Кай из рода красных драконов 5

Глава 1 Еккарганай

Первая книга здесь: https://author.today/work/259093

Говорят, что слово «ёкаргане» или «ёккарганай» пришло из бурятского языка, но происхождение его смутно.

Может быть, какой-нибудь попаданец в древнюю Бурятию стоял вот так же, как я? Глядел в небо и громко ругался:

— Ёкарный бабай!

Я старался не материться среди своих, но цензурные слова кончились даже не начавшись. Потому что дракон в небе над лагерем был один. Мелкий такой. Маленький чёрный дракон.

И одинокая фигура у него на спине тоже была чёрной, шёлковой, с высокой шапкой на голове, слегка похожей на лебедя.

— Ёб… — начал я.

Но всё-таки кое-как вырулил на бабая.

— Переговорщик летит, — вынес вердикт Майман. — Колдуняки решили сначала поговорить с нами, а потом уже убивать. И чего тянут? У меня волки застоялись, драки хотят.

Я промолчал, всматриваясь в подозрительно знакомый силуэт дракона.

Да неужели?

— Майман, а ведь это Ниса.

— Ну, я бы не поручился, — отозвался волк. — Но дракон молодой, да. Мелкий ещё. И лапы топырит похоже.

Все наши рассредоточились по кустам, только огромный воин-волк остался стоять рядом со мной, посреди поспешно эвакуированного лагеря.

У меня был драконий меч, и молний я не боялся. Маймана же удерживали на месте природные нахальство и любопытство.

Возраст у него был матёрый, но ещё деятельный — лет тридцать пять-тридцать семь. Самое то подвиги совершать. А страх смерти…

Я понимал примерно, что происходит сейчас в голове у Маймана. Он не верил в смерть. Обманула она его, не взяла.

Вожак волков должен был геройски погибнуть в долине Эрлу. Наверное, он уже попрощался с жизнью так, как положено в традициях вольных племён.

Но вмешался Ичин с его шаманскими штуками, и вывел остатки волчьих воинов едва не силой.

Я слушал потом у костра, как они отступали, и это было похоже на чудо.

Волки и барсы не бросили тех, кто остался без крылатых зверей. Тащили за собой, прикрывали. Это было не бегство, а именно отступление. И такого здешние воины ещё не знали.

Ичин пошёл против правил — правила предписывали умереть и не отступать. Но шаман решил для себя — что грех отступления будет только на нём, зато его люди останутся живы.

После он собирался отказаться от командования, тем более что рана у него была колдовская, опасная. Но тут появился я и всё испортил.

И сейчас Ичин сидел в засаде, готовый послать в воздух крылатый отряд, обученный биться с драконами.

А Майман, не ощутивший греха отступления — ведь барсы увлекли их за собой, прикрыли, отжали к горам — поверил в то, что смерть — не его баба. И рвался теперь проверить.

Мы стояли с ним, как два тополя… Юрты и аилы топорщили кедровые кости жердей, дымил полупогасший костёр. И тишина…

— Думаю, ты прав — это переговорщик, — сказал я, поразмыслив. — Летит на нашем драконе. Боюсь, что это Нишай.

— А чего в этом удивительного? — повёл широченными плечами Майман. — Если колдуняки помогли ему восстановить магию — ему и сподручнее. Он всё тут у нас знает.

— В том-то и дело, что знает, — кивнул я. — И понимает, что торговаться мы с ним не будем. Нет у нас никаких торгашеских целей. Тогда зачем он летит?

— А чего ты за него беспокоишься? — удивился Майман. — Пусть летит. Ещё раз поймаем. Но теперь уже — только в мешок, — и он расплылся в доброй людоедской улыбке. Ты ж, поди, наигрался уже в мудрого зайца? Не со всеми можно быть мудрым.

— А с кем нельзя?

Я нахмурился: не любил, когда меня пытаются поучать. И вопрос выбрал такой, чтобы Майман заткнулся.

