Инженер Империи. Дальний Рубеж

Глава 13

Я почувствовал, как мышцы спины напряглись, но лицо сохранило спокойное, даже немного усталое выражение.

— Капитан Немиров — опытный офицер, верой и правдой служивший империи, — ответил я, ровным тоном, глядя Лозинскому прямо в глаза. — Его «оппозиционность», как вы выразились, — это лишь твердая позиция человека, который слишком хорошо знает цену бездарным приказам, приводящим к гибели солдат. Здесь, на месте, его опыт бесценен для поддержания порядка и обороны. Что касается беженцев… — я жестом указал в сторону улицы. — Или вы предлагали мне оставить женщин, стариков и детей умирать на пепелище, чтобы дождаться «санкции свыше»? Она пришла бы вместе с похоронными командами.

Лозинский медленно надел очки, его глаза за стеклами стали еще более нечитаемыми.

— Благотворительность — дело похвальное, ваше сиятельство. Но она не должна подрывать стабильность региона. Ваши действия, сколь бы благими ни были намерения, могут быть расценены как создание частной армии и самоуправство.

В дверях Немиров сделал едва заметное движение, будто готов был броситься на советника. Я поймал его взгляд и чуть заметно покачал головой. Сейчас нужна была не грубая сила, а тонкая игра.

— Советник, — я наклонился вперед, опустив голос, будто делясь секретом. — Вы проверяете отчеты. Они в порядке. Вы видите лагерь — люди работают, а не бунтуют. Я не создаю армию, я организую ополчение для защиты от шакалов, которых рождает война. Мародеров, вроде тех, что разорили Веретьево. Говорят, у них на вооружении есть даже пулемет. — Я сделал паузу, давая ему осознать этот факт. — Как вы думаете, что будет, если такая банда решит проверить на прочность не деревню, а, скажем, продовольственный обоз, следующий в столицу? Или нападет на имение какого-нибудь чиновника? Кто будет отвечать за это? Местные власти, которые бездействуют? Или столичные ревизоры, которые вместо помощи в наведении порядка ищут «крамолу» там, где ее нет?

Я видел, как в глазах Лозинского мелькнуло нечто похожее на интерес. Карьерист всегда думает о последствиях и о своей шкуре. Обвинить меня — это одно. Но если на его глазах произойдет крупный инцидент, который можно было предотвратить, виноватым назначат и его.

— Вы намекаете на конкретную угрозу? — спросил он, и в его голосе впервые появилась деловая нота, сменившая холодную формальность.

— Я не намекаю, я констатирую. Пятьдесят вооруженных человек, возможно, связанных с ханом Байраком, действуют в наших землях. Они уже сожгли одно село. Мои люди — не угроза стабильности, советник. Они — единственный заслон между этой шайкой и полным хаосом в округе. Я действую в интересах империи, даже без ваших санкций.

Лозинский откинулся на спинку стула, разглядывая меня. Воздух в комнате сгустился. Тишину нарушал только тяжелый вздох Немирова за спиной.

Наконец, советник произнес:

— Ваша… инициатива будет тщательно изучена. И проверена. В том числе и на предмет адекватности угрозы. — он встал. — Я остаюсь здесь еще на несколько дней. Надеюсь, ваши слова подтвердятся.

— Я в этом не сомневаюсь, — так же вежливо поднялся и я. — Петр найдет вам помещение. Капитан Немиров обеспечит вашу безопасность. — я снова посмотрел на капитана, вкладывая в взгляд весь приказ молча сносить присутствие этого человека.

Лозинский кивнул и, не говоря больше ни слова, вышел в сопровождении секретаря.

Как только дверь закрылась, Немиров выдохнул:

— Я бы с ним поговорил по-другому, ваше сиятельство. По-армейски.

— Я знаю, капитан. Поэтому я и веду эти переговоры. Справился тут без меня?

Немиров выпрямился.

— Так точно. Никаких эксцессов. Петр с ума сходит, но работает. Беженцев разместили. — он помолчал. — А про пулемет и банду — это вы ловко ввернули.

— Это не хитрость, капитан. Это правда. И теперь у нас есть официальный свидетель из столицы, который эту правду увидит. Готовь людей. Скоро нам предстоит не стройка, а охота.

