ЭПИЛОГ

Пять лет спустя

Я прогуливалась между торговыми рядами, подыскивая подарок для Уильяма. Канун Нового года, и мой любознательный ребенок попросил подарить ему книжку с картинками. А еще хотел деревянную лошадку-качалку, саблю, чтобы была как настоящая, и самый вкусный в мире пряник.

Сладости ему пообещала испечь Клара, которая отрывалась по полной на кухне, балуя маленького графа сверх меры. Иногда даже приходилось вмешиваться, и прятать сдобные радости.

Саблю пообещал подарить Джеймс. И отправился за ней, ни много ни мало — в столицу. Поэтому мне оставалось найти книжку, которую сын еще не читал и ту самую лошадку.

И вот, когда я уже нацелилась завернуть в книжную лавку, за рукав кто-то дернул.

— Леди, у вас монетки не найдется?

Передо мной стояла девочка пяти-шести лет на вид. Мое материнское сердце сразу дрогнуло при виде малышки. На улице зима, а на ней — прохудившиеся ботиночки, замусоленный тулуп. И сама малышка выглядела грязной, неопрятной. Тонкое остренькое личико утопает в большом шерстяном платке, который ей не по размеру.

— Найдется, — киваю ей и вкладываю в холодную ладошку целый золотой. Глаза ребенка округляются.

— Золотой? Настоящий? — переспрашивает.

— Настоящий, — киваю ей. Малышка спешно благодарит и хочет убежать. — Постой!

Ловлю за руку. Девочка пугается.

— Не бойся, деньги обратно не попрошу. Как тебя зовут, малышка?

Сержусь на себя и мужа. Как мы проворонили сиротку в подшефном нам городе? Ну как же так? Почему девочка побирается?

— Лизетта, — отвечает голубоглазая кроха и у меня все обрывается внутри. Это не может быть простым совпадением.

— А где твоя мама, милая? — стараюсь говорить мягко, чтобы не напугать ребенка еще больше.

— А мама…, - она вздыхает совсем по-взрослому. — Мама ушла, и я не знаю, где она.

— Понятно, — мрачнею еще больше. Предстоит серьезный разговор с Джеймсом. Он говорил, что все под контролем. Но девочка уже на улице. Одна!!

— А у тебя есть кто-то из родных? Дедушка? Няня? Где ты живешь?

Лизетта явно не хочет отвечать, и я присаживаюсь на корточки, опустившись до ее уровня, заглядываю в глаза.

— Когда-то очень давно я была знакома с твоей мамой. И даже была на твоем первом дне рождения. Представляешь? Меня, кстати, зовут Изольда, — пожимаю ее ручку.

Лизетта вроде бы смотрит уже не так настороженно и не предпринимает попыток сбежать.

— Ты кушать хочешь? Я знаю одно место, где подают восхитительные булочки. Составишь мне компанию? Там и поболтаем.

Она раздумывает несколько секунд, а потом кивает.

Я беру ребенка за руку и поворачиваюсь к сопровождающему меня слуге:

— Мы будем в кофейне. Купите все по списку, — отдаю список покупок.

Заходим в кофейню, а тут такие ароматы, что даже у меня в животе голодно отзывается. Что уж говорить про девочку! Лизетта замирает у самого порога, поедая глазами разложенные на прилавке плюшки и пироги.

Заказываю всего понемногу, и мы устраиваемся за крохотным столиком. Лизетта вскидывает на меня серьезный взгляд:

— Спасибо вам, леди. Приятного аппетита!

— Кушай на здоровье, детка!

Старательно прячу слезы, когда вижу, как малышка набрасывается на булку. Боже, она голодная, и совсем одна!

Жду, пока Лизетта наестся, и только после этого перехожу к расспросам.

— Можешь рассказать, что случилось?

Она кивает.

— Дедушкин дом забрали за долги. Мама хотела платья, и украшения, но денег совсем не осталось. Тогда она пошла к какому-то лорду, и нам немного заняли. Но вернуть надо было намного больше.

