— Та-а-ак, а навигация-то снова чудит, — задумчиво констатировал Гришко. На этот раз полковник даже не выглядел удивленным. — Пока мы петляли по лабиринту и разбирались с тем червячком, нифига не работала, а теперь, вроде как, в норме.
— Может, потому и уцелела, что не работала? — предположил Стас.
— Может, поэтому, — пожал плечами Гришко. — А может, и нет. А может, на самом деле, и не уцелела вовсе.
— С ней что-то не так?
— А ты угадай с одного раза, — хмуро предложил полковник.
Сказано это было таким тоном, что гадать, в общем-то, не пришлось.
— Неужели опять? — поразился Стас.
— Угу, — скривился Гришко. — Судя по показаниям приборов, мы не блуждали по лабиринту и не долбались с подземной кишкой, а мчались по прямой, причем с охренительной скоростью.
— В смысле — «с охренительной»?
— В смысле — прошли под землей до хрена и больше. «Крот» продвинулся дальше, чем это теоретически возможно. Ну, если верить навигации.
Стас понимающе кивнул. Вернее, непонимающе. Есть такие места, говорил Колдун. Места, где пространство и время не имеют значения. Колдун, наверное, такое понимал. Он, Стас, — пока нет.
— Если верить навигации, мы неслись, как ракета. Причем, в нужном направлении. — Гришко сообщал об этом так, словно новости его не радовали.
Хотя, наверное, не в этом дело. Просто что-то другое беспокоит его больше.
— Мы подходим к Казани. Чего конечно же быть не может.
Ну, так ли уж и не может? Когда они оказались под Пермью, в это тоже не очень верилось.
— Ладно, будем считать, что навигация рабочая. Надо проверить остальное, — дальше полковник забубнил под нос, колдуя над пультом. Стас теперь различал слова с трудом: — Автопилот… ага, тут проблем нет. Выключен был, все в порядке. Система жизнеобеспечения? Слава богу, в норме, родимая. А вот это? А это?..
Щелк-щелк-щелк, клац-клац-клац — тумблеры, переключатели, кнопки. Слабое перемигивание лампочек на пульте. И погасшие лампочки — как мертвые глаза. Огни на панели управления горели через один.
— Что? — затаив дыхание, спросил Стас.
— Хорошего мало, — признался Гришко. — Но могло быть и хуже.
Полковник склонился к микрофону внутренней связи, скомандовал:
— Все-всё цело? Ну-ка, быстренько проверить и доложиться!
— Какое там, к чертям, «цело»! — Стас узнал раздраженный голос Михеича. — Половина систем накрылась медным тазом. Но двигатель пока пашет. Бур, шнек, домкраты — отказов тоже, вроде, нет. И я жив-здоров, если это кому-нибудь действительно интересно. Ну, разве что штаны немного…
— Твои штаны меня не интересуют, — перебил Гришко. — Дальше.
— Акустика не работает, — сообщила Катя. — Вообще. Глухо…
Стас поймал быстрый, но выразительный взгляд Гришко, брошенный в его сторону. Ясно, теперь он здесь вместо акустики.
— Киря? — поторопил полковник.
— Боевой отсек в норме. В целом. Правда, торпед у нас больше нет, и прицелы посбивались. Надо настраивать.
— Вера?
— Мы остались без внешней связи, — послышался тихий уставший голос связистки. — Что-то шарахнуло по аппаратуре. Разряд какой-то, что ли.
«Плевок-молния, ток-яд, — подумал Стас. — Так, кажется, называл этот „разряд“ Колдун».
— Таня? — продолжал опрос Гришко. — Что с медблоком?
— Раздолбало, но кое-что собрать можно.
— Додик? Я вас всех что, за язык тянуть должен? Как реактор?
«В норме, надо полагать, — подумал Стас. — Если бы попало по реактору, они бы сейчас не разговаривали».
Атомщик не ответил.
