1 января 2024г.
д. Чураево
От площади мы ещё немного прошли по улице и, наконец, остановились возле добротной бревенчатой избы. Судя по всему, это и был дом той знахарки. Я с любопытством посмотрела на старинные арочные окна и на темные массивные бревна, и подумала, что этой избе должно быть лет сто, а, может, и все двести. Напротив него высился почти такой же дом, тоже хорошо ухоженный, а рядом теснились уже новые, из брусьев, но они особо не отличались от старых, как будто специально хотели слиться с улицей и не выделяться. К моему удивлению, снег перед воротами был хорошо расчищен, а Денис по дороге рассказал нам, что знахарка довольно в преклонном возрасте и живет одна. Неужели сама всё сгребла?
Денис открыл калитку и первый вошел за ворота, мы последовали за ним. Двор тоже оказался прибран, по бокам высились большие горы сгребенного снега, Денис поднялся на крыльцо и негромко постучал.
Пришлось немного подождать, прежде чем перед нами распахнулась дверь, и вот на пороге появилась седая старушка в накинутой на плечи белой пуховой шали. Она сурово посмотрела на Дениса, затем перевела тяжелый взгляд на нас, отчего у меня мурашки поползли по спине. Знахарка выглядела лет на сто: её лицо прорезали глубокие морщины, кожа на руках одряблела и покрылась пигментными пятнами, но при этом её глаза не утратили ясность, и спину она держала прямо, не горбясь и не сутулясь.
– Здравствуйте, Олефтина Катифовна, – с уважением произнес Денис, когда она снова взглянула него, мне даже показалось, что он её боится. – Тут девочка серьезно больна, не могли бы вы ей помочь?
Знахарка посмотрела сначала на меня, затем перевела взгляд на Лерку, её зрачки сузились, затем она кивнула, словно поняла, кто именно из нас болен.
– Входите, – разрешила она и исчезла в темном проеме.
– Заходите, – велел нам Денис, пропуская меня и Лерку вперед себя.
Мы вошли. В комнате тускло горел торшер, а сама хозяйка дома стояла к нам спиной и зажигала на столе свечи.
– Раздевайтесь и проходите, – не оборачиваясь, произнесла она.
Я и Лерка разулись, стянули пуховики и прошли в гостиную. Я осмотрелась – комната была небольшой – стол, русская печь, старый диван из 80-х, накрытый бордовым пледом тех же времен. Над диваном висели фотографии в рамках. На одной пожилые мужчина и женщина лет так за пятьдесят, и само фото старое, пожелтевшее, по всему видно, что из 19 века. Рядом черно-белый портрет молодой девушки с длинной толстой косой, она очень походила на Олефтину, тот же пронзительный взгляд, та же форма лица, только одета девушка была по моде двадцатых годов прошлого века. Я знаю, я изучала историю фотографии и прекрасно понимаю, кто в каких годах как одевался, я знакомилась и с модой разных периодов. То есть, получается, если на фото она, то ей сейчас было больше ста лет?
– Ты, – указала она на меня, – устраивайся на диване. А ты иди ко мне, – поманила она Лерку, выдвигая из-за стола стул, – садись сюда и закрой глаза.
Лера послушно подошла к Олефтине, опустилась на стул и зажмурилась, как было велено, я села на диван и обернулась на Дениса, он так и стоял у порога, даже не разделся.
– А ты уходи, – вдруг бросила ему Олефтина, махнув на него рукой, будто прогоняла назойливую муху.
– Ладно. – Денис судорожно сглотнул, затем посмотрел на меня. – Диан, я буду ждать вас на улице, – прошептал он и вышел за дверь.
Олефтина щелкнула выключателем, и торшер потух, комнату теперь освещали только свечи, отбрасывая причудливые тени. Мне стало немного неуютно и даже страшновато, что я невольно поежилась. Запахло тающим воском и ладаном. Олефтина взяла толстую свечу и стала водить ею вокруг Лерки, то озаряя её лицо, то вновь погружая во тьму.
– Назови мне свое имя, – таинственно прошептала Олефтина.
– Валерия, – ответила Лерка, не открывая глаз.
– Давно ты больна?
– С самого детства, лет с пятнадцати.
– Ну, что ж, Валерия, ничего не бойся. Сейчас мы вернемся назад, чтобы увидеть то, с чего всё началось, – сказала Олефтина и вдруг громко щелкнула пальцами. Мне даже показалось, что она стукнула Лерку по лбу, но та никак не отреагировала на это.
