Глава 23

Пианино и вправду стояло тут в самом углу, завешанное скатертями и заставленное непонятно чем.

— Сейчас я всё уберу, — засучила рукава Галя и быстро привела рабочее место в надлежащий вид. — Садись, дорогой, — пододвинула она мне табурет с вывинчивающимся сиденьем… мой бог, как же давно я не сидел на таком…

Я пробежался по клавишам, вроде почти все ноты звучат, как им и полагается, ничего настраивать не надо.

— Песня народная, — объявил я, — с небольшой технической доработкой напильником по контуру.

По полю танки грохотали,

Солдаты шли в последний бой,

А молодого командира

Несли с пробитой головой.

— Что-то подобное я уже слышала, — задумчиво сказала Галя.

— Не мудрено, первое её исполнение было в фильме «Большая жизнь» аж в 40 году, если ничего не путаю. Там, правда, слова немного другие были… да и пел её очень отрицательный персонаж. А во время войны народ сочинил новый текст, практически вот этот… ну как, нравится?

— Неплохо, — заметила Галя, — давай ещё что-нибудь, раз уж за пианино сел.

— Да не вопрос, — повернулся я на вращающемся стуле обратно, — ещё одно народное, с последующей обработкой.

Ты ушла рано утром,

Чуть позже шести,

Ты ушла рано утром,

Где-то чуть позже шести.

Бесшумно оделась,

Посмотрев на часы,

На пачке «Родопи»

Нацарапав: «Прости».

Это, конечно, не совсем народная песня, но и концы у неё теряются в туманном далеко… то ли Чижа авторство было, то ли Сантаны, то ли Гэри Мура, так что совесть моя было относительно чиста насчёт воровства, плагиата и всего такого. А Галю эта песенка зацепила, даже глаза затуманились.

— Хорошо поёшь, — раздалось из прихожей, это бабушка поднялась, наконец, на свой второй этаж. — Где научился?

— Во дворе своём, где ж ещё, — буркнул я ей, а Гале добавил, — поможешь ноты записать? А то у меня с этим делом сложно.

— Конечно, дорогой, — ответила она со счастливой улыбкой, — а сейчас мы идём домой, верно?

Белка и Стрелка

До обеда у меня была обязаловка в Промстройбанке, я и отработал там условленные четыре часа. Потом сказал пару слов Гале, встретимся, мол, за ужином, звякнул Мише и дежурно справился о новостях… из хорошего было то, что архитекторы вот-вот закончат свой проект, далее его правда ещё надо будет утвердить на комиссии, но это уже формальность, там всё подряд утверждают. А из плохого — Ванечкин отказался от роли свадебного начальника и поставил условие, что либо он реально начинает рулить в нашем МЖК, без меня и без Миши, либо остаётся на должности штатного оппозиционера.

— Вот же сука какая, — вслух подумал я, — сколько крови он у нас ещё выпьет.

— Есть у меня один планчик насчёт него, — отозвался Миша, — но об этом лучше не по телефону.

— Окей, — ответил я, — сегодня у меня график очень напряжённый, а завтра прямо с утра давай и встретимся, — если живой останусь, мысленно добавил я.

— Давай, к девяти подгребай на набережную, тут и перетрём, — согласился Миша.

— Нет, это ты лучше приходи в наш банк — Алевтина хочет на тебя посмотреть наконец.

На этом и условились. А дальше я вытащил из одного укромного места пистолет типа ПМ и разобрал и почистил его самым тщательным образом. Вот только не спрашивайте, откуда у меня оружие, всё равно кроме «места знаю» ничего не отвечу. Надел свободный пиджак и засунул ПМ во внутренний карман, он там как раз лёг очень удобно. Посмотрел в зеркало — ничего нигде не выпирает, а и ладно. Выдвигаемся на место встречи, которое изменить нельзя.

Я к этому входу в садик Первого мая приехал аж за час до времени Х, с целью изучить обстановку, определить пути отхода и все такое. Сад этот, если кто-то вдруг не знает, появился у нас в далёком 1895 году, когда в нашем городе решили провести Всероссийскую торгово-промышленную выставку. Вот на территории нынешнего парка она проводилась. При участии чуть ли не таких известных людей, как Бенуа и Шухов. Потом выставка закончилась, павильоны разобрали, территория пришла в запустение. И только уже при советской власти что-то сдвинулось вместе с присвоением парку гордого имени 1 мая — выкопали пруд, поставили качели с каруселями, построили пару летних кафешек и кинотеатр..

Вообще-то у него два главных входа имелось, у этого садика, оба выполненные в стиле «сталинский ампир», но мне нужен был тот, что правее, рядом с пожарной частью. От него шли две аллеи — наискосок и налево к стадиону Локомотив, а прямо-прямо к каруселям и к пруду, в котором на текущий момент воды не было. Мне нужен был левый проход, ведущий в глухую часть парка. Тут кроме летнего кинотеатра с эстрадой вообще никаких строений не было.


Место тут было тёмное и глухое, для того, чтобы завалить конкурента, самое оно — грамотно Гена распорядился. И скамеечка эта, шестая от входа, как будто специально задвинута в кусты. Ну делать нечего, вздохнул я, будем работать с тем, что есть — поднатужился и передвинул скамейку к самой дорожке, так лучше будет.