— Чего молчишь, Додик? — нахмурился Гришко. И опять не дождался ответа.
Подземлодку все-таки пришлось остановить на время.
Реактор уцелел. Додик был мертв. Но он был мертв как-то по-особенному. Очень мертв, — Стас сказал бы так.
С рабочего кресла атомщика свисали обрывки страховочных ремней. На полу валялось почерневшее и усохшее, словно обугленная деревяшка, тело. Правая рука и левая ступня отломились. Голова с жиденькими волосами откатилась в угол. Очки разбились. Видимо, все это произошло во время болтанки, устроенной червем-кишкой.
Но, странное дело: лицо Додика почти не пострадало. По крайней мере, можно было различить его выражение. Лицо было спокойным и безмятежным. Судя по всему, смерть была мгновенной.
Открытые глаза Додика невидяще смотрели сквозь людей и предметы, как Стас смотрел особым зрением сквозь обшивку «крота». Может, это тоже какое-то сверхособое зрение, недоступное живым?
— Что его убило? — спросил Гришко.
— Можно было бы предположить, что высокая температура, — неуверенно промямлила Таня, осматривавшая труп. — Или мощный электрический разряд. Но глаза и волосы почему-то целы.
Почему-то? Ну да, такая смерть не вписывалась в привычную картину мира. Как, впрочем, и многое другое. По мере их продвижения под землей рамки этой картины размывались все сильнее.
— Что? Его? Убило? — четко проговаривая каждое слово, повторил Гришко.
— Не знаю, — честно призналась Таня.
Медицина порой бывает бессильна не только в лечении, но и в установлении причины смерти. Самый позорный вид врачебного бессилия.
«Я знаю, — подумал Стас. — Бедняга попал под плевок-молнию Олгой-хорхоя».
Вслух он, впрочем, говорить ничего не стал. Зачем?
Интересно, кому теперь будет являться призрак мертвого атомщика: Гришко или ему? Ведь, если разобраться, они оба виновны в смерти Додика. Полковник не повернул «крота» назад, в корни, когда была такая возможность. Стас не смог, или… да, наверное, так будет точнее — не захотел настоять на том, чтобы «крот» повернулся. Впрочем, бедняга Додик — не Илья-Колдун. Вряд ли его призрак будет сильно кого-то беспокоить. А если даже и будет. Под землей, как оказалось, полно всякой нечисти. Так что призраком больше, призраком меньше — не беда.
— Старый глупый еврей, — прошептал Михеич, глядя на покойника. — Какого ж ты хрена так, а?
Глаза компьютерщика блестели от слез.
В последний путь Додика отправили через ДУК-камеру. При этом все присутствующие старательно отводили глаза от Стаса и старались не смотреть на люк с отпечатками его ладоней. Будто и не было ни того, ни другого. Наверное, людям так проще.
Дальше продвигались медленно и осторожно, хотя никаких опасностей за бортом не было. Только обычная порода — в меру податливая, без пугающих проявлений жизни. Или нежизни.
Да, там, снаружи, все было спокойно. А вот внутри…
На подземлодке царило напряжение. Словно одна из черных ветвистых молний Олгой-хорхоя растворилась в воздухе и теперь давила на мозги. После смерти Додика что-то изменилось. Внутренняя связь молчала. Уцелевшие члены экипажа как будто избегали общаться друг с другом. Даже Гришко не отдавал команд и не требовал отчетов.
Смерть Додика угнетала всех. Субтеррина шла на автопилоте. Автоматика вела «крота» к очередной точке всплытия, указанной полковником.
Двигались в щадящем режиме. Гришко берег потрепанную машину и нервы людей. А еще он снова хотел поговорить. Причем разговор намечался не из простых.
Полковник смотрел на Стаса. Хмурый такой, озадаченный, настороженный взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Впрочем, Стас валился с ног от усталости, и ему уже было на все наплевать.
— Мне нужно отдохнуть, — сказал он.
