И исходит дьявол

ЧЕТЫРЕ ВСАДНИКА

С восходом солнца к Рексу окончательно вернулось характерное для него бодрое расположение духа.

— У нас уйма времени. Давайте-ка займемся дневными заботами, а ночь подождет, — заявил он с неистребимым оптимизмом. — Первым делом — надо хорошо и вкусно позавтракать.

Герцог улыбнулся:

— Никаких возражений. Да и нам просто нельзя здесь больше оставаться. А уж за едой обсудим, где лучше всего спрятать Саймона.

— К сожалению, в таком виде его никуда не повезешь, — ухмыльнулся Рекс, — в чем мама родила далеко не уедешь. Коврик вместо штанов, плащ сверху — смешно.

Саймон прыснул со смеху и прикрыл рот рукой. Друзья хорошо знали эту его привычку и были счастливы видеть его снова таким, каким он был раньше.

— Вид у меня, должно быть, дурацкий, — он опять захихикал, — да и холодно в конце-то концов. Уж давайте кто-нибудь, съездите за одеждой.

— Бери машину, Рекс, — сказал герцог, — и дуй в Амсбери. Стучись в первый же попавшийся магазин и во что бы то ни стало добудь этому Адаму приличное современное одеяние. Кстати, деньги у тебя есть?

— Завались, я же вчера собирался в Дерби, на первые весенние скачки. И если бы не подвернулось это Дельце… В общем, у меня полсотни наличными.

— Хватит за глаза, — согласился де Ришло. — Мы ждем твоего возвращения здесь.

Когда Рекс повернулся и пошел по траве к стоявшему на стоянке «хиспано», герцог обратился к Саймону.

— Скажи мне, пожалуйста, — начал он, — сейчас, пока Рекса нет. С чего это все у тебя… я имею в виду — как это они тебя втянули?

Саймон улыбнулся.

— Видишь ли, — помедлил он, — пусть это не покажется тебе странным, но частично виноват ты сам.

— Я? — воскликнул герцог. — Но почему? Объясни же толком.

— Я ни в коей мере тебя не виню, не подумай. Но помнишь, как однажды мы оба сидели на Рождество в Кардиналз Фолли? Началось с того, что ты стал рассказывать об алхимиках, о том, как они в старину обращали в золото неблагородные металлы.

— Да, я помню, — де Ришло кивнул, — ты еще засомневался, было ли такое на самом деле. Если мне не изменяет память, я тогда привел в качестве примера известного ученого Гельвеция. Он отвергал все притязания алхимиков, пока однажды один из них не посетил его в Гааге в декабре 1666 года. Гельвеций добыл у него из-под ногтей небольшое количество какого-то красноватого порошка, с помощью которого потом превратил крохотные доли свинца в чистое золото. Ты мне тогда не верил, хотя я убеждал тебя, что результат этого эксперимента был проведен и подтвержден не кем иным, как самим Спинозой.

— Все правильно, — сказал Саймон, — я отнесся скептически, но меня это заинтересовало. Я не поленился и проверил, насколько это было возможно. И больше всего меня поразило именно свидетельство Спинозы, чьи беспристрастие и объективность сомнений не вызывают.

— Да и Гельвеций был ученый не хуже, если уж на то пошло.

— Я знаю. Кроме того, я раскопал свидетельства Повелия — главного инспектора голландского монетного двора. По его просьбе семь лучших ювелиров Гааги проверили полученный металл и пришли к единодушному заключению, что это золото высшей пробы. Можно, конечно, предположить, что Гельвеций обманул их всех и подсунул обычный кусок золота, но тогда совершенно непонятно — зачем ему было нужно умышленно вводить всех в заблуждение, у него не было никаких мотивов. Он всегда заявлял, что не верит в алхимию, но он не мог это ни подтвердить, ни опровергнуть — порошка-то больше не было. По этой же причине не правы те, кто думал, будто он решил основать некую фиктивную мастерскую на подобной технологии. Ученой славы он получить от этого также не мог, потому что открыто признавал, что порошок украден у незнакомца. Ну а затем я обратился к исследованиям Беригора из Пизы и Ван Хельмонта.

— И что же ты о них думаешь? — уставшее лицо герцога выражало неподдельный интерес.

