Айнур ждал ответа, но я молчал и смотрел в небо.
Тенгри видит, я долго пытался изображать мальчишку. Может, хватит уже?
Я не хотел открывать душу военачальнику, не хотел рассказывать ему странную историю моего появления здесь.
А посылать на хрен воина драконьей крови было всё-таки как-то не очень вежливо.
Оставалось промолчать.
Ну да, такой странный «ответ» — совсем не в привычках тринадцатилетнего. Надо вырасти и стать взрослым, чтобы смотреть не под ноги, а в небо, и нагло молчать, словно временно оглох и не слышал вопроса.
В детстве мне такое не удавалось. Я начинал объяснять маме или учительнице, что ну никак не могу рассказать. Что это для меня — важная тайна.
Любопытные взрослые не успокаивались, и молчание никогда не заканчивалось хорошо. Мне просто влетало.
Я не умел хитрить и не понимал, что ребёнку проще прикинуться в такой ситуации дебилом, сочинить отмазку. Честного молчания взрослые не ценят. Не могут принять его от щенка.
Айнур выжидающе сопел. Я опустил глаза и посмотрел ему в лицо. Может, всё-таки на хрен послать недогадливого? Если бы я хотел открыть ему душу — я бы уже открыл.
Нечего цепляться к оговоркам. У меня есть тайны, и я не намерен орать о них на всё болото. И нашему командиру пора с этим смириться.
Если к Ичину у меня сразу возникло доверие. Ведь он первым протянул мне меч Камая, первым показал страшную рану, пожирающую его.
И ведь шаман Ичин ещё не догадывался, что видит перед собой реинкарнацию Камая, но рискнул говорить с мальчишкой как с равным. И я заплатил ему тем же.
А вот Айнуру моё доверие надо было ещё заслужить. И он понял это — отвернулся к лесу. И я тут же выкинул из головы проблему с объяснялками.
Тошно мне было. Я тут сижу, на солнышке греюсь. Сейчас вот завтракать будем.
Парное мясо* — редкий деликатес в моей прошлой жизни. От него у непривычных людей, я извиняюсь, понос бывает. А тут у Камая желудок — кремень…
Кто не ел парного мяса — и мяса, считай, не ел. У него совсем иной запах и вкус.
А там, в больничной палате мучается в моем теле мальчишка. И пока я не исполню месть и не сдохну — Камаю вообще ничего не светит.
Мясо и в самом деле таяло во рту. Я бы не поверил, что столько смогу сожрать. Но, наверное, потратил слишком много калорий.
И проголодался не я один. Мы слопали бедное животное целиком. Даже Шасти уплетала мясо так, что за ушами трещало. Хоть из разносолов, как всегда, были дикий лук да чеснок.
Только Айнуру кусок не лез в горло, да Чиен подошёл к костру, уселся и стал молча смотреть в огонь.
Хитрые мужики из рода волка быстренько изобразили гостеприимство — всучили фехтовальщику кусок мяса.
Чиен взял — отказаться было невежливо. Да так и сидел с ним.
Волки — здоровенные мужики-охотники, что вчера сторонились нас, немного расслабились, стали шутить. Они привыкли терять друзей и родных. Чего страдать, если уже не вернёшь? Дикое время, дикие нравы…
Только Айнур понимал, как тяжело Чиену. Он знал, какие надежды тот возлагал на сына. Знал, наверное, и Ярен.
Волчонок первый встал, не выдержав молчания фехтовальщика. Поплёлся к болоту.
Кима вскочил, всё ещё держась за бок, и поскакал за ним. Его качало от слабости, тощего, грязного, но он бежал за старшим, вприпрыжку. Спешил догнать.
— Ты куда, оглашенный⁈ — рявкнул я и вскочил.
Свалится ещё в болото, вытаскивай его потом!
— Я нож потерял! — крикнул в ответ Кима. — Братин нож! Может, найду! У меня больше ничего от брата совсем не осталось. Только нож!
— Ну, твою мать, — выругался я.
Тоже встал и побрёл на болото: присмотреть за упрямой мелочью. Ну и на фехтовальщика чтобы не смотреть. От него и так уже костёр потух.
Шасти пошла за мной. Догнала, взяла за руку.
— Ты знаешь, что думаю? — начала она поспешно, словно боясь, что не стану её слушать.
— Что, моя золотая? — отозвался я на автомате.
Рука Шасти задрожала в моей, согрелась.
Обернулся — а девушка вся заалела, как яблочко. Кожа-то смуглая, и румянец был заметен только на щеках. Ну, прямо яблочко наливное и есть. Сорта «цыганочка», есть такие.
— Золотая… — прошептала Шасти и опустила глаза.
Подтянул её к себе, ослабевшую и размякшую. Как всё-таки мало девчонке надо — одно хорошее слово. Бери теперь — не хочу. Хоть на болоте.