Я вышел из конторы, чувствуя тяжелый, пристальный взгляд советника в спину. Война из дальних донесений и слухов приходила сюда, на мою землю. И теперь у нее было лицо столичного чиновника и прицел пулемета в ближайшем лесу.

Вечерние тени сгущались, окрашивая усадьбу в синие тона. Воздух, еще недавно наполненный гулкой тишиной ожидания, теперь вибрировал от приглушенного гула голосов. Лагерь беженцев раскинулся у дальнего сарая — люди получали пайки, устраивались на ночлег. Вид был одновременно и удручающий, и обнадеживающий — жизнь, пусть и израненная, цеплялась за возможность и продолжалась.

Я стоял на пороге конторы, наблюдая за этой суетой, когда ко мне подошел Петр. Его лицо все еще было бледным, но в глазах появилась деловая хватка.

— Всех разместили, накормили. Дети уснули. Но ресурсы, ваше сиятельство… Медикаментов и провизии теперь хватит от силы на неделю. А если банда вернется…

— Они вернутся, — без обиняков сказал я. — Но не сюда. Они ищут слабых и беззащитных. Мы должны показать им силу. Капитан!

Немиров, который как тень стоял неподалеку, мгновенно выпрямился и подошел.

— Ваше сиятельство?

— Сколько у нас людей, способных держать оружие? С учетом веретьевских.

— С учетом тех, кто может хоть как-то стрелять и не побежит при первой же перестрелке… человек двадцать пять. Плюс я и ваш водитель.

— Мало, — констатировал я. — Но достаточно для засады. Эти бандиты — не регулярные войска. Они нападают на беззащитных, а при встрече с организованным отпором теряются. Петр, твоя задача — держать оборону здесь. Организуй круглосуточные посты, подготовь укрытия для женщин и детей. Капитан, тебе со мной. И возьми двух самых надежных и метких.

Мы двинулись к оружейному складу — бывшей кузнице, теперь тщательно охраняемой. По дороге я заметил Лозинского. Он стоял в тени амбара, наблюдая за нами холодным, непроницаемым взглядом столичного хищника. Его присутствие было как заноза в ботинке — мешало на каждом шагу, но вытащить его сейчас было нельзя. Он стал нашим невольным свидетелем.

В кузнице пахло сталью, машинным маслом и порохом. Немиров без лишних слов стал выдавать винтовки и патроны. Его движения были точными и выверенными.

— И откуда вы только взяли столько добра? — поразился я.

— Когда разбирали старую лачугу, где жил, как мне сказали, заядлый охотник, — начал пояснять Немиров, не отвлекаясь от основного дела, — в его подвале нашли эти залежи. Уж извините, ваше сиятельство, но доложить не успели. Сами понимаете…

Я кивнул.

— Брать будем «СВТ», — распорядился он. — На дальнюю дистанцию. И пару ППШ на случай, если подпустим близко.

Я взял одну из винтовок. Холодный металл приклада привычно лег в руку. Давно я не держал в руках ничего тяжелее лома. Тело, не привыкшее к физическому труду, все же с готовностью откликнулось на знакомое ощущение.

— Они напали на Веретьево на рассвете, — проговорил я, проверяя затвор. — Значит, ночуют где-то рядом. Идут на запад, от фронта. Значит, их логово где-то восточнее. Старик говорил про «не наших» по говору. Значит, это дезертиры или наемники. Они не будут ночевать в чистом поле. Искать нужно укрытие. Ферму, лесную заимку, старый завод.

— Есть такая, — тут же отозвался один из ополченцев, местный парень по имени Степан. — В пятнадцати верстах к востоку. Старая помещичья усадьба, еще с прошлой войны заброшенная. Стены крепкие, подвал глубокий. Бродяги там всякие ночи коротают.

— Сможешь провести? — коротко спросил я.

— Куда угодно, ваше сиятельство. За этих ублюдков… — он с силой дозарядил винтовку, и щелчок затвора прозвучал как обещание.

Через полчаса наша небольшая группа — я, Немиров, Степан и еще двое его товарищей — выдвинулась из усадьбы. Мы шли не по дороге, а краем леса, пользуясь последними минутами сумерек. Немиров шел первым, его фигура сливалась с сумерками, а я замыкал цепь, постоянно оглядываясь и прислушиваясь. Тишина леса была обманчивой. Каждый шорох, каждый хруст ветки заставлял сердце биться чаще.

