Из глубин

Глава 7 ИНИЦИАЦИЯ

До возвращения Колдуна Стас лежал на своей узкой койке и размышлял о Двойнике. О единственном, как ему казалось, близком человеке. И о таком же одиноком, как он сам.

А потом…

— Гришко просил с тобой поработать, — бодрым голосом сообщил Илья, заглянув в отсек.

— В смысле? — Стас удивленно приподнялся на койке.

Колдун осклабился.

— Станислав, как ты думаешь, зачем я здесь, в этой титановой жестянке? — ласково спросил он.

«Колдовать? Призывать удачу? Просить покровительства у подземных духов? Размягчать породу под буром при помощи заклинаний?»

— Не знаю. — Стас пожал плечами.

— А ты мозги-то напряги, Фрейда тебе в задницу и Юнга в печенку! Зачем, по-твоему, вообще психологи нужны?

Стас вздохнул. Если бы Илья был «вообще психологом»… Но вряд ли из реальных психологических практик Колдун использовал что-то, кроме своего пресловутого «Фрейда в задницу» под идиотскую ухмылочку.

— Короче, слушай сюда. Гришко нужна сплоченная команда, а ты выбиваешься из общих рядов. Это может привести к осложнениям в коллективе.

— Вообще-то общие ряды не горят желанием меня принимать.

— Не в этом дело, Стас. Дело в том, что ты сам не хочешь сливаться с коллективом. Ты чувствуешь свою ущербность и чужеродность, ты не преодолеваешь, а воображаешь препятствия, которые от этого только разрастаются. Мысль материальна, ты не знал об этом?

— Не я выдумал сектор «Г», — угрюмо заметил Стас.

— Секторов уже нет. Они остались в «Аиде».

— Ага, а здесь остались «ашники» и «гэшник». У которого, к тому же, в любой момент может начаться приступ.

— Теперь приступы — это не твоя слабость, а твоя сила, Стас. Нужно только научиться ею пользоваться. И этим мы займемся тоже.

«Приступы — это сила»? Обиднее шутки не придумаешь. Стас отвернулся. Однако Колдун не собирался прекращать разговор:

— О чем ты думаешь, Стас? О чем беспокоишься?

— У меня есть повод и для размышлений, и для беспокойства.

— Например?

— Хотя бы Киря. Сдается мне, я чем-то не понравился этому костолому.

— Но ведь сейчас ты думаешь не о нем?

— Не о нем, — согласился Стас. Проклятого Колдуна не проведешь.

— И даже не о Катерине, — продолжал Илья. — Тебя волнует другое. Двойник, верно?

Стас поежился. Блин! Неприятно все-таки, когда твои мысли читают, как открытую книгу.

— И беда в том, что ты уже принял решение: быть в экипаже «крота», но быть не с нами, а со своим Двойником.

Стас стиснул зубы. «Хочешь поговорить об этом?» — если прозвучит этот дурацкий вопрос, он ответит отрицательно.

Только его ни о чем спрашивать не собирались. Более того: его даже не вытягивали на откровенный разговор. Все вышло иначе.

Илья протянул руку. Растопыренные пальцы легли на лоб Стаса. Да что за хрень?!.. Стас попытался отстраниться. Не смог. Не вышло. Череп словно прилип к открытой ладони Колдуна.

Темные глаза психолога смотрели, как две сплюснутые воронки, гипнотизируя, вытягивая волю и силы. Голова пустела и гудела.

Скалящийся в улыбке разрез рта шевелил губами:

— Не волнуйся, Станислав.

— Какого?.. — с трудом и тоской выдавил Стас. Голос был слабый, тусклый. — Что это?

— Сеанс психотерапии, — улыбался Илья.

«Ага, психотерапии, как же! Какой ты, на фиг, психолог? Колдун ты — вот кто!» — на этот раз он не смог произнести вслух ни слова. Но понял: его услышали.

Илья улыбнулся чуть шире.

— Не надо ничего говорить, — посоветовал он. — Просто думай. Думай о том, о чем думал до моего прихода.

Противиться этим глазам и этим словам было нельзя. Не думать о том, что его занимало сейчас больше всего, было невозможно.

Стас думал.

Растопыренная пятерня психолога-Колдуна словно сгребала мысли Стаса и тянула их наружу.

— Ты думай, а я загляну в тебя. Посмотрю, что можно сделать, чтобы ты принял нас, а мы — тебя. Ты… ты… ты… мы… мы… мы… ты… мы… мы… ты…

Стас почувствовал, как ускользает смысл слов и сами слова Колдуна преобразуются во что-то иное.

