Истинные (не) изменяют в марте (СИ)

Глава 58

На губах судьи снова вспыхивает усмешка. На этот раз – горькая.

А в следующую секунду он берет со стола какой-то документ и молча протягивает мне.

Растерянно беру листок и пробегаюсь глазами:

– Прошение… о переводе из Моривилля? «Ввиду личных обстоятельств»… «назначить судьей в Ризен-Гарот или в Берен»?... но вы ведь… вы ведь не собираетесь… почему вы так легко поверили Реналю?

Гейден смотрит на меня и ничего не отвечает – и я не могу думать ни о чем другом. В горле стоит ком. В самом деле, он ведь судья, а я – обвиняемая в мошенничестве, так что хуже пары и не придумаешь. И даже если избавиться от этого вздорного обвинения, я остаюсь незавидной невестой – без денег, без образования, без положения в обществе Моривилля.

Даже если этот человек и чувствует что-то ко мне, ему гораздо проще, удобнее отмахнутся от этих чувств. Сделать вид, что ничего не происходит. Уехать.

И мне, наверно, тоже надо смириться и…

Я вскакиваю со стула и бросаю лист обратно на стол:

– Вы просто хотели в это поверить, правда? Так уезжайте! Можете сразу после завтрашнего суда! Так ведь гораздо проще, не так ли! Уехать! Вот и отлично! Мне не придется самой перевозить двадцать кошек, только чтобы не оставаться с вами в одном городе!..

Да, я кричу, кричу на судью, и с каждым моим словом он все больше и больше напоминает жертву некромантии.

– Простите, – спохватываюсь, заметив, что в лице Гейдена Ауруса не осталось ни кровинки. – Я… я не хотела…

Отворачиваюсь, чтобы он не увидел моих слез, и торопливо иду к выходу. Прочь отсюда! Это был самый последний визит в этот кабинет, больше не нужно! Я же в самом деле, не Аноним! И я не собираюсь…

… слышу скрип кресла, шаги, быстрые, легкие…

А потом сильные руки обхватывают мои плечи, и чуть охрипший голос шепчет мне в волосы:

– Мысль о том, что вы можете все-таки выйти за него замуж, была для меня невыносимой.

Всхлипываю, пытаясь вырваться из объятий, но судья не собирается меня отпускать. Только прижимает ближе к себе, обнимая и успокаивая, и рассказывает – так, словно это не то признание, не то исповедь:

– Марианна, вы… как восхитительно пахла ваша кожа, еще с самого первого дня. Но я не мог позволить себе приблизиться к вам, вы же были невестой моего племянника. Старался держаться подальше, избегать вас. Даже не разговаривать, чтобы не поставить вас в неудобное положение. Сорвался всего один раз, подумал, что один танец ничего не значит, – его голос снова стихает до шепота. – И это было… было чудесно. Но когда я понял, что Реналь использовал мою минутную слабость, чтобы обвинить вас в неверности… я не мог этого позволить. Только не вы. Я же знал, что вы его любите.

Он замолкает, а потом я чувствую, как прохладные губы касаются моего виска, бережно целуют закрытые глаза. Собирают слезы с ресниц.

А потом Гейден Аурус чуть-чуть отстраняется и снова шепчет, пропуская сквозь пальцы мои волосы:

– Я, кажется, слишком увлекся этой игрой в мецената. Вы даже начали подозревать в этом Натаниэля, пришлось поговорить с ним. Но остановиться уже не мог. Потом тот март… помню, я брел по сугробам, уже не понимая, куда, и вдруг почувствовал ваш запах. Мысль, что я смогу увидеть вас в последний раз, была единственным, что помогало идти. И потом… когда вы обнимали меня, прикасались… столько в этом было тепла! Хватило даже растопить лед из-за осколка камня из сломанного артефакта. Но я не собирался навязываться. И не хотел, чтобы вы знали о моих чувствах. Вы же любили моего племянника.

– Тогда уже нет, – говорю вполголоса, и пальцы, перебирающие мои волосы, замирают.

Моривилльский судья чуть отстраняется, чтобы строго и требовательно заглянуть мне в глаза:

– А сейчас?

– Только вас.

Его лицо так близко, что я вижу, как расширятся зрачки – за миг до того, как он прижимается губами к моим губам. И это настолько мучительно-сладко, что, кажется, я вот-вот лишусь чувств.

Дрожу в ожидании ласки, и пальцы судьи то оказываются на моих плечах, то касаются талии, то снова запутываются у меня в волосах.

Как же хорошо.

– Нет, Марианна, я больше не отпущу вас, – шепчет Гейден Аурус, только оторвавшись от моих губ. – А что касается завтрашнего суда, то вы не должны беспокоиться насчет прекращения дела…а! Вы уже что-то задумали?