— Отдохнешь, — согласился полковник. — Только сначала я хочу выяснить раз и навсегда, кто ты и что ты.
Стас улыбнулся. Браво, полковник! Попытка отчаянная, заслуживающая уважения, но, увы, совершенно бессмысленная и, мягко говоря, немного запоздалая.
Гришко терпеливо ждал ответа. А какой может быть ответ на такой вопрос?
— Меня зовут Стас, — пожал плечами Стас.
— Не ерничай.
— А большего я не смогу сказать при всем желании.
Гришко недовольно поджал губы:
— Сегодня погиб Додик.
— Разве в этом виноват я? — спросил Стас.
«Разве только я в этом виноват?» — наверное, так было бы правильно.
Его словно не слушали.
— Это многое изменило, — продолжал Гришко. — И может изменить еще больше. В том числе и отношение к тебе.
Пауза. Пристальный взгляд. Странные какие-то намеки. Что мешает говорить прямо, начистоту? Стас решил сделать это первым.
— А почему Додик погиб? — Стас почувствовал, что теряет контроль над собой и своими словами. Это было небезопасно, но это его уже не беспокоило. Просто надоело бояться и беспокоиться. Просто на это не оставалось сил. — Кто не захотел возвращаться в лабиринт, когда еще можно было вернуться?
«И кто не мог убедить вернуться?» — не преминул вставить подленький внутренний голосишко.
Стас поморщился. Гришко тоже. Ну да, неприятные слова, неприятные мысли…
— Нам надо было просто вернуться, — вздохнул Стас.
Для тебя так надо было, полковник, и для меня тоже.
— Возможно, если бы мы вернулись, то блуждали бы по лабиринту до сих пор, — с трудом сдерживаясь, произнес полковник. — А может, уже сдохли бы там все.
Что это? Нежелание признавать свою вину? Тупое упрямство и стремление убедить себя и окружающих в том, что он, полковник Гришко, прав всегда и во всем? Или…
Или — кто знает? — может, действительно, они сдохли бы там все. Все-таки подземный лабиринт, сплетенный из корней мирового древа, нельзя назвать безопасным местом. Даже если по нему ведет Колдун.
С минуту они молча смотрели друг на друга. Стас видел, как Гришко борется с гневом. Пальцы полковника поглаживали кобуру. Кобура, кстати, опять расстегнута.
— Ладно, — наконец, выдохнул Гришко. — То, что мы потеряли Додика, — плохо, но это не самое главное.
«Даже так? — Стас с интересом посмотрел на собеседника. — Что же тогда для тебя, полковник, главное?»
— Пока реактор работает без сбоев, его можем контролировать я и Михеич. Даже я один справлюсь. Но вот люди…
Ах да, людей ведь тоже надо контролировать. Вот что хочет сказать Гришко.
— Люди взволнованы, напуганы и подавлены.
А разве могло быть иначе?
— Но и это тоже не главное.
Так-так-так… Стас внимательно слушал дальше.
— Сегодня ты вел «крота», а я выполнял твои указания, как какой-то мальчишка, просто потому что у меня не было выбора, — теперь слова давались Гришко с трудом. — Я никак не мог повлиять на ситуацию.
«Вообще-то, повлиял. И именно поэтому Додик погиб», — мысленно поправил Стас. Но только мысленно. Впрочем, Гришко угадал, о чем он думает. Наверное, сейчас направление его мыслей угадать легко.
— Я попытался повлиять, но… — Тяжелый вздох, скорбное покачивание головой. — В общем, получилось плохо. Жаль Додика.
И все же не похоже на искреннее и глубокое чувство вины. Скорее — на досаду.
— Додик был… — Полковник задумался. Видимо, подбирал подходящее определение. — Толковый он был. Полезный.
И все? И всего-то? Старый соратник и верный помощник, ушедший в мир иной в том числе и из-за упрямства Гришко, удостоился от командира лишь этих слов. Не скупо ли? Не маловато? Стас, который почти не знал атомщика, и то мог бы сказать о нем больше.