— О, после знакомства с их работами я уже готов был поверить во что угодно. Ван Хельмонт был величайшим химиком своего времени, и он, как Гельвеций, всегда заявлял, что идея превращения неблагородных металлов в золото не стоит и выеденного яйца. Но к нему тоже пришел незнакомец и дал немного таинственного порошка, он повторил эксперимент, и результат был положительный. И опять же мы должны пом-нить — никакой личной выгоды он не преследовал.

— Имеется много других похожих случаев, — заметил герцог. — Раймонд Лалли делал золото для короля Англии Эдварда III, а Джордж Рипли передал такого металла на 100 тысяч фунтов рыцарскому ордену Родеса. Император Саксонии Август оставил после себя 17 миллионов, а Папа Иоанн XXII из Авиньона — 25 миллионов флоринов, суммы по тем временам просто гигантские. Оба жили небогато, доходы их были весьма скромными, и таких состояний им бы не скопить и за сто лет. Но оба были алхимиками. Только этим можно объяснить их поистине сказочные сокровища, найденные после смерти у них в сундуках.

— Я знаю. — Саймон кивнул. — И если уж отвергать свидетельства, данные под присягой Спинозой и Ван Хельмонтом, тогда получается, что нельзя верить никому: ни тем, кто говорит, что знает, как измерить расстояние до звезд, ни тем, кто в прошлом веке открыл электричество.

Дело в том, что массовое сознание не принимает научные истины до тех пор, пока они не демонстрируются свободно и повсеместно и пока не поставлены на службу обществу. Никто не удивляется больше чуду превращения серы в огонь, потому что мы видим это двадцать раз на дню. Коробка спичек есть у каждого. Но если бы это явление держалось какой-нибудь кучкой посвященных под семью замками, то обычные люди обязательно думали бы, что такого не может быть. Именно такова ситуация с алхимией.

Настоящий алхимик выделяется из окружающего мира тем, что безразличен к нему. Он должен быть абсолютно чист, иначе ему не преуспеть в Великом Деле. Для таких людей деньги — это мусор, а золото — обычный металл. В большинстве случаев настоящий алхимик получает лишь столько золота, сколько ему требуется для удовлетворения самых элементарных жизненных потребностей. Он отказывается передать секреты мастерства в руки профана. И это вовсе не означает, что он — мошенник или лгун. Сейчас широко признана теория строения вещества из атомов, молекул и электронов. В разных веществах они находятся в разных состояниях. Наука может сделать молоко твердым как камень и превратить стекло в женское платье. И деревья, и люди, если разобраться, в результате разложения становятся очень похожими друг на друга — пылью и прахом, железо превращается в ржавчину, а кристаллы способны расти, хотя они вроде бы ничем не отличаются от многих других камней.

— Да, все правильно, — согласился Саймон. Он был настолько поглощен беседой, что, казалось, не замечал ничего окружающего. — А что касается металлов — все они состоят из серы и ртути, а с помощью соли их можно подвергать конденсации или материализации. Вся разница между металлами определяется пропорциями этих трех основных компонентов. Металлы — это как бы фрукты, плоды в саду минералов. Неблагородные, или низшие, еще не созрели, потому что сера и ртуть не успели достигнуть правильной концентрации. Ну а порошок, о котором мы говорим, его еще называют Философским Камнем, действует как фермент и ускоряет природные процессы, другими словами — способствует созреванию золота из низших металлов.

— Ты все говоришь верно. Но не означает ли это, что ты и сам пробовал экспериментировать?

— Не-а, — Саймон отрицательно покачал узкой головой, — мне очень скоро стало ясно, что на такое дело уйдет вся жизнь, нужно от всего отказаться и неизвестно — будет ли результат. Корчить из себя умника и аскета — это не по мне. А кроме того, разве не очевидно, что превращение, в своем высшем смысле, — это и есть самая главная тайна перехода Материи в Свет. Металлы можно сравнить с людьми. Низшие соответствуют только что родившимся. И те, и другие подвергаются постепенному очищению: металлы — через геологические смещения пластов, а люди — через последующие реинкарнации, или переселения души. Таинственное вещество, ускоряющее переход свинца в золото, играет такую же роль, как и посвящение в эзотерическую доктрину, в результате чего душа человека возвышается и направляется к Свету.

— Значит, вот какова была твоя цель?

— В определенной степени. Ты знаешь, как иногда одно порождает другое. Я открыл для себя, что все это тесно связано с каббалистическим учением и, будучи евреем, начал изучать эзотерическую доктрину своего народа.

Де Ришло понимающе кивнул.