Вдруг мне почудилось, что кто-то дунул на избу, кто-то огромный и неведомый, и через щели потянуло сквозняком, пламя в свечах задергалось и зашипело, ложась на растаявший воск. Я снова поежилась и стиснула кулаки.
– Итак, что произошло, когда тебе было пятнадцать? – твердо произнесла Олефтина, требуя немедленного ответа. – Выпусти эту боль из себя.
– Я… – начала Лерка, каким-то чужим незнакомым голосом. – Я гуляла…
Я во все глаза смотрела на Лерку, мне мерещилось, что это будто не она, а кто-то другой говорит за неё. Но двигались её губы, а глаза были полностью закрыты, словно она спала.
– Я гуляла с Агнес перед школой, это моя собака, колли, дедушка мне подарил её на мой день рождения, – продолжала Лерка. – Мы шли с ней по улице и вдруг я увидела свет в дедушкином доме, значит, он уже встал, он всегда рано встает. Я пожелала увидеть его, он всегда радуется, когда я вот так вдруг прихожу к нему. Тем более он на днях собирался уехать. Мне захотелось попрощаться с ним, – вдруг выкрикнула Лерка.
– Тише, Валерия, тише. – Олефтина успокаивающе погладила её по плечу, и Лерка вмиг замолкла. – Что же было дальше?
– Я вошла за ворота, оставила Агнес во дворе, привязав её поводок к балясине у крыльца, и поднялась по ступеням, – снова продолжила Лерка. – Ещё меня удивило, что моя колли вдруг стала скулить и жаться к перилам, чего раньше никогда не делала, но я тогда не придала этому особого значения. Дверь была не заперта, я толкнула её и вошла в дом…
Тут Лерка замолчала, и её подбородок задрожал.
– Что потом? – настаивала Олефтина.
– В комнате был страшный беспорядок, вещи раскиданы по полу, а дедушка… он лежал весь в крови, откинувшись на спинку дивана, и… и он был мертв. Кто-то застрелил его!
Олефтина снова щелкнула пальцами, и Лерка вдруг широко распахнула глаза, уставившись невидимым взглядом прямо перед собой. Она тяжело дышала, словно ей не хватало воздуха, держалась руками за грудь. По её щекам текли слезы.
– Всё понятно, – сказала Олефтина и отошла от неё. – Вот причина твоей болезни.
Я ошарашенно смотрела на Лерку. Она никогда мне не рассказывала об этом ужасном случае, и о том, что у неё есть собака. Видимо, получив такой сильный стресс, Лерка в итоге и заболела.
– Я могу с тебя это снять, – тихо сказала ей Олефтина. – Ты готова?
Лерка подняла на неё заплаканные глаза и молча кивнула.
Олефтина стащила с печи огромное жестяное корыто и поставила его перед Леркой, затем опрокинула туда ведро воды.
– Раздевайся догола и залезай сюда, – велела Олефтина.
А сама ушла за занавеску, судя по легкому звону, что-то там смешивала, может быть, готовила какое-то снадобье.
Лерка полностью разделась и поежилась, обняла себя за плечи, она была такая худая, маленькая, как подросток, будто замерла в те свои пятнадцать лет, когда это с ней произошло, и не стала дальше развиваться. И не скажешь, что девушке уже двадцать пять лет.
Лерка осторожно сунула ногу в воду и поморщилась.
– Ой, какая студеная, – пропищала она и посмотрела на меня.
Мне хотелось сказать ей, чтобы она не залезала в это корыто, а то простынет, но почему-то промолчала, только поежилась, представив, какая, должно быть, там была холодная вода.
Из-за занавески появилась Олефтина, в руках она держала стакан с чем-то насыщенно зеленым, словно растворила в воде зеленку или отжала сок только что скошенной травы.
– Пей, – велела она, подавая Лерке стакан.
Лерка понюхала напиток и, поморщившись, залпом опорожнила содержимое. Снова поморщилась и опять посмотрела на меня. Мне показалось, что при этом её глаза блеснули зеленью.
– Забирайся в тазик, – велела ей Олефтина, и не дождавшись от неё смелости залезть, сама засунула туда Лерку.
– Ой, – взвизгнула Лерка, шлепнувшись попой на дно корыта. – Хо-л-л-л-ло-дно.
– Это талая вода, ничего страшного, не холодно, – сказала ей Олефтина.
И снова ушла за занавеску, и вышла уже оттуда с большой миской, откуда торчала ручка деревянного ковшика и всевозможные скляночки, которые она тут же вынула и расставила на столе. Олефтина плеснула в миску остатки талой воды из ведра, затем добавила несколько капель из одного пузырька, затем из другого, сыпанула ещё какого-то порошка, перемешала.