Он и заткнулся минуты на две.

Думал — вообще не ответит, но когда дракон, сделав над нами пару кругов, нагло пошёл на снижение, могучий волк сказал неожиданно серьёзно:

— Если у волчонка дурной хозяин, волк вырастает злым, негодным к работе. Думаю, так и у человека: как воспитали, таков и вырастет.

— И не перевоспитать? — спросил я с улыбкой.

— Ты ж не сумел? — рассмеялся Майман. — Значит — только в мешок! Ты не злись, Кай. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А хорошая казнь нам нужна, она поднимет дух воинов. Это ты у нас — заяц Тенгри, а мы — простые дикие волки. Нам от врага нужна только кровь. Видал, как волки драконью кровь жрут? Они испокон враждуют с драконами. Вот так и мы.

Я кивнул.

Ниса приземлилась, растопырив лапы, как котёнок, которого держат за шкирку.

Нишай начал было красиво спрыгивать. Но драконица, вспомнив, что у меня в поясном мешке всегда есть вкусняшки, кинулась «обниматься», и колдун едва не свалился, разрушив торжественность момента.

Ниса ткнулась в меня мордой и закурлыкала: мол, я же — молодец?

Подавив очередное некрасивое слово, я начал гладить глупую животину, громко поминая бабая.

Конечно, она молодец. Она думала, что Нишай — свой, покатала…

Колдун выпрямился, отряхнулся и уставился на меня.

Он был в длинной рубахе из чёрного шёлка, в вышитых по бокам кожаных штанах, в плаще, подбитом собольим мехом, в новеньких сапогах из драконьей кожи.

В общем, при параде, чего нельзя было сказать обо мне.

Но свой меч Нишай потерял, а мой — вот он. И это нас уравнивало. Ведь красивый петух — не факт, что побьёт боевого.

Мы с Нишаем молчали, разглядывая друг друга, и Майман решил, что переговоры придётся начать ему.

Обязанности вождя приучили огромного волка к вежливости, и он протянул руку к лапнику, уложенному возле едва теплящегося костра.

— Ну, садись, колдун, — сказал он, скалясь и изображая доброжелательность. — Хорошо тебе? Я тебе на ветки — сразу мешок могу постелить. Чтобы не доставать потом.

Нишай на оскорбление даже бровью не повёл. Он продолжал разглядывать меня, словно я был статуей Аполлона из музея.

— Ну? — спросил я. — Чего уставился?

Он покачал головой.

— Ты не похож на дикарей. Не похож на караванщиков. Не похож на найманов. Кто ты, Кай?

— А какая тебе, бб… лин, разница? — удивился я. — Я так понимаю, что ты рассказал Шудуру про лагерь, а тот за это вернул тебе силу?

— Нет, — покачал головой Нишай. — Силу я вернул себе сам.

— Ну, допустим, — я с шипением выдохнул, гася гнев.

— Злишься? — спросил колдун.

— Конечно, злюсь. Ты, мерзавец, мало того, что сбежал, когда тебя пожалели и руки вязать не стали, ещё и Нису увёл. Она глупая, верит всем подряд.

— Это — не боевой зверь, — развёл руками Нишай. — Их так воспитывают, чтобы могли возить разных всадников. Теперь уже не исправишь.

Колдун опустил глаза к моим сапогам, тоже драконьим. Потом поднял.

— Хочешь, я поклянусь не вредить тебе, Кай? — сказал он тихо. — Мы побратаемся и обменяемся татуировками. Пусть скорпион на моём лице укусит меня в язык, если нарушу слово.

Я тоже посмотрел ему на сапоги… Что за бред он несёт? А сапоги при чём?

— Не понял? — сказал Майман и вскинул руку вверх.

Кусты тут же зашевелились, а небо потемнело от рванувшихся вверх крылатых волков.

Но драться было пока не с кем, и волки стали снижаться, окружая нас.