— Не сомневаюсь, что ты нашел ее чрезвычайно интересной.

— Да. Но сначала я мало что понял. Пришлось начинать с любительской литературы. Когда я немного подковался, то проштудировал «SepherHa Zoher»., «Sepher Jetrirak» и часть книги «Midraschim».[8] И вот тогда-то, мне кажется, я стал действительно что-то понимать.

— То есть тебе стало казаться, как это происходит с большинством людей, много за свою жизнь прочитавшими и пережившими, что наши западные ученые продвигались до сих пор, в общем-то, лишь в одном направлении; и они, а вместе с ними и все мы, утратили знание многих вещей, хорошо известных мудрецам древности.

— Да-да, — Саймон снова улыбнулся. — Я всегда был законченным скептиком. Но как только начал вгрызаться в эту науку, я обнаружил, что существует несметное число фактов, доказывающих существование странных, невидимо действующих сил и силы эти могут быть приручены и использованы в нужных целях. Надо только знать способ.

— Ну вот видишь. Эти вопросы не дают покоя многим. И многие обращаются Каббале, чтобы повысить собственное благосостояние и в целом лучше себя чувствовать. Но скажи все-таки, в какой момент появился Моката?

При упоминании знакомого имени Саймон содрогнулся и поплотнее закутался в плащ и коврик.

— Я встретился в ним в Париже, — сказал он, — в доме одного французского банкира, с кем мне иногда приходилось иметь дело.

— Кастэлно! — воскликнул герцог. — Человек с изуродованным ухом. Я сразу же понял, что видел его раньше, но ни за что бы не вспомнил — где.

— Правильно, его имя Кастэлно. — Саймон быстро кивнул головой. — Итак, с Мокатой в первый раз я встретился у него и, право, не знаю, как все началось, но разговор зашел о Каббале. Моката сказал, что у него много книг по этому вопросу, и пригласил как-нибудь взглянуть на них. Что я вскоре и сделал. А потом, однажды, в беседе он заметил, что собирается следующим вечером ставить магические эксперименты, и спросил, не хочу ли я поприсутствовать.

— Так, сейчас понятно, как все закрутилось.

— И вот. Те эксперименты выглядели невинной детской забавой. Он выполнил какие-то колдовские ритуалы, используя четыре основных элемента — Огонь, Воздух, Воду и Землю, — и затем попросил меня посмотреть в зеркало. Зеркало — очень старое, венецианской работы, сзади на нем, помню, даже пятна стали появляться, но с виду — вполне обычное. Я смотрел в него и смотрел, и вдруг оно затуманилось, прояснилось снова и — представляешь? — больше в нем уже ничего не отражалось, а вместо своего отражения я увидел газетный лист. Это была финансовая страница из «Le Temps» — цены на Парижской бирже. Вроде бы ничего особенного, да? Но самое главное — газета была датирована послезавтрашним днем.

Де Ришло задумчиво почесал подбородок.

— Я как-то раз видел подобное в Каире, — мрачно произнес он, — но тогда в зеркале появилось имя нового главнокомандующего, назначенного в тот вечер английским военным ведомством. И ты, конечно, записал курсы нужных тебе акций?

— Угу. Видение продолжалось не более десяти секунд. Потом зеркало опять затуманилось и вернулось, если можно так выразиться, в исходное состояние. Однако десяти секунд мне было достаточно, чтобы запомнить нужные мне цифры, и, когда послезавтра наступило, все в точности совпало.

— Ну а потом что было?

— А потом Моката предложил потренировать меня. Он сказал, что я вступлю в контакт и научусь общаться с моим Святым Ангелом-Хранителем и это будет первым шагом к приобретению таких же способностей, как у него.

— Бедный мой Саймон! — герцог невесело усмехнулся. — Ты далеко не первый, кого Братья Тропы Левой Руки заманивают такими обещаниями и вербуют на службу Дьяволу. Если б ты знал о Магии немного больше, ты бы понял, что сначала, перед тем как стать Младшим Адептом, нужно обязательно пройти шесть первых степеней: Послушника, Неофита, Ревнителя, Практика, Философа и Доминус Лиминис. И уж затем, когда получено достаточно знаний и опыта, Младшим Адептам позволяется рискнуть перейти Пропасть. Кроме того, не существует каких-либо точных правил и требований для вхождения в контакт и общения человека с его Святым Ангелом-Хранителем. Это такая вещь, которую каждый вырабатывает для себя сам. Никто здесь помочь не может. Моката, конечно же, обратился к твоему Злому Ангелу, и тот действовал в виде дьявольского перевоплощения, пока твой настоящий Святой Хранитель проливал слезы бессилия.