— Откуда же ты все это знаешь? — поражаюсь таким «взрослым» подробностям.

— Мама громко ругалась с дедушкой.

— И что случилось потом?

— Дом забрали, и мы съехали в квартиру. Мама много плакала и… пила.

— Долго вы так жили?

— Не знаю, зиму, и осень точно. Сначала дед заболел и слег. Он сильно кашлял, а денег на лекаря не было. Потом мама тоже заболела. Сильно-сильно, она такая горячая была, — глаза Лизетты наполняются слезами. — Я просила ее не уходить, но мама не послушала и куда-то пошла.

— И больше она не вернулась?

— Нет.

— Сколько дней ты живешь одна?

— Сегодня…, - она загибает пальчики, — четвертый день.

— Боже, — выдыхаю. Это какой-то кошмар! Как малышка не погибла? И ее никто не обидел. Это просто чудо, что она осталась жива.

— А дедушка, он, — пытаюсь подобрать слова, но не выходит. — Он умер?

— Не знаю. Когда ушла мама, он звал ее, звал. А под утро затих. Я пошла искать маму, но до сих пор не нашла.

— А где же ты ночевала все эти дни? — спрашиваю у нее. Чем больше малышка рассказывает, тем страшнее мне становится.

— У сапожника в лавке, он добрый. Разрешил остаться на ночь. Правда, он и сам бедный, потому, что плохо видит. И почти не шьет обувь. Зато он мне отдал этот платок!

Девочка радуется тому, что у нее есть теплый платок, и она нашла друга, а у меня сердце кровью обливается.

— Ты сможешь показать мне этого чудесного доброго сапожника и квартиру, где вы жили с мамой?

Лизетта кивает, и уже без страха берет меня за руку. Мы берем экипаж, так как квартира оказывается далеко от рынка. И как же малышка не заплутала в городе?

Оставляю девочку в теплом экипаже, со слугой. А сама поднимаюсь наверх. Квартира оказывается крохотной, на чердачном помещении. Недоумеваю, как же мачеха умудрилась спустить все немалое состояние своего отца, и то, что осталось у нее от покойного Вильерса.

Первое, что меня встречает — это вонь. В комнате лежит мертвый старик. По спине пробегает холодок, и я иду дальше. Здесь есть еще одна комнатка. Это оказывается спальня мачехи и Лизетты. Тут лежат немногочисленные игрушки, детские вещи, разбросаны сильно затертые женские платья.

Подхватываю несколько кукол и спешу обратно.

— Вы нашли маму? — встречает меня малышка вопросом. И столько надежды в ее глазах!

Качаю головой.

— Зато нашла твоих подружек. Держи!

Отдаю кукол, и Лизетта тут же принимается играть.

Делаю знак своему человеку, и мы отходим чуть в сторону. Распоряжаюсь узнать — кто хозяйка квартиры и сможет ли она похоронить старика. Выделяю несколько золотых, чтобы хватило на приличные похороны.

А сама решаю увезти Лизетту домой. Неизвестно где бродит непутевая мать, а девочка не может ночевать у сапожника все это время!

Приезжаем в особняк. Немного нервничаю, что скажет по поводу нашей гостьи муж, но он приедет только завтра. Так что у нас есть немного времени, чтобы подготовиться.

Сыночек встречает меня у порога, и тут же удивляется, что я пришла не одна.

— А это кто? — Уильям скачет то на одной ножке, то на второй. Шило в одном месте, одним словом.

— Где твои манеры, сын? — провожу ладонью по непослушным вихрам. Уильям пошел весь в отца: темные волосы, карие глаза, густые черные ресницы и чуть смуглая кожа.

— Это Лизетта, — представляю ему девочку.

— Привет! Давай играть! — сходу налетает на нее мой шалопай.

— Привет, — тихо отвечает малышка и прячется за моей спиной.

— Уильям, сначала Лизетте нужно осмотреться, отдохнуть. А потом сможете поиграть.

— Ну, ма-ам! — канючит.

— Потом, дорогой. Мы устали. Сходи, узнай — скоро ли ужин.