Я засмеялся. Вот было бы мне тринадцать лет, ой я бы сейчас…
— Ты чего? — встрепенулась Шасти.
Я поцеловал девушку в нос.
— Колись уже, что ты «думаешь»? Знаешь, как редко девушки думают?
— Да? — удивилась она.
— Да. Колись.
— Ну, — замялась Шасти. — Я подумала, ну, про «тот» способ затворить ворота в мир Эрлика. Через спуск в преисподнюю. Но ты, наверное, не хочешь, да?
— Почему? — сразу подобрался я. — Ты что, хочешь сама туда влезть, что ли? Конечно, я — против. Тебе ещё учиться и учиться! И вообще — у меня только одна жена!
Шасти посмотрела на меня восторженными глазами. И пролепетала:
— Мне очень приятно, Кай, но я не об этом. Ты ведь очень добрый, хоть и воин. Ты спас Бурку. Ты не дал барсам убить меня. А вдруг ты захочешь… Ну… это?.. Ворота в нижний мир — очень опасные. Твари вылезут рано или поздно. Может погибнуть много людей. Город рядом…
— Шасти, ты достала уже! — я изобразил, что сержусь, но вышло неубедительно. — Как я могу хотеть или нет, если не понимаю, о чём речь?
— Ой, я и забыла, как ты много забыл, — вздохнула она. — Я думала, ты догадался уже. Но просто он тебе очень нужен… Я, понимаю…
Она обернулась, чтобы убедиться: мы далеко ушли от Айнура.
— Да кто?
— Демон! — прошептала Шасти. — Ты, наверное, мечтаешь о бое с колдунами терия Вердена? А демона из ножа только колдунами и можно кормить. Он — оружие. Очень редкое и дорогое оружие.
— Ты про нож Эрлика?
— Ну, да. Если шаманы не сумели, только он может помочь нам закрыть ворота. Но ты же не хочешь, наверное, с ним расстаться? Ты так бережёшь его. Опять с собой носить стал.
Я пожал плечами.
Девушка смотрела на меня выжидающе.
— Шасти, ты нормально можешь мне всё объяснить? Да, нож вот он, в мешке на поясе. Но я не понимаю, о чём ты. Честно-честно.
— Ну… — сказала она недоверчиво, мол, а что тут вообще понимать? — Ну, можно же вызвать демона и отправить домой. И бросить в след нож. Тогда дверь закроется. Это все знают. Ведь дом демона — преисподняя.
Вот так финт! Хотелось рассмеяться, но Шасти могла обидеться, и я только поскрёб затылок.
Ага, все знают. Особенно я.
И шаманы вот прямо в курсе, что у меня в поясном мешке, завёрнутый в кожу, томится нож самого Эрлика.
У меня там костяная игла, моточек оленьих жил для починки одежды, здоровенный зуб непонятно какой твари и запертый демон. Так себе, тормозок для школьника.
— Пошли! — сказал я решительно. — Нож… Дерьма-то. Куда кидать?
Шасти ошибалась. Я не использовал демона не потому, что берёг его как супероружие, а потому, что такой способ войны был мне отвратителен. И сунуть демона в болото, чтобы закрыть эту проклятую дыру в нижний мир — показалось прекрасным решением.
Мы подошли к воде, к чёрному водяному «окну» в никуда, и я вытащил нож Эрлика.
Да, я всё время таскал его с собой. Не оставлял ни на минуту. Народу в лагере существенно прибавилось — не дай бог попадёт в какие-нибудь корявые руки.
Я развернул кожу, исписанную рунами, которую дала мне Шасти для дополнительной изоляции демона, оглядел почерневший клинок.
Бедняга демон голодал в моих недружественных руках.
— Покажись! — велел я.
Чёрный дым вытек из ножа, сформировав силуэт демона. Он стал вполовину меньше, и даже глаза горели уже не так ярко.
— Я ГОЛОДЕН, ХОЗЯИН НОЖА ЭРЛИКА, — пророкотал демон.
От этого жуткого утробного рычания подскочили все наши: и кто спал, и кто возился у костра.
Вот про это-то я и не подумал — что паника начнётся. Надо быстрее спихнуть демона в ад. Пока он не натворил тут чего-нибудь одним своим видом.
— Ты мог бы вернуться домой? — спросил я. — В свою преисподнюю? Ведь ты же оттуда?
— ДА, ГОСПОДИН, — удивился демон. — НО ВЕРНУТЬСЯ Я НЕ МОГУ. Я ЗДЕСЬ, ПОКА ЗДЕСЬ НОЖ ЭРЛИКА.
— Но ведь тебе тут хреново, верно? Домой-то хочешь?
Демон уставился на меня багровыми огоньками глаз.
