Галя уже переминалась с ноги на ногу неподалёку от входа — это была советская постройка, где раньше было прописано кафе «Буратино» с лимонадом и мороженым в ассортименте, а теперь, значит, в соответствии с веяниями времени здесь стали подавать что-то из средиземноморской кухни. Проверим заодно, как они научились готовить…
— Привет, — сказал я Гале, — давно ждёшь? Это тебе, кстати, — и я вручил ей букетик белых хризантем.
— Ой, спасибо, — улыбнулась она, — я только что подошла.
— Ну тогда вперёд, навстречу приключениям, — ответно улыбнулся я и открыл дверь заведения.
Внутри нас не сказать, чтобы сильно ждали — охранник в синем и не глаженом костюме был хмур и неприветлив. И первое же, что мы от него услышали, было «Мест нет». Однако две оранжевые десятки с портретом вождя быстро исправили его настроение, он спрятал купюры в карман штанов и провёл нас к столику в дальнем конце зала.
— Выбирай, дорогая, — протянул я Гале меню в толстой кожаной папке, — и ни в чём себе не отказывай. Праздновать так праздновать.
— А ты действительно неплохо поднялся, — окинула меня она долгим изучающим глазом, — денег вон куры не клюют. Мне вот это и вот это, — без всякой паузы ткнула она пальцем во что-то на второй странице.
Официантка кивнула и повернулась ко мне, а я не долго думая сказал «и мне то же самое плюс коньячку какого-нибудь грамм сто».
— Ты же не видел, что я заказала, — удивилась Галя, — вдруг тебе это не понравится.
— Тут, как говорят знающие люди, все блюда неплохие, так что понравится, — заверил её я.
— Расскажи лучше про себя, — попросила она, — а то про меня ты всё расспросил, а о себе молчок. Я слышала, ты на завод какой-то устраивался.
— Пожалуйста, — пожал плечами я, — у меня тайн нет. Закончил универ, потом работал в институте радиотехники, в январе действительно ушёл на завод, на кирпичный…
— Ничего себе, — поразилась она, — и зачем тебе эти кирпичи сдались?
— Это в рамках программы МЖК, комсомол организует, слышала такое название?
— Что-то слышала краем уха, но ты лучше поясни, — а официантка тем временем притащила нам по греческому салатику… не совсем, конечно, испанская кухня, но тоже пойдёт.
— Два года надо отработать на предприятии со сложными условиями труда… ну там, куда вольные люди не идут… после этого государство выдаёт тебе квартиру. Ну теоретически выдаёт, на практике разное бывает.
— И ты купился на эту туфту? — неожиданно она ответила, ничего не скажешь.
— Почему купился, почему туфту? — вяло начал возражать я, — там всё довольно прозрачно было, институт перечислил за меня в фонд этого МЖК 25 тысяч рубликов, за остальных наших бригадников то же самое. На эти деньги вполне можно построить прекрасный домик.
— А просто выдать тебе эти деньги институт не мог? В нашем районе и сейчас можно двушку купить за гораздо меньшие деньги.
— Правила игры надо соблюдать, — буркнул я, — сказано играть на футбольном поле, значит надо играть на футбольном поле, 11 на 11 человек, два тайма по 45 минут, иначе дисквалифицируют нахрен.
— Саня, ты же умный и взрослый человек, — отвечала мне Галя, доедая салатик, — сам видишь, что вокруг делается — скоро не будет ни МЖК, ни комсомола, ни кирпичных заводов. Пропадёт ваш скорбный труд ни за копейку.
— Уже, — отвечал я с унылой миной (а следом за салатиком появилась и паэлья, рис с морепродуктами и овощами).
— Что уже? — не поняла она.
— Пропал уже скорбный труд — расформировали наш отряд пару недель назад.
— Ну вот видишь, — рассмеялась Галя, — даже и года ждать не стали. Как там хоть работалось-то, на этом кирпичном заводе?
— Мрак и ужас, — ответил я (а паэлья оказалась вполне съедобной, особенно под коньячок), — пыль, грязь, уголовники, а особенно доставала третья смена, с полуночи до восьми утра.
— Хотя бы то хорошо, что он закончился, твой кирпичный завод вместе с этой третьей сменой, — ответила Галя, — давай за это выпьем.
Мы чокнулись.
— И чем ты сейчас занимаешься?
— Я всё же не напрасно на кирпичах здоровье-то гробил, — ответил я, — наработал некоторые связи, раскручиваю одновременно два… нет уже три проекта.
— Расскажи, — попросила она, — если это не коммерческая тайна.
— Да пожалуйста, — я заказал ещё по бокалу, ей грузинское вино, себе коньяку, и выдал на-гора сагу о своих последних похождениях — и про концерт, и про банк, и про лотерею.
Галя молча выслушала всё это, а потом выдала такую ремарку:
— Возьми меня в один из этих проектов, я тебе пригожусь.
— В какой именно? — уточнил я.
— Да хоть в банк, я всю жизнь мечтала там поработать.
— А специальность у тебя какая, если не секрет?
— Не секрет, бухгалтер я. Восемь лет в речном порту отработала, а сейчас там что-то всё под уклон покатилось. Перспектив никаких.
— Бухгалтер это хорошо, — ответил я, подумав, что все мои знакомые женского пола в последнее время имеют почему-то эту профессию. — Надо подумать… но там одна заминка есть — у меня обязательства перед остальными членами нашей бригады, я ещё шестерых обещал туда устроить…
— Обещать, не значит жениться, — выдала она чеканную фразу, и я не нашёлся, что ответить на неё.