Колдун по-прежнему открывал и закрывал рот, только то, что он произносил, уже не походило на обычную человеческую речь. Скорее, это напоминало напевное шаманское камлание. Протяжные вибрирующие звуки, глухие и звонкие, переплетались друг с другом и оплетали Стаса невидимой сетью. Глаза Колдуна смотрели в его глаза и сквозь них. Глаза-воронки заглядывали в самую душу. Или туда, где она, душа эта, должна быть. Глаза шарили, искали что-то.

Чужая рука, приросшая ко лбу Стаса, брала мысль за мыслью. Тянула цепочку, наматывала на пальцы, все, о чем думал Стас.

Все, о ком он сейчас думал. Мысли утекали, как мутная река, в которой что-то тревожно всплескивалось.

Снова начинался приступ. Только на этот раз приступ пришел не сам. Его вызвали специально. И сделал это Илья Колдун.

Стас, наконец, вышел из леса. Этот лес был мертв, и уже давно. Какая-то зараза или отрава уничтожила здесь все живое — и растения, и зверьё. Нельзя сказать, чтобы это обстоятельство сильно огорчило Стаса: он давно уже не ходил по поверхности так спокойно и безбоязненно. Но зловещий вид мертвого леса все же угнетал. Черные сухие ветви без листьев и хвои косыми мазками резали низкое серое небо, будто стараясь навсегда вычеркнуть его из этой жизни. Под толстыми подошвами хрустела высохшая трава, сталкерский костюм цеплял и ломал кустарник, словно тот состоял из хрупкого льда. Но хуже всего была липкая, похожая на деготь жидкость, черным гноем сочившаяся из-под коры мертвых деревьев и пачкавшая «химзу».

Стас не знал, что это такое, но явно не сок и не смола. Чернильная субстанция не была безобидной: он заметил, как испачканная резина начинает пузыриться. Процесс, правда, протекал медленно, однако со временем проклятая жижа могла насквозь разъесть и плащ с капюшоном, и сапоги, и противогаз, и перчатки.

К счастью, за лесом протекала небольшая речушка с мутной водой. Стас спустился к ней по пологому берегу.

После очередного перехода безумно хотелось пить или хотя бы снять опостылевшую «химзу», противогаз и умыться в прохладном потоке. Но здесь, на поверхности, опасно даже прикасаться незащищенной рукой к воде, которая бежит неизвестно откуда и несет в себе неизвестно что.

Не хотелось думать и о том, какие твари могут плавать в этой водичке. То, что лес, мимо которого протекает река, мертв, еще не означает, что мертва вода. Подозрительные всплески на стремнине могли быть чем угодно, и Стас десять раз подумал бы, прежде чем переправляться через реку вброд. Но сейчас выбора не было: следовало поскорее смыть с себя черные едкие пятна и спасти защитный резиновый кокон.

Стас осторожно, с «калашом» наизготовку, вошел в воду. Он готов был в любую секунду отпрянуть назад и садануть очередью по струящемуся потоку.

Течение, оказавшееся неожиданно сильным, обхватило ноги и попыталось утянуть Стаса от берега. Но пока его за ноги хватала только вода.

«Это вода, просто вода» — успокаивал он себя, стоя по колено в реке и стараясь разглядеть дно. Дно было каменистым и, вроде бы, безжизненным.

Вот именно, что вроде бы…

Вода быстро смывала с сапог дегтярную слизь. Пленка темных разводов расплывалась по поверхности реки.

Всплески на стремнине удалились к противоположному берегу. В маленьких бурунчиках качнулись и завертелись на волнах какие-то мелкие тварюшки, всплывшие бледным брюхом вверх. Сдохли, что ли? Ага… Стас улыбнулся под резиной противогаза. Похоже, здешним рыбкам, если это вообще рыбы, не понравились соки мертвого леса. Значит, нападать не будут.

Черный гной из-под древесной коры нес смерть любому живому существу и защищал того, кого коснуться не мог. Пока не мог коснуться — защищал.

Липкая едкая смерть…

Взяв автомат в одну руку, другой Стас зачерпнул воды. Рука в широкой резиновой перчатке казалась ненастоящей, и вода, не охлаждавшая руку и не касавшаяся ее, — тоже.

Стас разжал пальцы. Вода стекла между, унося с собой черную грязь и открывая вздувшийся слой резины, похожий на нарывы от лучевой болезни. Ладно, за дело…

Стас начал отмываться.

Удивительное все же ощущение: стоять на безлюдном берегу, плескаться в воде, поднимать брызги и не чувствовать при этом влаги на сопревшей коже.

Движение воды и расплывающиеся по ее поверхности темные пятна завораживали и притягивали взгляд. Все было как во сне. «А может, это и есть сон? — подумал Стас. — Может, я и все, что вокруг, — всего лишь чье-то кошмарное видение».

Видение?..

Видение привиделось ему самому. Опять! Снова! То же, что было раньше.

