Кирпичики 2

Глава 27

Я посмотрел направо — и точно, была там ложбинка, заросшая кустарником, и из неё даже некое бульканье раздавалось.

— Убедила, — сказал я, — но давай уже дело делать.

— Надо поздороваться с бабой Феней, — озабоченно ответила Галя, — и сказать, что мы пошли в соседнюю деревню, в Сарлей. Про клад ты уж помолчи, а то мало ли что…

— Не учи учёного, — буркнул я, — я кроме «доброе утро» вообще ничего не скажу.

Баба Феня уже давно была на ногах, в деревнях же рано встают, скотина ждать не будет. Она хмуро посмотрела на нас обоих, но когда я вручил ей бутылку Пшеничной (осталась у нас по итогам недавнего пробега по магазинам), сразу подобрела и пригласила позавтракать, чем бог послал. Галя отказалась за нас обоих, мол только что ели.

— Ну мы пошли в Сарлей, — сказала она вслед за этим.

— Это зачем ещё? — подозрительно прищурилась старушка.

— Так баба Вера же попросила, — нашлась Галя, — там у неё в одном месте ценная икона спрятана, вот она и хочет помолиться на неё перед смертью.

— Так она, чего — помирает, Вера-то ваша?

— Нет, — поправилась Галя, — это я неудачно выразилась, всё хорошо у неё… ну для её возраста, конечно, хорошо. Но икона ей очень нужна.

— Так может мою какую возьмёшь, — предложила Феня, — у меня их три штуки в горнице висит и еще три в сарае.

Галя хотела было отказаться, но тут я нарушил своё обещание молчать и вылез с вопросом:

— А можно на них посмотреть? — спросил я с невинным выражением лица, — особенно на те, что в сарае.

— Смотрите, мне не жалко, — ответила Феня и растворила дверь, ведущую из сеней на другую сторону дома.

Там обнаружился куриный выводок в десяток единиц, а в углу ещё имела место дверь на висячем замке. Старушка повозилась и открыла замок.

— Где-то тут лампочка висела, — пробормотала она, потом нашла выключатель и включила свет.

Ничего особенно интересного я там не увидел — завалы сломанных орудий крестьянского производства, да горка химудобрений в углу. Но справа от входа были сколочены полки, и на одной из них лежало что-то, завёрнутое в мешковину.

— Вот они, — ткнула Феня в свёрток, — от прадеда осталось, он у нас из старообрядцев был.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал я, доставая мешок, — а можно на улице посмотреть, а то тут темновато?

Она разрешила и мы все вместе вышли на свет божий. Я нашёл место, относительно свободное от куриного помёта, и развернул мешковину… специалист по иконам я конечно тот ещё, но даже моих скромных познаний в этом предмете хватило, чтобы сразу отбраковать две штуки из трёх. Явно двадцатый век, слепленный на коленке и стоящий три копейки в базарный день. А вот третья была более интересной…

— Это кажется Спас нерукотворный? — спросил я у Фени, а она с удивлением подтвердила:

— Самый он.

— Можно мы вот её возьмём? А взамен вам в следующий раз привезём швейную машинку например…

— Да зачем мне эта машинка, так берите, — махнула рукой Феня, но тут же добавила, — а вообще привезите, пригодится в хозяйстве.

— Договорились, — ответил я, — но в Сарлей мы всё-таки сходим. Надо ж уважить просьбу Веры Ивановны.

И с этими словами я засунул Спаса в багажник Бэхи, и мы с Галей бодрым шагом направились по одному ей известному маршруту.

— Чего это ты так на эту икону запал? — удивлённо спросила она меня.

— А с того, дорогая, что это раритет возможно даже 16–17 века. С большой вероятностью стоит немереных денег.

— С чего это ты взял? И сколько оно стоит? — задала сразу два вопроса Галя.

— Не меньше десяти тысяч, а то и сразу полтинник, — ответил я на первый вопрос и сразу перешёл ко второму. — А с чего взял? Начинать с происхождения или сразу к выводам перейти?

— Давай сначала, — вздохнула Галя, — всё равно нам тут ещё битый час по кочкам прыгать.

— Ну тогда слушай… 4-й век нашей эры, город Эдесса в Месопотамии, местный правитель Авгарем страшно заболел и попросил последователей Христа вылечить его. Из Иерусалима прибыл некий Фаддей, а затем и сам воскресший Христос подтянулся… ну по преданиям так. Царя он излечил, а потом умылся и вытерся каким-то платком, на этом платке и отпечатался его лик — это была вообще первая христианская икона. Поскольку Христос был мокрый, борода его слиплась и отпечаталась в виде клина — поэтому второе название иконы «Спас мокрая борода».

— Любопытно, но давай уже ближе к бабе Фене.

— Платок с отпечатком лица Христа потом попал в Константинополь, и там уже с него начали делать многочисленные копии. На Русь, в частности, первые копии Спаса попали аж в девятом веке, еще до принятия христианства. Известны случаи, когда эта икона спасала целые города и регионы… в начале 17 века например — от моровой язвы избавила город Хлынов.

— А с чего ты решил, что это 17 век, а не 19-й например? — задала логичный вопрос Галя. — Который стоит, как ты говоришь, пять копеек.

— Загибай пальцы — доска очень древняя, явно старше, чем остальные две.

— Этого маловато будет, — хитро прищурилась Галя.

— Я ещё не закончил — по бокам от Спаса два ангела, стоящих на облаках, такой сюжет характерен именно для 17 века и ранее…

— А почем тогда именно 17 век, а не ранее?

— Голубая краска, она же ляпис-лазурь, очень дорогая и очень редкая — в 18 веке ее химически синтезировали и она сильно подешевела, но цвет не перепутаешь, не химия это, а натуральная лазурь. А до 16 века она была практически недоступна на Руси.

