Инженер Империи. Дальний Рубеж

Глава 20

— Отец, вы не можете отрицать очевидное, — упрекала главу рода Анна де Нотель. Её голос, обычно бархатный и спокойный, сейчас звенел сталью, а пальцы сжали подлокотники кресла так, что костяшки побелели. — Лысак — не самодельный атаман. Эти наёмники, их оснащение, тактика… За ним стоит дом Юлославских. Это их почерк. Они, наверняка, прознали про то, что завод готовы вновь запустить.

Граф Нотель сидел в своём массивном кресле у камина, лицо его было непроницаемой маской, освещённой прыгающими тенями огня. Он медленно вращал в руках хрустальный бокал с тёмным вином, не отпивая ни глотка.

— Предположения, Анна. Одни лишь предположения, — его голос был глухим, усталым. — У нас нет доказательств. Бросить обвинение такому дому — значит развязать войну, которую мы, одни, возможно, не переживём.

— А разве то, что происходит сейчас, — не война? — парировала Анна, резко вставая. — Они нас и без того обдирают, как липку. А теперь это!

Граф вновь взял письмо со столика, стоявшего рядом, и по диагонали перечитал его.

— Уж, слишком шустро отреагировали Юлославские, — хмыкнул задумчиво он. — Не верю, что такое войско можно было собрать в столь короткие сроки.

— И что с того? — никак не унималась Анна. — Теперь прикажете не помогать Прохорову? Одному из немногих, кто отважился спасти меня тогда в лесу?

— Прикажу действовать умом, а не сердцем! — голос графа гремел, как внезапный раскат грома, заставляя хрусталь в серванте звенеть. Он швырнул письмо на стол. — Ты думаешь, я не вижу ловушки? Если это Юлославские, они только и ждут, чтобы мы кинулись спасать твоего благодетеля всем ополчением. Оставят город без защиты, и тогда наш дом сгорит дотла. Или ты забыла, что значит настоящая война?

Анна отступила на шаг, будто от физического удара. Впервые за вечер на её глазах выступили слёзы — не от обиды, а от яростного бессилия.

— Я забыла? — прошептала она. — Это вы забыли, отец. Забыли, что значит держать слово. Забыли, что честь — не просто слово в старом гербе.

Она резко развернулась и направилась к выходу, её чёрное платье взметнулось, словно крылья разгневанной птицы.

— Куда ты? — голос графа снова стал глухим, в нём появилась тревога.

— Туда, где моя помощь что-то значит. Я не могу заставить весь дом выполнить свой долг. Но я могу выполнить свой. Я еду в усадьбу Прохоровых.

— Анна, стой! Это приказ!

Но дверь в библиотеку уже захлопнулась. Граф де Нотель замер на месте, слушая, как быстрые, твёрдые шаги дочери затихают в коридоре. Он сжал кулаки, а затем с силой опустился на спинку кресла, смотря на огонь.

Тень от каминной решётки падала на его лицо, превращая его в подобие той самой маски, которую он так часто носил. Он поднёс бокал к губам и наконец отпил большой глоток. Вино было горьким.

Тишину нарушил лёгкий шорох у второй двери в кабинет, скрытой за портьерой. Оттуда вышел высокий, сухощавый мужчина в строгом сюртуке — личный секретарь и доверенное лицо графа.

— Проследите за ней, Людвиг, — не оборачиваясь, тихо приказал граф. — И поднимите на ноги сторожевой отряд. Тихо. Пусть будут готовы к выступлению.

— Вы разрешаете мисс Анне ехать? — уточнил секретарь, ни единой эмоцией не дрогнув на его невозмутимом лице.

— Я разрешаю ей стать приманкой, — мрачно ответил граф. — Если за ней потянутся хвосты, мы узнаем, кто стоит за Лысаком. А отряд будет ждать моего сигнала.

Людвиг молча кивнул и так же бесшумно удалился.