В мутной воде и грязных разводах отчетливо проступило лицо — его, Стаса, лицо без противогаза. Колыхаясь и подергиваясь в сильном течении, оно смотрело на него снизу внимательно и удивленно.

Стасу сделалось страшно. Еще страшнее, чем тогда, в первый раз.

Почему? Наверное, потому, что ЭТО случилось именно здесь.

Мертвый лес за спиной. Мертвые твари в мутной реке. И его лицо в мертвых разводах.

Смерть, кругом смерть! И он из этой смерти наблюдает за самим собой.

— Нет! — проорал Стас в противогазную резину.

Противогаз превратил его крик в глухое рычание.

— Нет, — повторило лицо, разинув рот и исказившись в потоке воды.

Или «нет» крикнул кто-то еще? Кто-то, кто был здесь, но кого не было видно?

Не удержавшись, Стас сорвал с плеча автомат.

Удар… Приклад, шлепнувший в лицо на воде, поднял облачко брызг.

Лицо расплескалось, порвалось, разошлось кругами.

И все закончилось.

Хотя бы на время.

Стас очнулся резко и быстро. Его словно выплеснуло из небытия вместе с брызгами от ударившего по воде приклада.

Приступ и транс, в который его погрузил Колдун, прервался так внезапно, что Стас даже не уловил момента перехода из видения в реальность.

А сам Колдун? Что с ним?

Илья был мертв: это Стас понял сразу.

«Фрейда тебе в задницу!» — промелькнула в голове присказка Колдуна.

Психолог сжался на полу в нелепой и совсем несолидной позе эмбриона. Только торчит, как ветка срубленного дерева, вытянутая правая рука. Рука соскользнула со лба Стаса, и теперь скрюченные пальцы вцепились в пол. Дурацкий галстук, выбившийся из-под дурацкого пиджака, лежит на шее, будто удавка. А лицо…

«И Юнга в печенку!»

Губы и глаза Ильи, по которым при жизни постоянно блуждала не очень здоровая улыбка, больше не улыбалось. На лице мертвеца навсегда застыла гримаса ужаса — жуткого, запредельного.

Казалось, Колдун еще при жизни увидел саму смерть.

А может, и правда увидел?

В чем дело? Что случилось? Что тебя так напугало? Что ты узнал и что разглядел в чужом видении, Колдун?

Увы, мертвецы обычно не отвечают на вопросы живых.

Стас вздохнул. В «Аиде» он часто видел, как умирают люди. Но ТАК на его памяти не умирал еще никто.

Наверное, колдуном быть все-таки опаснее, чем просто психологом.

— Признаков насильственной смерти нет. — Таня, закончив осмотр, отступила от трупа. Как показалось Стасу — излишне поспешно.

Таня передернула плечами, будто замерзла. Посмотрела на Гришко. Покосилась на Кирю. Скользнула опасливо-неприязненным взглядом по Стасу. Больше здесь никого не было: остальным членам команды Гришко велел оставаться на своих местах и готовиться к старту.

— Может, вскрытие и прояснило бы ситуацию, — не очень уверенно добавила Таня, — но, по-моему, все и так понятно. У Кол… у Ильи на лице все написано.

На перекошенное лицо покойника девушка старалась не смотреть.

— Что написано? — глухо спросил полковник.

— Ну… в народе это называют разрыв сердца. Его что-то сильно напугало.

И чтобы узнать такую очевидную вещь, нужно было приглашать медика? Стас вздохнул.

— Свободна, — буркнул Гришко.

Таня отступила к двери, но не ушла. Вытянула длинную тощую шею, готовясь смотреть и слушать. Любопытные глазки снова уставились на тело, быстрый острый язычок облизнул губки. Девчонка надеялась, что ее оставят? Зря.

— Я сказал, свободна, — недовольно повторил Гришко.

Таня вспыхнула. Покосилась на Кирю. Начохр хмуро кивнул подруге. Слово полковника для полковничьего пса — закон.

Таня вышла, мотнув рыжей головой. По коридору застучали удаляющиеся шаги.

«Обиделась», — отстраненно подумал Стас.

— Закрой дверь, — велел Кире Гришко.

Начохр закрыл отсек.

— Я знал, что Колдун плохо кончит, но чтобы так… — Гришко уставился на Стаса тяжелым взглядом. — Что произошло?

— Понятия не имею. — Стас не отвел взгляда. — Илья назвал это сеансом психотерапии. Но я не уверен, что это была она.

— Псих проводит психотерапию. Веселенькое дельце, — совсем невесело поморщился Гришко. — И как это выглядело?

Стас пожал плечами:

— Он положил мне руку на голову. Потом бормотал что-то.

— Колдовал?

— Наверное. Может быть. Потом… Потом вот это… Когда я очнулся, он был мертв.

