Каждый мой шаг поднимал тучу пепла. Он был повсюду: забивался в сапоги, мерзко хрустел на зубах, забивая ноздри едкой, горькой пылью. Он ощущался пеплом несбывшихся надежд, сгоревших солдат, погибших в бесчисленных и бессмысленных сражениях.
После обещания со стражем Востока я ощущал себя словно кусок мяса, хорошенько отбитый кухонным молотком. Его жуткая аура, что пыталась одновременно меня раздавить и призвать в качестве соратника, оставила железный вкус крови во рту. Лопнувшие сосуды уже восстановились, но я все еще время от времени сплевывал запекшиеся куски крови, смешанной с этим проклятым пеплом.
Холодная, расчетливая месть Запада пугала меня своей привлекательностью куда больше, чем безрассудная ярость Востока. «Отомсти, восстанови справедливость. Ведь твой холодный гнев праведен». Я заранее крутил эти мысли в своей голове, чтобы их звучание было не настолько привлекательным. Спасибо, мне хватило того, что я чуть не купился на посулы Разрушения.
Мысли крутились по кругу, пока я продолжал свой путь к новому стражу. Я сам не заметил, когда небо над головой словно взорвалось. Сквозь тяжелые тучи пробивались красные отблески адского зарева.
Сначала возникли лишь багровые проблески, рвущие серую паутину туч, словно окровавленные пальцы разрывают бумажную перегородку окна. Следом раздался мерзкий треск, будто ломаются ребра умирающего мира. Пепельно-серый потолок неба треснул, и сквозь щели хлынул свет, который не свет. Скорее это было ядовито-багровое сияние, разъедающее все, до чего дотягивались его лучи. Я смотрел, как под его прикосновением трупы начали меняться.
Теперь я мог видеть это куда яснее, и это явно не была игра теней. Кровь на щитах поблекла, стала бурой, как старая корка. Проломленные латы, еще минуту назад бывшие свидетелями недавней смерти, начали стремительно осыпаться. Словно ржавчина, ускоренная веками, пожирала металл за мгновения. Плоть оседала, обнажая белесые кости, которые тут же рассыпались в пыль. Прах поднимался вверх густыми молочными вихрями, переходящими в холодный туман, вьющийся возле моих сапог.
Стоя на холме, который этот белый поток едва-едва задевал, я наблюдал за тем, как он разделялся на пряди, тянущиеся к багровым небесам. Это выглядело как вознесение молитвы, но небеса оставались все так же безучастны.
Каждое прикосновение тумана к коже заставляло мое сознание увидеть не самые приятные картины: рев сражения, хруст костей, предсмертный хрип, звяканье стали. Миллионы мгновений боли и смерти, слитые в один оглушительный гул. Фантомный ад пытался ворваться в мой разум, но мне потребовалось лишь небольшое усилие воли, чтобы очистить свои мысли и избегнуть влияния.
Небо полыхнуло, словно багровый гонг ударил по миру. И за ним раздались звуки рога, призывающего армию на смертельный бой. Первый. Низкий, вибрирующий, входящий в резонанс с костями. Он не гремел — он взламывал тишину. За ним — второй, пронзительный, как крик раненой птицы. Третий — глухой, как удар в землю. С разных сторон: Восток. Юг. Запад.
Огромные клочья туч, как обугленная плоть, разрывались изнутри, выпуская все больше того жгучего, ядовитого света. Мир приобретал болезненную четкость. Каждая трещина в земле, каждый клочок тумана выглядели как лезвие под увеличительным стеклом. В голове натянулась струна, готовая лопнуть.
Туман под ногами заклубился, пополз к горизонту. И в его белесых потоках проступили силуэты. Армии стражей вновь собирались на великую битву. Оживающие бойцы, готовящиеся к новому витку вечной бойни. Знамена, поднятые руки, очертания шлемов — все такое знакомое. Все, что только что я видел бездыханно лежащим на этой проклятой земле.
Восток вновь поднялся первым. Их знамена, словно боевые пики, прорвались сквозь пепельный туман. Три огромных стяга, несущих символ — расколотый меч, объятый черным, пожирающим пламенем. Огонь, который пожирал все на своем пути, словно пламя лесного пожара. За знаменами катилась волна воинов.