Граф де Нотель снова остался один. Он долил в бокал вина, смотря, как тёмная жидкость отражает багровые отсветы пламени.

— Прости, дочь, — прошептал он в пустоту. — Но честь — это роскошь, которую могут позволить себе лишь те, кто уверен, что завтра их дом будет стоять.

Князь Велеславский пребывал в одном из тех состояний, когда ему не хотелось швыряться предметами интерьера или бить посуду, потому он хмуро выслушал доклад Немирова и спокойно заявил:

— Значит, все же не вышло…

— Так точно, ваше сиятельство, — подтвердил глава глава охраны и, по совместительству, его доверенное лицо.

— Я хотел его уничтожить, потом смиловился и предложил служить мне на благо… Но он уперся рогом, не понимая, с кем решил играть на равных, — Велеславский слегка растерянно развёл руками. — Ну что же…

Он замолчал, его взгляд утонул в резных узорах на дубовом столе. В кабинете повисла тягучая, звенящая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине. Немиров замер в почтительной позе, зная, что любое слово сейчас будет лишним.

— Ну что же, — наконец повторил князь, и в его голосе не осталось и следа растерянности. Он прозвучал холодно и отточено, как клинок. — Если Прохоров выбрал роль щита для дома Нотелей, если он так жаждет славы мученика… Мы поможем ему обрести этот венец.

Он поднял глаза на Немирова. В их глубине плясали жёлтые отсветы огня.

— Лысак действует слишком медленно и слишком гуманно. Он до сих пор надеется взять усадьбу малой кровью, как будто это игра в солдатики. Пора напомнить ему, с кем он имеет дело.

— Ваши распоряжения, ваше сиятельство?

— Отправь к Лысаку нашего «художника». И его «краски». Пусть картина, которую они напишут у Прохоровых, будет… убедительной. Я хочу, чтобы о ней говорили. Чтобы шептались в салонах и тавернах. Чтобы от одного её воспоминания по коже бежали мурашки.

Немиров коротко кивнул, его каменное лицо не дрогнуло ни единым мускулом.

— Будет исполнено.

— И, Немиров… Пусть это будет шедевр.

Когда доверенное лицо удалилось, князь Велеславский подошёл к окну, глядя на спящий город. Но его тихое одиночество прервал мерный стук в дверь. Это был его камердинер, старый Севастьян, чьё лицо было испещрено морщинами, словно карта былых времён.

— Простите, ваше сиятельство, — голос его был тихим и скрипучим, как старые половицы. — Вас беспокоит гонец от княгини Ирины Фёдоровны. Передаёт, что дело не терпит отлагательств.

Велеславский вздохнул, раздражённо щёлкнув ногтями по подоконнику. Его тётка, княгиня, обладала даром появляться именно тогда, когда он меньше всего этого желал. Её «неотложные дела» обычно касались светских сплетен или навязчивых попыток устроить его брак.

— Впусти, — буркнул он, не оборачиваясь.

В кабинет, едва переступив порог, почти впорхнул юноша в ливрее с фамильным гербом Юлославских. Он был бледен и тяжело дышал, словно бежал без передышки. В руке он сжимал сложенный вчетверо лист бумаги, запечатанный алым сургучом с оттиском кольца Ирины Фёдоровны.

— От моей госпожи, ваше сиятельство, — выдохнул гонец, низко кланяясь.

Князь молча взял письмо, сломал печать и пробежал глазами по изящным, летящим строчкам. Сначала его взгляд выражал лишь скуку, но уже через мгновение брови поползли вверх. Скука сменилась изумлением, а затем — леденящим, безжалостным интересом. Уголок его рта дрогнул в подобии улыбки.

— Когда было получено это донесение? — резко спросил он, впиваясь взглядом в гонца.

— Буквально час назад, ваше сиятельство. Княгиня приказала доставить его вам немедленно.

— Ирина Фёдоровна не ошиблась в его важности. Ты свободен.

