Нужно сказать, что мне тоже было не по себе — кисти рук просто огнём горели, горло царапало, а в висках начало нехорошо так постукивать. Может, я траванулся местным некачественным алкоголем?
Однако в уютной полутьме юрты мне вдруг полегчало. Ровно горел огонь в очаге, пахло свежими травами и хвоей. Чисто так пахло, по-домашнему, как в аиле у Майи.
В голове у меня сразу прояснилось, я шагнул внутрь, отыскивая глазами свою маленькую жену — не разбудить бы?
Шасти однако не спала — она возилась с Йордом.
Я не стал грузить девушку своими проблемами — стук в висках уже прошёл, и остальное пройдёт. А разглядев перекошенную болью рожу наставника, решил присоединиться.
В смысле подержать Йорда, который пытался выползти из-под сияющих багровым тревожным огнём рук Шасти.
Связан наставник был крепко, но извивался при этом прямо-таки ужом. Не нравилось ему, понимаешь. А кому сегодня легко?
Я придавил Йорда к земле, Шасти закончила заклинание. Но ничего не произошло.
Она со вздохом вытерла со лба пот.
— Не выходит? — спросил я сочувственно.
Шасти грустно кивнула.
Йорд пытался отдышаться, пользуясь передышкой. Видно, снятие печати было болезненным.
Жалко мне его почему-то не было. Похоже, Йорд был просто не из тех людей, что способны вызывать жалость. Суровый, туповатый служака. Не в сути, а в своём нежелании осмысливать мир.
Ведь понял же, что его обманывают. Но понял, когда уже носом ткнули. Видать, не вникал в «посторонние» разговоры воинов своей дюжины. А ведь их не могло не быть.
Ну и сопи теперь в две дырочки. Сумеем — спасём. Будешь учить волчат. Не сумеем: там уже очередь выстроилась за юртой, кто готов предложить оригинальное решение проблемы наставничества.
В мешок сунуть, в реке утопить… Что-то же ещё мне сегодня предлагали по пьяни? А… Привязать за ноги к ездовой птице и тащить по камням, пока не сдохнет.
Так что терпеть тебе надо, Йорд. И молиться, чтобы у нас получилось с печатями. Ничего лучшего с тобой произойти просто не может.
Йорд глядел на меня исподлобья. Догадывался, наверное, что думаю я о нём. Но спрашивать ничего не стал. Гордый, собака.
Интересно, что он испытывал, раз прямо-таки извивался? Больно ему, что ли, было? Или всё-таки совесть прорезалась?
— Слушай, — сказал я Шасти, подумав. — У меня демон сидит в ноже. Может, как-то использовать его для снятия печати?
— Нельзя, — помотала головой девушка.
Чёрные волосы взметнулись, и ещё сильнее запахло травами. Вкусно так.
— А почему?
— Демон — тоже часть силы Эрлика, как и печать. Это как тушить пожар огнём, понимаешь?
Я не понимал. Но признаваться в этом было как-то неловко.
Предположил:
— То есть снимать печать надо обязательно противоположной силой?
— Ну да, — согласилась Шасти. — Или иной. Или такой же, как у Шудура, багровой. Но человеческой.
— Ну вот, — обрадовался я. — Демон же — тоже багровый!
— Нам нужно выбить клин, загнанный в дерево, но не сдирать всю кору, — терпеливо пояснила Шасти. — Демон не сможет съесть только часть охранного слоя души, куда вплетена печать. Он сожрёт всё. Йорд останется без защиты и погибнет от самого малого колдовского влияния.
— Ну… пусть не демон, — сдался я. — Но кто-то же может тебе помочь?
Шасти задумалась.
— Ну, разве что Бурка с его шаманским огнём.
— Почему шаманским?
Девушка рассмеялась:
— Ты спрашиваешь, как ребёнок Кай! Ребёнок, который не знает ни одной сказки!
Я с улыбкой развёл руками:
— Ну вот, такой уж я есть беспамятный. Так и живу — всё чужое и непонятное.
Шасти ласково коснулась моего запястья, и я ощутил, что ладони опять начали греться. Ну, что за напасть уже? Может, аллергия?
