Кай из рода красных драконов 3

Глава 3 Совет

Байсур испуганно закрутил головой, пытаясь найти у мальчишек поддержку. Но Багай только хмыкнул:

— Пусть дерётся, если кости срослись. Такой позор только кровью смывают!

— Но я же… — начал Байсур и заткнулся.

Всем и так было понятно, что он мне — не противник. Что это не поединок — а именно позор смыть. Захочу — убью, не захочу…

Байсур забегал глазами, но кивнул.

Он был самым старшим из моих парней и, наверное, физически — самым сильным. Но духовно вышло — что как раз самым слабым.

В нём было слишком сильнó желание добиться чего-нибудь для себя, ухватить удачу за хвост, сыграть с судьбой в «Царя горы».

Интересно, это потому, что он глуповат? Или есть ещё какая-то, непонятная мне причина? Ну, не отсутствие же в этом мире интернета?

Я думал, что не диванным воинам как раз понятней, что играть с судьбой — всё равно, что играть с совестью.

Судьба — злая тётка, выдающая совести кредит под грабительские проценты. И медали, не заслуженные кровью, и желание за счёт другого забить себе местечко повыше — отзовутся после душевной болью и потерей чего-то такого, чему и названия пока не придумали.

Деньги? Есть куча несчастливых миллионеров, чьё имущество транжирят потом отвратительно бездарные наследники.

Власть? Это когда пьёшь, и всё мало, мало и мало? Тут счастлив тот, кто сумеет вовремя соскочить с императорского трона и заняться выращиванием капусты*.

Любовь? А что это такое вообще? Если минусовать из любви секс, то останутся верность, дружба, терпение. А любовь-то тогда где прячется?

Знание обо всём этом приходит с опытом. Но не убивать же парня только за то, что он — просто дурак?

То, что Байсур напал на меня с ножом — не очень-то и царапало. Напал — так ведь и огрёб уже достаточно для самовоспитания. Ведь не я его с волка сбросил.

Пора бы ему понять: если бы я хотел отомстить — висел бы Байсур в мешке на берёзе. И висел бы без всякого лечения — со сломанной рукой и рёбрами.

Но я по глазам видел: ничего он не понял. Решил, что я в чём-то слаб, раз не отомстил. И вот это уже было проблемой.

Умом я понимал — Байсур не успокоится и будет искать, как ему продвинуться за наш счёт. Глаза-то — бегали как у человека, готового кинуть.

О чём, интересно, они говорили с Йордом? О том, что мы — дикари, а вайгальцы — культурные? Они лучше, служить надо им?

Ну, допустим.

Йорд слышал, что на лагерь напали. Рассказывал Байсуру, что только дикари могут прийти убивать своих же детей.

О том, что вайгальцы подчинили этих детей, готовили их напасть на уцелевших всадников Эргена — это же ерунда. Этого Йорд говорить бы не стал. Это — другое… Из серии: если меня — то предали, а если я… То я не предал, я предвидел!

Вайгальцы просто предвидели, что дикари начнут убивать своих подростков, которые годятся в воины, верно, Байсур? Потому и сформировали из них отряд, который после дуром попрёт через огненный перевал. Надо тебе одуматься и служить вайгальцам. Они же победили — значит, с ними бог и за ними правда?

Я пристально посмотрел на Байсура. Спросить в лоб?

Или дать ему уже довершить предательство? Хоть убивать будет не жалко.

— Шасти, — попросил я. — Одёжу парню верни.

Йорд посмотрел на меня с интересом, но промолчал. Вот он сейчас что-то для себя понял по моему лицу. Умный, зараза.

Если Шасти снимет с наставника печать — можно ли будет ему доверять?

Вот же дилемма — передо мной Байсур, который свой, но в душе — предатель. И вражеский воин, который не захотел сражаться нечестным путём.

Если мы снимем с него «ошейник» печати, сможем ли перетянуть на свою сторону?

Или в нём есть не вся совесть, а только сучок, на котором она висела когда-то в тяжёлом мешке? И в критический момент этот сучок тоже сломается?

Мда, подвязался же я на эти галеры. Мне надо думать, что я сегодня Айнуру скажу, а я тут предателей сортирую.

Один раз предав — кто ты? Если подросток, то сумеешь ли вырасти в мужика без внутренней гнильцы? А если взрослый?

Ой, бл… Не, я лучше пойду уже мяса, что ли, поем.

Запах варёной дичины просачивался в юрту, заставляя мальчишек переминаться с ноги на ногу.

— Жрать! — скомандовал я. — Пошли все к малому костру! Большой — это явно на вечер варят.

Мясо было необыкновенно вкусное: косуля, нежная, молоденькая. Аж во рту таяло. И мягкие косточки легко поддавались, открывая ещё более вкусный мозг.

Однако Багай покачал головой, обгладывая ребро:

— Нехорошо по началу лета молодняк бить.

— Может, и есть не будешь? — подколол я его. — Обратно в котёл сунешь?

— Буду, — сказал охотник. — Не пропадать же добру.