— Что Колдун увидел перед смертью?

— Не знаю.

— Что видел ты?

— Ничего.

— Совсем ничего?

Стас вздохнул:

— Себя видел. Своего Двойника. Колдун говорил, что…

Полковник раздраженно сплюнул.

Стас замолчал.

Гришко задал ему еще несколько вопросов и махнул рукой, так ничего для себя и не прояснив. Было понятно: Стасу здесь настолько не придают значения, что он оказался вне подозрений. У Гришко даже мысли не возникло обвинять Стаса в смерти Колдуна. «Кишка тонка» — читалось в переглядываниях полковника и начохра. Да и признаков насильственной смерти на трупе, опять-таки, не было. Разве что выражение безграничного ужаса. Но что напугало Илью до смерти, так и осталось загадкой.

— Странный был тип, — скупо и хмуро высказался Гришко. — Жил странно и умер так же.

Больше никаких речей над телом покойного произнесено не было.

— Ладно, взяли, понесли, — распорядился полковник.

— Куда его? В ДУК-камеру? — уточнил Киря.

— Ну а куда еще? — буркнул Гришко.

«Что за камера такая?» — подумал Стас, но вопросов предпочел не задавать.

Киря взял Колдуна под руки.

— Хватит сопли жевать, Хвостопад! — процедил начохр. — Хватай за ноги.

Стас взял Колдуна за лодыжки. Ноги мертвеца были твердые и холодные, а труп — неожиданно тяжелый. Да и вообще нести тело по тесной коридорной кишке через переборчатые двери оказалось непросто.

По пути никого не встретили. Может быть, Гришко специально разогнал экипаж по рабочим местам?

Они свернули в небольшой боковой отсек с круглым и массивным люком на внешней стенке. На люке были какие-то знаки и надписи мелким шрифтом. И одна — крупным: «Не прислоняться». Рядом из стены торчал рычаг с красной головкой.

Киря открыл люк и без лишних церемоний впихнул туда мертвого Колдуна. Стас разглядел в темноте цилиндрическую трубу с гладкими стенками, похожую на ствол ну очень крупнокалиберного орудия. Примерно так он представлял себе торпедный аппарат. Но отсюда, судя по всему, выстреливались не торпеды.

Киря с грохотом захлопнул люк. Закрутил запорное кольцо. Вопросительно глянул на Гришко.

— Ну, типа, покойся с миром, Илья, — буркнул полковник.

И нажал рычаг с красным набалдашником.

За люком что-то лязгнуло, громыхнуло. Послышался тягучий звук, вызвавший у Стаса ассоциацию с ленивым движением гигантского поршня.

Еще раз лязгнуло.

Скрежетнуло.

Затихло.

— Знаешь, что это, Стас? — Гришко кивнул на люк.

— ДУК-камера, — пробормотал Стас, на самом деле понятия не имея о том, что это значит.

— Камера Для Удаления Контейнеров, — просветил Гришко.

— С трупами? — удивился Стас.

— На самом деле — с отходами. Но и для трупов тоже сгодится.

Понятно. То, что осталось от Колдуна, сейчас перемешалось с разрыхленной породой за бортом «Боевого Крота». Такие вот нехлопотные и скоростные похороны.

— Живого человека, кстати, через нее тоже можно выпихнуть.

Интересно, а это зачем было сказано? Стасу стало не по себе.

— Колдун говорил, что от тебя будет польза, — задумчиво произнес Гришко, в упор глядя на Стаса. — Я, честно признаюсь, ему не особенно верю. Но с другой стороны… Колдун видел в людях то, чего не замечали другие. Поэтому я подожду еще немного. Совсем немного, но подожду. Идем, Киря, — полковник кивнул начохру. — Пора стартовать.

Они удалились. Стас остался возле ДУК-камеры.

Все это было похоже на отнюдь не тонкий намек. Постой, мол, подумай, проникнись. Или поскорее становись полезным, или готовься отправиться вслед за Колдуном.

Отчаяние и безысходность навалились с новой силой, раздавили Стаса, как тот невидимый поршень за запертым люком.

Чем дальше, тем паршивее… Вот и Колдуна не стало. А ведь с ним можно было хотя бы поговорить ни о чем. Или о чем-то, что сам Стас не всегда понимал до конца. Да, разговоры с больным на голову — это те еще разговоры. Но это хотя бы не полная изоляция. А что его ждет на субтеррине теперь?

Что за жизнь будет у него в металлической кишке под неприязненными взглядами «ашников»? Нужна ли ему такая? А потом, когда они выберутся из-под земли, если выберутся, конечно, многое ли изменится?

В динамике внутренней связи где-то над ДУК-камерой голос Гришко приказал стартовать. Субтеррина ожила и завибрировала. «Боевой крот» продолжил движение в породе. Но Стаса сейчас занимало не это. Сейчас он был полностью погружен в свои мысли.