Это были уже знакомые мне мародеры гнева, одетые в лохмотья, куски доспехов, что они сняли с трупов. Вооруженные чем попало, орущие свои дикие вопли. Я видел в их глазах нечеловеческую ярость, безумие боя ради боя. Этих выродков я познал слишком хорошо.
А за знакомой завесой слепой ненависти и безграничного хаоса… Где-то за всей этой людской массой, в самом сердце багрового света, я чувствовал его. Страж Востока. Тот, чью силу я отверг. Его аура давила, как раскаленная плита, даже отсюда. Но сейчас он был занят своей вечной войной.
На юге земля вскипела, все как и в первый раз. Холмы извергали из себя жуткие порождения ирреальности. И из них поднимались воины, будто вылепленные из дыма, лавы и кошмаров. Каждый шаг оставлял тлеющий след. Их знамена горели, но скорее горела не сама ткань. Нет, это было больше похоже на пламя, которое чья-то воля заставила сжаться в форму полотнищ.
В этот раз их символом был гигантский глаз в огненном круге, что изрыгал извивающихся зубастых червей. От одного взгляда на этот символ в животе поднялась волна тошноты.
Бойцы юга двигались нестройно, словно спазматически. Один воин вдруг взорвался фейерверком искаженных звуков, другой начал расти, обрастая кристаллическими шипами. Хаос. Чистый, неразбавленный яд для разума. От одного взгляда на этих безумцев у меня создавалось ощущение, словно тебя мутит, как после тяжелого отравления. Стоит слишком долго задержать на них свой взгляд — и все начинает плыть. Их страж — это само воплощение абсурда, и мне очень не хочется с ним взаимодействовать, но если мой план сработает, то мне это и не понадобится.
Но все это потом, сейчас меня интересовали воины запада, что олицетворяли собой месть. Они шли, чеканя шаг, черной рекой, закованные в одинаковые доспехи.
Так похожие на легионеров Нефритовой империи и в то же время отличающиеся от всех, кого я когда-либо видел. Они не пели песни, не кричали боевые кличи. Они молча шли, сопровождаемые лязгом стали о камень.
Тяжелые доспехи из вороненого металла, украшенные скорбными знаками. Черный цвет их доспехов поглощал багровый свет, что лился с небес. Каждый из них нес на себе гербы, вот только они были больше похожи на клейма, выжженные в их душах.
Стилизованные капли застывшей крови. Весы с чашами из черепов. Застывшие слезы, выжженные в стали. Лица, скрытые под глухими забралами шлемов, были невидимы. Но я чувствовал их взгляды. Резкие, жесткие и опасные, словно граненые жала стрел, уже сорвавшихся в свой смертельный полет. Холод от них шел волнами, заставляя пепел на моей коже покрываться инеем.
Их строй был безупречен. Каждая шеренга выглядела словно выверенная по линейке. Щиты смыкались в сплошную, без единой щели, черную стену. В руках они держали одинаковые тяжелые солдатские дао. Длинные, чуть изогнутые, с широкими клинками, заточенными для одного — мощного, рассекающего удара. В их руках это было не оружие, это был инструмент палача, что несет свое видение справедливости.
Им не нужны были горны и барабаны. Не нужны были подбадривающие крики. Только этот мертвенный лязг строевого шага и тишина, что громче любого рева. Они не шли к битве. Они были ее воплощением, одетым в одежду справедливого воздаяния. И столь же неизбежным, как падение топора гильотины.
Их знамена не развевались на ветру. Они висели тяжело, как саваны. На них был изображен все тот же символ: Ледяной Клинок, пронзающий стилизованное, истекающее кровью сердце. Знак того, что месть должна быть холодна как лед.
Я наблюдал в первую очередь именно за ними. Холодный аналитик внутри, выкованный годами боев и отточенный до совершенства в Нефритовой Империи.
Дисциплина. Холод. Расчет. После огненного хаоса Востока — это было почти чарующе. Больше всего это было похоже на идеально отлаженную машину смерти. Но любая машина имеет свои слабые места. И я должен их найти.
Вихри белого тумана окончательно рассеялись, открывая долину, готовую вновь стать жерлом бойни. Восток ревел, Юг клокотал безумием. А Запад… Запад просто молча надвигался. Черная, безжалостная стена. Машина возмездия, запущенная однажды и теперь набравшая свой неизбежный ход.
