Они выбрали для восхождения самый пологий и длинный из склонов, уклон которого едва ли доходил до сорока градусов. Кальдур сначала обрадовался этому, но уже часа через четыре выдохся и пришёл к выводу, что это никак не облегчало им задачу, разве что не нужно было смотреть на пропасть, и куда меньше была вероятность сорваться или идти вниз.
К сумеркам воздух стал значительно прохладнее, а горные вершины практически не приблизились. Они нашли место для лагеря под укрытием низких и острых скал, собрали хвороста и сухой травы. Довольствовались скудным ужином, урезанными дозами воды и сном в тесноте, поближе друг к дружке.
Следующие два дня ничем не отличались друг от друга, разве к наступлению времени ночлега, они ощущали, что стало чуть прохладнее, и уставали всё больше. Ушли сначала влево, потом вправо, потеряв на это почти полдня, но нашли ледяной ручей и решили проблему с пустеющими флягами. Не смотря на прохладу и всё усиливающийся ветер, пить хотелось как на жаре.
И Розари, и Кальдур по очереди призывали части доспеха и, надеясь на обострённые чувства, несли вахты, уходили в разведку и на всякий случай приглядывали за тылом — боялись передовых отрядов темников.
День четвёртый встретил их близкой вершиной полого склона и началом другой, куда более крутой, горы. После мерзкого и промозглого ночного дождичка, Дукан вдруг отдал им свою порцию сухарей и засохшего сыра с завтрака, накопал дождевых червей, поморщился, но перекусил. То ли он готовил остальную команду к будущим трудностям похода, то ли сам собирался с силами. Ушёл на охоту и смог подстрелить двух хлипких птичек. До вечера не дотерпели — изготовили их и употребили прямо на полуденном привале, что позволило им пройти остаток пути до вершины в бодром расположении духа.
Следующее утро застало их снегом с дождём, который стаял быстро, но настроение попортил основательно.
— Ну? И куда? — спросил Кальдур, переглядываясь с Розари.
Над ними нависала большая горная гряда с несколькими вершинами, позади остались пологие склоны, а по сторонам насколько хватало глаз расходились цепочки скал меньшей высоты. Небольшой отвесный подъём вывел их сразу на три разделяющиеся тропы — крутая наверх, переходящая в скалистую скалу, налево чуть более крутая и заворачивающая за угол и пологая правая.
— Пологая выглядит более ухоженной и протоптанной, — заметил Дукан. — И поскольку мы понятия не имеем о том, что нужно делать, мы пойдём по ней. А там уже посмотрим.
— Её могли протопать козы, и она может вести к отвесной стене, — вставила Анижа, пытаясь отдышаться.
— Значит, у нас будет козье мясо на ужин. Пойдём.
— Будь у нас карта, было бы попроще, — вздохнул Кальдур.
— Я видел карту этих гор, — смурно ответил Дукан. — Только вот она плохо соотноситься с тем, что я вижу сейчас. Могу сказать лишь только то, что гора на которую мы сейчас пытаемся подняться, далеко не последняя. За ней есть ещё.
— Великолепно, — съязвил Кальдур и пошёл вперёд. — Надеюсь, мы долго сможем выдержать такой темп и темники нас не догонят...
Дукан пожевал губы, с тревогой посмотрел на ледяные шапки далеко вверху, ещё с большей тревогой посмотрел назад, вздрогнул и потуже закутался в плед. Их не убирали в сумки, ещё с прошлой ночи — порывы ветра были такими острыми, что уши отдавали болью и воспалились, почти у всех появился насморк и хрипота в голосе. Это путешествие выглядело всё более опасным, а они всё более не готовыми перед тём, что им предстоит. Настолько, что он уже раздумывал повернуть назад. Он искал нужные слова ободрения для себя самого и для команды, но на ум приходили только обрывки молитв Госпоже, которых он не мог вспомнить, ведь никогда не учил, только слышал в разные периоды жизни от разных людей.
Веди меня, Госпожа, дорогой трудной,
Дабы очистился я от всех сомнений,
И смыл грехи прошлого,
Испытай меня и направь по пути моему,
Дабы в конце него, я стал собою и открытым
Явился пред Вратами Твоими.
Он порядочно отстал, вспоминая слова, собирая их из обрывков, пытаясь сплести в единое полотно. И едва не потерял отряд из виду. Что-то заставило посмотреть его на пройдённый путь внизу, затем наверх, где была вершина и затем налево, куда они решили не идти.