Но, видимо, разговор сейчас действительно шел не о покойнике.
— Знаешь, Стас, я тут думал… В общем, у меня такое ощущение, будто смертью Додика мне дают понять, что на «кроте» главным становлюсь не я, — продолжал откровенничать Гришко. Или полковник так вызывал на откровенность Стаса? — Как считаешь, такое возможно?
«Что именно? Что главным становишься не ты или что тебе дают об этом понять?»
Стас молчал.
— Не знаю, кто мутит воду, — твой Колдун или вся его подземная кодла. Не знаю, может быть, ты замешан в этом тоже…
Стас молчал.
— Короче! — раздраженно мотнул головой Гришко. — Сегодня вышло так, что я… что все мы полностью зависели от тебя.
«Не в первый раз, между прочим, — подумал Стас. — И не в последний». Но, наверное, прогулка в корнях мирового древа и гибель Додика оказались двумя последними каплями, переполнившими чашу. Ага, каплями… Водопадиками такими.
— И это меня тревожит, — признался полковник.
«Это или утрата власти? Пусть временная, пусть вынужденная, но все же утрата. А?»
Гришко играл желваками и гладил пальцами рукоять торчащего из кобуры пистолета. Что ж, дискомфорт, возникающий у командира, теряющего управление, понять можно. Только трудно понять, что потеря человека отходит при этом на второй план. О погибшем Додике полковник уже не вспоминал.
— Я не знаю, куда и зачем ты заведешь нас в следующий раз, Стас, — вновь заговорил Гришко. — Я не знаю, насколько тебе можно верить. Я не знаю, как тебя контролировать. И я не знаю, что на уме у тебя и твоего Колдуна.
Стас вздохнул. Обычное дело: шатающийся трон превращается в шило в заднице, заставляя ерзать, волноваться и дергаться.
— Но я должен держать все под контролем. Все и всех. Иначе какой из меня командир? А нам сейчас, как никогда, нужно единовластие.
— Я не стремлюсь в вожаки, — устало сказал Стас, — но тебе придется доверять мне, полковник, — кажется, впервые за все время общения Стас обратился к Гришко вот так, запросто, на «ты». И, судя по скривившейся физиономии собеседника, полковник уловил перемену. — И тебе придется с этим мириться.
«И делиться властью над „кротом“ придется тоже».
— Тебе придется, — повторил Стас. — Иначе можешь сразу закопаться поглубже. Или подняться на поверхность и открыть люк там. Что, в принципе, одно и то же.
Гришко молчал две секунды. Три. Четыре… Потом сказал:
— Я готов доверять тебе, Стас. Я готов мириться с тем, что доверяю тебе. Я даже готов заставить доверять тебе и мириться с этим остальных, хотя они будут против. Но учти, я готов и к другому. И я хочу, чтобы ты об этом знал.
Полковник вынул пистолет из кобуры. Показал Стасу.
Стало ясно: сейчас пойдут угрозы и предупреждения. Как предсказуемо. Скучно…
«А ведь мог бы просто поблагодарить за помощь», — с тоской подумал Стас. Вряд ли без него, Стаса, и без Колдуна «Боевой крот» вообще выбрался бы из лабиринта и ушел от подземного червя.
— Если что-то пойдет не так, — говорил тем временем Гришко. Говорил серьезно, внушительно. Пыжился, изо всех сил. — Если у меня хотя бы возникнет мысль, что что-то идет не так, ты сдохнешь первым, Стас. И никакой Колдун тебе не поможет.
Стас сдержал улыбку. Откуда полковнику знать, на что способен Колдун? Откуда ему знать, на что способен теперь сам Стас? Если даже он, Стас, этого не знает до конца.
— Я хочу чтобы ты это хорошо усвоил, — закончил Гришко.