Не лучше ли было остаться в «Аиде»? Там, по крайней мере, все закончилось бы быстро. Да, там все бы уже закончилось.

Но ведь все закончить можно и здесь. Сейчас.

Стас опустился на пол, привалился спиной к металлической перегородке. Круглый люк ДУК-камеры, усеянный предостерегающими надписями и знаками, был прямо перед ним. Люк, закрывавший выход наружу и в смерть, одновременно пугал его и притягивал. А что? Может, выйти? Открыть люк, влезть в камеру, потом закрыть за собой.

Нет, не получится. Кому-то нужно нажать вон тот красный рычажок. В этом долбанном «кроте» даже через ДУК в одиночку не выйдешь. Впрочем, разве это проблема? Попросить Кирю — начохр не откажет. Или Катю…

Желающие нажать рычаг найдутся. Потом его вышвырнет туда, где для человека нет ни воздуха, ни места. Размажет, разотрет о титановый корпус субтеррины, разорвет домкратными лапами.

И — почти мгновенная смерть. И — прощай «Боевой Крот». И — здравствуй, Колдун.

«Здравствуй, Стас!»

Стас вздрогнул. Голос прозвучал в его голове. Знакомый голос. Слышать который он никак не мог.

С ним поздоровался Илья.

Стас огляделся. Никого. Подземлодка снова движется, а перемолотые останки Колдуна лежат где-то там, за бортом, в пробуренной и разворошенной породе. Илья мертв и больше не способен с ним говорить. Но разве это не Колдун только что произнес: «Здравствуй, Стас»?

Послышалось? Почудилось? Глюки?

Хорошенькое дельце! Ко всему прочему, он еще и сходит с ума. Как Колдун. Псих умер, да здравствует псих!

Стас почувствовал, как лицевые мышцы непроизвольно, сами собой пришли в движение. Словно чьи-то невидимые руки лепили из его лица нехарактерную для него гримасу. Лицо вообще казалось чужим и резиновым, как маска противогаза, и то, что творилось в голове, некоим образом не соответствовало тому, что отражалось на лице. Стас вдруг понял, что улыбается — дико, нездорово.

Ну да, ну да. Эстафета безумия передана в надежные руки.

Точно так же улыбался Колдун.

Но сумасшествие — это не тот путь, который Стас выбрал бы для своего спасения. Совсем-совсем не тот.

На фиг, на фиг, на фиг такое спасение! Уж лучше ДУК-камера.

Стас в сердцах обрушил кулак на металлический пол.

«Бум-м!» — гулкий звук разнесся по коридору.

И сразу же:

«Бум-м-м!» — послышался удар в запертый люк камеры для удаления контейнеров.

Отчетливый, громкий, сильный удар. С той стороны.

Будто кто-то снаружи ломится внутрь. Или не будто. Или не кто-то?

Ясно ведь, кто.

И снова:

«Здравствуй, Стас», — знакомый голос в голове.

«Колдун! Колдун возвращается!» — Стаса охватила паника. Вскочив на ноги, он попятился от люка, который еще несколько секунд назад казался самым простым выходом и самым быстрым решением всех проблем.

Но ведь несколько секунд назад из ДУК-камеры не ломились мертвецы.

Колени дрожали. Ноги превратились в непослушные деревянные протезы, подошвы с трудом отрывались от пола, ужас заставлял отступать все дальше. Люк с узором предупреждающих надписей был как закрытый глаз, который вот-вот откроется. Глаз или… пасть.

Стас не сразу понял, что угодил ногой в толстый кабель, выскользнувший из креплений и валявшийся на полу, словно дохлая змея. В первый момент показалось, будто в ногу вцепилась…

Да, рука Ильи с растопыренными пальцами вспомнилась сразу. Та самая, которую Колдун тянул к нему, даже после смерти. И вот — «здравствуй, Стас!» — дотянулся.

Он споткнулся. Холодея от ужаса, неловко грохнулся на пол.

«Бум-м!» — громыхнул под ним металл.

«Бум-м-м!» — снова отозвался люк, в который стукнул и снаружи.

— Здравствуй, Стас!

На этот раз голос Колдуна раздался не внутри черепа. Он прозвучал рядом. Сзади.

Стас резко, чуть не вывихнув шею, обернулся.

Илья-Колдун стоял перед ним. Просто стоял посреди коридора. Каким-то непонятным, непостижимым образом он уже выбрался из ДУК-камеры и очутился за спиной Стаса.

Странное дело, но, увидев мертвеца, увидеть которого он так боялся, Стас успокоился. Ну, почти. Страх куда-то ушел. Осталось лишь легкое волнение, усталость и пустота от пережитого ужаса. И, конечно, недоумение по поводу происходящего.

