Инженер Империи. Дальний Рубеж

Глава 8

Пётр уже ждал меня у ворот, одетый в поношенный зипун и высокие сапоги. В руках он держал кирку и пару мешков для образцов породы.

— Ваше сиятельство, — кивнул он, — готовы?

— Да, пойдём.

Мы двинулись по тропинке, ведущей вглубь леса. Воздух был свежим, пропитанным запахом хвои и влажной земли после вчерашнего дождя. Солнце пробивалось сквозь густые кроны деревьев, оставляя на земле причудливые узоры из света и тени.

— Давно в карьере никто не был? — спросил я, раздвигая ветви кустарника.

— Лет пять, не меньше, ваше сиятельство, — ответил Пётр, шагая следом.

— После того, как Иван, наш каменотёс, сорвался со склона. Говорят, полез за камнем без страховки, грунт под ногами осыпался…

Я кивнул, осматривая крутой склон карьера. Оползневые следы были видны до сих пор — свежие осыпи земли и камней у подножия.

— Искали его?

— Весь день прочесали это место, ваше сиятельство, — Пётр провёл рукой по лицу. — Нашли только кирку и шапку. Видно, засыпало полностью.

Мы осторожно спустились вниз, выбирая устойчивые выступы. На дне карьера валялись обломки породы, покрытые мхом. В дальнем углу виднелась груда щебня — именно то, что нам было нужно.

— Здесь хватит на переправу, — сказал я, подбирая образец. Камень был плотный, без трещин. — Но поднимать будем с южной стороны — там склон положе.

Пётр одобрительно хмыкнул:

— Да, там безопаснее, ваше сиятельство. Только…

— Что?

Он понизил голос:

— Мужики всё равно не пойдут, ваше сиятельство. Мёртвых боятся больше, чем голодной смерти.

Я сдержал раздражённый вздох.

— Тогда наймём рабочих из соседней деревни. За двойную плату. Они-то, думаю, посмелее будут.

Пётр задумался:

— Может, лучше карьер у Семёновых использовать, ваше сиятельство? Там дальше, зато…

— Нет, — перебил я. — Этот щебень идеален по фракции. Да и терять время на переговоры с соседями не будем.

Мы собрали несколько килограммов образцов и начали подъём. На полпути Пётр вдруг замер, прислушиваясь.

— Слышите, ваше сиятельство?

Из расщелины в скале доносился слабый шорох.

— Никак Тёмные, ваше сиятельство, — прошептал Пётр, весь напрягся и замер, словно вкопанный.

Тёмные так не шумели, а вот те, кто с ними повстречался, вполне могли и провалиться в расщелину. Мозгов им после смерти не оставляли, только неутолимую жажду.

Я поставил мешок на землю, нащупывая за поясом клинок, что стащил из тайника мага. Сейчас он мне в самым раз пригодится.

Я подошёл ближе. В узком проёме между камнями шевелилось что-то серое.

— Лисица, — сказал я, разглядев пушистый хвост. — Или барсук.

Пётр облегчённо выдохнул.

— А я уж подумал…

— Что? Что туда Тёмный провалился? Или мертвяк забрел? Ну, как видишь, Пётр, не случилось.

Мой взгляд зацепился за тёмные провалы в скале, на которые я тут же указал Петру. Там явно раньше был вход куда-то.

— А там что? — поинтересовался я, указывая пальцем в сторону груды камней, поверх которых зияла чёрная пустота, уводящая вглубь. Через такую щель человек не пролезет.

Пётр понизил голос, словно боялся, что его услышат:

— Говорят, ваше сиятельство, будто Иван не просто сорвался… Перед тем как полез в карьер, он что-то бормотал про «клад староверов». Будто бы слышал от деда, что здесь, в этих штольнях, они когда-то прятали церковную утварь — золотые оклады, чаши…

Я усмехнулся:

— И что, полез один, без людей, без верёвок?

— Жадность, ваше сиятельство, — Пётр развёл руками. — Боялся, что кто-то опередит. А там, в глубине, штольни старые, брёвна подгнили… Говорят, обвал был такой, что полстены рухнуло.

— И после этого никто не пробовал искать?

— Кто ж полезет? — Пётр покачал головой. — Одного страха хватило. Да и святотатство это — тревожить то, что староверы схоронили.

Я поднял с земли камень, проверил его вес.