Мы шли молча, экономя силы и дыхание. В голове прокручивались возможные сценарии. Если они там, как подойти? Как заблокировать выходы? Если завязалась перестрелка, как минимизировать потери?

Через два часа Степан жестом показал остановиться. Мы присели в кустах. Впереди, в небольшой лощине, темнели очертания большого двухэтажного дома с провалившейся крышей. От него тянуло запахом гари и чего-то кислого, гниющего. Но главное — из одного из окон на первом этаже пробивался слабый желтый свет. И доносился приглушенный смех.

Они были здесь.

Немиров ползком подобрался ко мне.

— Видите свет? Окно на первом этаже, справа. Охраны у входа нет. Сычи распоясались, чувствуют себя хозяевами.

— Это их ошибка, — тихо ответил я. — Обойдем дом. Смотрим на все выходы.

Мы, как призраки, обошли разрушенную усадьбу. Задняя дверь была завалена хламом, но не заперта. Окна подвала зарешечены. И главное — у самого леса стояли две телеги, а рядом был привязан десяток лошадей. Рядом валялись пустые консервные банки и бутылки.

— Готовятся к утру сматываться, — прошептал Немиров. — Устроили себе прощальный пир.

План сложился сам собой. Быстро и без лишней жестокости.

— Капитан, ты и Степан — ко входу. Не входить, просто блокируйте. Постреляйте по окнам, чтобы поднять панику. Вы, — я кивнул двум другим, — на заднюю дверь. Как услышите выстрелы — ломитесь внутрь. Я останусь здесь, у лошадей. Перережу постромки и буду стрелять по тем, кто побежит сюда.

Немиров кивнул, его лицо в сумерках было похоже на высеченное из камня. Без эмоций, только действие. Он отполз, уводя за собой Степана.

Минуты тянулись как часы. В доме громко хлопнула дверь, кто-то запел пьяную песню. Я прижался к стволу толстой сосны, снял с предохранителя винтовку.

И тут грянул первый выстрел. Резкий, сухой, разорвавший ночную тишину. Затем еще один, и сразу очередь из ППШ. Степан стрелял метко — стекла в окне с светом разлетелись вдребезги. Из дома поднялся дикий вопль, смешавшийся с руганью и криками.

Задняя дверь с хрустом поддалась, и мои ребята рванули внутрь с громкими криками: «Сдавайтесь! Окружены!»

Началась настоящая каша. Кто-то попытался выпрыгнуть из разбитого окна, но тут же был сбит метким выстрелом Немирова. Двое выскочили из задней двери и бросились бежать к лесу, но я дал два предупредительных выстрела над их головами.

— На землю! — крикнул я им хриплым голосом. — Лечь!

Они замерли, а потом медленно опустились на колени, подняв руки.

Бойня, которой я опасался, не состоялась. У бандитов не было ни времени, ни желания организовывать сопротивление. Их застали врасплох, пьяными и уверенными в своей безнаказанности.

Через десять минут все было кончено. Немиров и Степан выводили из передней двери пятерых человек с поднятыми руками. Мои парни вытолкали еще троих сзади. Один бандит лежал мертвый у окна — работа Степана. Еще один хромал, подстреленный в ногу.

Я подошел к группе пленных. Они были жалкими — испачканные, перепуганные, некоторые еще не протрезвели.

— Где старший? — спросил я тихо, но так, что все вздрогнули.

Один из них, коренастый детина с перекошенным от злости и страха лицом, молча выпрямился.

— Я здесь главный. Кто вы такие? Милиционеры?

— Нет, — ответил я. — Я тот, чьих людей вы убили и чье имущество сожгли. Где пулемет?

Он усмехнулся, плюнул на землю.

— А вам зачем? Хотите прикарманить?

Удар прикладом винтовки Немирова пришелся ему точно в солнечное сплетение. Бандит с хрипом сложился пополам.

— Его сиятельство задал вопрос, — ледяным тоном произнес капитан. — Где пулемет?