Вдалеке извивающейся горной тропинке вдруг отчётливо блеснуло нечто. Если бы оно поблекло мгновением раньше, Дукан бы решил, что ему просто показалось. Он не стал кричать, чтобы не привлечь лишнее внимание, устремился вперёд, остановил и развернул отряд. Нужно было идти другим путём. Госпоже и Её знакам он доверять боялся, как и всему в Эреррезире, даже самому себе. Но на чём учиться доверять, если не на них?
***
За углом склона тропинка изогнулась ещё сильнее, сузилась до размера колеи под ногу и резко пошла вверх. Изо рта Кальдура так и просились ругательства и недовольство выбором маршрута, но он живо притих, когда они нашли тело.
Молодая девушка с бледной кожей и волосами цвета крыла ворона, лежала на небольшом клочке земле над пропастью. Её потёртый чёрно-серый доспех из кожи был переломан от падения в пропасть, капли крови и синие пятна застыли на безмятежном лице, её сбитые и исцарапанные руки были сложены на рукояти погнутого меча. Она была прикрыта плащом и обложена камнями, но шквалистый ветер освободил ткань и совсем недавно — стервятники ещё не успели до неё добраться.
— Разведчица. Лёгкий доспех и хорошая обувь, утеплённый плащ, большая фляга, нет щита. Давно в походе, судя по износу снаряжения. Сорвалась, похоже. — Дукан внимательно осмотрел её, и закончив, снова укрыл плащом.
Розари и Анижа помогли ему найти и уложить камни побольше. Не чтобы отдать почести — а чтобы её товарищи, если вернуться к этому месту, просто прошли мимо и на заметили, что тут был кто-то ещё. Кальдур внимательно оглядывал соседние склоны, подолгу задерживая взгляд в разных точках.
— Что она тут делала? — спросил он настороженно. — Думаешь они могли нас обогнать по другому маршруту?
— А ты как сам думаешь, парень?
Дукан подошёл к Аниже, ласково ей улыбнулся, поправил ей плащ, набросил на голову капюшон.
— Не поднимай голову высоко, девочка, держись поближе к скале и веди себя тихонько. Мы в этих горах не одни.
Анижа кивнула ему и поморщилась. От восхождения и острых скал, её рана снова открылась и кровоточила. Она снова выглядела измождённой, бледной и смурной. Ей приходилось тяжелее всего.
— Тебя тоже касается, сквернослов.
Дукан кивнул Кальдуру, сам запутался в серо-коричневый плащ потуже, чтобы меньше выделяться на склоне, и тут же получил по голове гроздью крохотных камешков и облаком пыли. Замер, прислонил палец к губам, прислушался и посмотрел наверх. Ничего кроме шороха и небольшого эха от падения камней, слышно не было.
Дальше они лезли в полной тишине, стараясь не совершать никаких лишних движений. Кальдур лез последним, приглядывая за Анижей, поддерживая её и помогая в трудных местах. Несколько раз Розари, которая лезла второй и слишком уж энергично, останавливалась, ждала Анижу и мерила её недовольным и презрительным взглядом.
Спустя пару часов напряжённого восхождения они снова оказались на плоской подошве между скалами. Тропинка петляла по ровной поверхности и устремлялась за одну из вершин.
Дукан становился всё напряжённее и напряжённее, всё чаще останавливался, осматривал только ему понятные следы и знаки, оглядывал окрестности и прислушивался. Почва под ногами сменилась на крупную и мелкую угловатую гальку, идти по которой не производя шума, стало просто невозможно.
Но не они выдали себя первыми.
Рваные и грубые вскрики послышались спереди и сверху, где была небольшая площадка между скалами. Те, кто говорили, были далеко от края и не видели приближающегося отряда.
— Тут сиди, — Розари грубо толкнула Анижу за камни, и проследила, чтобы та точно спряталась и не показывала головы.
Кальдур, Дукан и Розари, выждали паузу, убедились, что их ещё не раскрыли и очень тихо полезли наверх, оглядываясь по сторонам и стараясь не совершать резких движений. Несколько раз камни срывались вниз от неловкости Кальдура и разбивались о гальку внизу, разнося по долине эхо и странный стреляющий звук.