— Ладно. Тогда завтра привезу рабочих — пусть щебень собирают только снаружи. А эти штольни… — я кивнул в сторону тёмных проёмов. — Пусть стоят как есть.

Пётр явно обрадовался:

— Правильно, ваше сиятельство. Лучше не тревожить.

Мы двинулись дальше, но я заметил, как Пётр ещё раз оглянулся на карьер.

— А что, правда веришь, что там клад? — спросил я.

Он замялся:

— Не то чтобы, ваше сиятельство… Но дед мой рассказывал, будто в голодные годы староверы из этих мест на повозках что-то вывозили. Может, деньги, может, иконы… Кто их знает.

Я кивнул.

— Ну что ж… Пусть лежит. Нам щебень для дороги важнее.

Но про себя подумал, что когда-нибудь, когда дела в деревне наладятся, возможно, стоит вернуться сюда — с надёжными людьми и крепкими подпорками.

А пока… пока пусть легенды остаются легендами.

Мы пробирались по густому лесу в знойный полдень. Солнце стояло в зените, его лучи едва пробивались сквозь плотный полог листвы, создавая на земле причудливую мозаику из света и теней. Воздух был тяжёлым, наполненным ароматом нагретой хвои и лесных трав.

— Ваше сиятельство, может свернём вон там? — Пётр указал на едва заметную тропинку, уходящую в чащу. Его лицо блестело от пота, рубаха прилипла к спине. — Там родничок должен быть, воды попьём.

Я вытер лоб рукавом и кивнул. Мы свернули с основной тропы, продираясь сквозь заросли папоротников. Внезапно Пётр замер, прислушиваясь.

— Слышите, ваше сиятельство?

Тишину леса нарушало лишь жужжание насекомых да редкие птичьи трели. Но через мгновение до нас донесся явственный звук — металлический лязг, будто кто-то бил железом о камень.

— Кузнец? — удивился я.

Пётр покачал головой:

— В этих местах кузниц не бывает, ваше сиятельство. Ближайшая — только в деревне.

Мы осторожно двинулись на звук. Тропа вывела нас на небольшую поляну, где стояла странная картина: у старого дуба сидел седой старик и… колол орехи, ударяя по ним ржавым тесаком.

Увидев нас, он поднял голову. Его лицо было морщинистым, как кора старого дерева, но глаза — ясными и живыми.

— А, путники! — хрипло сказал он. — Орехов хотите? Нынче урожай богатый.

Пётр нерешительно сделал шаг назад, но я подошёл ближе, готовый в любую минуту вступить в бой.

— Спасибо, дедушка. А что вы здесь один делаете?

Никакого жилья видно не было.

Неужели опять Тёмный в человеческом облике? Разве мог старик долго выживать в лесу в полном одиночестве?

Старик усмехнулся, обнажив пожелтевшие зубы:

— Да вот, запасы заготавливаю. Зимой голодно бывает. — Он протянул горсть очищенных орехов. — На, попробуй. Сладкие.

— Нет, благодарю, — отказался я. Вдруг они могли быть отравлены? — Вы здесь живёте? — с недоверием поинтересовался, оглядывая поляну.

Старик махнул рукой куда-то в сторону:

— Там моя землянка. Давно тут. Ещё когда эти дубы тоненькими были. Он вдруг пристально посмотрел на меня. — А вы куда путь держите?

— В деревню, — растерянно ответил Пётр.

— А-а… — он кивнул. — Тогда вам вон по той тропке. Старик указал на едва заметную тропинку, уходящую в чащу. — Только смотрите — не сворачивайте, хоть и покажется, что дорога длинная. К полудню как раз придёте.

— А вы как тут оказались, дедушка? Ещё и среди оживших спасаетесь?

— Да мудрено ли дело, — усмехнулся старик, улыбаясь. — Башку проломил, и он больше не подымется.

— Такие крепкие бойцы нам в деревне пригодятся. Не хотите к нам перебраться? Мы вам дом подыщем или у меня пока поселим в усадьбе, — выступил с предложением я, добавив в конце провокационное предложение, от которого Тёмный вряд ли бы отказался.

— Нет, милок, мне моя землянка ближе к сердцу. Никуда я отсюда не уйду. Я здесь уже тридцать лет прожил, и бабку свою рядом схоронил, — он указал рукой в противоположную от землянки сторону. — Сам же здесь и помру.

— А если Тёмные нагрянут?

— Так у меня на тот случай оберег имеется, — старик достал амулет из-под рубахи с уже знакомыми мне символами.