Сынок убегает, а я веду Лизетту наверх, где полным-полно свободных комнат. Выбираю ту, что ближе всего к нашей спальне. Вдруг малышка испугается ночью или станет звать мать.

— Здесь ты можешь переночевать, — показываю ей комнату.

— Очень красиво, — кивает и тянется потрогать вышивку на подушке. Но тут ж одергивает ладошку. — Но я грязная.

Признается буквально шепотом.

Бедный, бедный ребенок! Вот уж натерпелась малышка! Мне хочется окружить ее заботой и теплом, чтобы она могла оттаять в домашней обстановке.

— Сейчас скажу, чтобы нагрели воды, и ты сможешь привести себя в порядок. Что думаешь?

Лизетта соглашается.

После купания, и в чистом наряде, который мы сумели подобрать из вещей Уильяма и моих собственных, девочка становится чудо, как хороша!

Спускаемся к ужину. Сын вертится рядом с гостьей и не дает ей проходу. Ему тоже не хватает детской компании, это ясно как божий день.

Дети выглядят практически одногодками, и я уже прикидываю, как было бы здорово, если бы Лизетта осталась с нами.

Внезапно хлопает входная дверь. И доносится знакомый голос. Неужели Джеймс вернулся так рано?

Выхожу к нему навстречу, радуясь его приезду и переживая одновременно. Что он скажет?!

— Дорогой, ты быстро! — сама помогаю ему раздеться, отослав слуг.

— Хотел поскорее вернуться домой, гнал экипаж весь день, — целует меня в щеку. — Купил подарок для Уильяма и спрятал пока. А то найдет раньше времени. А как вы тут без меня?

Уверенным шагом заходит в столовую. Уильям срывается с места.

— Папа!

Повисает на Джеймсе, выпрашивая свою порцию внимания и любви. Лизетта встает из-за стола и чуть приседает в поклоне.

— Добрый вечер!

Я и не ожидала, что девочку учили правилам поведения, и тем приятнее становится открытие.

— У нас гостья? Добрый вечер, юная леди! — кивает муж и занимает свое место за столом.

Жду, пока все усядутся, и только потом говорю:

— Это Лизетта.

Джеймс роняет вилку, так и не донеся до рта.

— Потом обсудим, — улыбаюсь ему, а сама — словно комок нервов. Впрочем, детская болтовня скрашивает этот крайне напряженный ужин, и наши красноречивые «гляделки» с мужем остаются незамеченными для детей.

После ужина дети начинают клевать носом. Особенно Лизетта. Наверняка малышка давно не ела по-человечески, и не высыпалась.

— Уложи Уильяма, а я помогу Лизетте, — прошу мужа.

И хоть у нас огромный штат слуг, я приучила графа уделять ребенку внимание перед сном, и он спокойно воспринимает мою просьбу.

Укладываю девочку в кровать, подоткнув одеяло со всех сторон, как делаю это всегда для Уильяма. Рядом на подушку кладу ее кукол. Так ей будет спокойнее и привычнее засыпать.

— Спи сладко, милая. Я буду в соседней комнате. Здесь тебя никто не обидит, — говорю ей перед уходом.

— Спасибо, леди Изольда, — шепчет сонным голосом и тут же проваливается в глубокий сон. Я остаюсь еще на пару минут рядом с ней. Лизетта выглядит хрупкой, нежной. Как можно было обречь такую чудесную кроху на столь нищенское прозябание? Руки чешутся найти мачеху и надавать ей пощечин.

Ухожу к себе с тяжелым сердцем. Отдавать малышку никчемной матери совершенно не хочется.

— На тебе лица нет, — муж встречает меня в нашей спальне и тут же протягивает руки, — иди сюда.

Утыкаюсь ему в грудь, смаргивая слезы. Как жаль малышку! И что же нам дальше делать?

— Прости, милая. Это моя вина, — грустно бормочет Джеймс. — Со всеми заботами я забыл о твоей мачехе. И последние полгода к ней никто не наведывался.