— В… в подвале… — просипел тот, давясь кашлем. — И патроны там же…

Степан с парнями уже спустились в подвал и через минуту вынесли на свет зачехленный «Максим» и два ящика с лентами.

Я осмотрел трофей. Оружие было в хорошем состоянии. Теперь у нас был не просто отпор, у нас была серьезная сила.

— Связать их, — приказал я.

— Коней забрать. Тела… закопать там, в лесу. — Я указал на убитого бандита. — А этого, — кивнул на раненого, — перевяжите. Он нам еще пригодится для показаний.

Мы двинулись в обратный путь уже глубокой ночью, ведя за собой пленных и лошадей с телегами, на которых грудился пулемет и ящики с награбленным добром — тем, что не успели пропить или испортить. Я шел последним, и чувство было двойственным. С одной стороны — удовлетворение от быстро и четко проведенной операции. С другой — горечь. Эти люди были не чудовищами. Они были порождением войны, ее самым гнилым плодом. И убивать их было так же мерзко, как и оставлять безнаказанными.

Когда мы вышли к усадьбе, на востоке уже занималась заря. У ворот нас встретили не только свои, но и высокая фигура в очках. Лозинский стоял и перекатывал зубачистку во рту, наблюдая, как мы вводим пленных и трофеи.

Он молча смотрел на пулемет, на связанных бандитов, на мое усталое, закопченное порохом лицо.

Ни слова не сказав, он развернулся и ушел. Но я видел его спину. И видел, что его уверенность дала трещину.

Он приехал искать крамолу. А нашел войну. Ту самую, настоящую, которая была здесь, на земле. И теперь ему предстояло решить, на чью он встанет сторону в своем отчете.

Утро встретило нас не розовыми лучами, а серым, тяжелым светом, в котором пыль от наших ног и копыт висела неподвижной завесой. Возвращались мы молча. Даже пленные, покорные и подавленные, не издавали ни звука. Только лошади фыркали да скрипели колеса телеги, на которой везли «Максима» — наш главный трофей и неоспоримое доказательство.

Вновь выставленные ворота были открыты. Нас ждали. Петр, с лицом, изборожденным бессонной ночью, вышагнул вперед. Его взгляд скользнул по пленным, по пулемету, по мне, и в его глазах я увидел не облегчение, а новую, еще более глубокую тревогу.

— Все спокойно? — спросил я, сдавая винтовку одному из ополченцев.

— Спокойно, — кивнул Петр, но его взгляд говорил об обратном. — Советник Лозинский… он потребовал предоставить ему все финансовые книги за последний год. И… опросил нескольких беженцев из Веретьева.

Внутри у меня все похолодело. Это был ход конем. Проверить отчеты — это одно. Но говорить с напуганными, потрясенными людьми, которые могли ляпнуть что угодно под давлением столичного чиновника…

— Где он сейчас?

— В управе. Ждет.

Я кивнул и, не меняя грязной, пропахшей порохом и потом одежды, направился к дому. Немиров шагнул за мной. — Ваше сиятельство, может, я…

— Нет, капитан. Твоя работа сделана. И сделана блестяще. Теперь моя очередь.

Я вошел в контору. Лозинский сидел за моим столом. Перед ним лежали не только кипы бумаг, но и несколько исписанных листов — протоколы опросов, как я сразу понял. Он не смотрел на меня, изучая какой-то документ, делая вид, что мое появление для него незначительно.

Я остановился напротив стола, не садясь.

— Советник. Вы хотели меня видеть?

Он медленно поднял глаза. Его взгляд был холодным и собранным, как у хирурга, готовящегося к вскрытию.

— Ваше сиятельство. Вы вернулись. С победой, как я вижу. — Он кивнул в сторону окна, за которым была видна телега с пулеметом. — Поздравляю. Самосуд — опасное дело, но, видимо, эффективное.

— Это не самосуд, — парировал я. — Это восстановление порядка на вверенной мне территории. Как предписывают имперские законы о военном положении.

— Интерпретация законов — вещь тонкая, — он отложил документ и сложил руки. — Как, впрочем, и свидетельские показания. Я беседовал с переселенцами. Их истории… трогательны. И очень хаотичны. Они говорят о нападении, о жестокости, о потере близких. Но что интересно… — он взял со стола один из листков, — ни один из них не может толком описать нападавших. Одни говорят про «чужих», другие — про «дезертиров», третьи — про каких-то «баракцев». Очень неубедительно для столь серьезного обвинения.