Напряжённая беседа наверху не замолкала, к ней добавился ещё голос, властный и не такой грубый и женский — спокойный и мелодичный. Наверху, под укрытием кольца больших валунов, стояли девятеро в чёрно-серой форме и доспехах. В их окружении, на одном из камней поменьше сидела юная девушка с цветами в волосах и красивом чистом платье, расшитым странными узорами, так же напоминающими цветы. Это ей принадлежал спокойный и полный достоинства голос. А голоса грубые принадлежали двум мужчинам — высоко широкоплечему десятнику и его сгорбленному прихвостню, предающему веса своим вопросам с помощью кинжала, описывающего узоры у лица девушки, которая на него даже не смотрела.
— Похоже, угурмка, — прошептал Дукан. — Поймали её, что ли?..
— Опять скажешь "не наше дело"? — прошептал в ответ Кальдур, не отводя глаз от разворачивающейся сцены. — Можем и скрыться, пока нас не приметили. Только вот такое соседство на склонах мне не очень нравиться.
— Что предложишь?
Дукан явно ещё не успел прикинуть, что делать дальше и хотел наблюдать, но Розари вдруг спокойно перемахнула за камни, в которых они укрылись и спокойным шагом пошла навстречу к чёрным. Глаза Дукана успели округлиться, встретиться с глазами Кальдура, родить пару беззвучных ругательств, он вскочил, протягивая руку ей вслед, а второй нащупывая рукоять клинка.
Розари успела подойти к ним почти вплотную, они заметили её слишком поздно. Развернулись к ней, что-то крикнули, кто-то достал оружие. Она была от них шагах в десяти, мужчина, что стоял ближе всего к ней вытянул вперёд ладонь, словно пытаясь остановить её, но это уже было невозможно.
Блеснула вспышка, и она бросилась вперёд, словно дикая кошка из засады. В три прыжка оказалась рядом, уже покрытая доспехом, разрубила первого, тот даже не успел вытащить меч. Кружась вокруг своей оси и разбрасывая в сторону гальку, зацепила второго и третьего. Мотнула головой, и острое навершие её красной косы, словно копьё, пронзило того, что был с кинжалом, и возвращаясь резануло лицо десятнику.
Шустрая коренастая женщина с удивительной скоростью смогла зайти Розари за спину, и почти что ударила её в спину ножом с чёрными лезвием. Розари прекратила атаку, развернулась к ней плавно и почти спокойно, перехватило запястье с ножом, дернула на себя, развернула от себя и выбросила руку вверх. Женщина напоролась горлом на собственный нож, Розари не стала добивать её, просто подсекла её ноги,отшвырнула в сторону и пошла дальше.
Уклонилась от чёрной стрелы, отбила вторую почти в упор и добралась до лучника. Ещё двоих, что уже успели вытащить оружие и напасть на неё с двух сторон, убила почти одновременно. Убегавшего застрелил Дукан, тот едва не успел скрыться за камнями. Широкоплечий десятник поднялся, пытаясь прикрыть рукой рану на щеке и виске, из которой хлестала кровь, и торчали кости. Ухмыльнулся Розари и сделал нарочито медленный и последний колющий выпад в её сторону. Сначала на землю упала его обезображенная голова, а потом и все тело.
Розари спрятала доспех, и даже подоспевший Дукан немного осел от холода, что был в глазах девушки. Кальдур поморщился, встал из укрытия и пошёл к ним.
Лицо и платье пленницы покрывали мелкие брызги крови, она ещё несколько мгновений сохраняла спокойствие, потом поднялась со своего места, её перекосило, она со злобой посмотрела в лицо Розари, и гаркнула ей что-то очень неприятное. Подошла к ещё дергающемуся телу одного из чёрных, пошарилась у него по поясе, извлекла засаленный платок, утёрла им лицо, оглядела платье, снова посмотрела на Розари, покачала головой и выцедила что-то ещё более проклинающее.
— Мы не знаем горский язык, — Кальдур встал между ней и Розари, попытался улыбнуться. — Я Кальдур. Ты не ранена?
— Нет, я не ранена, — злобно прошипела девушка. — Ранено моё платье. Не надо было мне идти за цветами.
Она добавила ещё несколько незнакомых слов, смысл которых понять было не сложно. Затем она вдруг судорожно выдохнула, её губы вздрогнули, глаза увлажнились, она отвернулась от Кальдура и снова уселась на камень.
Кальдур дал ей несколько секунд отойти от увиденного, подошёл и присел рядом.
— Я Хизран, — сказала девушка уже спокойно, но с налётом грусти. — И зачем вам надо было испортить мою свадьбу? Я что, какие-то знаки не прочитала? Не понимаю.