— Я усвоил, — спокойно, без эмоций ответил Стас. — А теперь мне все-таки надо отдохнуть. А то ведь потом, когда будет нужно, от меня проку не будет. Я лягу здесь, чтобы ты не воображал, будто я строю козни за твоей спиной. Такие переживания, наверное, отвлекают от командования.
Гришко вспыхнул.
— Если что — разбудишь.
Стас растянулся на подрагивающем полу. Легкая вибрация машины убаюкивала. Лежать было спокойно, удобно и уютно.
Надувшийся полковник, сидевший с загипсованной ногой и с пистолетом в руках перед полупогасшим пультом управления, выглядел довольно глупо. Он как будто хотел застрелиться и никак не мог на это решиться. Гришко, наверное, понял, насколько нелепо он сейчас смотрится со стороны. Спрятал пистолет в кобуру. Повернулся на вертящемся кресле к приборной панели, склонился к коммуникатору.
— Михеич, поддай мощности на бур, — услышал Стас голос полковника. — Скоро всплываем.
«Крот» завибрировал сильнее. Стас провалился в сон без сновидений. Их, видения эти, будто кто-то подло украл. Или, может быть, он исчерпал свой «виденческий» лимит наяву. А и хрен с ними! Без них проще забыться. Хотя бы ненадолго.
Он не проснулся даже тогда, когда «БК-7» поднялся на поверхность.
— Спит? — Гришко смотрел со своего рабочего кресла на Таню.
Девушка боязливо, словно над опасным мутантом, склонилась над Стасом.
Рядом стоял Киря. Чуть поодаль — Катя. Вера и Михеич тоже топтались неподалеку Весь экипаж… весь живой экипаж, был в сборе.
Стас казался сейчас таким беззащитным.
«Хорошая возможность избавиться от „гэшника“», — промелькнула в голове у Гришко не такая уж и неожиданная мысль. Полковник готов был поспорить, что о том же думают сейчас и остальные.
— Мальчик еще совсем, — тихо сказала Вера. — Жалко его.
И, поймав на себе непонимающие взгляды, отошла в сторону.
— Я спрашиваю, он спит? — повторил Гришко свой вопрос.
— Похоже на то, — растерянно подняла голову Таня.
— А если без «похоже»? — нахмурился полковник.
— Ну, я не знаю.
— Должна знать. Ты у нас медик или кто? Стас спит или нет?
— Да, — не очень уверенно, но все же ответила Таня.
— Просто спит, как спят все, или…
Многозначительная пауза.
— Или что? — осторожно уточнила Таня.
— Ну не знаю, что там у него и как происходит, когда он… — Гришко нервно дернул щекой, — сама, в общем, знаешь. Когда видит, слышит, чует.
— Судя по внешним признакам, он просто спит.
Вот именно: судя по внешним. А что происходит внутри?
Во время подземного путешествия даже он, Гришко, мог позволить себе недолгий отдых, временно переключая на Михеича управление «кротом». А вот у Стаса замены не было. Стас долго бодрствовал, много дежурил и наверняка сильно перенапрягся, высматривая и выслушивая то, что было недоступно другим членам экипажа. Значит, «гэшник» вполне мог вымотаться и отключиться. А мог и не отключаться. Ведь это Стас.
Полковник вздохнул.
— Мне нужно знать, — негромко, но четко произнес он. — Стас вообще когда-нибудь спит просто так, не слыша наших разговоров, или он только притворяется?
— Любой человек должен отдыхать, — предположила Таня.
Впрочем, голос ее прозвучал не очень убедительно.
— Любой нормальный человек, — хмуро уточнил Гришко.
— Во-во, а это ж мутант какой-то! — вмешался Киря, неприязненно глядя на Стаса.
— Может, он сейчас с Колдуном общается? — робко предположила Вера.
Отодвинув Таню, над Стасом склонился Михеич.
— Не-е, точно дрыхнет, — буркнул он. — Без задних ног. Прямо как мертвый.