Их холодный взгляд, казалось, скользнул по мне, стоящему на холме. Судья. Палач. Страж. Он был здесь. В каждом воине чувствовалась его воля. В каждом ударе их дао, еще не нанесенном, но уже предрешенном.
Я повернулся к ним спиной. Мне не надо было больше их видеть, я сумел их понять и получить прививку от их ненависти. Мой путь к победе становился все яснее. Нужно лишь встретиться с их предводителем и заронить в нем зерно сомнения, из которого прорастет моя победа.
Ветер играл с вездесущим пеплом. Он забивал глаза, мешая видеть; уши, заглушая даже грохот начинающегося ада. Я стоял, повернувшись спиной к югу, лицом — на Север. Туда, где царила лишь гробовая тишина и вечный холод владыки мертвых. Я знал, как они будут действовать, так же как и всегда. В этом была их сила и самая главная слабость.
Сначала начал Восток. Их атака была как всегда эффектна. Будь их противники обычными людьми, они бы уже бежали прочь. Орда была как землетрясение, начинающееся с мелкой дрожи. Земля под сапогами заходила ходуном от бешеной тряски тысяч обезумевших тел, бьющихся в истерике ярости и желающих лишь одного — обогреть свои клинки в крови врага. Воздух содрогнулся от рыка. Нечеловеческого, сливающегося в один протяжный вой, словно ревет раскаленная печь, в которую бросают живое мясо.
Ветер принес их запах. Он ударил в ноздри обволакивающей волной — сладковато-приторный дух горелого жира, свежей крови и немытого зверья. Знакомый душок мародеров Гнева. Они сражались, как всегда, яростно и слепо, любой ценой пытаясь уничтожить врага.
Потом ответил Запад. И их ответом была идеальная дисциплина. Если Восток был разномастным грохотом, то Запад был вибрацией. Тяжелой, ритмичной и мертвой. Бьющий как метроном звон стали о сталь.
Шаги сотен сапог, идущих в такт. Лязг, возникающий, когда щит бьется о щит, смыкаясь в непроницаемую стену. Это был звук машины, заведенной на убийство. Ни криков. Ни воплей. Только этот ледяной, бездушный лязг стали, отбивающий такт неминуемой гибели. И их запах был совершенно другой. Запах металла и масла. Сухая, мертвая пыль. Запах закона и приговора.
Я чувствовал, как они сошлись. Как лавина Востока УДАРИЛА в черную стену Запада. Звук столкновения был таким, словно гигантский молот вогнали в сырую землю. Рык взлетел на октаву выше. Ярость, смешанная с болью и яростным удивлением. Хаос встретил Порядок. И Порядок выдержал. И тут же нанес ответный удар.
Сотни ответных ударов, нанесенных синхронно. Точных и безжалостных, словно топор гильотины. Свист тяжелых дао, рассекающих воздух, и глухой звук клинков, входящих в плоть. Запах крови усилился, но теперь в нем отчетливо проступила нотка холодного железа — запах Запада.
С закрытыми глазами я представлял это безумие:
Вот Мародер Востока, с окровавленным топором и с пеной у рта, кидается на щит. Его дикий удар встречает непоколебимый черный барьер. На миг его безумные глаза отражают собственное искаженное лицо в полированной стали. А потом из щели над щитом, как машина, выдвигается клинок. Короткий, мощный удар сверху вниз. Удар! Клинок рассекает ключицу, грудь, выходит под мышкой. Мародер оседает, а дао уже исчезло, и щит сомкнулся, как ни в чем не бывало. Ничто не должно мешать запущенной машине.
Вот боец Запада. Он не видит лица врага. Он видит цель. Нарушитель. Расчет траектории. Короткий замах. Удар. Глухой звук, и тело врага падает ему под ноги, а сосед походя втыкает клинок в горло. Ничто не должно мешать запущенной машине.
Выбрать следующую цель и вперед. Армия Запада была холодным, безупречным механизмом войны.
Ритм битвы стал пульсом долины. Восток ревел, бился о стену, разбиваясь в кровавую пену. Запад молча, методично перемалывал своих врагов. Каждый удар — шаг вперед. Каждый прием — жизнь, стертая с весов возмездия. Они не прорывали оборону врагов. Они продавливали ее, метр за метром, превращая багровый натиск в кровавую кашу под своими мерными сапогами.