Люди Айнура тоже ломились из кустов. Никто не понимал, что происходит, но поучаствовать хотелось всем: боевые кличи, мечи наголо, впереди красный от натуги Симар с бревном…

Нишай даже не вздрогнул.

— А зачем ты тогда удрал? — спросил я.

— Я не хочу жить с верёвками на руках! — сказал колдун неожиданно зло. — Я не раб! Я сам пришёл к вам! Свободным!

Я оглянулся.

Айнур шёл рядом с Симаром. Меч он держал так, словно намеревался тут же проткнуть колдуна. И я понимал, что успокоить нашего предводителя будет непросто.

Волки и барсы смекнули, что драки не миновать, и стали окружать нас.

Они видели, что люди Айнура идут, как в атаку. Нишай был для них абсолютным злом, и договариваться с колдуном они не собирались.

Но вольные племена уважали личную смелость и оценили слова Нишая.

Заволновалась и Ниса, ощутив угрозу в людях с блестящими палками. Она жалобно закурлыкала, и из-за камня с рычанием вылетел Мавик.

Я его гнал, но волк затаился поблизости и изображал охранника. Теперь он взялся защищать драконицу. Кино и немцы… Он же её вчера сожрать хотел…

Мавик раскинул крылья, оскалился, и крылатые волки заволновались.

Мой бандит регулярно пытался оспаривать власть у Гиреша. И его злость переполошила половину стаи.

Люди Айнура остановились. У волков бывает что-то вроде приступов бешенства, и тут лучше бы поберечься.

Воины Ичина кинулись к зверям, пытаясь их успокоить. Частично это им удалось, только Мавик всё петушился, загораживая крыльями Нису.

— Бред какой-то, — сказал я. — Нишай, ты понимаешь, что мы из-за тебя лагерь свернули? Мы думали, что к нам колдуны летят, чтобы сжечь тут всё! Ты идиот?

— Я могу долечить руку Ичина, — сказал колдун, играя в невозмутимость. — И могу снять печать с вашего Йорда. Мне это вполне по силам.

Я молча покачал головой. Слова про бабая содержали слишком мало экспрессии, а больше ничего в голову не шло.

— А чего вы горшки раскидали? — раздалось у меня над ухом. — Не хорошо!

Я обернулся.

Счастливый Истэчи — рожа у него едва не трескалась от улыбки — держал в руках наш горшок с зелёной шишкой растущего мира.

— Я по лесу иду: смотрю — наши горшки под кустом стоят! — сообщил он всё с той же идиотской улыбкой. (Явно лимон забыл съесть.) — Лапником как попало завалены. А этот — светится сквозь лапник…

Нишай рванул с плеч плащ и кинулся к Истэчи.

Он выхватил из рук моего любвеобильного приятеля горшок и закутал в шёлк, отделанный горностаем.

— Его же нельзя на свет! — прошептал колдун, баюкая семя. — Ну как я мог не вернуться? Вы же его угробите!

Он опустился на колени, поставил горшок на землю и стал плотнее закутывать в лёгкую ткань.

Я снял с плеч куртку, только сейчас вспомнив, что стянул её с Тоша. Остался заяц без куртки…

— На вот, — протянул куртку Нишаю. — Накинь сверху. Шёлк просвечивает.

Айнур наконец протолкался ко мне, но его меч уже был в ножнах. Через своих не ходят с мечом наголо.

— И тебе руку вылечу, — сказал Нишай, быстро резанув нашего предводителя глазами. — Сломаю и сращу заново. Через месяц ты сможешь держать меч. Как раньше.

Айнур открыл рот и закрыл.

— Я видел терия Вердена, — Нишай накрыл курткой росток и выпрямился. — Говорил с ним. В месяц марала на перевал прибудет Нордай, сын императора, чтобы пройти воинский сон в Белой горе. Если Дьайачы пустят сына императора в Белую гору, перевал может открыться. Брать его нужно до приезда Нордая. После — будет поздно.