Мертвый психолог не был похож на себя живого. Собственно и психологом-то назвать его сейчас было бы весьма затруднительно. А вот Колдуном или, к примеру, каким-нибудь шаманом — запросто.

Сейчас Илья выглядел удивительно, непонятно, но в то же время как-то правильно, что ли.

Во-первых, он не улыбался. Вообще. Колдун смотрел на Стаса ясными незамутненными глазами. Смотрел пристально, печально и… Сочувствующе? Такой непривычный взгляд, такое непривычное выражение.

Да и все остальное…

Илья был одет во что-то, чему Стас даже не мог придумать название.

В первый момент он решил, что там, снаружи, просто до неузнаваемости истрепало вызывающе цивильный костюмчик Колдуна. Но это было не так. Это были не рваный пиджак и брюки, это была совсем другая одежда.

Какая-то бесформенная накидка, обшитая яркими лоскутками, шкурками, лентами, деревянными амулетиками и костяшками, которые, вообще-то, должны были постукивать при каждом движении, но почему-то не стучали.

В руках Колдун держал корявую палку и… Бубен? Да, именно так. Бубен походил на миниатюрную копию люка от ДУК-камеры. С такими же предупреждающими знаками и надписями, среди которых особенно выделялась «Не прислоняться». Интересно, где он все это раздобыл? Хотя разве это так важно для живых, где покойники берут себе новые шмотки.

— Ты же мертв, Колдун, — осторожно произнес Стас.

— Жив, мертв… Какая здесь, под землей, разница? И какая разница для тех, кто бежит под землю из «Аида»?

Колдун часто говорил загадками. Даже тогда, когда был жив.

— Я поздоровался с тобой, Стас, но не услышал от тебя ответа, — негромко добавил он. — Впрочем, я не в обиде. Мне желать здоровья не обязательно. По понятным причинам. — Илья выразительно глянул на ДУК-камеру, которая не так давно стала еще и похоронной.

Ну да, конечно, желать здоровья покойнику — как-то оно м-м-м… запоздало, в общем.

Стас молча смотрел на призрака, выглядевшего сейчас поматериальнее некоторых живых. Шаманский наряд удивительно шел Колдуну.

«Так и надо было тебе с самого начала, — подумал Стас. — Не корчить из себя психолога, не прикрываться психотерапией и не поминать всуе всяких Фрейдов и Юнгов, а показать свою истинную суть. Или, может быть, это какой-то другой Илья-Колдун?»

— Так не надо было, Фрейда тебе в задницу, — очень спокойно и очень серьезно сказал Колдун.

Стас понял: не другой, тот же самый. И еще стала понятна одна вещь. Стас может не говорить, о чем думает, вслух, но мыслей своих скрыть он не сможет. Неудивительно. Колдун и при жизни-то видел людей насквозь, а уж теперь, после своей смерти…

— Будь я в таком виде, меня бы не поняли, не приняли и к моим словам бы не прислушивались, — сказал Илья. — Но сейчас мне можно быть тем, кто я есть.

— И давно ты такой? — Стас решил все же проговаривать свои вопросы и мысли вслух. Так беседовать было не то чтобы удобнее… Привычнее.

— Всегда.

— С детства, что ли?

Илья укоризненно покачал головой:

— У меня не было настоящего детства, Стас. Только иллюзорное. Оно есть в моей памяти, оно с моим приходом пришло в память других, но его никогда не было на самом деле. Я Двойник. Я просто появился, когда настало время и возникла необходимость. Я ведь говорил тебе о Двойниках.

— Говорил, — подтвердил Стас.

— Моя теория оказалась верна.

— И тебе известно, когда ты появился в «Аиде»?

— Теперь — да, известно. Когда камнегрызы сожрали сектор «Д» и я вышел из шлюза. В этот момент я уже всё знал об «Аиде» так, будто жил в нем с рождения. И «Аид» всё знал о моей жизни, которую я на самом деле там не проживал. Впрочем, о себе я тоже знал то, чего никогда не было в реальности, но что казалось таким реальным. Просто раньше мне трудно было отделить иллюзию от действительности, а теперь — легко. После смерти открывается много всего… нового.

«А кое-что открывается перед смертью», — подумал Стас. И спросил о главном:

— Скажи, что тебя так напугало, Колдун? Когда ты колдовал надо мной и смотрел внутрь меня.

«Чего ты испугался ТАК, что умер?»

Илья медленно и печально покачал головой.

«Не хочет отвечать», — понял Стас.

— Дело не в том, чего я хочу и чего не хочу. Дело в том, что не нужно искать ответы сразу на все вопросы, Стас. На некоторые вопросы ответов лучше не знать.

Стас почувствовал злость.