— А до этого как они жили? — отлипаю от мужа и заглядываю в глаза. Джеймс тоже выглядит расстроенным и озадаченным.

— Неплохо вроде бы. Я просил не вмешиваться в их жизнь, а только приглядывать со стороны. Мачеха блистала на разных вечерах. Девочку видели не часто и в компании няни, а иногда — деда. И уж точно им было что есть, и где жить.

— Это не твоя вина, — качаю головой, выслушав мужа. — Эта глупая женщина все спустила на платья и развлечения. А когда спускать стало нечего — влезла в долги и начала пить. Ты бы видел, в какой жуткой квартире они жили последние месяцы! Ах, как мне жалко Лизетту! Если бы могли…, - складываю руки на груди, поднимая взгляд на Джеймса.

— Забрать ее к себе? — заканчивает за меня с мягкой улыбкой. — Я не против, но сначала нужно узнать, что стало с твоей мачехой. Ты ведь, по сути, сводная сестра для Лизетты и ближайшая живая родственница. Так что можно было бы оформить документы на опекунство.

— О, Джеймс! Это было бы замечательно! — бросаюсь ему на шею. — Спасибо!!

— Пока не за что, любимая. И не спеши радоваться — вдруг объявится мать.

* * *

Холодный январский ветер треплет края одежды, и я крепче прижимаю к себе Лизетту. Она отчаянно хотела поприсутствовать на похоронах матери, а я не смогла отказать ей в этом.

Малышка не плакала, только смотрела большими круглыми глазами, как опускают в могилу гроб с почившей матерью. А я злилась на мачеху, на ее безрассудство, и что она разбила сердечко собственной дочери.

Нашли мы «леди» Вильерс лишь через неделю. Замерзшей в сугробе неподалеку от той самой квартиры. И сегодня предавали земле бренное тело. Надо было сказать что-то, пару слов в память об ушедшей душе. Но я не могу выдавить из себя что-либо.

Мачеха не была ни доброй, ни ласковой, ни умной…. Так что сказать в финале ее бессмысленной жизни? Остается только поблагодарить за Лизетту, ведь девочка очень хорошая и ни в чем не виновата.

— Пойдем, малышка! — увожу ее прочь, когда церемония прощания заканчивается. Забираемся в экипаж, продрогшие напрочь. Джеймс тут же кутает нас в пледы.

— Домой? — переспрашивает у нас.

Обнимаю Лизетту одной рукой, и она доверчиво льнет к моему боку.

— Домой!


Напоследок хочется сказать, что все главные герои обрели свой дом и любящих людей. Изольда вокруг себя создала атмосферу заботы и тепла, поделилась нерастраченной на Земле нежностью с новой семьей, и ни о чем не жалеет.

Граф Джеймс Коул не просто вернулся к полноценной жизни, но и стал больше проявлять заботы о ближних и подвластных ему людях. В его графстве серьезно вырос уровень жизни. Теперь, на улицах редко можно увидеть нищего или сироту.

Салон леди Коул и мадам Роше — процветает и по сей день. А модницы Идэнейских земель щеголяют в совершенно новых образах и костюмах.

Барон Рональд Краувиц погиб при несении службы, — так было сказано в официальном донесении королю. Но те, кто знали Рональда лично, могли предположить, что он снова ввязался в некрасивую историю, а местные мужчины расправились с похотливым барошкой.

Розалинда и доктор отлично уживаются вместе, и это тот самый случай, когда брак, заключенный в зрелом, осознанном возрасте — приносит удовлетворение и счастье обоим супругам.

Санни, или леди Санрейн, выскочила замуж. И кто бы мог подумать? Ее супругом стал суровый и нелюдимый представитель Его величества из отдела безопасности Королевской Канцелярии — герцог Фердинанд Эклз. Да-да, тот самый господин, что взялся опекать Изольду при дворце.

Как утверждают слухи, лорд Эклз стал больше улыбаться и реже бывать во дворце. Все-таки брачные отношения творят чудеса!


Конец

Загрузка...