Кирпичики 2

Глава 30

— Ну чего, давай попробуем билеты достать, — сказал я, когда мы подошли вплотную к знаменитому кабаре. — Новичкам, как говорит народная мудрость, всегда везёт.

Вблизи оно оказалось довольно стандартным бетонным сараем, выкрашенным, правда, в яркие цвета. Сильно оживляла пейзаж, конечно, красная мельница на крыше, но лопасти у неё почему-то не крутились.

— А почему она так называется? — вдруг задала вопрос Галя. — Мельница и стриптиз довольно далеко отстоящие понятия.

— И в самом деле, почему? — призадумался я. — Наверно здесь когда-то давно и в самом деле стояла мельница, это ж по сути пригород Парижа. Вот народ и запомнил. Ну а с красным цветом всё просто — это практически общепризнанный символ эротики… квартал красных фонарей опять же рядом. Ладно, давай билеты доставать.

В кассу я даже и не пошёл, зачем зря время терять, поставил Галю в сторонку, чтоб не мешала, а сам прогулялся вдоль кабаре, вычисляя спекулянтов. И вычислил… первый по-английски совсем не говорил, я плюнул на него после трёх попыток, а второй вполне себе сумел меня понять и показал из внутреннего кармана краешек красивого билетика.

— Ван саузенд, — тихо сказал он мне.

Я вздохнул, немного поторговался, в итоге два билета встали мне в полторы тыщи, сколько ж это в баксах-то? Сотня с небольшим… ладно, переживём.

— Победа, — сообщил я жмущейся в уголке Гале, — билеты у нас в кармане, можно и внутрь заходить, всего полчаса до начала осталось.

Билетёрши тут соответствовали тематике заведения — были молодые, красивые и демонстрировали красивые ноги в чулках в длинных разрезах платьев. Раздеваться, слава богу, не надо было, в Париже весь сентябрь обычно тёплый, мы тихо-мирно прошлись по фойе в разные стороны, с интересом разглядывая публику.

— Слушай, а откуда я того дядечку могу знать? — показала мне Галя на седого мужчину в смокинге, который беседовал с молодой дамой недалеко от входа в зал.

— Могу ошибиться, конечно, — ответил я, — но кажется это Шарль Азнавур… ну да, тот самый знаменитый шансонье. О, а вот этого дядечку, мы оба с тобой знаем, — продолжил я, поворачивая Галю в другую сторону.

— Гена? — потрясённо спросила она, — Крокодил??

— Ты угадала, пойдём пообщаемся что ли со старым приятелем.

И мы подошли к Гене-Крокодилу (это был он самый, собственной персоной) в красивом коричневом костюме чуть ли от Бриони. Он тоже узнал нас обоих, но особенной радости у него на лице я что-то не заметил.

— Бон суар, мсье Мишин, — вежливо сказал я ему, — сколько лет, сколько зим.

— Очень рад вас видеть, — растянул тот губы в вежливой улыбке. — Какими судьбами в Мулен Руже оказались?

— Вот то же самое хотел у тебя спросить, но раз ты опередил, то — тупо по зарубежной путёвке приехали, с группой ответственных товарищей.

— А разве советским туристам разрешается посещать подобные заведения? — продолжил свой допрос Гена.

— Времена-то какие на дворе стоят, — не менее вежливо улыбнулся я, — какое кому сейчас дело до того, куда советские туристы ходят.

— Билеты с рук брали? — перепрыгнул на другую тему он.

— А где ж ещё? Полторы штуки отвалил.

— Ну не жалей, представление того стоит… а если тебе интересно, что я здесь делаю, охотно поделюсь — приехали с делегацией от Ленинградского обкома комсомола. Устанавливаем дружеские контакты с молодежными движениями Франции.

— Понятно… — ответил я, — как там Дмитрий Анатальич-то поживает?

— Неплохо, получил повышение, сейчас в разруливает юридические вопросы в Ленсовете… вместе с Владимир-Владимирычем. А мой преемник в райкоме как там?

— Вживается, — коротко отвечал я, — ничего плохого сказать про него не могу.

Тут откуда-то по направлению от туалетов к нашей кучке подошёл ещё один гражданин, смутно показавшийся мне знакомым… он кивнул головой Гене, а на нас посмотрел с немым вопросом во взоре… и тут я его узнал…

Ну да, это был он, товарищ Куриленков, уже месяц с лишним, как покойный. Слегка видоизменённый, правда, но не так, чтобы очень — разрез глаз увеличился, горбинка у носа исчезла, овал лица чуть поквадратнее стал. Но всё равно это был он, бывший владелец концерна АМТ и восходящая звезда политической жизни Союза.

— Мадам, мсье, — сказал он, явно придуриваясь, — тем манифик (хорошая погода).

— Между прочим мадмуазель, — вспомнила к месту цитату из Карлсона Галя.

— Дезоле, фо (извините, ошибся), — продолжил он ломать комедию, но тут я его перебил:

— А на чью же могилу я тогда два дня назад цветочки клал, а, Сергей Владимирович?

— Второй звонок дали, — напомнил о себе Гена, — может, представление посмотрим, а потом уже перетрём тему?