— Наверно, это так и есть, хотя тогда я ничего не подозревал. Тем не менее, когда подошло время возвращаться в Лондон, я, будучи уже под сильным впечатлением от Мокаты, пригласил его в гости. Он как раз тоже туда собирался. Моката появился через две недели, позвонил и изъявил желание помочь мне уладить биржевые дела. И хотя я был уверен в своих силах, но вспомнил о зеркале и… проглотил эту приманку. Этим самым я сэкономил немалые деньги, потому что буквально на следующий день курсы резко упали.

— Скажи мне, не тогда ли ты попросил Мокату поселиться у тебя в доме? — осведомился герцог.

— Да, именно в тот день я предложил ему, пока он в Лондоне, пожить у меня, потому что в отеле заниматься такими показами, вероятно, не очень удобно. Он сразу же переехал на Сент-Джонс-Вуд, и практически каждый вечер и часть ночи мы проводили в обсерватории. Теперь ты понимаешь, почему мы так редко виделись? Но должен сказать, что результаты были просто ошеломляющие — превзошли все мои ожидания.

— Осмелюсь предположить, что он и дальше помогал тебе в финансовых операциях?

— Да. Но не только это. Он в точности предсказал скандал Стравинского. Я, как ты знаешь, человек не бедный, но если бы он меня не предостерег в этом деле, я бы почти разорился. А вышло так, что я вовремя аннулировал свои доли в подставных компаниях и когда все выплыло — даже остался в большом выигрыше.

— К тому времени ты, должно быть, уже и сам попробовал, что такое Черная Магия?

Саймон на мгновение отвел взгляд, потом кивнул.

— Да, немного. Однажды вечером он попросил меня прочитать молитву с конца наперед. Мне сначала это как-то не понравилось, но… я подчинился. Он сказал, что, раз я не христианин, вреда мне от этого не будет.

— В любом случае это очень страшная сила, — сказал герцог.

— Возможно, — безысходным тоном согласился Саймон, — но Моката оказался такой речистой бестией… по его словам, Черной Магии как таковой не существует, а есть просто Магия, ни черная и ни белая, и она означает подчинение своей воле сверхъестественных сил, вот и все.

— Расскажи мне, пожалуйста, об этом человеке.

— О, ему лет пятьдесят, лысый, очень любопытные светло-голубые глаза и брюшко, которому позавидовал бы и Дон Горенфло.

— Я знаю, — нетерпеливо перебил герцог, — я же видел его. Расскажи мне, что он за личность.

— Извини, я забыл, — Саймон виновато поднял руку. — У меня сейчас такое чувство, как будто все последние недели я сам не знал, что делаю. Как будто я спал и все это мне снилось. Но вернемся к Мокате. Он обладает исключительной силой характера и, когда пожелает, — может очаровать любого. Он, конечно же, умен — необычайно умен — и настолько начитан, что, может показаться, нет такой книги, о которой бы он хотя бы не слышал. И что еще меня крайне поразило — так это его потрясающий успех у женщин. Я могу назвать с десяток имен, кто от него, что называется, без ума.

— А что ты знаешь О его прошлом?

— К сожалению, немного. Его настоящее имя — Дэмиен, по национальности — француз, мать — ирландка. Получил духовное образование и даже был посвящен в сан, но жизнь священника ему не подошла и он от нее отказался.

— Я так и думал. — Де Ришло кивнул в подтверждение своим мыслям. — Только вступивший в духовный сан священник может выполнять Черную Мессу. А уж если он стал таким сильным адептом Тропы Левой Руки — это лишний раз свидетельствует о том, что в свое время он явился отступником римско-католической церкви. Но что еще тебе о нем известно? Любая, самая, казалось бы, незначительная информация может сейчас нам помочь, потому что безопасность твоя, и ты, Саймон, не должен об этом забывать ни на минуту, во многом условна. Схватка продолжается, и противник еще не употребил свое оружие.

Саймон зябко поежился и медленно продолжил:

— Он любит и умеет заниматься рукоделием: вышивание, канва и прочее, ну ты понимаешь? А еще он страшно скрупулезно следит за чистотой своих маленьких пухлых рук. В обществе и как приятель Моката очарователен. Не знаю, считать ли недостатками то, что он безо всякой меры льет на себя дорогие духи и с жадностью школьника бросается на сладости. Когда мы жили на Сент-Джонс-Вуд, ему дважды в неделю из Парижа приходили огромные посылки с конфетами, пирожными и засахаренными фруктами.