– А вы уже начинаете разбираться, да? – щуру глаза на судью.

– О, разумеется.

Непривычно видеть его таким… живым, что ли. Без этой непроницаемой маски на лице. С блестящими глазами, с тенью улыбки на губах.

Как, интересно, судья посмотрит на то, что я ему сейчас расскажу? Конечно, я могу промолчать. Но я хочу доверять человеку, которого люблю.

– Вообще, да. Есть план. И, знате, даже если что-то пойдет не так, я очень прошу вас не вмешиваться, пока меня не поволокут в каталажку, – твердо говорю я. – Мне есть что сказать королевскому судье.

Гейден Аурус, конечно же, не слишком доволен тем, что я хочу выступать на суде. И – в особенности! – тем, что я прошу его не вмешиваться и ничего не обсуждать с королевским судьей. А желательно вообще держаться от него подальше, чтобы там никто ничего не подумал.

К счастью, моривилльский судья не требует объяснений, почему я не готова принять его помощь и участие. Он не в восторге, но соглашается с моим решением. Возможно, он тоже понимает…

Что я хочу доказать.

Причем не только себе, но и ему, и всем, что вот, я смогла во всем разобраться сама, и я уже не та юная наивная сиротка, которая собиралась выйти замуж за любимого человека и столкнулась с его изменой. Что я достойна не только любви моривилльского судьи – любовь слепа и не выбирает – но и его уважения.

Когда я прощаюсь до завтра, Гейден Аурус не позволяет себе ничего лишнего. Только поцеловать, только скользнуть пальцами по моей щеке, убрать прядь волос – и отпустить, потому что мне нужно ехать. В самом деле, не опрометчиво ли проводить ночь с судьей, если завтра можешь оказаться на скамье подсудимых?

– Вы там не окажетесь. А если что-то пойдет не так, я подам в отставку. Работа для юриста всегда найдется. И я, во всяком случае, хотел бы сначала жениться на вас, а не как Реналь.

– Зачем так сразу, вы слишком серьезны, – смущаюсь я.

Но делать нечего. Мне придется привыкнуть, что Гейден слишком серьезен, а ему – к моим идеям и к тому, что я иногда куда-то ввязываюсь.

В пустом холле судья снова срывается, обнимает, прижимая к себе, и целует горячо, как в последний раз. Я закрываю глаза и отвечаю ему, наслаждаясь долгожданными прикосновениями любимого человека. Чувствую его руку на моем плече, пальцы в волосах…открываю глаза и вижу тень улыбки на строгом лице.

И абсолютно шокированную таким поворотом тетушку Гесту в розовой шляпке в трех шагах от нас!

– Кхм… – нервно прокашливается тетушка. – Гейден, кхм. И Марианна. Кхм, кхм. Я вообще ничего не понимаю! На ком тогда собирается жениться Реналь?

– Что, он и у тебя занял денег? – спрашивает судья.

Тетушка нервно кивает. Я почти решаю отодвинуться от Гейдена Ауруса, чтобы не смущать ее еще больше, но он не хочет отпускать.

– Подозреваю, он все же собрался сбежать и тайно жениться на Виолетте.

Да, мы это как раз обсуждали. Иначе зачем ему деньги? Королевского судью подкупать?

– Эта Виолетта так плохо на него влияет! – фыркает тетушка. – Женился бы лучше на Марианночке, вот!

С губ Гейдена срывается тихий смешок:

– Нет, Геста, совсем не лучше. Я не собираюсь отдавать Марианну Реналю.

Тетка роняет шляпку и окидывает нас взглядом: так, как будто видит впервые. Не знаю, что написано у меня на лице, но по лицу Гейдена Ауруса ясно читается, что мнение сестры по вопросу «как делить Марианну» интересует его чуть ли не в последнюю очередь.

– Ну, тогда я вам не мешаю, – говорит тетушка и бочком выбирается из холла.

Мы выходим из особняка Аурусов. Гейден довозит меня до приюта, но заходить внутрь не хочет.

– Пожалуйста, приходите завтра, – говорю на прощание. – Мне важно, чтобы вы тоже были на процессе.

Ну, на случай, если что-то пойдет не так и меня все-таки закроют за мошенничество.

Даже если моривилльский судья ничего не сделает – ну, я хотя бы посмотрю на него в последний раз.

… когда же, в какой момент это вдруг стало меня волновать?!..

Кажется, я не могу найти на это ответ. Просто в какой-то момент, когда судья перестал кричать на меня и угрожать каторгой, мне удалось рассмотреть его поближе. Узнать как человека честного, благородного, верного своему слову. Полюбить.