Мало ли из чего сделали воины эту проклятую араку⁈ Хозяйства у них нет, молока нет… Из чего они гнали свой самогон? Из драконьей крови?
— Колдуны владеют огнём Эрлика, — начала рассказывать Шасти, ласково поглаживая меня по запястью.
Приятное раньше прикосновение отзывалось теперь покалываньем, как от электрода со слабеньким током. И трудно было не отдёргивать руку.
— Это огонь преисподней, — говорила девушка нараспев, как сказку. — Страшный, багровый. Говорят, Эрлик зажёг его в небе, чтобы ковать там небесное железо и делать оружие. И небо отринуло его. Швырнуло вниз. Но Эрлик только обрадовался — ведь без власти неба он стал волен творить на земле всё, что хочет.
— А люди могут вызывать только багровый огонь? — спросил я и аккуратно высвободил руку.
— Ой, ну ты и смешной, — совсем развеселилась Шасти. — А как бы мы делали хоргоны, если бы не имели собственной силы? Ты же видел: хоргон — ключ между мирами. Им можно убивать и лечить, наказывать и защищать. Это — свободная от небес и земли сила. Я могу шарахнуть тебя хоргоном, как молнией, а могу прижечь, запереть рану. Понимаешь?
— Ну, наверное, да, — согласился я. — Вот так — понимаю.
— Смотри, — не поверила Шасти и взяла сухую метёлку сорной травы, что сохла у неё возле очага.
Пошелушила. Выпало маленькое чёрное зёрнышко.
— Это семечко с виду мёртвое, — пояснила она. — Но посади его в землю, и возникнет росток. Значит, в зерне есть законсервированная живая сила. И она пока не принадлежит Тенгри или Эрлику. Это сила жизни самого зерна. Так и у любого колдуна есть свой дар, своя нейтральная сила жизни, своё внутреннее зерно, семя. И колдун аккумулирует эту силу в хоргон.
— А как понять, что это — именно сила жизни? По цвету? — решил уточнить я. — Вот молния — она багровая, я видел. Допустим, это огонь Эрлика. Понимаю. Но печати-то — синие!
— Не синие, — не согласилась Шасти. — Мои печати были голубые, потому что я сама придумала, как их наложить. А на Йорде — багровая печать Эрлика, она сильнее моих печатей.
— Всё! — сдался я. — Совсем запутался. Ничего не понимаю!
— Два огня! — рассмеялась Шасти. — В мире — два огня и две силы! Багровый огонь Эрлика и синий огонь шаманов. И Бурка твой — манипулирует синим огнём. А сама по себе жизненная энергия многоцветна. Она — как радуга в небе, но скрыта в сияющем белом зерне. В нём — всё. Там радуга спит до времени, чтобы отдать нам один из своих цветов. Видимо, мой цвет — голубой. Так бывает.
— Значит, теоретически могут быть колдуны, манипулирующие зелёным огнём?
— Наверное, — согласилась Шасти. — Только таких я пока не видела.
— Интересно, — кивнул я. — А шаманский огонь? Он пришёл, получается, с неба?
— Считается, что это — огонь самого Тенгри. Такого же оттенка был и дух волка, ты же видел его?
— Ну… — я задумался. (Для меня что синий, что голубой — одна зараза). — А синий огонь — лечебный?
— Откуда мне знать? Про шаманский огонь я знаю только легенды. Вот слушай.
Шасти придвинулась поближе к огню. Начала греть озябшие — несмотря на лето — руки.
Я взял её ладони в свои — мои-от горячие. А моя девочка совсем замёрзла.
Шасти сразу как-то размякла, прижалась ко мне.
Пришлось напомнить:
— Я слушаю?
— Сейчас.
Девушка со вздохом высвободилась из моих объятий, поднялась, принесла из сундука меленький котелок и, наполнив водой, повесила над огнём.
— Чаю попьём, я и согреюсь. Много сил отдала сегодня.
— Блин, — спохватился я. — Там же мясо!
— Я не хочу мяса, я его уже ела. Хочется… — Шасти задумалась.
— Сладкого?