— Ты из угурмов? — мягко спросил Кальдур, Дукан тоже хотел подойти, но Кальдур жестом остановил его.
— Угурмы — это всё кто живет в горах, деревенщина, — спокойно ответила девушка. — Нас тысячи племён и кланов. И да, я из них.
— Что они хотели, эти люди?
— Спрашивали меня о всяком. Не ожидала я. Бандиты сюда не суются, бояться, а эти чего сунулись? — она с искренним недоумением повернулась и изучала лицо Кальдура. — И вам что нужно?
— Мы ищём… как это сказать… кто у вас знает много. Вождь? Царь?
— Какой царь? — девушка охнула, смотря на Кальдура как на идиота. — У нас только старейшины есть. Зачем они вам? Опять проповедовать хотите? За свою веру дебилов?
— Проповедовать? — теперь удивился Кальдур, переглянулся с Дуканом, а тот пожал плечами. — Нет. Мы ищём одно место и хотели просто спросить, может кто-то из ваших знает.
Глаза девушки округлились, она схватила Кальдура за рукав, дёрнула и сама обернулась к окровавленному полю битвы.
— Просто спросить?! — она рявкнула так, что даже Розари вздрогнула.
— Это место очень важное, — аккуратно ответил Кальдур. — А эти люди… они плохие. Мы спасли тебе жизнь.
— Не зря мне говорили не лезть в дела равнины… — прошептала девушка, всё ещё изучая лицо Кальдура, словно пытаясь понять настоящий ли он, или только видеться ей.
— А эти люди, что они конкретно спрашивали у тебя? — спросил Дукан.
Девушка посмотрела на него с ещё большим непониманием, чем на Кальдура, немного собралась перед ответом.
— Много чего. По горам спрашивали. Куда ведут тропы. Рисовали карту. Спрашивали, где наша деревня. Есть ли в округе ещё селения. Я не сказала. И они бы от меня ничего не добились.
— А нам скажешь? — Дукан ухмыльнулся.
Хизран посмотрела на него как на идиота, даже не опуская глаза на теле вокруг.
— Ты слышала, что происходит внизу, дитя? — Дукан посерьезнел. — Эти вот, победили в последней Битве. И скорее всего, скоро на эту землю ступит их божок. И тогда нам всем будет плохо. Очень плохо.
— А мне-то какая разница? — холодно спросила девушка. — Дела долины — это дела долины. У себя можете творить, что вам вздумается. К нам не лезьте. Такой у нас договор был.
— Это уже вас коснулась, родная. Чёрные пришли к вам домой и это только мелкие безобидные разведчики. У подножья этой гряды марширует двадцать тысяч таких головорезов. А с ними чудовища. И колдуны. Они собираются, похоже, лезть наверх и камня на камни тут не оставить.
— Зачем? — шокировано прошептала девушка. — Мы-то тут причём вообще?
— Они ищут кое-что. И нельзя им позволить, чтоб нашли. Давай так, — Дукан перевёл взгляд на Кальдура, словно выпрашивая у него что-то или извиняясь, а потом снова посмотрел на девушку. — Темники ещё вернуться. И им не понравиться, что их отряд пропал. Их будет очень много, и они найдут вашу деревню, пускай это и займёт много времени. Они получат ответы на свои вопросы так или иначе, а затем сожгут её, как жгут деревни внизу. И убьют всех, кто не сможет убежать. Ты отведёшь нас туда первой. Мы зададим свои вопросы и уйдём. А когда придут темники, ваш старейшина выйдет к ним, расскажет, что тут были двоё в блестящих доспехах, которые могут прятать под кожей и укажет им, куда мы отправились. У них не останется времени, чтобы навредить вам. Мы для них слишком лакомый кусок. Честно?
Девушка побледнела, кивнула, отряхнулась и встала.
— Розари, приведи Анижу, — скомандовал Дукан. — Нужно спешить.
***
У первого же ручья спасённая девушка остановилась как вкопанная. В три движения стянула с себя платье, оставшись обнажённой, и замочила его в ручье. Её кожа была покрыта сеткой едва уловимой бледно-синей татуировки, Кальдур слишком надолго задержал взгляд на её голой коже, за что получил под рёбра острый локоть Розари.
Комментарий подошедшего Дукана был заткнут взглядом Аниже, та порылась в сумке, достала мыло и полезла в ручей — пытаться спасти свадебное платье. Им почти удалось, на белой ткани остались только чуть розоватые пятна, которые выглядели даже художественно и, можно сказать, дополняли красные и синие узоры. Девушка надела мокрое платье и морщась от порывов ледяного ветра повела их по тропинке дальше.
