым на рассвете. Один за другим. Без звука. Без вспышек. Они растворялись в этом новом, безвоздушном пространстве, возвращаясь в небытие, из которого я их призвал.

Вскоре передо мной никого не осталось. Лишь ровная серая равнина. И тишина.

Я остался совершенно один. И одиночество обрушилось на меня со всей своей невесомой, всесокрушающей тяжестью. Оно было страшнее любого Стража. Громче любого вопля безумия. Мне хотелось оказаться рядом с моими близкими. Узнать как они, но это было невозможно. Меня ждал следующий круг.

С севера, из самой гущи серой пустоты, пробился луч света. Он не был похож на солнечный. Он был холодным, жидким, почти металлическим. Он не слепил и не грел. Он просто был. Он падал на землю длинным, узким столбом, и в его пределах серый пепел под его ногами медленно превращался в нечто иное. В прозрачный, сияющий хрусталь.

Из света возникла тень. Высокая, стройная, женственная. Она сделала шаг ко мне, и ее силуэт стал четче. Платье цвета лунной пыли, бледная, почти прозрачная кожа, волосы — струящаяся ртуть. И глаза. Бездонные, холодные, знающие глаза Белой Девы. Она не улыбалась. Не хмурилась. Ее лицо было спокойным, как поверхность забытого озера в горах.

Она остановилась в шаге от меня. Ее взгляд скользнул по моим клинкам, воткнутым в землю, по моему лицу, по пустоте вокруг.

— Круг разомкнут, — произнесла она. Ее голос был тихим, но он не терялся в тишине. Он наполнял ее, как вода наполняет кувшин. — Цикл завершен. Ты сделал то, что должно было быть сделано. Ты достоин быть моим воином, Ву Ян. Пройди свой путь до конца и на твоей дороги к Небу, я всегда буду стоять за твоим левым плечом. — Мои губы искривились в жуткой усмешке. Ибо госпожа Смерть была как всегда права. Мне нужно идти дальше, потому что дорогу осилит лишь идущий.