Он смотрел на меня, и я понимал, куда он клонит. Он намекал, что эта история с бандой могла быть инсценировкой. Поводом для укрепления моей личной власти и создания вооруженного формирования.

— Они были напуганы, — сказал я, сдерживая ярость. — Они крестьяне, а не обученные наблюдатели. Но есть материальные доказательства. Сожженная деревня. Пулемет. Пленные, наконец!

— Пленные, — он усмехнулся. — Кто они? Где доказательства, что это именно те люди? Где орудия преступления, которые они украли? Вы привезли оружие. А где награбленное? Продовольствие? Скот?

Я замолчал. Он был прав. Мы нашли только оружие и пустые бутылки. Все ценное бандиты, видимо, уже успели сбыть или спрятать.

— Они действовали по указке хана Байрака, — произнес я, уже чувствуя, как почва уходит из-под ног. — Это была диверсия.

— Хан Байрак, — Лозинский снова взял со стола какую-то бумагу. — Согласно последним донесениям из Генштаба, основные силы хана отброшены далеко на юг. Его разведгруппы не были замечены в этом районе. Опять же — голословное утверждение.

Он откинулся на спинку стула, смотря на меня поверх очков.

— Видите ли, ваше сиятельство, картина вырисовывается весьма своеобразная. Наместник, обладающий широкими полномочиями, формирует частную армию из местных жителей и беженцев под предлогом защиты от некой мифической угрозы. Проводит карательные рейды, пополняя свой арсенал трофейным оружием. При этом финансовые потоки… — он похлопал по стопке бухгалтерских книг, — хоть и отражены скрупулезно, но их объем и направление вызывают вопросы. Большие вопросы.

В дверях послышался шорох. Я знал, что там стоит Немиров. Готовый ворваться по первому сигналу. Сигнала не было.

Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Он выстроил идеальную обвинительную конструкцию. Ложную, но идеальную. И теперь мне нужно было не оправдываться, а атаковать.

— Советник, — я сделал шаг к столу и уперся в него руками. — Вы строите догадки, оторванные от реальности. Вы говорите о «мифической угрозе», в то время как вчерашние бандиты могли быть сегодняшними убийцами ваших же курьеров. Вы сомневаетесь в показаниях людей, которые видели смерть лицом к лицу, но безоговорочно верите бумажкам из столичного кабинета, где давно забыли, что такое настоящая война! — Я повысил голос, и Лозинский невольно отодвинулся. — Вы хотите доказательств? Хорошо. Они у вас будут. Пленные заговорят. Я найду их схроны, их покупателей. Но пока вы здесь сидите и ищите крамолу в отчетах, война уже здесь! И она не спрашивает, есть ли у вас на нее санкция!

Я выпрямился и посмотрел на него с холодным презрением.

— Ваша задача — составить отчет. Моя задача — чтобы люди за этими стенами остались живы. Выполним каждый свою?

Лозинский медленно снял очки. Его лицо было непроницаемым, но в глазах я увидел не страх, а холодный, расчетливый интерес. Он поймал меня на слабости, на эмоциях. И ему это понравилось.

— Разумеется, — произнес он почти сладким голосом. — Я продолжу свою работу. А вы — свою. На благо империи, разумеется.

Он снова взялся за бумаги, давая понять, что разговор окончен.

Я развернулся и вышел, хлопнув дверью. На улице, глотнув холодного утреннего воздуха.

Немиров и Петр стояли рядом, ожидая вердикта.

— Все хуже, чем мы думали, — тихо сказал я им. — Он не ищет правду. Он конструирует дело. Нам нужны неопровержимые доказательства связи бандитов с Байраком. И нужно их найти до того, как он отправит свой отчет.

Я посмотрел на небо, на тяжелые серые тучи, нависшие над усадьбой. Охота только начиналась. Но теперь дичью в ней был я.

Тяжелое молчание повисло между нами. Петр нервно перебирал края своего потрепанного сюртука, а Немиров смотрел куда-то вдаль, его челюсти были сжаты так, что казалось, вот-вот хрустнут кости.