То, как легко она карабкалась и преодолевала препятствия, которые заставляли Кальдура вспотеть, было удивительным. Несколько раз, забираясь вверх по коротким и почти отвесным подъёмам, Кальдур оказывался рядом с ней, близко, на расстоянии меньше ладони и чувствовал исходящий от неё жар. Скоро платье на ней высохло.
За несколько часов, совершенно не запомнив путь, изгибы тропинки, повороты, внезапные её обрывы и появления, словно из воздуха, они вдруг оказались на небольшом плато, спрятанным за поясом низких холмов.
Приземистые дома из глины, были почти неотличимы от скалы и выделились только небольшими квадратами не застеклённых окон, и крышами, заваленными слоем лепёшек, похожих на коровьи, и редкими столбами дыма. Большую часть посёлка занимали больше загоны, с заборчиками и из гибких веток или неровных камней. В загонах жили овцы, козы, маленькие лошади, мулы и несколько коров.
Её встретили несколько мужчин, и при виде незваных гостей они не положили руки на рукояти изогнутых кинжалов на поясе, а наоборот сдвинули их за спину и показали, что их ладони открытые.
— Гости Хизран — наши гости, — поприветствовал их самый старший мужчина и слегка поклонился.
Хизран сбивчиво и немного тараторя объяснила мужчинам, что с ней произошло, изрядно разбавляя свою речь местными ругательствами и жестикуляцией. Мужчины нахмурились, задали ей несколько вопросов и затем самый старший из них ушёл в посёлок.
Он вернулся со стариком, который слушал доклад, шёл нарочито медленно, отбивая ритм тростью по камням и почти на неё не опираясь.
— Здравствуйте, — вежливо поприветствовал их старик. — Я Цахай.
Он выжидающе замолчал. Дукан ткнул в бок Кальдура и мотнул ему головой.
— Я Кальдур, — он вышел вперёд, оглянулся на Дукана, несколько недоумевая, почему ему досталась роль переговорщика и на этот раз. — Это Дукан, Розари и Анижа. Мы просим у вас прощения за это вторжение. Мы ищём одно место. Это древний храм высоко в горах.
— В горах много святых мест, юноша, — с улыбкой ответил старик. — Чтобы обойти их не хватит одной жизни. Что ведёт тебя туда?
— М… — Кальдур замялся на несколько мгновений. — Долг. Это очень древний храм. Очень. В нём жила Светлейшая Госпожа, Зариан, Богиня Света.
— Ваша богиня часто жила в горах, и ей было сложено множество храмов, — всё с той же улыбкой ответил старик. — Мы рады видеть паломников здесь. Искать свой путь важно. С одной стороны — каждый должен искать его сам. С другой стороны — ничего не происходит без причины, особенно в горах. Вы встретили Хизран, а Хизран привела вас сюда. Значит, это часть вашего пути и вы можете искать здесь. Мы поможем вам. Но после.
— После?
— После свадьбы. Праздник требует отказа от труда и поисков. Праздник требует веселья и торжества жизни. Вы расскажите больше о месте, что ищите, а мы расскажем, что знаем. Завтра.
— Нам подождать… здесь? — Кальдур наморщил лоб и замер в неуверенности.
— Нет, — улыбка старика стала теплее. — Зачем? Вы гости на свадьбе. Мы принимаем вас.
Кальдур снова переглянулся с Дуканом, хотел было возразить и попробовать договорить, но рука Дукана легла ему на плечо, и тот лишь отрицательно покачал головой. Нужно делать как они говорят.
Мужчины расступились, Хизран махнула им рукой и они пошли за ней, ловя взгляды жителей деревни и проносящейся мимы стайки детей, которые тут же прекратили игру и перешёптываясь пошли за ними.
— Прости, конечно, Хизран, но зачем вы храните дерьмо на крыше? — Кальдур указал ей на лепёшки, которые приметил чуть ранее.
— А чем мы питаемся зимой по-твоему? Сейчас попробуешь сам, угостим, — девушка выдержала несколько мгновений с каменным лицом и зашлась смехом. — Вот же деревенщина. Это кизяк, он утепляет крышу и стены, а когда совсем холодно — идёт в печь и даёт много тепла. Это там у вас там леса растут, хоть зарубись, а сюда попробуй, дотащи хотя бы одно деревце.