Мы поблагодарили старика и двинулись в указанном направлении. Тропинка, сначала едва заметная, постепенно становилась всё более чёткой, будто кто-то недавно проходил здесь. Солнце пекло нещадно, и я уже пожалел, что не попросил у старика воды.

— Ваше сиятельство, — Пётр вдруг остановился. — А вы не находите странным…

— Что именно?

— Да вот эту тропу. — он провёл рукой по листьям орешника, свешивающимся нам навстречу. — Листья все повёрнуты верхней стороной к нам. Как будто… как будто мы идём против их роста.

Я присмотрелся — действительно, все листья были развёрнуты необычным образом. Да и сама тропа вела слегка под уклон, хотя по логике должна была подниматься к опушке.

Внезапно где-то совсем рядом раздался треск сучьев — громкий, резкий. Мы оба резко развернулись, готовые к появлению врага.

— Лось, должно быть, — неуверенно сказал Пётр, но его рука уже потянулась к топору за поясом.

Тишина. Даже птицы перестали петь. Только где-то высоко в кронах шумел ленивый полуденный ветер.

Мы медленно двинулись дальше. Воздух становился всё более душным, как перед грозой, хотя на небе не было ни облачка.

Мы шли ещё несколько минут, как вдруг Пётр схватил меня за рукав.

— Ваше сиятельство… — его голос дрожал. — Вы слышите?

Я замер. Сначала ничего, только шум листвы. Но потом — глухой, волочащийся шаг. Ещё один. И ещё.

Из-за деревьев, сбоку от тропы, показалась мужская фигура.

Человек? Нет!

Кожа серо-зелёная, обвисшая, глаза мутные, как у дохлой рыбы. Руки вытянуты вперёд, пальцы скрючены, ноги волочатся по земле.

— Оживший… — прошептал Пётр, бледнея.

Я резко выхватил клинок.

— Назад! — крикнул я, скидывая с плеч тяжеленный мешок, но было уже поздно.

Мертвец повернул голову.

Пустые глазницы уставились прямо на нас. Рот медленно распахнулся, обнажив почерневшие зубы. И тогда раздался рёв.

Нечеловеческий, хриплый, словно из самой преисподней.

Из чащи вывалились ещё четверо, один из которых оказался на тропе, преграждая нам пути отхода. И того пятеро дохлых на нас двоих.

Первый оживший бросился на меня.

Я рубанул клинком, целясь в голову, но тот лихо уклонился в последний момент, потому я отцапал ему только ухо — гнилая плоть легко рассеклась, но мертвяк даже не замедлился.

Отскочив в сторону, я ударом сзади отсек ему башку.

— Голову! Бей в голову! — закричал я Петру, хотя он и сам должен был об этом знать, но я напомнил ему об этом, чтобы парень не стушевался в экстремальной ситуации.

Тот, дрожащими руками, выдернул топор.

Второй мертвяк попытался вцепиться мне в плечо, но я в ответ зарядил локтем в его крепкую черепушку, что дало мне лишь пару секунд на перестроение и удар ему ножом в шею. Но этот мертвяк выглядел посвежее, и его кожа ещё не успела так сильно истлеть. Однако это не помешало моему клинку перебить ему шею.

— Ваше сиятельство! — Пётр метнул топор.

Лезвие вонзилось в череп ближайшего упыря, которого я упустил из виду, чем позволил ему подобраться к себе на расстояние укуса. И тот замертво рухнул.

Но остальные не останавливались.

Воздух сгустился. Запах тления. Хрипы. Шаги. Их было явно больше, и они нас пытались взять в кольцо.

Кажется, ожившие, напавшие на нас, повысили свой уровень, раз смогли сгруппироваться, что было плохим знаком для всей деревни.

На меня уже мчался, сломя голову очередной мертвец. Выставив руки вперёд, он хотел, видимо, поймать в свои горячие объятья, но мне нужно было вернуть Петру его оружие прежде, чем тот окажется атакован. Потому я отскочил в сторону и перебил левую ногу ожившему. Потеряв равновесие, тот влетел в своего же. И они двое повалились на землю. Но задержать надолго это их не могло.

Я быстро вытащил из прогнившей черепушки ожившего топор, на скорую руку улучшил его, и вернул Петру со словами:

— А ты не говорил, что хорошо метаешь.

— Когда испугаешься, ваше сиятельство, ещё и не такое сподобишься, — нервно хихикнул парень.