— Что будем делать, ваше сиятельство? — наконец, выдохнул Петр. Его голос дрожал. — Если он уже все решил…

— Он ничего еще не решил, — резко оборвал я. — Он собирает пазл, который ему выгоден. Но у нас есть свои кусочки. Немиров, пленные. Где они?

— В леднике, ваше сиятельство. Под замком. Охрану выставил.

— Веди меня к ним. Петр, твоя задача — Лозинский. Он не должен оставаться без присмотра ни на минуту. Найди предлог. Пригласи его на инспекцию складов, на проверку качества работ, на что угодно. Пусть видит наш «образцовый лагерь». И чтобы кто-то из наших всегда был рядом, когда он говорит с людьми. Случайных свидетельств больше не будет. Только те, что мы ему предоставим. Понятно?

Петр кивнул, его лицо постепенно обретало привычное выражение деловой озабоченности. Он развернулся и почти побежал к конторе, уже что-то бормоча себе под нос, составляя план.

Ледник — глубокий каменный погреб, оставшийся от старой усадьбы — находился в стороне от основных построек. У входа, скрестив винтовки, стояли двое ополченцев. Увидев нас, они выпрямились.

Внутри пахло сыростью, землей и страхом. Пятеро пленных сидели на грубых деревянных нарах, прислонившись к холодной стене. При нашем появлении они вздрогнули и подняли испуганные лица. Раненого перевязали — белая повязка на его ноге резко выделялась в полумраке.

Я остановился перед ними, давая глазам привыкнуть к темноте. Немиров встал у двери, его массивная фигура блокировала единственный выход.

— Вам повезло, — начал я тихо, и мой голос гулко отдавался в каменном мешке. — Со столичным чиновником. Он считает, что вы невинные жертвы, а я — узурпатор. Он может вас забрать. Отправить под суд. А там… там верят бумажкам, а не словам таких, как вы.

Я видел, как в их глазах забрезжила надежда. Лживая, предательская надежда.

— Но я могу этого не допустить, — продолжал я. — Могу сказать, что вы пытались сбежать. Что напали на охрану. Что вас пришлось застрелить. И у меня есть свидетели, которые это подтвердят. — Я кивнул в сторону Немирова. Капитан неподвижно стоял, как скала, и его молчание было красноречивее любых угроз.

Надежда в их глазах погасла, сменилась животным ужасом.

— Выбор за вами, — сказал я, делая шаг назад. — Умереть здесь, безымянными, как последние шакалы. Или получить шанс. Единственный вопрос: кому вы служили? Кто платил? Кто давал приказы? Где ваша база? Где склады?

Они молчали, переглядываясь. Я видел, как тот самый коренастый атаман, которого Немиров ударил прикладом, сжимал кулаки, ненавидящим взглядом смотря в пол.

— Время на раздумья истекло, — холодно произнес Немиров с порога. Его голос прозвучал как скрежет стали. — Ваше сиятельство, разрешите?

Я кивнул.

Капитан медленно подошел к группе и остановился перед самым молодым из бандитов, тщедушным пареньком с испуганными глазами.

— Встать, — скомандовал Немиров.

Тот беспомощно посмотрел на своих, но те отвели глаза. Дрожа, он поднялся.

— Ты участвовал в нападении на Веретьево? — спросил капитан, глядя ему прямо в лицо.

— Я… я просто…

— «Да» или «нет»? — голос Немирова был спокоен, но в нем была такая сила, что паренек съежился.

— Да… но меня заставили! — выпалил он, и по его лицу потекли слезы.

— Кто заставил? Кто твой командир? Парень украдкой посмотрел на коренастого атамана.

Тот лишь с ненавистью сплюнул.

Этого было достаточно.

Немиров развернулся и жестом подозвал одного из охранников.

— Отвести этого в сторону. Остальных оставить.

Молодого бандита вывели из ледника. Оставшиеся четверо поняли, что их предали. Солидарность воришек рассыпалась в прах.

— Ладно, черт с тобой! — внезапно хрипло крикнул раненый. — Мы служили хану! Его люди нас наняли! Деньги платили, оружие дали! Довольны?

— Где база? — без изменения интонации спросил я.

— На старом соляном прииске, в тридцати верстах отсюда! Там склад! И там еще люди! Человек двадцать!