— Ага. Земляники поела бы или малины. Но ягоды уже отошли. Теперь ждать, пока осенняя какая пойдёт.
Я задумался тоже. Сладкое…
Какие-то крахмалы в местных растениях есть. Вроде корня галеги, лопуха? Надо поговорить с мальчишками.
Неужели у меня ума не хватит изобрести что-то сладкое для любимой жены? В конце концов, в горах есть мёд.
А ещё — травы. Мы когда шли к лагерю, женщины добавляли в чай медовую прямо траву. И вот это-то Багай точно знает, он же охотник.
— Шасти, я обязательно придумаю что-нибудь сладкое для тебя. Да и мальчишкам понравится. А то питание у нас тут скудное какое-то. Одно мясо. А я — тоже не Бурка.
Шасти приободрилась, заулыбалась даже.
Она у меня сильная, умная. Но любит сладкое и бусики. Где бы ей ещё бусики раздобыть, я же обещал?
Кость тут есть в избытке. Те же оленьи рога. Нету Истэчи с его золотыми руками. Как её режут, эту кость? Размачивают предварительно?
— Шаманский огонь — он и не огонь вовсе, — сказала вдруг Шасти. Оказывается, она замечталась совсем не о бусиках, а думала, как мне понятнее всё объяснить. — Это как крылатый посланник. Он переносит жертвенную еду для богов в верхний или нижний мир. Переносит просьбу шамана богам. Огонь Бурки — посланник, понимаешь? Посланник местным духам. Они могут помочь снять печать. Отец изучал шаманов, как умел. Это он мне сказал, что шаманы делят огонь на нижний, багровый, и верхний. Синий огонь Бурки — это посредник, просьба к местным духам. Бурка бы мне сейчас очень пригодился. Мы с ним уже пробовали вместе. Кое-что получалось.
— Мне бы Бурка сейчас пригодился тоже, — вздохнул я. — Не случилось бы с ним чего: молодой он, горячий.
— Я думаю, ты беспокоишься зря. Дух волка простил его раньше, чем пришёл к нам прошлой ночью.
— Почему?
— Потому что огонь к твоему волку явился раньше. Огонь — посредник. Духи стали слышать его. Говорить с ним.
— Ну, я рад. Но всё-таки хотел бы убедиться, что с малым всё в порядке.
Я поднёс всё ещё горячую руку к огню. То ли в свете отблесков так казалось, то ли кожа у меня покраснела?
— Шасти? — спросил я. — А отчего у меня руки горят?
— Как это — горят? — удивилась она. — Они у тебя всегда были горячее моих.
— Но сегодня-то — прямо терпеть приходится. Может, болезнь такая есть?
Шасти взяла мою ладонь, поднесла к щеке, чтобы удостовериться — рука и вправду была очень горячей.
— А когда это началось? — озабоченно спросила она.
— Ну, мы стояли сейчас с Чиеном. И он стал меня пытать, кто я такой, чувствую ли я в себе магию… Я его послал, но руки потом стали греться. Вот даже кожа вроде бы покраснела. И чешется.
— Чешется? — Шасти развернула мою ладонь к огню.
Стала внимательно рассматривать, мять, даже ущипнула.
— А раньше такого точно не было? — спросила она наконец.
— Да нет. Вот только что началось.
— А ну-ка… — Шасти поднялась гибко (только девушка, постоянно сидящая на земле, без стульев и скамеек, умеет так красиво вставать), и отправилась к сундуку. Вытащила свою «книгу заметок», порылась в ней, скомандовала:
— Разверни руку вот так!
Она показала, но потом сама согнула мне пальцы как надо, словно вкладывая мне в ладонь что-то невидимое.
— Теперь представь, что рука согревается и в ней светится огонёк!
— Да ну…
— Давай-давай! Согревается маленький палец, потом тот, что рядом…
— Безымянный?
— Ну, зови так. Потом длинный
— Средний…
В ладонях вдруг полыхнуло, и я вскрикнул.
Огонь тут же погас, а руки на этот раз стали совершенно холодные. Даже замёрзли немного. Разрядились?
— Белый! — заворожённо прошептала Шасти. — Ты видел? Это был совершенно белый огонь!