— Сейчас по моему приказу ты отправишься в преисподнюю вот через эти ворота, — я кивнул на воду. И как только ты достигнешь чёрного озера и закроешь за собой ворота, в награду за выполненное поручение, я брошу этот нож в болото. И больше никто из людей не найдёт его и не будет над тобой издеваться. Справишься?
Демон заколебался.
— ЭТО НЕОБЫЧНОЕ ПОРУЧЕНИЕ, МОЙ ГОСПОДИН.
— Чего в нём необычного? Я отпускаю тебя на свободу. И в благодарность прошу, чтобы ты закрыл за собой дверь.
— ЛЮДИ ЖАДНЫ, МОЙ ГОСПОДИН, — рёв демона был каким-то растерянным. — ТЫ ОБМАНЕШЬ МЕНЯ.
— Хорошо, — кивнул я. И протянул ему нож. — Держи!
Демон откачнулся.
— НО Я НЕ СМЕЮ КОСНУТЬСЯ НОЖА В ВАШЕЙ СТИХИИ, — его голос стал тише.
Я оглянулся: Кима с Яреном, шаманы и воины — все уже потихоньку подтягивались к провалу в болоте, поражённые происходящим.
— Если я брошу нож в воду — ты сможешь его коснуться? — спросил я быстро.
— КОГДА ОН ДОСТИГНЕТ ПРЕИСПОДНЕЙ, МОЙ ГОСПОДИН. — Демон поклонился, или мне показалось?
Шасти до боли сжала мои пальцы.
— И ты достигнешь преисподней и закроешь ворота? — спросил я.
— ДА ГОСПОДИН. КЛЯНУСЬ ЭРЛИКОМ.
— Тогда, вперёд!
Я бросил нож в воду.
Миг — и демон тоже исчез, втянувшись в чёрный просвет в болотине.
— Если он успеет поймать нож — он станет свободен, — прошептала Шасти. — Он больше не станет подчиняться Эрлику!
— Ну, вот и отлично, — согласился я. — Лишь бы дверь за собой закрыл.
Первыми до нас добежали мальчишки — Кима с Яреном. Кима сунулся прямо к воде, я поймал его за шкирку и оттащил.
Потом подошли шаманы, Айнур, волки Маймана, что возились возле костра. И все застыли, всматриваясь в воду.
Лица у шаманов были напряжённые. Они понимали — я отпустил демона, понадеявшись на то, что он сдержит своё обещание.
Только Ичин остался спокоен. Он-то знал, что я за «заяц». Притерпелся уже, наверное, к моим странным решениям.
Прошло несколько минут, но они казались нам вечностью.
И вдруг из болота поднялся огромный пузырь.
— А что если демон обманет? — спросила Шасти дрожащим голосом.
— А что если из болота полезут ютпы? — влез Кима и получил подзатыльник от Ярена.
Дедушка Тин, самый старший из шаманов, приложил ладонь к уху, и мы заткнулись. Шаманы слушали, что происходит там, внизу.
Из болота поднялся ещё один пузырь: чёрный и плотный. Казалось, сейчас появится и голова ютпы.
А потом дедушка Тин переглянулся с шаманами и сказал буднично:
— Закрылись ворота.
И Ичин кивнул ему:
— Закрылись. Я больше не вижу чёрного озера и не слышу, как стонут вокруг него души погибших людей.
Дедушка Тин расплылся в улыбке и повернулся ко мне:
— Смотрите все! — сказал он. — Этот воин пожалел демона. Он не волк, не барс и не медведь. Он заяц. Белый небесный заяц, посланный на землю самим Тенгри.
Я улыбнулся: вот же придумали — белый заяц.
В обратный путь мы собрались с лихорадочной быстротой. Всем очень хотелось покинуть уже это проклятое болото.
Вот только непонятно было, как тащить голову ютпы. Уж больно здоровая.
Шасти волновалась за сохранность мозга: после извлечения, его нужно было сразу положить в воду. А голова — больше всех, что мы видели раньше. Такой мозг не влезет даже в горшок из-под ячменя.
Волки Маймана предложили завернуть «сокровище» в свежую шкуру косули, посадить Шасти на волка и отправить домой по воздуху.
Она согласилась, а уж я — тем более. Чем быстрее она окажется в лагере — тем лучше.
Хорошо бы и Чиена отправить отсюда на волке. Он опять сидел у самопальной могилы.
И я подошёл к нему, подбирая слова.
— Мы возвращаемся, — сказал я. — Идём, надо жить дальше.
— Давайте быстрей! — заорал на нас Айнур.
Он был уже готов выступать.
Охотники заторопились. Один из них быстро вскрыл ножом череп, и Шасти вскрикнула так, что я выхватил меч.
Чиен опередил меня. Безучастный минуту назад, он вскочил и бросился на крик девушки.
*Парным считается мясо в течение первых 2–4 часов после убоя животного.