Мы посмеялись. Сиделось нам хорошо. Воины Айнура разбрелись по лагерю, отдыхая, кто как умел. Мы ели мясо, прихлёбывали из деревянных чашек бульон, заедали диким луком и чесноком.

Я тихонько спросил Багая:

— А Лойчен куда делся?

— Сказал: идея у него есть. Крутая, сказал, идея.

Крутой — опять было моё словечко. Хорошо хоть я материться перестал через слово. И так уже разложил местную молодёжь.

— А больше ничего не сказал?

— Сказал: ждите. Мол, не один придёт.

— О, как…

Я задумчиво перебирал в голове места, куда мог податься Лойчен. Неужели в город? Но зачем?

Не доверять ему у меня причин не было. Но куда мог пойти городской, в общем-то, парень в горах? И ведь что-то его осенило, раз смылся так быстро.

— А в какую сторону он пошёл?

Багай кивнул на кустарник, где за лесом начинались такие же лесистые горы.

То есть Лойчен отправился в лес? Лойчен?

Чё-то я туплю, покушав плотно. Видимо, кровь отлила от мозга к желудку, и я весь сосредоточился на переваривание пищи.

— А волков не слыхать наших?

— Не-а, — мотнул головой Багай. — С Буркой, что ли, ушли. А куда — непонятно. Может, они в лесу с духами разговаривают?

— Да, это версия. Лучше у меня тоже нету.

Бурка, блин, хоть бы знак какой-то подал? Предупредил как-то? Повыл? Может, ему помощь нужна?

Хотя… дух волка успокоился. И ушёл вместе с волколаком. А предки Бурки, который на самом деле Раху, воевали именно с горными духами. За власть в горах и долине.

И духа зовут Раху, как моего Бурку. Может, они — родня? Может, дух волка — какой-нибудь предок крылатых волков?

Странный он какой-то. И горб на спине — словно сложенные крылья.

— Эй! — окликнул меня Багай. — Гляди! Я мозг достал!

Пока я зависал, парни вытащили из котла и раскололи ножом череп косули. Я видел — Багай воткнул нож туда, где сходились косточки, и как консервную банку вскрыл.

— Бери мозг косули, умнее будешь на переговорах! — охотник ножом подвинул ко мне череп, где, как в чашечке, лежал мозг.

Небольшой такой, компактный деликатес. Косуле много не надо.

— Шутишь? — спросил я.

— С чего бы? — удивился Багай. — Вон у Игеля хоть спроси. Все шаманы так говорят. Если охотнику нужна осторожность — лапки нужно варить, если доброта — сердце, если ума срочно нужно побольше — мозги.

Игель закивал с набитым ртом:

— Угу.

— Да ну вас! — рассмеялся я. — Зарезал, съел сердце и стал добрым? Приколисты.

Я огляделся в поисках Байсура. Нашёл — парень сидел метрах в десяти от нас. Боялся, наверное, подойти к костру, пока мы там пировали и никак не могли наесться.

— Добрый, — сказал я наставительно, — это вот так. — И окликнул: — Байсур, иди сюда! Иди, я сказал!

Парень поколебался, но подошёл. Я же обещал, что утром его убивать буду, не сейчас.

Я нарезал мозг на кусочки прямо в черепе. Сказал Байсуру:

— Парни говорят, что мозг косули — штука магическая. Съешь — и сразу придумаешь, что тебе теперь делать.

Наколол кусочек на острие ножа и протянул парню.

Ножом я по привычке пользовался в быту тем, что взял из дома Майи. (Надо бы не порезаться ненароком, а то личина спадёт).

— Садись, — сказал я. — Поешь с нами, Байсур. Не убить я тебя хочу. Я даю тебе шанс. И тебе надо понять, какой. Ешь мозг, может, сообразишь?

Байсур неуверенно опустился на травку. В глазах его застыл страх.

Я ощущал этот страх даже кожей. Интересно, откуда у меня такие способности прорезались? Не было же вроде раньше такого?

Из юрты колдуна пошатываясь выбрался Кима. Бок его был перевязан, а ноги при ходьбе заплетались. Но парень направился к костру.

Остановился на полпути. Отдышался. Снова пошёл.

Помощи он не просил. И в глазах его тоже был страх, только иной, чем у Байсура. Кима боялся, что мы его прогоним в юрту, чтобы лежал, лечился.

«Ну, твою мать!» — выругался я одними губами.

Получалось, что потенциального предателя, Байсура, я жалею: он же весь несчастный такой. А Кима карабкается сам, не требуя для себя ничего, не изображая несчастного и больного. И потому помогать ему вроде бы и не надо.

И Кима — весь в доску свой, хоть и младше. А жалею я, твою мать, этого Байсура никчёмного!

А то, что другие мальчишки сражались как могли — вообще не учитываю. Нормальное же поведение? Чего на него внимание обращать?

«Редкий ты дебил, всё-таки, Женька, — сказал я себе. — Единственное оправдание — ты никогда не был вожатым в пионерском лагере!»