В обычном плане Моката — вполне нормален. Вежлив, обходителен. Однако время от времени случаются непонятные приступы раздражения. При мне это бывало примерно раз в месяц. После приступа, когда он может целые сутки кипеть и брызгать слюной, Моката, как правило, куда-то исчезал. На два, три дня и больше. Не знаю, где он в эти дни скрывался, но как-то утром я на него наткнулся в саду. Он вернулся из очередного «загула», и состояние было ужасным: немытый и нечесаный, несколько дней не брился, одежда изорвана и, чувствовалось, — с сильным перегаром после тяжелой пьянки. У меня было впечатление, что он не спал все это время и валялся в грязи и нечистотах где-нибудь в трущобах Ист-Энда.

Как гипнотизер — Моката потрясает. Он постоянно следит за всем, что происходит в Париже, Берлине, Нью-Йорке и многих других местах. С этой целью он вводит в транс регулярно навещающих его женщин. Одна из них — Танифь — изумительно милое создание. Ты ее, может быть, видел тогда на вечеринке. Моката говорит, что она для него самый лучший медиум и он использует ее почти как телефон — подключает куда захочет. И никогда, как с другими, не бывает ни обрывов и ни задержек.

— Ты, конечно, тоже позволял ему себя гипнотизировать?

— Да, для получения финансовых результатов.

— Этого-то я и опасался, — проговорил де Ришло, — добровольно пойдя на это, ты через какое-то время дал ему возможность в любой момент отключать и контролировать твое сознание, управлять твоими мыслями. Потому-то ты и не отдавал себе отчета в происходящем. Это все равно, как если бы он вколол тебе наркотики.

— Угу, — безвыходность положения удручала Саймона все больше. — Меня тошнит от мысли, но боюсь, что это так — он постепенно готовил меня к Ритуалу Сатурна и попытался его осуществить две ночи назад, когда… — в эту секунду Саймон прервался, потому что меж двух ближайших монолитов показался Рекс.

Улыбаясь от уха до уха, американец развернул покупки: серые фланелевые шорты, рубашка цвета хаки, шерстяные чулки с черно-белым шахматным узором, ядовито-красный галстук, пара болотных сапог, крикетная шапочка из четырех треугольных лоскутков оранжевой и розово-лиловой ткани и короткая, темно-голубая накидка с капюшоном, которыми обычно пользуются велосипедисты.

— Это единственное, что удалось достать, — заявил он громким и бодрым голосом. — Те, кто работает в местном кооперативе, живут далеко, поэтому я поднял на ноги торговца спортинвентарем.

Де Ришло не выдержал и, откинувшись назад, расхохотался. Саймон задумчиво перебирал и ощупывал непривычные для него предметы одежды.

— Ты шутишь, Рекс, — запротестовал было он вяло и неуверенно, — не могу же я показаться в Лондоне в этих глупых тряпках.

— Джентльмены, в Лондон мы не едем, — объявил в этот момент герцог, — мы направляемся в Кардиналз Фолли.

— Что?.. В гости к Мэри Лу? — удивился Рекс. — И когда же тебе в голову пришла эта идея?

— Я так решил во время разговора с Саймоном, пока ты ездил.

Саймон критически покачал головой.

— Мне это совсем не нравится. Нельзя ни в коем случае. Никогда не прощу себе, если по моей милости с ними что-то случится.

— Пожалуйста, делайте, что вам говорят, — сказал де Ришло тоном, не допускающим возражений. — Из всех людей, кого я знаю, Ричард и Мэри Лу — самые в умственно-душевном отношении здоровые. Домашняя атмосфера счастья и благополучия будет для нас лучшей защитой, а кроме того — они нам всегда рады и всегда ждут. Если принять определенные меры предосторожности — в их доме ничего плохого не случится. А их праведность и здравомыслие придадут нам так необходимую сейчас дополнительную силу. И еще одно — они, по-моему, единственные люди, кому можно все рассказать так, как есть, и кто после этого не примет нас за сумасшедших. Встань, Саймон, и поторапливайся, посмотрим, подходит ли тебе костюм олимпийского чемпиона.