Гонец, ещё ниже склонившись, поспешно ретировался. Велеславский перечитал письмо ещё раз, медленно, вникая в каждую деталь.

— Немиров! — крикнул он, и его доверенное лицо появилось в дверях мгновенно, будто не уходило. — Вноси коррективы в наш план.

Он повернулся, и в его глазах плясали уже не отблески огня, а нечто более холодное и далёкое — свет далёких звёзд, безразличных к человеческим судьбам.

— Анна де Нотель покинула отчий дом и направляется в усадьбу Прохоровых. Одна.

Немиров молчал, ожидая продолжения.

— «Художник» должен сменить холст. Его шедевр должен быть написан не на стенах усадьбы, а на теле наследницы дома Нотелей. Я хочу, чтобы граф получил свою дочь обратно. Часть за частью. Кусочек за кусочком. Понятно?

На этот раз даже каменное лицо Немирова дрогнуло. Лишь на мгновение, лишь тенью ужаса промелькнувшей в глазах. Но кивок был так же чёток.

— Понятно, ваше сиятельство.

— И чтобы последним, что увидит старик Нотель, был её портрет. Написанный её же кровью. На стене его собственной библиотеки. Сделайте это произведение искусства бессмертным.

— Слушаюсь.

Когда Немиров вышел, князь Велеславский снова остался у окна. Город больше не спал. Он замер в тревожном ожидании, окутанный предрассветной мглой. А князь смотрел на него и видел уже не город, а гигантскую шахматную доску. И только что сделал самый изящный и жестокий ход в своей жизни.

Он подошёл к столу, налил в бокал не вина, а ледяной воды и поднял его в тосте перед самим собой.

— За честь, — прошептал он. — За ту роскошь, которую ты не можешь себе позволить.

Опустошив бокал, отчего его мозги на время, словно превратились в ледник, князь достал телефон из кармана, нашел номер, который никогда не записывал, и нажал вызов. Вскоре на том конце прозвучал холодный хриповатый голос:

— Слушаю.

— Мне нужно будет, чтобы ты устранил Немирова после того, как он передаст мой приказ.

Советник князя Велеславского поспешил на встречу с «художником», чтобы передать приказ его сиятельства. Он прекрасно понимал, что о таком не пишут в сообщениях и не говорят по телефону. Только личная встреча, в четырёх стенах, без свидетелей. Только шёпот, впитываемый шершавым камнем подземного перехода, где они обычно встречались.

Воздух в каменном мешке был сырым и спёртым, пахнем плесенью и стоячей водой. Немиров, закутавшись в плащ без опознавательных знаков, ждал, слившись с тенью. Из тьмы навстречу ему вышел худой человек в чёрном, его лицо скрывал капюшон. Он не двигался, не дышал, казалось, будто сама тьма приняла человеческую форму.

— План изменился, — без предисловий начал Немиров, его голос глухо отдавался от каменных стен. — Цель — не усадьба. Цель — Анна де Нотель. Она едет к Прохорову. Одна.

Фигура в капюшоне не дрогнула. Ждала.

— Его сиятельство желает, чтобы граф получил свою дочь обратно. Часть за частью. Кусочек за кусочком. Понятно?

Воцарилась тишина, которую нарушал лишь мерный звук капающей воды где-то в темноте. Затем из-под капюшона донёсся тихий, безжизненный шёпот, словно скрип несмазанных петлей:

— Холст меняется. Краски остаются.

— И чтобы последним, что увидит старик Нотель, был её портрет. Написанный её же кровью. На стене его собственной библиотеки. Сделайте это произведение искусства бессмертным, — произнёс Немиров, чувствуя, как по его спине пробегает холодный пот. Он видел многое на службе у князя, но это… это было за гранью.

— Будет шедевр, — прошептал «художник» и, не прощаясь, растворился в темноте, словно его и не было.