— Кима, иди к нам! — крикнул я. — Мозг будем делить! На всех! Все сегодня молодцы. И всем он сегодня понадобится.

Мы честно разделили и слопали мозг косули. Я усадил Киму рядом с собой, сам налил ему бульона и вытащил кусок мяса. Чтобы он не скакал и не бередил рану.

Байсура я тоже гнать не стал. Ну и он успокоился немного. Всё-таки среди своих, когда по лагерю гуляют вооружённые чужаки, как-то приятней сидеть.

Наевшиеся мальчишки стали клевать носами, и я сказал Багаю.

— Выставить бы кого-то на караул?

— Ты поспи, — кивнул он. — Я посижу, мне привычно пару ночей не спать. А тебе — первому отдохнуть надо.

Охотник был прав. Я отнял чашку у Кимы, глаза которого уже слипались. Уложил его на траву. Лёг рядом и отрубился. Намертво.

Проснулся уже в густеющих сумерках.

Багай и в самом деле сидел себе и ворошил палкой костёр. Двое наших — Игель и тощий хмурый пацан — тоже уже не спали. Остальные лежали рядышком, прижавшись друг к другу и посапывая, как волчата. Кто-то заботливо укрыл их плащом.

Воины Айнура уже все были на ногах. Ходили с факелами, переговаривались, собираясь группами. Большую юрту они починили по-своему, накрыв за неимением войлока пластами коры.

Костёр же — развели просто огромный, притащив с десяток сухих сосенок. Симар, наверно, припёр.

Но самое главное — Нагай тоже сидел рядом с братом!

— Что там, у водопада? — быстро спросил я.

— Как ты сказал сделал. Старшие ушли в лес… — Нагай изобразил пальцами знак, вроде кольца.

Мне его показывал Истэчи. Чтобы духи не сердились на обман, надо сложить вот так пальцы, и тогда можно врать.

Значит, парни ушли не в лес… А?.. Пришли с Нагаем? Только в кустах сидят? Ну, ок, тоже ничего.

— А младшие?

Нагай, в отличие от брата, на слова был скуп:

— Младшим сказал, что палку из ивы вырежу, чтобы не ломалась, а гнулась. Тогда только отстали.

— А стражники?

— А, ну да, — кивнул он. — Стражники ещё. Велел, чтобы развязали. И твой приказ стражникам дал. Шонк кривоногий обрадовался, заставил их выгребную яму копать.

— Шонка не связали?

— Зачем? У него припасы.

Я рассмеялся. Мальчишки — звери практичные. Стражу связали, а кормильца не тронули. Хитро.

— Иди к костру, Кай! — окликнул меня Айнур.

— Мы с тобой!

Братья-охотники встали. Игель — тоже. Он кивнул тощему пацану на спящих. Тот вздохнул, но возражать не стал.

И мы вчетвером пошли к большому костру.

— Кого вместо себя оставил? — спросил я Игеля.

— Это Чёрный Лис.

— Кличка? — удивился я.

— Наверное. Молчит, кто он есть. Говорит — сын кожевника. Врёт.

— Почему?

— Сильный очень.

— Ну, так руки у кожевников сильные.

— Я сказал — очень, — не согласился Игель. — Не так, как кожевник.

Мы подошли к костру, и я понял, что забыл вдруг все те красивые фразы, которые готовил в уме.

Смолистые шишки стреляли искрами, тёмное небо шубой наваливалось на лагерь. И ни звёздочки. Хорошо, что юрту успели накрыть, как бы дождь не полил.

Я поднял глаза к небу, отыскивая хотя бы одну звёздочку.

Я хотел объяснить Айнуру, что нам не победить вайгальцев малыми силами. Что лучшие воины терия Вердена — колдуны — прячутся в магическом каменном круге.

Преодолеть его почти невозможно, но если мы это сделаем, то лишь найдём внутри этого круга ещё один. Ещё более странный и таинственный.

Я был там. Я поднимался в небо на крылатом волке и смотрел на город сверху. Он неприступен для нашего оружия… Но слов не было.

Айнур ждал. И воины его — тоже ждали. Тихо, молча.

Тьма стала плотной: живая и душная. Я видел только хорошо освещённое лицо Айнура и смутные очертания остальных воинов, словно бы прячущихся за ним.

Это было как в смертельном сне: светящаяся колонна огня, какие-то тени вокруг. И Айнур — словно призрак, решивший заговорить со мной.

— Посмотри на меня? — сказал я ему. — Я — чужой здесь. Я ничего не помню. Всё мне ново здесь и непонятно. Я не понимаю, кто мы? Зачем началась война? Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что все ответы — где-то за огненным перевалом. И в Белой горе, где неведомые силы дают нам оружие и молоко для волков. Для вас — этот мир привычен. Вы не видите в нём странного. Но я — спрошу? Почему вайгальцы напали на вас? Что там, за перевалом? Почему призрачные и неуязвимые Дьайачы дают нам не хлеб, а оружие? Идите за мной в поисках ответов, и мы — победим.