— Кто ваш связной в столице? Кто прикрывает операции? — встрял Немиров.

Атаман зло рассмеялся.

— А вам-то зачем? Царя свергать собрались? Связной… какой-то чинуша из министерства снабжения. Фамилию не знаю. Звали его «Советник». По-моему, Лоз… Лозинский, кажется.

Воздух в леднике вымер. Даже Немиров застыл на мгновение. Я почувствовал, как ледяная волна прокатилась по спине.

Лозинский. Не просто карьерист. Не просто ревизор. Он был их покровителем. Он приехал не искать крамолу. Он приехал ее замести.

Я медленно повернулся и вышел на свет. Утро было уже в разгаре, но солнца не было видно за плотной пеленой туч. Как и правды за игрой, в которую мы все играли.

Немиров вышел следом, его лицо было мрачным.

— Ваше сиятельство… Это меняет все. Он не будет нас слушать. Он уничтожит нас.

— Нет, капитан, — тихо ответил я, глядя на управу, где в этот самый момент Петр, ничего не подозревая, водил Лозинского по складам. — Это не меняет ничего. Это лишь означает, что охота становится взаимной. И теперь мы знаем, кто настоящая дичь.

Слова повисли в воздухе, тяжелые и ядовитые, как угарный газ. Лозинский. Не просто столичный чиновник, а крыша и заказчик всей этой вакханалии. Он приехал не проверять, он приехал прикрывать следы и, если повезет, убрать слишком дотошного местного правителя.

Я посмотрел на Немирова. В его глазах бушевала та же яростная буря, что и во мне. Но где во мне была холодная, расчетливая ярость, в нем кипела простая солдатская злоба, жаждавшая немедленного действия.

— Прикажете арестовать его, ваше сиятельство? — прошипел он, сжимая рукоять пистолета. — Мы его возьмем тихо. Скажем, при попытке к бегству.

— Нет, — ответил я резко. — Это именно то, чего он хочет. Попытка ареста столичного ревизора — это мятеж. Это даст им законный повод стереть нас всех в порошок. Он не один. У него есть связи, курьеры. Он уже отправил донесение? Вполне возможно. Его исчезновение только ускорит расправу.

Я отвернулся, смотря на деревню. Люди работали, женщины готовили еду, дети бегали у сарая. Обычная жизнь, которая висела на волоске из-за интриг какого-то столичного хама.

— Он играет в свою игру, — проговорил я, больше для себя, чем для капитана. — А мы должны играть в нашу. Он ищет компромат? Мы преподнесем его. В такой упаковке, от которой он не сможет отказаться.

Я повернулся к Немирову, в голове уже складывался план. Отчаянный, рискованный, но единственный возможный.

— Капитан, тому пареньку, который сдал своих… Степан его зовут?

— Так точно. Он здесь, ждет.

— Хорошо. Вот что нужно сделать. Быстро и тихо.

Я стал отдавать приказы, тихо и четко. Немиров слушал, кивая, его лицо постепенно просветлело от мрачной решимости до понимания и даже легкого, злого удовлетворения.

Через пятнадцать минут все было готово.

Я направился к конторе. Петр как раз выходил оттуда с Лозинским. Управитель выглядел измотанным, но довольным — видимо, ему удалось показать все в лучшем свете. Лозинский же был холоден и невозмутим.

— А, ваше сиятельство, — произнес он, увидев меня. — Как раз кстати. Я заканчиваю свою проверку. И должен сказать, картина… проясняется.

— Это прекрасно, — ответил я с ледяной вежливостью. — И у меня для вас есть кое-что, что окончательно прояснит ситуацию. Один из пленных согласился дать официальные показания. Под присягой. Он готов назвать имена всех своих покровителей. Сейчас его как раз приводят в порядок. Не желаете ли присутствовать при допросе? Как официальный представитель столицы.

Я видел, как в глазах Лозинского на долю секунды мелькнуло что-то острое, настороженное. Но его самоконтроль был безупречен.

— Разумеется. Я считаю своим долгом лично зафиксировать эти сведения.

Мы проследовали в контору. Я сел за свой стол, Лозинский расположился напротив, достав свой блокнот и ручку. Петр нервно метался у окна.