Но потом… в этот железный ритм вползла фальшь. Сначала еле слышная. С юга. Не звук — ощущение. Как будто пространство само застонало. Воздух сзади стал тяжелее, сладковато-тошнотворным. Юг. Безумие вступило в игру. Я не видел, но знал — пошли волны искажения. По тому, как дрогнула земля подо мной не так, как от шагов Запада. Как вибрация их строя вдруг споткнулась.
Именно в этот момент я обернулся.
Картина была весьма поучительной и идеально вписывающейся в мое понимание круга огня. Остатки бойцов Запада были словно островок порядка в бушующем море хаоса. Может, два десятка воинов, может чуть больше. Они стояли, спина к спине, щиты — сомкнутый черный круг, дао направлены вовне, как иглы ежа. Безупречно. Как на параде. Удар — блок. Защита — ответ. Они срубали мародеров Востока, кидавшихся на них в слепой ярости. Раз-два. Раз-два. Методично, как машина.
Но Юг не атаковал их в лоб. Он действовал по-своему. Из клубов ядовитого тумана вынырнуло нечто. Не воин. Живая скульптура из кристаллов и слизи, издающая визг, от которого кровь стыла в жилах. Она не пошла на щиты. Она изверглась фонтанчиком едкой фиолетовой жидкости. Струя ударила не в щиты, а перед строем, в землю. Камень вздыбился неестественными шипами прямо под ногами переднего ряда Запада.
Строй дрогнул. Всего на миг. Микроскопический сбой в безупречном механизме. Один воин, чья нога угодила на шип, потерял баланс. Его щит отклонился на сантиметр. Этого хватило.
Из хаоса Востока, как выпущенная из пращи глыба, вылетел берсерк. Огромный, покрытый шрамами и чужой кровью, с дубиной, сбитой из кости и камня. Он не видел строя. Он видел щель. Ту самую, на сантиметр открывшуюся. И впился в нее, как смертельно раненный кабан вонзает свои клыки в обидчика.
Удар! Дубина обрушилась на шлем воина, потерявшего равновесие. Металл прогнулся с жутким хрустом. Воин Запада рухнул, как подкошенный. Берсерк, не останавливаясь, ворвался в круг, круша дубиной направо и налево. Хаос мародера ворвался в святая святых порядка.
И все рухнуло. Безупречный круг распался. Воины Запада, лишенные поддержки соседа, ослепленные внезапностью и абсурдом прорыва… Отчаянный берсерк уже умирал, пронзенный тремя клинками, но его труп все еще крушил вражеский строй, словно не понимая, что уже мертв. Бойцы Запада стали мишенями. С флангов на них набросились другие мародеры. С тыла — из тумана Юга вылетели сгустки энергии, похожие на смеющихся черепов.
Они сражались. Отчаянно. Каждый удар дао был точен, смертоносен. Удар! Еще один! Но это уже не был идеальный строй. Это были отдельные воины, отбивающиеся от роя врагов. Их безупречная синхронность, их сила — в едином движении — была сломана. Они падали. Не от слабости. От того, что были слишком понятны. Их следующий шаг, их блок, их удар — все было предсказуемо, как ход часового механизма. А против них играли в абсурд. И абсурд выиграл.
Последний воин Запада, спиной к груде тел своих товарищей, отбивался от трех мародеров. Его дао мелькало, срубая одну руку, отсекая голову другому. Удар! Удар! Но четвертый, кривой, с горящими безумием глазами, подполз сбоку и ткнул его ржавым ножом под латную юбку. Воин Запада замер. Не крикнул. Лишь пошатнулся. Его черные бездны-глаза за забралом на миг встретились с моим взглядом через поле боя. В них не было страха. Было… непонимание. Нарушение логики. Сбой в программе. Потом он рухнул вперед, и мародеры набросились на него, как псы.
С обиженным лязгом зазвучал в последний раз его клинок, брошенный на камни. И все окончательно стихло. Машина сломалась. Ее детали, безупречные по отдельности, были разобраны хаосом. Я смотрел на место, где еще минуту назад стоял черный круг. Теперь там была лишь кровавая каша, перемешанная с обломками кристаллов Юга и обгоревшими тряпками Востока. Порядок пал жертвой своей предсказуемости. А безумие и хаос поглотили друг друга.
На моих губах играла улыбка.Теперь я окончательно уверен, что понимаю как уничтожить трех стражей и пройти этот круг…