Только и смог выдать — «умеешь же ты чётко и коротко формулировать мысли». Но тут Галя обратила внимание на телевизор, маленький цветной Шилялис, который всё это время стоял на стойке и бубнил чего-то себе под нос.
— Слушай, а это не ты там на экране сейчас? — и она ткнула пальцем в ту сторону.
Я пригляделся — и точно, получается, что «Сети Энска» взяли и запустили интервью со мной в тот же день, когда сняли.
— Ну да, я это…
— И по какому поводу?
— Послушай, сама всё поймёшь, — не стал растекаться мыслью по древу я.
Галя встала, подошла к Шилялису и попросила бармена прибавить звук. Послушала пару минут, потом вернулась.
— Какая у тебя насыщенная жизнь, Лётчик — аж завидно стало. Как ты в Латвии-то сумел оказаться в нужное время?
— Райком послал, — соврал я, — дело одно было.
— И прямо вот туда послал, где Цой на отдыхе был? — недоверчиво переспросила она. — не умеешь ты врать, Сеня…
— Можешь не верить конечно, но всё вышло довольно случайно. Вообще-то говоря, вся наша жизнь состоит из сплошных случайностей, — сделал я попытку перевести разговор в другую плоскость, — вот если б я тебя сегодня случайно не заметил на остановке сорокового автобуса, то мы бы сейчас не сидели в этой вот Барселоне. Как тебе паэлья-то?
— Нормально, на узбекский плов смахивает, — ответила она и всё равно вернулась к предыдущей своей мысли, — а концерт этот, который ты организуешь, Цой в знак благодарности тебе подарил?
— Ну почти… — отвечал я, — там много разных деталей было, если начать рассказывать, до ночи не уложишься.
И тут бармен запустил музыку — челентановскую Soli.
— Давай потанцуем, Галюша, — предложил я ей, — сто лет этого не делал.
— А давай, — тряхнула головой она, — вспомним выпускной вечер.
Если честно, то из нашего выпускного, я запомнил только, как мне было нехорошо после полбутылки портвейна… стоп-стоп, скажете тут вы — ты же совсем не Саня-Лётчик, а этот… как его… Виталий… и не один раз уже говорил, что ничего про своё нынешнее тело и его приключения не помнишь. Какие тут могут быть воспоминания о выпускном?
А я с вами соглашусь — никаких… не могло быть до сегодняшнего дня, а вот когда Гальку в окно увидел, так почему-то они все и всплыли. До мельчайших подробностей. А теперь продолжим диалог про выпускной.
— Да уж, весёлый был вечерок, — поддакнул я ей, — троих наших, кажется, в ментовку забрали.
— Четверых, — поправила меня Галя, — но быстро всех выпустили. Дождик ещё принимался несколько раз, когда мы по парку ночью гуляли.
— Ага, и я тебя целовал тоже несколько раз, — добавил я.
— А вот честно скажи, — посмотрела она мне в глаза, — я как, ничего ещё выгляжу?
Я отстранился на полметра, сделал вид, что оцениваю её, а потом сообщил:
— У тебя, Галюша, сильно заниженная самооценка — выглядишь ты на все сто… может даже на стописят.
— Вот спасибки, — тут она немного прищурилась, — а вообще женщины стареют быстрее мужиков, с этим ничего не сделаешь.
— Да прекрати, — прервал я её, — тебе до старости, как… ну примерно как нашим рокерам до Фредди Меркури с Ричи Блэкмором. Так далеко, что в тумане теряется.
— Не нравятся тебе наши рокеры? — сразу сменила она тему.
— Почему, нравятся… только уж очень они локальные… местечковые — за границами СССР вообще никому даром не сдались. За исключением может быть эмигрантов.
— А ты-то откуда это знаешь? Неужели много бывал за границами СССР?
Я внутренне усмехнулся — порядка 30 раз я там бывал, Галя, в 22 что ли разных странах, но вслух естественно сказал другое:
— Ну вот только что из Германии, например, приехал. Мерседес этот откуда, думаешь, взялся?
— Неужели сам пригнал? — охнула она.
— Угадала… из Франкфурта трое суток без перерыва гнал.
— И как там во Франкфурте? Лучше, чем у нас?
— Очередей нет, это главное, что в глаза бросается… а так-то в чем-то лучше, в чем-то нет…
— Ну ты ваще… — задохнулась она от нахлынувших чувств, — крутой-крутой, как Уокер почти что.
— Не, Уокер круче, — отшутился я, а Челентано тем временем отпел свою Соли, и мы сели обратно за стол. — Кстати, знаешь, о чём эта песня?
— Об одиночестве, наверно, судя по названию.
— Ну это в целом да, но детали там очень интересные…
— Расскажи.
— Если коротко, то парень с девушкой заперлись в квартире, отключили телефон и телевизор и занялись сексом. Припев такой — мы одни, кожа вместо одежды, одни, бутерброд у нас на двоих, одни, крошки в постели, одни, только я и ты.
— Поэтично, — грустно заметила Галя, — это ты мне с намёком рассказал?
— Естественно, — улыбнулся я, — у меня дома хотя и нет телефона с телевизором, но уж чего-чего, а бутерброд я сделать сумею…