Инженер Империи. Дальний Рубеж

Глава 21

Я рванул с места, пригнувшись к шее лошади, выхватывая карабин у одного из сельчан. Мои ребята, заслышав топот, без команды развернулись и понеслись следом. Мы выскочили из ворот на дорогу, как чёртики из табакерки, прямо в тыл головорезам, которые уже окружали мощный, но теперь беспомощный автомобиль Анны.

Первый выстрел грянул сам собой. Один из бандитов, обернувшийся на грохот копыт, дёрнулся и рухнул на обочину, сражённый пулей. Затем всё смешалось в оглушительном хаосе — крики, рёв моторов, лошадиное ржание, сухие, хлёсткие хлопки выстрелов.

Я увидел её. Анна. Она выбралась из машины и стояла, прикрываясь открытой дверцей, вцепившись одной рукой в раму, а в другой сжимая небольшой, изящный пистолет. Лицо её было мертвенно-бледным, но глаза горели холодным, яростным огнём. Она не кричала, не плакала. Она целилась и стреляла в ближайшего нападавшего с убийственным спокойствием. Выстрел попал тому в плечо, заставив отшатнуться с воплем.

— Ко мне! — заорал я, вкладывая в крик всю ярость, на которую был способен.

Мы врезались в их строй, как таран. Лошади били копытами, сталь клинков со скрежетом встречался со сталью. Это была не битва, это была мясорубка в клубах пыли и непроглядной тьмы. Я парировал удар прикладом по голове, выстрелил в упор в смотревшее на меня ошалевшее лицо другого, отбрасывая его прочь.

Какой-то детина в кожаной куртке рванулся к Анне, пытаясь стащить её из-за укрытия. Я пришпорил коня, и животное, вздыбившись, обрушило на него всю свою массу. Послышался тошнотворный хруст.

— Миша! — крикнула Анна, и в её голосе впервые прозвучал не страх, а узнавание, надежда.

В этот момент со стороны села пулемётная очередь прочертила по небу свинцовую строчку, заставив бандитов в панике искать укрытие. Подмога. Настоящая.

Лысаковцы, поняв, что операция провалена, а преимущество потеряно, начали отходить, отстреливаясь, бросая раненых и технику. Их план рассыпался в прах.

Я подскакал к автомобилю. Анна всё ещё стояла за дверцей, тяжёло дыша. Пистолет в её руке дымился.

— Графиня! Вы ранены?

Она медленно покачала головой, её взгляд был прикован ко мне.

— Нет… Всё в порядке. Спасибо, что успели. Кажется, вы меня уже дважды спасли.

Я слез с коня, подошёл ближе. Тело гудело от адреналина, в ушах стоял звон.

— Вам нельзя было ехать одной. Это была ловушка.

— Я знала, — прошептала она, наконец опуская оружие. — Но я не могла иначе. А вы… вы знали?

Прежде чем я успел ответить, земля содрогнулась от мощного взрыва где-то в стороне усадьбы. Все невольно вздрогнули, повернувшись на звук. Густой столб чёрного дыма медленно поднимался к небу, окрашивая багряное зарево утра.

Ловушка захлопнулась. Но не для нас.

Я посмотрел на Анну, на её полные ужаса и вопроса глаза.

— Нам надо возвращаться, — холодно и твердо заключил я, помогая поднятся Анне и залезть на моего коня.

Лысак с силой швырнул окурок на мокрую от росы землю. Его лицо, искажённое бессильной яростью, было бледным в утреннем свете. Внутри всё кипело и требовало выхода — сорвать зло на ком-то, разбить, уничтожить.

— Где была артиллерия⁉ — его хриплый крик заставил съёжиться двух подчинённых, стоявших по стойке «смирно» в нескольких шагах. — Где эти идиоты с миномётом, которых я лично послал на высоту⁈ Я ждал один залп! Один, чтобы превратить эту дворянскую развалюху в щепки и придавить всех, кто из неё полезет!

Один из головорезов, помоложе, нервно облизнул губы и попытался найти слова:

— Лысак, мы потеряли связь с расчётом ещё до начала… А потом…

— Потом? — Лысак медленно повернулся к нему, и в его глазах вспыхнул тот самый, знакомый подчинённым, холодный огонёк, предвещавший беду. — Что «потом», шпана?

— А потом… Потом прискакал Клим, весь в саже, говорит, на них напали. В лесу. Когда устанавливали… — голос юнца дрогнул и замолк под тяжестью взгляда Лысакова.