Пожав узкими плечами, их друг исчез в камнях, а Рекс тем временем обратился к герцогу.

— Я согласен. Только сначала заедем в местную гостиницу — я заказал яичницу с ветчиной, и вкус ее у меня уже во рту.

— Яичницу и фрукты, — оборвал его герцог, — никакой ветчины. Нам всем сейчас жизненно необходимо избегать мясного. Подвергнув наши физические тела посту, мы таким образом набираем астральную силу.

Рычание Рекса было ответом.

— Ну почему же, Саймон, ну почему? И сунуло ж тебя увлечься каким-то Талисманом, из-за которого вот так приходится страдать! Когда я гонялся по России за драгоценностями Шулимова и ты пришел мне на выручку, тогда по крайней мере тебе ничто не мешало как следует питаться.

— Кстати, о Талисмане, — крикнул де Ришло в ту сторону, где Саймон примерял форму рекордсменов, — что это за Талисман? Рекс, кажется, упоминал его прошлой ночью.

— Талисман — это как раз то, за чем охотится Моката. Чтобы получить его, он не остановится ни перед чем. Я ему нужен тоже именно поэтому, — отвечал из-за камней Саймон. — Талисман этот где-то захоронен, и адепты Тропы Левой Руки ищут его уже много столетий. Он дает обладателю почти безграничную власть, а Моката каким-то образом обнаружил, что местонахождение Талисмана откроется ему, если он выполнит Ритуал Сатурна во время схождения его с Марсом через человека, родившегося в определенном году как раз в час такого схождения. Подходящих для этого людей очень мало, и так уж получилось, что один из них — я. Но даже если Моката найдет кого-нибудь другого вместо меня, то тот человек запросто может не подойти по какой-либо второстепенной причине.

— Я понимаю, но все-таки какого рода этот Талисман?

— Точно сказать не могу. Я уже говорил, что последние два месяца мозг мой, выполняя приказания Мокаты, почти не функционировал. Я только помню, что он называется Талисманом Сета[9].

— Что?! — герцог аж подскочил, когда Саймон, сказав это, вышел наконец из укрытия, демонстрируя друзьям неуместный потешный костюм. Большие колени торчали из шорт наружу, нелепая кепка висела под невероятным углом и непонятно как держалась, а гоночная ветровка свисала с худеньких ключиц.

У Рекса от смеха выступили слезы, герцог же угрюмо и отрешенно молчал, и это быстро сбило внезапное веселье.

— Талисман Сета, — повторил он почти беззвучно, едва шевеля губами.

— Да. Он еще как-то связан с четырьмя всадниками. Но боже мой, в чем опять дело? — При виде наполнившихся ужасом глаз де Ришло нижняя губа у Саймона опустилась вниз.

— И еще как связан! Четыре Всадника Апокалипсиса, — выдавил герцог. — Это — Война, Голод, Мор и Смерть. Всем известно, что произошло, когда эти четыре бедствия вырвались на волю в последний раз и затмили разум правителей и государственных деятелей.

— Ты имеешь в виду Первую Мировую войну? — на полном серьезе спросил Рекс.

— Ну, конечно. И любому адепту известно, что началось это тогда, когда один из самых страшных сатанистов нашел способ отворить тайные врата и выпустил этих Четырех Всадников.

— А я-то думал, что в основном виновата Германия, — осмелился заметить Рекс, — хотя, конечно, и лидеры других стран приложили руку, это уж точно.

— Не будь дураком! — набросился на него де Ришло. — Вовсе не Германия развязала войну. Все пошло из России. Россия спровоцировала убийство в Сараево, Россия подстрекала Сербию, чтобы та сопротивлялась требованиям Австрии, Россия первая провела мобилизацию, и именно Россия вторглась на территорию Германии. Этот знаменитый монах Распутин и был тем Злым Гением, кто стоял у истока всех событий. Он был величайшим Черным Колдуном, какого мир не видел на протяжении многих веков. Именно он смог нащупать невидимые врата и выпустить Всадников, чтобы те утопили Европу в крови и задушили ее голодом и болезнями. И я знаю, что Талисман Сета — это еще один ход в Преисподнюю. Сейчас Европа снова созрела для конфликта любого уровня, и если опять явятся Четыре Всадника — наступит окончательный Армагеддон. С этого момента защита Саймона — уже не просто наше личное дело. Нам необходимо убить Мокату до того, как он найдет Талисман, и уберечь мир от погружения в новую военную пучину.