Немиров облокотился о холодную стену, пытаясь перевести дыхание. Задание было отдано. Теперь оставалось лишь ждать. Он потянулся к карману, чтобы достать портсигар, но его взгляд упал на тень в дальнем конце перехода. Она была едва заметна, но советник, отточивший чуйку за годы службы, уловил движение. Не крыса. Слишком крупное, слишком… целенаправленное.

Он резко выпрямился, рука инстинктивно потянулась к скрытому под плащом пистолету.

— Кто здесь? — бросил он вызов тишине.

В ответ прозвучал лёгкий, почти вежливый кашель. Из тени вышел высокий, импозантный мужчина в безупречно сидящем пальто. Его лицо освещала зажигаемая сигарета, на мгновение высветив холодные, голубые глаза и аккуратно подстриженную седую бородку.

— Простите, не подскажете, как пройти к улице Виттов? Кажется, я заблудился, — голос незнакомца был бархатным, спокойным, абсолютно не подходящим для этого места и времени.

Немиров почувствовал ледяной укол тревоги. Этот человек не был похож на случайного прохожего.

— Вы не туда попали. Поворачивайте назад, — резко сказал Немиров, пальцы уже сжимали рукоятку оружия.

Незнакомец сделал ещё один шаг вперёд. Его улыбка была обаятельной и совершенно безжизненной.

— О, я именно туда, куда нужно, — сказал он мягко. — Вы только что передали очень важное сообщение. Его сиятельство поручил мне убедиться, что оно… останется между нами.

В глазах Немирова мелькнуло понимание, стремительное и ужасное.

Он рванул пистолет из кобуры, но незнакомец был неестественно быстр. Раздался глухой хлопок, похожий на щелчок пальцев. Немиров почувствовал жгучую боль в шее. Он попытался крикнуть, но из горла вырвался лишь хриплый, клокочущий звук. Руки ослабли, пистолет с грохотом упал на бетонный пол.

Он увидел, как незнакомец аккуратно стряхивает пепел с сигареты, его движения были точными и лишёнными всякой суеты.

Немиров рухнул на колени, потом навзничь. Он смотрел в сырой потолок перехода, чувствуя, как жизнь стремительно утекает из него. Последнее, что он услышал, был спокойный, размеренный шаг удаляющихся ног и тихий, ледяной голос:

— Его сиятельство передаёт свои наилучшие пожелания. Ваши услуги более не требуются.

Тьма сомкнулась над ним. В подземном переходе снова было тихо, если не считать мерного звука капающей воды. И нового, едва слышного потрескивания — это догорала брошенная на пол сигарета.

Лысак, старый бандит, чьё лицо украшали множественные шрамы, был ошарашен тем, какой приказ пришёл от Велеславского. Он сидел за грубым деревянным столом в своей временной штаб-квартире — заброшенной мельнице на окраине прохоровских земель — и снова перечитывал переданную записку. Пальцы с обкусанными ногтями вновь и вновь водили по лаконичным, чётким строчкам, будто пытаясь найти в них скрытый смысл, ошибку.

«Цель изменена. Анна де Нотель. Жива. Доставить сюда. Лично. Высший приоритет…»

Дальше он не стал перечитывать, скомкал бумагу и швырнул её на стол, затем грузно поднялся и подошёл к единственному закопчённому окну. За спиной у него замерли его ближайшие головорезы — братья Горины, дюжие ребята с пустыми глазами, ждущие указаний.

— Это какой-то бред, — прохрипел Лысак, поворачиваясь к ним. Его шрам от виска до подбородка покраснел, как всегда в гневе. — Всё бросать и за бабой скакать? Какой-то графиней заниматься?

Горины переглянулись. Старший, Ефим, пожал плечами.

— Приказ есть приказ, шеф. От самого князя. Не нам сомневаться.

— «Не нам сомневаться»! — передразнил его Лысак. — А кто тут на земле командует? Я! Кто знает, как давить таких упёртых ублюдков, как этот Прохоров? Я! А теперь мне какой-то придворный щёголь из столицы указывает, как войну вести!