— Напали? — Лысак произнёс это тихо, почти шёпотом, и от этого стало ещё страшнее. — Кто? Крестьянские комитеты? Бабки с вилами? Кто посмел⁈

— Клим говорит… не разглядел. Тихо, быстро, профессионально. Обезвредили часового, перерезали расчёт… Миномёт утопили в болотце. Он один удрал.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Лысака. Он отвернулся, сжав кулаки так, что кости затрещали. Вся операция, такой красивый, жестокий план — взять графиню живьём на дороге, а затем накрыть взрывом усадьбу — рассыпалась в прах. И рассыпал её один и тот же человек. Тот, кого он уже считал мёртвым.

— Клим… — прошипел Лысак, с ненавистью выплёвывая это имя. — Опять он. Вынырнул из гроба, собака сутулая.

Он резко обернулся к подчинённым.

— Кончено тут ничего! Собирай всех! Мы слишком долго засиделись. Надо атаковать. Я лично вырежу князю сердце и накормлю им ворон! Двинуться!

Головорезы бросились выполнять приказ, радуясь, что гнев Лысака переключился на кого-то другого.

Наш дружный боевой отряд выскочил с такой стремительной скоростью, что мало, кто из бандитов, взявших нас в кольцо, успел отреагировать.

— Что это было⁉ — настороженно пролепетала мне над ухом графиня, когда мы стремительно влетели на вороном коне обратно за ворота деревни.

— Скоро узнаем, — слегка иронично подметил я, устремляя лошадь туда, откуда поднимался чёрный столб дыма.

Мы мчались по пыльной дороге, оставляя за спиной смятение. Воздух, ещё недавно разрываемый выстрелами и криками, теперь гудел от зловещей тишины, нарушаемой лишь топотом копыт моего вороного коня и тяжёлым дыханием Анны, вцепившейся мне в плечи.

Чёрный дым над усадьбой густел, клубясь и ползя по земле, как ядовитый туман. Взрыв прогремел рядом с тем местом, где мы оставили стариков, женщин и раненых бойцов.

На месте попадания снаряда теперь виднелись огромная чёрная воронка.

Пыль медленно оседала, обнажая шокирующую картину разрушений. Воронка зияла там, где ещё час назад стоял старый амбар, служивший импровизированным лазаретом и складом медикаментов. От строения остались лишь груды дымящихся обломков да торчащие из земли, как рёбра исполинского зверя, почерневшие балки.

Воздух был густым и едким, пахло гарью, расплавленным металлом и… чем-то сладковато-приторным, от чего сводило желудок.

— Нет… — вырвалось у кого-то позади меня, и этот шёпот был полон такого ужаса, что стало ясно — удар пришёлся по самому сердцу нашей надежды.

Я спрыгнул с коня, едва тот замер, и бросился к краю воронки. Анна последовала за мной, её пальцы вцепились в мой плащ.

Картина была апокалиптической. Казалось, сама земля была изуродована. Стоны и приглушённые крики доносились отовсюду — это уцелевшие, оглушённые и в шоке, копошились в руинах, оценивая масштабы потери. Потери не человеческих жизней, а всего того, что позволяло эти жизни спасать.

Это был не просто удар по нашей обороне. Это был удар по нашей способности выживать, по нашему будущему.

— Сестра Агата! — крикнул я, вглядываясь в хаос. — Где сестра Агата⁈

— Здесь, ваше сиятельство! — отозвался хриплый, но твёрдый голос.

Я обернулся. Пожилая женщина, вся в пыли и саже, с окровавленной повязкой на лбу, руководила теми, кто не мог стоять на ногах. Её лицо было строгим и сосредоточенным, лишь поджатые губы выдавали внутреннее напряжение.

— Раненые? — спросил я, подбегая к ней.

— Шок, ушибы, ранения от летящих обломков, — она отчеканила, не отрываясь от работы. — Но главное… — её голос дрогнул, впервые за всё время знакомства. — Лекарств… почти не осталось. Все запасы были в амбаре. Инструменты перевязочные… всё.

Проклятие сорвалось с моих губ. Это был рассчитанный удар, точный и беспощадный. Они знали, куда целиться. Они уничтожили не людей, а нашу возможность их лечить.

Внезапно Анна, до этого молча наблюдавшая за всем с широко раскрытыми глазами, резко дёрнула меня за рукав.

— Миша, смотри! — она указала на груду обломков у самого края воронки.

Там, под развороченным куском кровли, виднелась рука в изящном кожаной перчатке с серебряной пряжкой — не крестьянская, не солдатская. И рядом — обломок трости с знакомым резным набалдашником.

Людвиг. Секретарь графа де Нотель. Тот, кого я видел лишь мельком в кабинете её отца. Он был здесь. В моей усадьбе. В эпицентре взрыва.