— А не воняет? — недоверчиво нахмурился Кальдур.
— Ты воняешь хуже, — парировала девушка.
Дукан встретил её изящный приём широкой и глумливой улыбкой, которая сначала взбесила Кальдура, но затем успокоила. Старик не выглядел напряжённым, а значит, был уверен, что у них достаточно времени на всё что нужно.
Дом Хизран располагался на отшибе. Небольшая хибарка из двух комнаток по бокам и круглого зала, где они с трудом разместились все вместе. Их встретила хозяйка дома — полуслепая пухленькая старушка с седым хвостиком на голове. Они с Хизран долго лаялись и сокрушались, но не по поводу незваных гостей, а по поводу платья. Прооравшись, женщины запустили их в дом и накрыли нехитрый стол — мутный и почти не пахнущий травяной чай, лепёшки с травой, на этот раз из теста, кислый сыр и нечто, что можно было бы назвать пересушенным валяным мясом.
— А когда свадьба-то? — прихлебывая чая из глиняной чеплашки и пытаясь удобнее устроится на глиняном полу, поинтересовался Кальдур.
— А она уже идёт, — ответила девушка с некоторой долей нервозности. — Но традиция такова, что нужно сначала пустить гостей за порог и преломить с ними хлеб. Если закончили, то можем посмотреть, как готовят жениха.
Кальдур и Розари почти синхронно пожали плечами и максимально быстро смели со стола всё, что было им предложено. Отставили чашки и поднялись. Хизран вышла первой, а Дукан поймал Кальдура за руку, дёрнул на себя и шепнул.
— Разлюби-ка открывать пасть, как ты любишь. На сегодня. И не делай лишних движений. Тут другие обычаи, этих людей можно обидеть тем, что даже не покажется обидным, — Дукан отпустил его и повернулся к Розари. — Тебя тоже касается.
***
Будущий муж Хизран, жилистый и худой парень, с копной смешно всклоченных волос, стоял на краю селения в одних портках. Он был покрыт потом и татуировками, совершал странный танец, разбрасывая в стороны руки, и высоко поднимая колени, совершенно не попадая в быстрый ритм кожаного барабана. Выкрикивал резкие фразы на ещё более грубо звучащем наречии, получал удары ремнём по спине и почти не реагировал на них, совершенно поглощенный процессом.
Кальдур удержал в себе комментарий, но Хизран увидела его взгляд и тихонько рассмеялась.
— Он доказывает, что сможет терпеть жизнь в браке. И меня. И что его хватит надолго. С самого рассвета тут. Сторона невесты ещё к обеду сказала, что с него хватит, но всё не унимается. Упорный. Поэтому я решила скоротать время и сходить за цветами. Не говорите ему, что случилось в горах. Я сама скажу завтра.
Кальдур кивнул ей.
— Эй, Зульпур, — крикнула она радостно мужу. — А я уже давно согласная! Долго ты будешь заставлять меня ждать?
Мужчина даже не поднял голову, чем вызвал у неё ещё один взрыв хохота.
— Вот же упорный. Пока не упадёт не остановиться. Ладно, пойдёмте пока покажу деревню и познакомлю со всеми. Тоже надо.
Она не шутила. Им пришлось зайти в каждый дом, а их было не меньше полусотни, и представиться их обитателям, остановить каждого прохожего на улице и поприветствовать ему, и хотя бы помахать тем, кто просто сидел и ни черта не делал. Это отняло у них ещё пару часов, солнце уже начало закатываться за горы, стало прохладнее, пускай и не так, как в предыдущие дни их путешествия — своеобразная низина, в которой была построена деревня, неплохо удерживала тепло и защищала от ветра.
Когда Кальдур только вошёл в деревню, ему показалось, что угурмы живут как нищие и варвары, и что их стоило бы пожалеть. Но уже через несколько домов, где их принимали люди, совершенно не похожие на жителей равнин, Кальдур вдруг понял, что кроме его жизни в деревни и схожих жизней людей-эррезирцев, может существовать что-то ещё. Ничем не хуже и не являясь отвратительной мерзостью жизни темников на их проклятом острове. Эта мысль поразила.