Он пнул ногой пустой ящик из-под патронов, и тот с грохотом разлетелся о каменную стену. Гнев был искренним, но под ним клокотал холодный, животный страх. Лысак был мясником. Он умел жечь, взрывать, ломать. Он понимал язык силы и жестокости. Но этот новый приказ пах чем-то иным — изощрённой, бесчеловечной жестокостью, которая была выше его понимания. Охота на знатную девицу, чтобы потом… Он даже мысленно не договаривал, что с ней прикажут сделать. Это пугало его куда больше, чем пули и стрелы Прохорова.

— Может, это проверка? — предположил младший Горин, Макар. — Князь испытывает верность. Может, невесту он себе присмотрел, а мы тут усадьбу чуть не снесли.

Лысак ядовито хмыкнул.

— У князя невесты и в столице очередь выстраивается. Нет, ребята, тут дело другое. Тёмное.

Он снова посмотрел в окно, на тёмный лес, скрывающий усадьбу Прохорова. Воевать с солдатом — это понятно. А вот стать похитителем женщин для заказной пытки… Это пахло не войной, а чем-то гнилым, что потом не отмоешь никогда. Даже ему, Лысаку.

Но приказ был приказом. И исходил он от человека, который не прощал неповиновения. От человека, который мог стереть его, Лысака, в порошок одним щелчком пальцев.

С тяжелым вздохом, похожим на стон, атаман повернулся к своим людям. Вся бравада из него вышла, осталась лишь усталая покорность хищника, почуявшего более сильного зверя.

— Ладно… Ефим, собери лучших ребят. Человек десять. Тихих, быстрых. На квадроциклах.

— Уже собираю, шеф.

— И слушай сюда, — Лысак подошёл вплотную и ткнул его грязным пальцем в грудь. — Никакого шума! Понял? Её нужно взять живой и невредимой. Ни царапины! Если кто-то из обслуги помешает — убрать тихо. Если сама будет драться — связать, рот заткнуть, но не бить! Князь хочет получить её в целости. Значит, мы его порадуем.

В его голосе прозвучала горькая ирония. Он-то понимал, для чего нужна «целость» перед началом главного действа.

Ефим кивнул, без лишних вопросов развернулся и вышел, крича что-то своим подручным. Лысак остался с младшим Гориным.

— А нам что делать, шеф? — спросил Макар.

Лысак мрачно посмотрел в сторону усадьбы, откуда доносились редкие, но меткие выстрелы защитников.

— Вести огонь. Пусть думают, что мы всё ещё хотим взять их тут. Это будет отличной ширмой. Пока они отбиваются от нас здесь, мы заберём у них их главную надежду с тыла.

Он снова почувствовал вкус войны. Грязной, коварной, но понятной.

— Скажи артельщикам, пусть палят из всего, что есть. Шума много, огня много. Но в атаку не ходить. Просто держать их в напряжении.

— Понял.

Макар убежал исполнять приказ. Лысак остался один. Он подобрал скомканную записку, разгладил её на столе и ещё раз прочитал. Потом достал из кобуры табельный револьвер и молча принялся проверять барабан.

Он был пешкой. И только что осознал, что попал в игру, где пешек не жалеют, а скидывают с доски без сожаления. Осталось лишь сделать свою работу как можно лучше — в надежде, что это ненадолго отсрочит его собственную участь.

Взвод квадрациклов уже строился у мельницы. Лысак сунул револьвер за пояс и вышел к ним. Он тяжело влез на квадроцикл, окинул взглядом своих головорезов.

— По машинам! Тихо, как мыши! За мной!

И отряд, не крича и не стреляя, тронулся в обход, растворяясь в предрассветном тумане, как стая призраков. Охота началась.

Когда колонна приблизилась к нам вплотную, я заметил, что им перегородили дорогу два квадроцикла спереди, и ещё несколько, судя по звуку моторов, приближались к ним. Кажется, это было не подкрепление Лысака, а наше. А раз так, стоило рискнуть и выйти им на помощь.