Мы с Анной взглянули друг на друга, и в её глазах читалось то же самое леденящее непонимание, что и у меня. Как он тут оказался? Ещё и раньше, чем сама Анна добралась?

Я же опустился на колени рядом с телом Людвига, аккуратно отодвигая обломки. Анна, преодолевая отвращение и ужас, сделала то же самое.

Людвиг был мёртв. Но он погиб не от взрыва. Его горло было аккуратно перерезано острым, как бритва, лезвием. И в его окоченевшей руке был зажат маленький, свёрнутый в трубочку клочок пергамента.

Я осторожно разжал его пальцы и развернул записку. Почерк был убористым, чётким, без единой помарки.

«Жду твоего ответа у старой мельницы.»

Подписи не было. Но нетрудно было догадаться, что кто-то из-за стены все же пробрался сюда.

Анна, прочитав записку через моё плечо, сдавленно ахнула и отшатнулась.

— Это… это из-за меня? — прошептала она, и в её голосе зазвучало настоящее, неподдельное отчаяние. — Они убили его из-за того, что я здесь? Чтобы напугать отца?

Я поднялся, зажав записку в кулаке. Холодная ярость, знакомая и почти что родная, медленно поднималась из глубин души, вытесняя шок и ужас.

— Нет, — мои слова прозвучали тихо, но с такой силой, что Анна вздрогнула. — Это не из-за тебя. Это из-за меня. Они пытаются сломать меня. Заставить играть по их правилам. Прийти одному… на бойню.

Я посмотрел на дымящиеся руины, на людей, которые, стиснув зубы, с пустыми от шока глазами смотрели на уничтоженные запасы, на окровавленное лицо сестры Агаты. Они убили нашу надежду на выживание. Они ударили в спину.

И тогда холодная ярость внутри меня кристаллизовалась в твёрдую, как алмаз, решимость.

— Капитан! — мой голос прозвучал, как удар стали о камень.

Немиров возник рядом мгновенно.

— Ваше сиятельство?

— Немиров стоял навытяжку, его взгляд был прикован ко мне, игнорируя хаос вокруг.

— Собери всё, что осталось от медикаментов. Всё до последней крупицы. Мы должны знать, сколько и чего у нас осталось.

Я повернулся к Анне, всё ещё бледной, но уже собравшейся с духом.

— Анна, ты говорила, что везла припасы. Что именно и сколько уцелело?

Она резко выпрямилась, её взгляд прояснился, найдя точку опоры в практическом вопросе.

— Два фургона. Медикаменты, бинты, антисептики, продовольствие. Они должны были подойти с другой стороны, их вёл мой эскорт.

Словно в подтверждение её слов, со стороны главных ворот послышался шум двигателей и окрики часовых. Мы обернулись. К воротам, осторожно маневрируя среди брошенной техники Лысака, подъезжали два грузовика с гербом де Нотель на бортах. Один из них был слегка помят, на лобовом стекле другого зияла паутина трещин, но они были здесь. Надежда.

— Вот наш ответ, Лысак, — прошептал я, глядя на подмогу.

Хан Байрак откинулся на спинку складного походного стула, в его руке потрескивала рация. Он давно отпустил гостей спать, а сам сел на улице, выставив на стол экран, куда передавался сигнал с дрона, запущенного над лесом. Голос с того конца был ровным, безэмоциональным, как и полагается профессионалу, констатирующему факты.

«Группа „Север“. Зачистка периметра завершена. Ликвидировано семеро. Один попытался уйти на мотоцикле в сторону болот. Не смог. Передаю рацию группе „Восток“».

Хан молча сменил частоту. Его лицо, освещённое мерцающим экраном планшета с картой, не выражало ничего, кроме лёгкой скуки.

«Группа „Восток“. Обнаружили расчёт миномёта. Задача выполнена. Оружие утилизировано. Один сбежал, как испуганный заяц. Целенаправленно отпущен, как и приказано. Создаёт нужный нам эффект. Перехожу на ожидание».

Уголок рта Хана дрогнул в подобии улыбки. Всё шло по плану. Его люди были не солдатами, а хирургами. Точечные, точные разрезы. Паника в стане врага — лучший союзник. Он видел, как огни в лесу, принадлежавшие, как он правильно предположил, людям Лысака, один за другим гаснут, словно свечи на ветру. Не отступают — исчезают.

Его пальцы привычным движением вывели на связь главный пост у ворот усадьбы.

Я стоял на импровизированном командном пункте — уцелевшем крыльце конюшни — и смотрел на грузовики с гербом де Нотель. Их прибытие было чудом, глотком воздуха для тонущего человека. Но этот глоток был отравлен вопросом, на который у меня не было ответа. Людвиг. Мельница. Ловушка в ловушке.