Он с удовольствием вдыхал непонятные запахи, гадал над назначением разных предметов быта, слушал непонятный и грубый язык, пытался понять что значат жесты, которыми обмениваются угурмы, и что значат позы, в которых они сидят или стоят. Но больше всего его поразили стог сена за селом, величиной с монодона, и некрополь на склоне горы неподалёку. В землю здесь не закапывали и не хоронили в пламени, как героев. Тут складывали невысокие курганы из камней и валунов, украшали их цветами и табличками из обожжённой глины. Кладбище было очень древним и занимало почти весь соседний склон, но больше всего Кальдура поразила резная стена, изображающая более чем необычный сюжет из жизни горного народа.
Древние угурмы были представлены свирепыми воинами с длинными изогнутыми клинками, стоящими вряд в узком прямоугольнике над прямой землей и с луной в небе. То, что Кальдур сначала принял за устрашающие забрала шлемов, на самом деле было их перекошенными лицами. Рот каждого из древних воинов украшал ряд острых клыков, а зрачки их были изображены вертикальными тонкими линиями, как у кошек.
Кальдур махнул на это зрелище Дукану, но тот лишь пожал плечами. Хизран быстро увлекла их дальше, а вопросы они удержали при себе.
***
Когда солнце скрылось за склоном горы по посёлку разнеслись радостные крики, топот и хлопанье. Зульпур упал без сил, и под общий смех и аплодисменты на него сверху тут же вылили ведро ледяной воды. Пока он приходил в себя и одевался, из домов были шустро вынесены столы, установлены под темнеющим небом, украшены простыми свечами и заставлены тарелками. Тарелки быстро наполнялись из огромных казанов, вкопанных в землю, крышки которых до этого были закрыты наглухо. На стол выставлялись каши с огромными ломтями парного мяса, плотные лепёшки из почти белого теста и наваристая красная похлёбка из овощей и мяса.
По глиняным кубкам полилось вино, дурно пахнущее козье пойло, нечто нежно и отдающее терпкими ягодами и мёдом, и крепкие травяные настойки. Желудок Кальдура был рад несказанно и очень соскучился по настолько сытной и жирной еде. Всех их пытались накормить и напоить до отвала, но с задачей справлялись только вечно голодные Кальдур и Розари. Дукан был рад нормальной выпивке, но в еде старался держаться умеренно и на грани вежливости к хозяевам.
— Уверен, что мы можем себе такое позволить, старик? — спросил у него Кальдур, смотря как тот осушает уже третью чашку.
— Да, — твердо ответил старик. — У нас фора в несколько дней, нужно немного восстановить силы. А то ты не рад...
— Откуда ты знаешь, что у нас действительно есть фора?
— Да потому что в этих горах даже сраный Морокай ногу сломит. Мы могли месяц гулять по этим дорожкам туда-сюда и даже бы не увидели эту деревеньку. Но много пить я не собираюсь, мы выходим завтра на рассвете. Если конечно, добьёмся от местных хоть какой-то информации.
— А вот этот момент я не много не понял, — Кальдур навис сверху. — И какого чёрта я вообще тут занимаюсь переговорами?
— А чёрт его знает. Ты им понравился. Может твоё сельское тупое лицо, вырубленное тяпкой, может внутренняя тупость, может щенячий, пришибленный взгляд, я уж не знаю. По идеи они должны были проникнуться уважением к моим седым волосам, как у них заведено, но по факту они держаться от меня подальше. Не доверяют. Так что... работай, брат.
Кальуд посмотрел на него с подозрением и отошёл к своему месту. К ним выпорхнула пошатывающаяся и покачивающаяся, словно лодка на волнах, розовощёкая Анижа. Дукан тут же выхватил у неё из рук кубок и бросил уничтожающий взгляд на пару смеющихся юнцов, стоящих поодаль и очевидно ответственных за состояние жрицы. Положил рукоять на эфес меча, показал им зубы, и они тут же отвернулись и отправились по своим делам.
— Я ф парятки… — гаркнула Анижа, покачнулась и чуть не упала.
— А вот этого я не учел, — процедил Дукан, придерживая Анижу за плечо. — Найди-ка Розари. Если попытаются напоить её — всё может закончиться куда хуже.
— Я-то себя контролирую, — ударил ему в спину ледяной голос.
И такой же ледяной взгляд, когда он обернулся. Розари стояла у него за спиной, с кубком в руках, показательно подняла его, сделала маленький глоток и медленно отпустила его. Она была трезвой как монашка во время поста, и от её вида сердце у Дукана заметно отпустило.
Кальдур усадил Анижу рядом с собой, позволил приобнять себя и закинуть голову на плечо, налил ей в кубок воды, чтоб побыстрее отошла.