Цой с Гребенщиковым не подвели, спрыгнули с подножки трамвая-тройки ровно-ровно в половине четвёртого, как и уговаривались. У обоих за спиной имели место гитары в чехлах, а на носу чёрные очки. Ну правильно — лица-то их народу хорошо известны, надо это, всю поездку автографы писать и отвечать на тупые вопросы типа «какие ваши творческие планы?».

— Привет, Лётчик, — поздоровался Виктор, — всё по плану? Ничего не меняется?

— Угу, привет, — ответил я, — да, всё, как и условились. Вон эта самая дорожка идёт, а там вдали она упирается в кинотеатр с эстрадой. Можете пока осмотреться и порепетировать.

Два раза их приглашать не пришлось, поэтому уже через пять минут они уже обошли эстраду со всех сторон, вспрыгнули на неё и проверили звучание своих инструментов.

— Всё отлично, — заявил в конце концов Борис, — зрителей только не хватает.

— Уж чего-чего, а зрителей тут привалит вагон с тележкой. Мороженое будете?

Музыканты не отказались, я сбегал до ближайшего ларька и принёс три пломбира.

— Как там Майк поживает? — спросил я.

Они оба помрачнели, но ответил один Виктор:

— Нету больше Майка… какая-то гнида избила его в его же подъезде, он после этого пару дней только протянул.

— Жалко, — искренне ответил я, — хороший человек был… а гниду-то поймали?

— Да какое там, — махнул рукой Борис, — разве ж наши менты могут кого-то ловить, кроме как пьяненьких мужичков по ночам…

— И то верно, — подтвердил я, доедая мороженое. — Менты у нас, мягко говоря, совсем оборзели. Однако ж на часах без пяти минут время Ч, давайте занимать места согласно диспозиции.

Они оба вспрыгнули на эстраду, очки при этом синхронно сняли и засунули в нагрудные карманы и начали настраивать свои гитары, проходящая мимо пара остановилась и пристально вгляделась в происходящее.

— Зина, а это ведь Виктор Цой, как считаешь? — сказал мужчина своей спутнице, — я его позавчера в телевизоре видел.

— Ой, и правда, Лёня, — всплеснула руками Зина, — а рядом с ним, по-моему, Борис… Борис Гребенщиков, который «Под небом голубым» поёт.

— Охренеть, — только и смог выдавить из себя Лёня, и они подошли поближе к эстраде.

— Молодые люди, — спросил он их, — вы сейчас концерт что ли давать будете?

— Угадал, папаша, — ответил Виктор, — нам такую общественную нагрузку в райкоме комсомола определили, отыграть в одном из парков города.

— Охренеть, — повторил Лёня. — «Под небом голубым» споёте? А «Перемен мы ждём перемен»?

— Всё будет, папаша, — сказал Борис и выдал первые ноты «Золотого города».

А народ тем временем подтягивался и подтягивался, вокруг эстрады уже стояла довольно плотная группа удивлённых граждан. Я посмотрел на часы — пять минут пятого, что-то Гена не совсем пунктуален. И накаркал — он вдруг материализовался у меня за спиной, я даже не сумел понять, как.

— Привет, — сказал я ему, — опаздываешь? Сам ведь наверно знаешь это правило — опоздание на стрелку приравнивается к техническому поражению.

— А у нас разве стрелка? — широко раздвинул губы в улыбке Гена, — мы же просто поговорить собрались.

— На просто поговорить гранату в руку не берут, — это я усмотрел зорким взором, что он сжимает лимонку в левой руке, — усики-то, надеюсь, не разогнул пока?

— Это муляж, — вежливо ответил Гена, — чисто для прикола.

И он сунул гранату во внутренний карман пиджака.

— А это ещё кто там распевает? — показал он на эстраду.

— Это? — закосил под дурачка я, — это мои друганы, Цой и Гребенщиков концерт дают.

— Ясно, — и Гена плюхнулся на скамейку, похлопав рукой рядом — садись мол. — Что там с лотереей случилось?

— Очень простая штука, — ответил я, — на Саню, который ей занимается, повторно наехал чечен Мага. За малым не убил. А на вопрос, как же так, райком в лице Гены Мишина всё же разрулил, он ответил, что Гена ваш никто, теперь я хозяин во всём Заводском районе. В чистом остатке вот что осталось — Саня отказался заниматься лотереей и требует забрать машину, а за видео будет отстёгивать Маге. Как-то не совсем всё по плану сложилось, не находишь?

— С Магой мы отдельно разберёмся, — как-то заторможено сказал Гена.

— А с лотерейным агрегатом что?

— Ничего. Пусть стоит пока.

— И ещё вспомнил, что я хотел у тебя спросить — чего ж ты у меня мерседес-то отобрал? Жаба задушила?

— Какой мерседес? — переспросил Гена.

— Да тот самый, который я из Франкфурта пригнал, и который потом Куриленков мне подарил.

— Так это ж Люба настояла, я тут не при чём…

Ой, как интересно, подумал я, а Любаша мне совсем другое рассказала… как в детской игре получается — ты дурак! Сам ты дурак!

Загрузка...