Внезапно ко мне подбежал один из моих ребят, молодой парень по имени Тимофей. В его руках откуда-то появилась рация.

— Ваше сиятельство! Слушайте!

Из динамика раздался спокойный, глубокий голос с едва уловимым восточным акцентом.

— Князь? — произнёл голос. — Говорит Хан Байрак. Вашу мышеловку зачистили. В лесу тихо. Для вас. Можете собирать своих раненых и считать овец. Мои волки на патруле.

Я сжал рацию так, что пластмасса затрещала. Хан Байрак. Как знал, что без него не обойдется.

— Байрак? — я постарался, чтобы мой голос звучал так же холодно и ровно, как и его. — Твои волки пришли на готовенькое. Или просто решили поживиться на чужой войне?

На том конце коротко рассмеялись.

— Война — это плохо для бизнеса, Князь. А Лысак со своим сбродом — это очень плохо для бизнеса. Он хаос. А я люблю порядок. Считай, что наши интересы на данный момент… совпали.

— И что ты хочешь за этот «порядок»? — спросил я прямо. Бесплатной помощи от таких, как Байрак, не бывает.

— Информацию, — так же прямо ответил он. — Ты теперь единственная сила в округе, которая может дать отпор этому безумию. Твои глаза и уши на земле мне нужнее, чем золото. Мы поговорим об этом позже. А сейчас займись своим хозяйством. И, Князь… — он сделал едва заметную паузу. — У старой мельницы будь осторожен. Там пахнет чужим дымом. Не твоими методами. Байрак — конец связи.

Я медленно опустил рацию. В голове всё крутилось одно слово: «Информация». Он хотел сделать меня своим агентом. Платой за выживание должно было стать моё предательство, моё встраивание в его теневую империю.

— Кто это? — тихо спросила Анна, подойдя ко мне. Она слышала всё.

— Новая буря на горизонте, — мрачно ответил я. — Сильнее и умнее Лысака. Он дал нам передышку. Но всё имеет свою цену.

Внезапно с другой стороны усадьбы, от скотного двора, раздался испуганный крик, а затем — приглушённые ругательства. Я схватил карабин и рванул на звук, Анна — следом.

Там, в тени, прижавшись к стене, сидел перепуганный пацан лет пятнадцати, один из местных. Перед ним на корточках стоял Немиров, пытаясь его успокоить.

— Ваше сиятельство! — Немиров вскочил и отдал честь. — Нашли одного из тех, кто был с миномётным расчётом Лысака. Он приполз сюда, видимо, решил, что у нас безопаснее.

Я подошёл к пареньку. Он был грязный, в царапинах, глаза полные ужаса.

— Говори, — приказал я без предисловий.

— Их… их всех… — мальчишка задыхался. — Всех порешили! Тихо, как тени… Я спрятался в болотце, по уши… слышал только… шёпот.

— Чей шёпот? Что они говорили? — настойчиво спросил я.

— Не знаю… не разобрать… но один… один сказал другому… — парень замолча, пытаясь собраться с мыслями. — Сказал: «Докладывай Хану. Задача выполнена.»…

Анна, бледная как полотно, посмотрела на меня, и в её глазах читалось то же самое ошеломляющее понимание.

Это сделали люди Баирака. Они убили секретаря моего врага, чтобы обострить конфликт, чтобы втравить меня в открытую войну с Лысаком, чтобы я стал их оружием. А записка у мельницы… это была не ловушка Лысака для меня. Это была ловушка Баирака для нас обоих.

Тихий, профессиональный, беспощадный ход. Хан Байрак не просто наводил порядок. Он расчищал для себя поле, стравливая всех со всеми.

Я посмотрел на дымящиеся руины, на прибывшие грузовики с припасами — наш глоток жизни, который мог оказаться первой платой за душу.

Война с Лысаком была лишь началом. Настоящая битва, тихая и безжалостная, только начиналась. И главным врагом в ней был не тот, кто кричал и стрелял, а тот, кто действовал из тени, чьим оружием были не пули, а чужие жизни и чужие страсти.

— Немиров, — обернулся я к капитану. — Удвой караулы. И смени пароли. А то у нас не крепость — проходной двор какой-то. Отныне мы не доверяем никому. Абсолютно никому.

Впервые за долгое время я почувствовал не ярость, не решимость, а холодную, тошнотворную тяжесть в животе. Мы выжили в одной ловушке, чтобы попасть в другую. И выбраться из этой было в десятки раз сложнее. Если не вспоминать, что по округе продолжали бродить ожившие и тёмные.