— Будем надеется она легко переносить похмелье, — недовольно буркнул Дукан. — Или знает какой-нибудь лечебный ритуал.
— Может, оставим девку здесь? — бровь Розари дёрнулась презрительно. — Она нас только задерживает.
Анижа чуть приподняла голову, пробежалась прищуренными глазами по их лицам и едва слышно послала их куда подальше.
***
Ближе к рассвету звёзды скрылись, а небо стало тёмно-серым. Молодожёны давно скрылись в одном из домов, большая часть празднующих разошлась спать, несколько мужчин вызвались сопроводить их в дом бабушки Хизран, на ночлег. По пути их догнал старик.
— Свадьба закончена, — всё с той же улыбкой сказал он, когда все немного сбавили темп, чтобы ему было комфортно идти рядом.
Анижа немного отошла, плелась и покачивалась следом. Дукан отстал, то ли при смотреть за ней, то ли, чтобы не сорвать "работу" Кальдура.
— Спасибо за еду и ночлег, — Кальдур неловко поклонился, пытаясь не сделать лишних движений и не ляпнуть ничего лишнего.
— Хорошо принимать хороших людей.
Старик снова ему улыбнулся, они прошли ещё немного и от его жеста остановись у края деревни, где разворачивался вид на дальние скалы и разгорающееся рассветное зарево.
— Красиво, — пояснил старик.
— А что находиться там? — всё-таки не удержался Кальдур и почувствовал спиной подозрительный и внимательный взгляд Дукана.
— За горами? Не знаю. Горная цепь идёт далеко, на несколько горизонтов, пройти её могут лишь редкие смельчаки и частые гости в доме у госпожи Удачи. Редко кто может покинуть её до конца. Даже мы.
— Не совсем понимаю.
Старик снова ответил ему улыбкой. Он был абсолютно расслаблен, остальные стояли чуть поодаль, и Кальдуру показалось, что в этом старом человеке столько добра, что как бы не вёл себя Кальдур, он просто не сможет его разозлить.
— Поймешь, когда достигнешь конца. Угурмы живут в долине и по ту сторону горной цепи. А за долиной река, ещё более величественная, чем Явор. Наши предки приплыли сюда очень давно.
— Статуи у гробниц… — вспомнилось Кальдуру. — Это предки?
— Да.
— Почему у них клыки?
— Когда-то мы все были чудовищами. Так было нужно. Пока вода с горных вершин, свежий воздух и сама эта земля не очистила нас. Про прошлое мы говорим: «этой страны давно уже нет. И нет дела до этой страны».
От этих слов Кальдуру стало не по себе. Старик не делился с ним сказками или мифами. Он прямо говорил о том, что раньше они служили Морокай и были чудовищами. Но хотя бы сейчас они свободны.
— А что значат татуировки?
— Татуировки ничего не значат. Они чтобы защищать. От зла всякого и внутри, и снаружи. Но в основном, чтобы злые духи не проникли нам в голову и не заставили нас совершать зло, которые мы бы хотели изъять из своей природы.
— Вы нам поможете? — спросил Кальдур, когда всё немного уложилось в него в голове.
— Мы уже помогаем. И мы уже посовещались.
— И?
— Самый древний храм, как мы знаем, стоит на вершине Умудзука. С него сошла ваша Госпожа и пыталась учить нас ремёслам, пока Её не прогнали в первый раз.
— Прогнали? — прошептал Кальдур, его глаза забегали, он всё пытался подобрать слова. — Потому что… потому что вы... всё ещё поклоняетесь Мраку?
— Потому что больше мы никому не поклоняемся, — улыбка старика стала натянутой. — Мы почитаем Мрак, как самое древнее и первое из событий. Как самый древний из наших домов. Из которого пришли мы все. Даже твоя Госпожа. Но мы не поклоняемся ему. Не нужно любить то, что никогда не полюбит тебя. Мы любим землю, скот, родителей, супругов и детей. Ты поймешь когда-нибудь. Правда, это будет в самом конце.
Кальдур заставил себя промолчать и не спросить, правда ли всё остальное, что о них говорят. Старик указал в сторону горы на горизонте почти треугольной формы, которая была чуть выше всех остальных и почти полностью закрыта туманной дымкой.
— Это Умудзук? — Кальдур поднёс ладонь ко лбу и всмотрелся вдаль.
— Нет. Смотри внимательнее. Это малыш Сахчах. А вот серое пространство за ним, это не облако и не горизонт — это Умудзук. Вы пойдёте туда.