— Тогда зачем ты здесь?

— Помочь, когда нужна будет помощь. Подсказать, когда подсказка не навредит.

— Да? И долго ты мне собираешься помогать?

— Пока ты будешь принимать мою помощь. Пока не прогонишь.

— А зачем тебе вообще со мной возиться?

— А зачем я возился с тобой до сих пор?

— Ты возился? — удивился Стас.

По губам психолога скользнула мимолетная улыбка, совсем не похожая на ту широкую зубоскальную ухмылку, которая не сходила с его лица раньше.

— Кто общался с тобой, когда тебе не с кем было поговорить даже в своем секторе? Кто провел тебя в «офис» и на «крота»? Кто убедил Гришко в том, что ты полезен?

— Вообще-то не очень-то ты его и убедил, — заметил Стас.

— Очень. Если полковник не вышвырнул тебя до сих пор — значит, очень. Подсознательно он верит в это. Иначе ты бы уже отправился в ДУК-камеру.

— Да? Ну и какой тебе интерес меня опекать? Только об элементарной человеческой гуманности втирать, пожалуйста, не надо.

Колдун вздохнул:

— Не буду. Гуманность тут ни при чем. Считай, что у таких, как я, должны быть ученики. При жизни я обзавестись учеником не успел, — невеселая усмешка, изогнувшая губы мертвеца, на миг все же сделала его похожим на прежнего Илью. Но лишь на краткий миг: улыбка почти сразу же стерлась. Колдун посерьезнел. — Придется наверстывать после смерти.

— Ученик, значит? — хмыкнул Стас. — Будешь учить меня психологии?

— Это не мой профиль. Ты же знаешь.

— Тогда чему? Колдовать и шаманить?

— Есть вещи, которым не надо учить, но надо помогать обучаться. Самое главное ты узнаешь сам, если сможешь принять знания. Я буду только направлять. Кое-что объяснять. Кое-куда вести. Кое-где указывать путь.

— А других кандидатур на вакансию ученика колдуна не нашлось? — поинтересовался Стас.

— Нет. Ты подходил лучше всего.

— С чего бы это?

— Неприкаянный одиночка, не связанный ни с кем и ни с чем, — идеальный вариант.

«Вот, значит, кто я такой, — подумал Стас. — Неприкаянный одиночка, не связанный…»

— Да, это ты, — перебил его мысль Колдун. — Но дело не только и не столько в этом.

— В чем еще?

— В твоих приступах.

— А они-то тут с какого боку?

— Они — твой билет на эту лодку и твой самый главный козырь.

— Козырь? О чем ты?

— Ты всегда умел заглядывать туда, куда не могут заглянуть другие. — Илья смотрел на него немигающими неживыми глазами.

— Куда «туда»?

— На ту сторону.

— На какую «ту»? Это все ерунда, Колдун. «Там» я никогда ничего не видел.

— Потому что не умел смотреть. Теперь ты умеешь видеть больше, чем «ничего».

— Ага, умею! — фыркнул Стас. — Своего Двойника. И чем это мне поможет?

— Не только Двойника. Сейчас ты видишь меня и говоришь со мной. Это ерунда?

А ведь и правда… Никакая это не ерунда. Это…

— Так это все… сейчас… — Стас растерянно смотрел на Илью. — Это мой приступ? И ты — тоже мой приступ?

«Теперь они будут такими?! — промелькнула паническая мысль. — И такими тоже?! Раньше я просто вырубался на какое-то время, а теперь говорю с мертвецом».

Колдун молча кивнул, подтверждая то ли его слова, то ли его мысль:

— Ты теперь хозяин своих приступов, Станислав. Ты можешь вызывать их сам, контролировать, направлять и использовать.

— А может, это первая стадия безумия? — пробормотал Стас.

— Нет, это та сторона, которую ты, в отличие от других, можешь видеть уже сейчас.

Стас задумался.

— Та сторона — это мир мертвых?

— Это сказал ты, не я, — еще одна едва уловимая улыбка на бледных губах мертвеца. — У тебя есть особые способности, Стас. Они были и раньше, но раньше не было необходимости их развивать.

— А теперь?

— Теперь такая необходимость появилась. Нужно только научиться управлять своей уникальностью. И ты уже учишься.

Стас тряхнул головой. Он не понимал.

— Приступы — моя уникальность?

— На самом деле теперь это не приступы, Стас. Это уже другое. Это твое особое зрение, особый слух, особые чувства, с которыми ты просто не очень хорошо освоился и к которым не до конца привык. Но уже скоро.

— Скоро что?

— Скоро освоишься и скоро привыкнешь.

«Бум-м!» — колотушка Колдуна ударила в бубен.

«Бум-м-м!» — отозвался гулкий удар. Снаружи, в запертый люк.