Значит, я сейчас чуть было сам не лишился головы? Так себе новость. Но хорошо, что инстинкт самосохранения открыл в парне такие способности.

Я мельком оглянулся. К нам приближались со всех сторон ещё порядка шести оживших.

Бой разгорался, и адреналин пульсировал в висках. Шесть пар пустых глаз, шесть разинутых ртов, шесть пар когтистых рук — всё это двигалось к нам, сжимая кольцо.

— Спиной ко мне! — скомандовал я Петру, чувствуя, как клинок в руке будто ожил, жаждая новой жертвы.

Пётр резко развернулся, прижавшись ко мне спиной, и сжал топор так, что костяшки пальцев побелели.

Первый мертвец бросился на меня с рычанием. Я пропустил его атаку вскользь, позволив когтям пронестись в сантиметре от лица, и тут же вонзил клинок ему под челюсть — лезвие вошло легко, как в мягкое масло, пробив гнилой мозг. Труп рухнул, но я уже не смотрел — следующий был ближе.

Справа Пётр с размаху раскроил череп одному из оживших, но второй ухватил его за рукав.

— Ваше сия-а-а—!

Я не дал ему договорить. Резким движением бросил нож в глазницу мертвеца. Тот захрипел, отпустил Петра и замертво осел на землю.

— Топор! — Пётр подхватил его и тут же размахнулся, снося голову ещё одной твари.

Но их было слишком много.

Треск веток. Новые шаги.

Из чащи вышли ещё двое. Один — высокий, с вывернутыми рёбрами, торчащими из разорванной груди. Второй — низкий, коренастый, с лицом, наполовину съеденным червями. Они шли как охотники.

Неуклюжие шаги сменились плавными, почти кошачьими движениями. Длинный мертвец вытянул шею, скрипя позвонками, и втянул воздух — будто нюхал нас. Коротыш замер, затем резко повернул голову прямо на Петра.

— Они чуют страх… — прошептал я.

Это уже не были просто ожившие, которые могли топорно идти в бой. Нет, эти эволюционировали до следующего уровня и обрели первые проблески сознания. Таких мы в своём мире называли нюхачами за их способность отслеживать жертву по запаху страха.

Пётр замолчал, но его пальцы дрожали на топорище.

Почуяв его страх, длинный рванул вперед, как плеть, его костлявые пальцы потянулись к моей рубашке. Я крутанулся, рубанув клинком по локтевому суставу — кость хрустнула, но рука не отлетела, оставшись болтаться на тонких сухожилиях. А сам оживший даже не замедлился.

Коренастый нырнул под мой удар, цепляясь за землю когтями, и чуть было не врезался плечом мне в живот. В последний момент я успел увернуться.

Я целился в черепушку ожившего, но они эти двое были быстрее своих товарищей, потому он сумел увернуться в последний момент и клинок вошёл ему в шею, чего было недостаточно.

Пётр истошно заорал.

Длинный обвил его, как удав — одна рука сжала горло, другая впилась в плечо, рвя ткань и кожу.

Я рванул коротыша за волосы, с силой выдернул клинок и перерезал мертвецу горло. Он начал биться словно в агонии, но я не позволил ему вырваться и нанёс упреждающий удар в макушку, после которого он упал замертво.

Пётр хрипел.

Длинный прижимал его к земле, голова Петра билась о корни, лицо побагровело.

Я подбежал, вскочил на спину мертвеца, обхватил его голову руками — и провернул.

Шея затрещала, но не сломалась.

Он отпустил Петра и резко встал, сбрасывая меня.

Я упал на спину, следом мертвец хотел нанести мне удар ногой в грудь, но я успел перекатиться в сторону и уже поднялся на ноги.

Видимо, я все же повредил что-то в его мозгу, когда хотел свернуть шею, потому что оживший вернулся к примитивной тактике — идти на таран — и бросился на меня, выставив руки вперёд. За что поплатился ударош кинжала меж глаз. Мертвец рухнул, но Пётр, видимо, на адреналине завизжал во все горло и рубанул его топором по шее сзади. Голова отделилась от туловища и на метр откатилась в сторону.

— Ты… Живой? — уточнил я, тяжело дыша и оглядывая Петра. На его шее виднелись синие следы пальцев, на плече — рваная рана. Ожившие могли его заразить, но я надеялся на лучшее. Но об этом сейчас думать не было смысла. У нас оставалось ещё шестеро оживших, не вмешивающихся до этого в бой.