— Ну допустим убедил… — задумалась Галя, — и куда же ты её собираешься продать? В нашем городе такое вряд ли кто купит.

— Посмотрим, — буркнул я, — в Москву или в Питер можно отвезти, машина теперь у нас есть.

— Так, — вдруг остановилась Галя, — тропинка закончилась, а куда идти дальше, я не очень хорошо представляю.

Это был не натуральный дремучий лес, который у нас в левобережье растёт, а небольшой перелесок смешанного типа, ёлки вперемежку с берёзами и осиной. Но заблудиться вполне себе можно было и тут.

— А до этого мы правильно шли? — задал наводящий вопрос я.

— Ну да, тут одна тропинка от Пехтеляя до Сарлея этого — я по ней в детстве сто раз ходила.

— Тогда будем считать, что твоя… то есть бабы-верина деревня уже недалеко, мы же битых полчаса уже идём, рассуждая про иконографию.

— Даже больше, чем полчаса, — уточнила Галя. — Я думаю, надо вот туда, где солнце восходит, — и она показала на пробивающийся сквозь облака солнечный свет. — Сарлей примерно на восток от Пехтеляя расположен.

— Ну смотри, за язык тебя никто не тянул, — ответил я и решительно зашагал навстречу заре.

— Смотри, ручеёк, — показал я на неожиданно открывшийся справа по курсу источник, он был оборудован настилом, откуда можно было зачерпывать воду. — Мимо него ты в детстве ходила?

— Что-то не помню такого, — задумалась Галя, — воду у нас всю жизнь из ложбины рядом с деревней брали.

Проплутали мы, короче говоря, в этом перелеске битый час и вышли на открытое место совсем в стороне от искомого Сарлея.

— Всё, теперь я поняла, где мы — вон за тем холмом речка течёт, Шемлей называется.

— Опять — лей на конце, — проворчал я, — а у вас тут в виде разнообразия что-то есть без этого окончания?

— А как же, — невозмутимо отвечала она, — Анисовка, совсем недалеко отсюда. Ну теперь-то я точно знаю, куда идти — надо обратно в лес…

— А может по открытому месту уже пойдём? — взмолился я, — а то опять блуждать начнём в потёмках, как этот… как Иван Сусанин.

— По полю тут будет вдвое дальше — не бойся, теперь точно не заблудимся.

И она оказалась человеком слова, действительно через десяток минут лесок расступился и в открывшемся прогале нарисовалась заброшенная деревня. Улица тут одна была, судя по табличке, называлась она Советская, и все дома выстроились в два ряда вдоль неё. Вид у них, конечно, тот ещё был — заросшие мхом, с проваленными крышами и выбитыми окнами… мерзость запустения, короче говоря.

— И какой же дом бабы-Верин? — спросил я, разглядывая неприглядную картину.

— Вон тот, — уверенно указала Галя, — с петухами на наличниках.

Я пригляделся — и точно, наличники у каждого дома были строго индивидуальными, ни одного повторения не было.

— Придётся доски отдирать, — озабоченно заметил я, осматривая входную дверь, заколоченную крест-накрест.

— Не придётся, — покачала головой Галя, — тут сзади чёрный ход есть, его наверняка не заколачивали. Ну или не так сурово забили.

Обошли дом с тыльной стороны, обращённой к лесу.

— Избушка-избушка, — невольно вырвалось у меня.

— Повернись к лесу задом, — подхватила она. — Умеешь же ты настроение поднять.

Дверь на скотный двор тоже была умело забита.

— Не, — потянула меня Галя за рукав, — не эта дверь, там ещё одна есть.

И точно, рядом с антоновкой (надо будет яблок набрать, невольно подумалось мне, хоть какая-то польза от этого похода будет) в стене была маленькая неприметная дверца, очень хлипкая на вид и ничем не заколоченная.

— Давай, Саня, — подтолкнула меня Галя, — тут нужна грубая мужская сила.

Я и налёг плечом — распахнулось всё с первого же толчка. Мы прошли в потёмках по заднему двору и поднялись по лесенке в сени.

— В таких домах обычно два погреба делают, — вспомнил я такой момент, — из горницы идёт подпол, облегчённый вариант. А на дворе или в сарае копают капитальное убежище, метров в пять-шесть глубиной. В каком из них сокровища бабы Веры-то спрятаны?

— Она же тебе этот секрет открывала, а я на кухне сидела, — заметила Галя, — чего ты у меня спрашиваешь?

— А я не помню, — растерянно отвечал я, — вроде про подпол слова были сказаны…

— Тогда начнём с него… для начала давай иконы поищем — нам же надо будет как-то оправдаться перед бабой Феней.

В доме было темно, пыльно и страшно, мне постоянно казалось, что сейчас откуда-нибудь из-за угла выскочит домовой и ещё чего похуже. Икону мы всего одну обнаружил, на самом видном месте она висела.

— Тэээк, — сказал я, разглядев её, — походу это Воскрешение Лазаря… не особенно древняя, но и не новодел. Берём. А сейчас давай подпол осматривать.

Я предусмотрительно взял с собой фонарик с новой батарейкой, так что совсем уж в темноте нам работать не пришлось.

— Бабвера говорила про кирпичную кладку слева от лесенки, — вспомнил я, — примерно 4–5 ряд от пола.

— Вот тут явно что-то потом перекладывали, — возбуждённо отвечала Галя, — три кирпича сильно отличаются от соседних.

— Дай-ка я посмотрю, — и я отодвинул её в сторону, но тут где-то наверху обрушилось что-то тяжёлое с гулким грохотом…