Стас невольно повернулся на звук.

Интересненький эффект! Эхо от бубна не покатилось по коридору, а садануло из ДУК-камеры.

«Так вот что стучалось там, — промелькнуло озарение. — Эхо от бубна, в который бьют здесь».

Стас повернулся к Илье. И никого не увидел.

Он невесело усмехнулся. Хорошо быть призраком: появляешься, где хочешь и когда хочешь. И когда хочешь — исчезаешь. Очень удобно.

Или Колдун — это все-таки не призрак, а банальный глюк?

Стас снова посмотрел на люк ДУК-камеры.

Так, а это что такое? Еще одна галлюцинация?

На поверхности люка проступили очертания ладони. Одной. Потом второй. Будто кто-то снаружи продавил и раздвинул металл…

Может, кто-то все-таки ломится в субтеррину из подземных глубин? «Из глубин, из глубин, из глубин», — тревожно билось в голове.

И может, это вовсе не Колдун?

Следы от рук втянули металл в себя. Превратились в четкие отпечатки на надписи «Не прислоняться». При этом следы закрыли, порвали и стерли «не» и «ся». Осталось «прислонять».

К чему бы это?

«Руки», — снова послышался голос Колдуна и — снова в голове. Стас огляделся. Да, только в голове. Рядом с ним Ильи не было. Но голос явно принадлежал Илье. Стас успокоился.

«Прислони руки, Станислав».

Ладно. Стас шагнул к люку. Теперь страха не было вообще. Было любопытство и ощущение важности… нужности, неотвратимой необходимости происходящего.

Его ладони легли на контуры чужих. Совпали идеально. Настолько идеально, что…

«Мои, что ли?» — снова пробудилась тревога.

На какой-то миг металл показался Стасу податливым, как влажная глина. Нет, не показался — он стал таким. Стас надавил, и теперь уже не чужие руки, а его собственные глубоко отпечатались на люке по обе стороны от «прислонять».

«Теперь вы вместе, — объявил Илья. — Вместе с этой лодкой».

Стас попытался оторвать руки. Сразу не получилось: на какое-то время он словно прирос к надписи «прислонять» и стал живой частью мертвой субтеррины. Хотя такой ли уж мертвой на самом деле?

«Смотри, слушай, чувствуй», — снова прозвучал в голове голос Колдуна.

И Стас увидел…

Взгляд как рентген проник сквозь закрытый люк с отпечатавшимися ладонями. Все вдруг стало видно, как через чисто вымытое стекло. Широкий ствол ДУК-камеры. И то, что за камерой. Сложная механическая и электронная начинка между внутренними и внешними стенками «Боевого крота». Выворачиваемые буром и выдавливаемые шнеком пласты рыхлой измельченной породы. И не тронутая еще порода. И что за ней. Удивительно, но чтобы видеть всё это, даже не требовалось света. Взгляд Стаса сам был как свет.

Услышал…

Шипение и визг буровых головок. Монотонную унылую песнь вращающегося шнека. Грохот и лязг лап-домкратов, толкающих машину вперед. Скрежет движущегося под землей металла о размолотую щебенку, и треск взламываемой скалы.

Почувствовал…

Тяжесть земли, наваливающуюся со всех сторон. Мощный напор и скорость подземной машины, пробивающейся сквозь грунт. Яростное кипение пузырящейся буровой смеси, выплескивающейся под давлением из узких сопел. Растекающуюся по шнеку влагу. Трение титановой обшивки о стенки прорытого туннеля, который обваливался за кормой сразу же, как только субтеррина уходила дальше.

Это были особые зрение, слух и чувства. Особые — именно так говорил Колдун.

Стас отлепил, наконец, руки от люка. В металле так и остались отпечатки его ладоней. Определенно — его, Стаса. Но, даже оторвавшись от люка, он не утратил только что обретенной связи с субтерриной. Спокойно и буднично пришло осознание того факта, что ему уже не обязательно подпирать запертый люк, чтобы видеть, слышать и чувствовать подземную лодку. Стас мог делать это по своему желанию когда угодно и в любой точке «Боевого крота». Нужно было только сосредоточиться, открыть особые глаза и уши, которых нет у других, и открыться самому.

Вот, значит, во что переродилась его ущербность. Вот чем стали его приступы…

«С посвящением! — поздравил Илья, вновь обратившись к Стасу из Стасовой же головы. — Теперь ты — глаза, уши и шкура этой машины. Нижний мир многое у тебя взял, но кое-что дал взамен. Это честный обмен».

Честный? Ох, сомнительно вообще-то.

«Ты будешь самым полезным человеком на этой лодке, Стас. Так и передай полковнику. Да-да, передай это прямо сейчас. Я помогаю тебе, но остальным скоро может понадобиться твоя помощь. Очень скоро».