— Я не против, — сказал я, а Галя кивнула в поддержку.

— Ма оси (я тоже), — отозвался лже-Куриленков, а Гена добавил, — в антракте мы ждём вас в буфете, — и мы разошлись по своим местам.

Билеты жучок нам дал аховые, конечно, сбоку и далековато, но видно и слышно было всё равно неплохо. Что рассказывать о шоу, вы наверно и сами все неплохо знаете, что такое Мулен Руж и что там показывают зрителям, танцовщиц в перьях и канкан в основном… полностью, кстати, танцовщицы не раздевались, это запрещено каким-то французским законом. Но груди-то уж демонстрировали во всех ракурсах.

— У тебя сиськи получше будут, чем почти у всех у них, — шепнул я Гале.

— Что значит «почти»? — уцепилась за оговорку она. — У кого из них лучше?

— Да была одна, но она уже убежала, — нашёлся я. — А как в целом-то, нравится?

— Могло бы и поинтереснее быть, — отрезала она.

А тут и занавес закрыли, антракт — народ потянулся в фойе и в буфет. Публика, кстати, была самая разношёрстная, насколько я смог понять, больше половины составляли американские туристы. А Гена со своим спутником, прикидывающимся коренным французом, уже ждали нас за столиком в углу. Перед ними стояла бутылка шампанского в ведёрке со льдом.

— Я угощаю, — сделал широкий жест Гена, — в честь нашей неплохой совместной работы.

И разлил шампанское по бокалам. Чокаться, как в России, здесь не было принято, поэтому выпили молча, без тостов.

— Сергей Владимирович, — обратился я к нему, — к чему эти дурацкие игры с французским языком — я же вас прекрасно узнал.

— Что, действительно меня так легко узнать? — перешёл на чистый русский язык он. — А пластический хирург уверял, что получится совсем другое лицо.

— Немного недоработал он, хирург ваш, — ответил я, — как здоровье после того взрыва на объездной?

— Не было меня в той машине, — недовольно ответил он, — неужели непонятно?

— А кого же на старо-энском кладбище похоронили?

— Бомжа одного… ростом и фигурой очень на меня похожего.

— И зачем нужен был весь этот цирк, если не секрет?

Куриленков переглянулся с Геной и решил, видимо, вывалить всё до конца.

— А ты не боишься, Лётчик? — для начала спросил он.

— Чего?

— Что тебя тоже могут так взорвать, если будешь знать лишнее?

— Мы своё уже отбоялись, правда, Галя?

Галя согласно кивнула.

— Я тебя предупредил, потом не обижайся, Лётчик… — тут Куриленков налил себе полный бокал, выпил половину и продолжил, — эта была хитрая комбинация, суть которой ты вряд ли поймёшь…

— Почему это, — сразу обиделся я, — не такой уж я и тупой, как кажется.

— Потому что я и сам не до конца там всё понял, вот почему. Короче ваш участок был разменной монетой в сложной схеме инвестирования-реинвестирования в закупку-продажу кое-чего такого, о чём я даже сейчас говорить не стану.

— Оружия что ли? — уныло поинтересовался я.

— Я ничего не говорил, а ты ничего не слышал, — ответил он. — Почему-то наши контрагенты упёрлись именно в этот участок набережной, я подозреваю, что один из них то ли родился там, то ли жил долгое время. И без этого участка ничего у нас не срабатывало. Вот мы и отобрали его у вас.

— А что изменилось дальше, если он вдруг стал никому не нужен, этот участок?

— К сожалению, контрагенты… точнее один из них оказался не совсем чистоплотным партнёром и задумал кинуть меня и мою компанию через коленку.

— Ай-яй-яй, какой негодяй, — сокрушенно покачал головой я, — кто бы мог подумать такое.

— Но разведка в АМТ была лучше поставлена, чем у них, поэтому информацию о покушении мне слили за сутки до того, как. Тут уж мои ребята из службы безопасности посидели пару часиков и составили такой вот план с подменой и моим исчезновением.

— И что, сработало?

— Как видишь — я живой-здоровый живу в Париже, АМТ бодр и весел и продолжает деятельность, а конкуренты лежат… кто в земле, кто под водой.

— А контракт тот успешно выполнился?

— Да… все заинтересованные лица, получили всё, что им причиталось. Включая нечистоплотных граждан.

— Интересно, — отвечал я, допивая свой бокал. — А почему так сложно, почему просто было не убрать этих граждан без пластики и переезда в Париж?

— На это были свои основания, — и Куриленков многозначительно посмотрел в потолок, намекая очевидно на то, где сидели эти основания.

— А кто же были эти таинственные негодяи, намекните хотя бы полусловом? — попросил я.

— Про всех я тебе всё равно не скажу, но одного ты знаешь, он в вашей тсж-ной конторе значился.

Опа, подумал я, Коля или Володя? А может оба сразу?

— Большое спасибо… то есть гран мерси за познавательную беседу, — сказал я, допив бокал с шампанским, кстати, очень неплохим, Гена наверно за него немало франков выложил, — а у нас второе отделение начинается. Как вам представление-то, Сергей Владимирович? — добавил зачем-то я.