Время тянулось мучительно медленно. Лозинский старательно выводил ручкой какие-то пометки, но я видел, как его взгляд то и дело скользил к дверям.

Наконец, дверь открылась. В проеме показался Немиров. Он был бледен. Его мундир был в пыли, а на руке кровоточила свежая царапина.

— Ваше сиятельство… Советник… — он сделал шаг внутрь, его голос дрожал от якобы сдерживаемой ярости. — Нападение… На ледник… Неизвестные…

Лозинский резко поднял голову.

— Что случилось? Где пленные?

— Они… они мертвы, — выдохнул Немиров, опуская голову. — Все. Кто-то проник внутрь, пока мы меняли караул. Перерезали всех. И того, кто согласился дать показания, тоже.

В конторе повисла гробовая тишина. Петр ахнул, закрыв рот рукой. Лицо Лозинского стало абсолютно непроницаемым, но я заметил, как его пальцы чуть заметно дрогнули, сжимая ручку.

— Как это возможно? — холодно спросил он. — Где была охрана?

— Один убит, второй ранен, — доложил Немиров. — Он ничего не видел. Удар в спину.

Я встал, изображая шок и ярость.

— Кто посмел⁈ На моей земле! Немедленно обыскать всю деревню! Поднять всех на ноги!

— Бесполезно, ваше сиятельство, — мрачно произнес Немиров. — Уже искали. Ни следов, ни свидетелей. Как призраки растворились.

Я обернулся к Лозинскому.

Он сидел неподвижно, но по его лицу было видно, как в голове лихорадочно работают шестеренки. Его свидетели, его возможность свалить все на бандитов и уехать героем, уничтожена. И сделано это было с жестокой эффективностью, которая говорила только об одном — о работе профессионалов. Его профессионалов. Он понимал, что его предали свои же. Что его собственная организация чистит хвосты, и он может стать следующей мишенью.

— Советник, — сказал я, делая свое лицо маской крайней озабоченности. — Это… это беспрецедентное дело! Нападение на охраняемый объект! Убийство пленных и часового! Это вызов не только мне, но и всей имперской власти, которую вы представляете! Вы должны немедленно сообщить об этом в столицу! Потребовать подкрепления! Здесь орудует хорошо организованная преступная группа!

Я видел, как он внутренне содрогнулся. Сообщить в столицу? Рассказать, как у него на глазах уничтожили ключевых свидетелей? Это был бы профессиональный суицид.

Он медленно поднялся. Его лицо было пепельно-серым.

— Нет… Нет необходимости поднимать панику, — произнес он, и его голос впервые звучал неуверенно. — Это… это явно дело рук оставшихся сообщников. Местная проблема. Она должна быть решена на местном уровне.

Он делал хорошую мину при плохой игре, но я видел страх в его глазах. Страх человека, который понял, что стал разменной монетой в игре более высокого уровня.

— Но ваша безопасность, советник! — настаивал я, нанося последний удар. — Если они могли проникнуть сюда, они могут добраться до кого угодно! Возможно, вам стоит остаться здесь, под защитой моих людей, пока мы не разберемся с этой угрозой?

Предложение остаться в логове врага, под защитой тех, кого он только что пытался уничтожить, было последней каплей. Лозинский побледнел еще больше.

— Благодарю за заботу, но я… я должен немедленно вернуться в столицу, — поспешно сказал он, уже собирая свои бумаги. Его показное хладнокровие дало трещину. — Чтобы лично доложить… о сложившейся… ситуации. Устно. Бумажные отчеты могут быть… скомпрометированы.

Он почти бежал к двери, не смотря ни на кого.

Через полчаса его автомобиль, поднимая тучи пыли, покинул территорию управы.

Я стоял и смотрел ему вслед, чувствуя, как напряжение последних часов медленно уходит, сменяясь ледяным спокойствием.

Подошел Немиров. Царапина на его руке была уже перевязана.

— Уехал, ваше сиятельство. И, кажется, очень надолго.

— Да, капитан, — ответил я, не оборачиваясь. — Он увез с собой не отчет о крамоле. Он увез страх. И это куда надежнее.

Теперь у нас была передышка. Короткая, купленная кровью и обманом. Но теперь мы знали имя своего врага. И имя это было — Лозинский. Игра только начиналась.