Губы компьютерщика недобро изогнулись.
— А ведь мы можем сделать и без «как», — тут же подхватил невысказанную идею Киря. — Его можно пристрелить. Прямо сейчас.
— Я тебя понимаю, Киря, — сказал Гришко. И это действительно было так: он понимал. — Но в нашей ситуации это все равно, что пустить пулю в голову самому себе. Стас нам нужен.
— Иногда мне начинает казаться, что в нашей ситуации правильнее было бы как раз пустить пулю в голову, — задумчиво произнесла Катя. Обхватив плечи и зябко ёжась, она пугливо смотрела на Стаса.
— Мочкануть Хвостопада — и всем станет спокойнее, — стоял на своем Киря.
— Не станет. — Гришко покачал головой. — Под землей творятся странные вещи. Без него мы уже не обойдемся. Он нам поможет.
— Что-то Додику он не больно-то помог, — скривился Михеич. — А может, наоборот, это Стас его подставил?
— Никто никого не подставлял, — поджал губы Гришко. — Додику просто не повезло. Это во-первых. А во-вторых и в главных, без акустики «крот» полностью оглох и ослеп, так что теперь в Стасе мы нуждаемся больше, чем раньше. Но… — Гришко вздохнул. — Но и больше, чем когда-либо, зависим от него.
Полковник замолчал на пару секунд. Обвел подчиненных тяжелым взглядом. Все подавленно молчали. Зависеть от Стаса не хотелось никому, а не зависеть они не могли.
— Он здесь чужак, — тихо сказала Катя. — И всегда был таким. И всегда останется. Он не просто не из нашего сектора и не из нашей команды, он не просто Колдунский приблуда. Он другой. Мутант со сдвигом в голове. А мутант никогда не будет своим среди людей. Он нам не нужен.
— Нужен, — возразил Гришко. — Может, Стас и чужак, но он нужный чужак. Уж не знаю, кто ему помогает — Колдун или сам Дьявол, но до сих пор Стас вытаскивал нас из неприятностей, о которых мы толком даже не знаем.
— Вот именно, что не знаем, — нахмурилась Катя. — А может, их и не было вовсе, неприятностей этих? Может, все это выдумки Стаса?
— Неприятности были, — голос Гришко прозвучал тяжело и хрипло. — Думаю, вы и сами прекрасно это знаете. Кое-что из того, что творилось за обшивкой, мы слышали безо всяких приборов. Кое-что у нас сломалось от воздействия извне. И кое-кто умер. Да, неприятности были на самом деле, и, скорее всего, они будут продолжаться. Но, со своей стороны, я могу гарантировать одну вещь. Если возникнет необходимость, я лично прострелю Стасу башку. — Гришко многозначительно похлопал по кобуре.
«Если возникнет такая необходимость или если Стас станет внушать больший ужас, чем всё остальное», — мысленно добавил полковник.
— И Стас, кстати, об этом знает.
Михеич присел на корточки, всматриваясь в безмятежное лицо спящего.
— Интересно, почему Колдун выбрал именно этого сопляка? — пробурчал старый компьютерщик.
— Завидуешь? — хмыкнул Гришко.
Михеич покачал головой:
— Сочувствую. На самом деле Стас — несчастный человек. Что, впрочем, не делает его менее опасным. — Михеич поднялся над спящим, посмотрел на него недружелюбно, сверху вниз. — Несчастные бедолаги иногда оказываются самой большой проблемой. И иногда разумнее ее устранить. Надо решить сейчас, полковник: будить «гэшника» или убить.
Все смотрели на Гришко.
— Я уже сделал выбор, — ответил тот.
Полковник пнул Стаса ногой. Чуть сильнее, чем следовало, чтобы разбудить.
— Подъем, Стас! Мы на поверхности. Ты нам нужен.
Пока еще нужен. Так что поднимайся скорее.
Гришко пнул ворочающееся сонное тело еще раз. Еще сильнее.