— Бывало и поинтереснее, но в целом неплохо… — отозвался Куриленков.

— Да, позвольте и ещё один вопросик, раз уж пошла такая пьянка, — вспомнил я один непрояснённый момент.

— Давай, попробую ответить, — согласился он.

— А Люба-Любаша какую роль во всех этих игрищах исполняла?

— Мы использовали её втёмную, всех деталей она не знала… красивая, кстати, девка, что с ней сейчас?

— Сошлась с одним деятелем из НИРТа, но, говорят, что это ненадолго.

— Хорошо, то есть бьен, — отозвался Куриленков, и мы разошлись по своим местам.

— А что это за Люба-Любаша? — тут же начала меня пытать Галя, как только мы отошли от этой парочки.

— Была такая, — ответил я, — мы же с ней в Германию за машинами ездили, забыла что ли?

— Дада, что-то такое было, — напрягла память Галя, — у тебя с ней было что-нибудь?

— Если и было, это всё давно умерло… сейчас у меня кроме тебя ничего на горизонте не просматривается.

Галя с большим подозрением заглянула мне в глаза, ничего подозрительного, видимо, там не нашла и продолжила смотреть на представление. А во втором отделении устроители шоу преподнесли зрителям небольшой сюрприз — на сцене появился аквариум непомерных размером, минимум десять на десять метров, а в нём под музыку плавали дельфины и обнажённые танцовщицы, на этот раз полностью. Видимо на водную среду французские законы о раздевании не распространялись.

— Оригинально, — шепнула мне на ухо Галя, — я когда-то в наш цирк ходила, там тоже представление в бассейне показывали.

— И чего, там тоже голые девушки плавали? — спросил я так же тихо.

— Нет конечно, одетые, — буркнула Галя и умолкла.

Через два часа, было без десяти десять, мы честно сидели в своём номере в «Гелиосе» и ждали контрольного визита старшего по группе.

— Всё нормально? — спросил старший, заглянув в наш номер.

— Да, всё просто зашибись, — ответил я, — прогулялись до Гран-Опера, посмотрели на город.

— Завтра в восемь ноль-ноль завтрак на первом этаже, — продолжил он, — шведский стол, но не набирайте ничего с собой, тут это строго контролируют.

— Мы постараемся.

— А в девять обзорная экскурсия по городу, надеюсь, вы больше откалываться не будете?

— Ни в коем случае, Семён Антоныч, — улыбнулся я, — нам будет необычайно интересна обзорная экскурсия по Парижу.

Я очнулся от того, что меня активно хлопали по щекам.

— Ну хватит, больно уже, — недовольно сказал я, а в ответ услышал:

— Кель лон пар-т-ил? (на каком языке он говорит).

Я огляделся по сторонам — антураж был люто знаком, те же керамблоки, тот же снижатель, да и рожи, склонившиеся надо мной, были в целом узнаваемы, слева Миша, справа Роберт. Вот только говорили они на французском, почему-то.

— На русском, блять, — в сердцах ответил я, — вы чего, русского не понимаете?

— Жи понс ки парле рюсс (по-моему, это русский), — сказал Роберт.

— А по-английски тут кто-нибудь понимает? — перешёл я на язык Шекспира.

— Ну я, — выдвинулся из-за ящика с отходами коренастый мужичок, сильно смахивающий на мастера Сидорова.

— Что со мной случилось? — спросил я у него.

— Что-то, — буркнул он, — фазу на снижатель пробило, тебя и долбануло. Да так, что ты родной язык забыл. Доктора-то вызывать или обойдёшься?

— Обойдусь, — ответно буркнул я, — я тут слева или справа работал?

— Справа, главным садчиком, — ввёл меня в курс дела лже-Сидоров, — шевели копытами, Шарль, норму за тебя никто делать не будет.

Это значит я теперь Шарль, подумал я, становясь на нужную точку и надевая рукавицы, а кто бы мог подумать… а дальше я проснулся… за окном моргала неоновая реклама универмага Лафайет, периодически озаряя внутренности нашего номера. Ну надо ж, чего только не присниться, подумал я, хлопая рукой по Гале… ну рука провалилась до простыни — не было рядом никого.

Я встал, зажёг свет — вместо Гали здесь имела место пустота. Огляделся по сторонам и увидел листок бумаги, приклеенный жвачкой к экрану телевизора. Там было написано «Спасибо за всё, извини». Очень интересно…

И тут в дверь постучали, я подошёл и открыл — там стояли два щуплых французских полицейских в форменных фуражках.

— Мсье Летофф? — спросил видимо старший из них.

— Уи, — ответил я.

— Препаре ву, апарти авек ню (собирайтесь, поедете с нами), — сказал старший, а второй перевёл это на английский.

— А в чём, собственно, дело? — собрался с мыслями я.

— Вуз этес аккуз д'агрессьон (вы обвиняетесь в покушении), — сказал старший и я почему-то понял его.

— Надо поставить в известность старшего нашей группы, — это всё, что я смог придумать в ответ.

— Не волнуйтесь, — сказал второй, — он в курсе.