Зато сколько дурмана с них соберём!

Из чащи выползли остальные.

Те самые шестеро, что до этого лишь стояли в тени, наблюдая, как мы бились с их собратьями. Теперь они двигались — медленно, расходясь полукругом, отрезая путь к отступлению.

— Они… учились, — прохрипел Пётр, вытирая кровь с подбородка.

И он был прав.

Эти шли иначе — не разрозненной толпой, а с пугающей координацией. Один — короткий, с оторванной челюстью — забирал левее, к заваленному буреломом, явно пытаясь зайти с фланга. Двое крупных, с обвисшей кожей на костях, шли плечом к плечу, перекрывая тропу. Остальные рассыпались по кустам — готовились к окружению. Они выработали тактику.

Первый бросился — я встретил его клинком, но удар пришелся по приподнятым рукам. Гнилые пальцы схватили лезвие, не обращая внимания на то, что отрубаются — лишь бы задержать оружие.

Какой смышленый мертвяк!

Второй в тот же момент прыгнул на Петра.

Тот не успел — мертвец вцепился ему в плечи, сбивая с ног. Они покатились по земле, поднимая тучи прелых листьев.

Я дернул клинок, отсек руки первому, пинком отшвырнул его — но уже подбегал третий, высокий, с торчащим ребром из бока.

Краем глаза заметил набегающего на меня сзади ещё одного мертвеца.

Петр орал, выкручиваясь из мертвой хватки — его топор блеснул, вонзился в череп нападавшего, но тот не отпускал, даже с пробитой головой.

Я развернулся, отбиваясь сразу от двоих — удар в колено первому, резкий тычок в горло второму.

Но пятый и шестой уже подбирались сбоку, когти протягивались к моей спине…

Пригнувшись, я выскочил из окружения и поспешил на помощь Петру. С размаху я рубанул по шее ожившему, и у того наполовину отошла голова, чего хватило, чтобы мертвец отпустил Петра. Я отпихнул его тело ногой, разворачиваясь к озверевшим мертвецам. Кажется, потери среди их братьев вернули их в изначальное состояние. Они вновь сбились в толпу и кинулись в лобовую атаку. Такой подход мертвяков меня только обрадовал. Теперь с ними было проще справиться.

Пётр, хрипя, поднялся на ноги, его лицо было бледным, но глаза горели яростью. Он вырвал топор из черепа поверженного мертвеца и встал рядом со мной, плечом к плечу.

Шестеро оживших двигались теперь хаотично, утратив слаженность, но от этого не становились менее опасными. Первый, с оторванными руками, всё ещё пытался дотянуться до нас, скрежеща почерневшими зубами. Двое других, высокий и коренастый, шли впереди, их мутные глаза были устремлены прямо на нас.

Я перехватил клинок, чувствуя, как усталость начинает сковывать мышцы. Но отступать было некуда.

— Бей в голову, не давай им опомниться! — выкрикнул я вместо мотивационной речи. Желание жить было сейчас лучшей мотивацией.

Пётр кивнул, и мы ринулись вперёд.

Высокий мертвец первым принял удар — мой клинок вошёл ему в глазницу, и он рухнул, судорожно дёргаясь. Коренастый попытался схватить Петра, но тот ловко увернулся и с размаху всадил топор ему в висок. Череп треснул, как перезрелая тыква.

Остальные четверо замешкались, и этого было достаточно. Мы действовали синхронно, словно всю жизнь вот так на пару крушили оживших: я подрезал ноги одному, Пётр добивал его ударом сверху, затем мы развернулись к следующему. И так, пока все мертвецы не усеяли поляну.

— Вроде это был последний, ваше сиятельство, — с облегчением произнёс Пётр и даже позволил себе улыбнуться.

Я стер рукавом со лба пот и, оглядывая трупы, утвердительно покивал головой. Давно не приходилось так попотеть с простыми ожившими. А что поделать, это тело совсем не привыкло к продолжительным боям.

— Нам надо поспешить в деревню, — глядя на раны Петра, хмуро произнёс я. — Ожившие могли тебя заразить. Но прежде стоит собрать урожай дурмана. За зря мы тут потели что ли?

С каждого мертвеца получилось собрать по одному дурману, а с нюхачей — по два.

Взвалив мешки с камнями на горбушки, мы поспешили вернуться в деревню, больше не ища коротких путей.