– Закрой глаза, – попросила Олефтина.
Лерка сжалась в комок, обхватила руками колени и зажмурилась. Олефтина зачерпнула ковшик, поднесла его ближе к своим губам и что-то прошептала на воду. Затем полила этим Лерку, продолжая бормотать, снова зачерпнула ковшик и опять прошептала. С каждым разом она произносила наговор всё громче и громче, читала нараспев, но я всё равно не могла разобрать отдельные слова, всё сливалось в едином монотонном гудении.
В какой-то момент мне вдруг стало не по себе. То ли от голоса Олефтины, который становился грубым, жестким; то ли от того, что вдруг уменьшилось пламя на свечах и мрак сгустился. Казалось, что в темных углах притаились какие-то потусторонние существа, и стоило только отвести глаза, как тени начинали шевелиться. Внезапно мне померещилось, что кто-то холодный коснулся моей спины. Я вздрогнула и резко обернулась. Позади меня ничего такого страшного не было, что уже успело нарисовать мне мое воображение, спинка дивана да бревенчатая стена с фотографиями, но отчего-то стало жутко, что я уже в который раз поежилась.
Между тем Олефтина продолжала читать наговоры, поливая Лерку из ковшика, та вся съежилась и дрожала в тазике. Вдруг Олефтина положила свою ладонь на её макушку и громко выкрикнула непонятное слово, резко выпростала вверх руку и схватила что-то невидимое над Леркиной головой, и давай с силой рвать это что-то, бурча и приговаривая. В эту секунду страшно затрещало пламя в свечах и легло на бок, рискуя потухнуть и оставить нас в полной темноте. Внезапно сильный ветер налетел на избу, завыл в печной трубе и, словно дикий зверь, заскреб когтями. Засвистело в щелях. Мне даже показалось, что от резкого порыва ветра дом покачнулся, и с треском чуть-чуть повернулся, как сказочная избушка на курьих ножках. У меня закружилась голова, я схватилась за подлокотник дивана, чтобы не упасть, со страхом прижалась к спинке. Теперь черных теней стало ещё больше, они кривлялись, образуя на стенах невиданных существ. Вдруг разом потухли все свечи, и комната в один миг погрузилась во мрак, лишь холодно-серым отблеском тускло светились не зашторенные окна. По полу потянуло холодом, и от моего дыхания образовался белый пар.
– Что происходит? – едва слышно прошептала я, боясь говорить громко.
Мне никто не ответил. На мгновение мне почудилось, что я вообще одна в этой комнате, а знахарка и Лерка исчезли. Но вот Олефтина вновь зажгла свечи, и я увидела, что они обе здесь, и с облегчением выдохнула. Лерка дрожала в своем тазике, мокрая, замерзшая, пряди её волос превратились в сосульки, от её дыхания валил пар.
– Она же вся замерзла, – возмутилась я, поднимаясь с дивана. – Простынет.
– Тише ты! – Олефтина замахала на меня полотенцем. – Ситуация сложнее, чем я думала, тут нужны иные силы, – проворчала она. – Более мощные. Придется обращаться за помощью к Чуру.
Я застыла на месте, пытаясь переварить услышанное. Что за силы? Кто такой Чур?
– А ты лучше иди отседа, не надобно тебе видеть то, что сейчас будет, – проговорила Олефтина, указав мне на дверь.
– Что? – не поняла я.
– Во двор иди, – повторила Олефтина. – Сейчас придет сам Чур, будем убирать зло из Валерии, крепко засела в ней чертовщинка. Как бы на тебя не перебралось. Так что лучше обожди на улице.
Я судорожно сглотнула и посмотрела на Лерку, мне не хотелось оставлять её тут, в этом страшном месте, наедине с этой седой старушкой с пронзительными строгими глазами.
– Лера, ты как? – спросила я её.
– Всё хорошо, – проговорила она, стуча зубами. – Диан, можешь идти, я справлюсь.
Я не знала, что делать. Боязно и оставлять так Лерку; а вдруг и вправду с неё снимут это её проклятье, и полегче ей будет. Хотя ни в какое потустороннее я раньше не верила, но сейчас почему-то поверилось.
– Иди же, – поторопила меня Олефтина.
Одевшись, я посмотрела ещё раз на Лерку. Та уже вылезла из тазика, Олефтина вывела её, поставила в центр комнаты и сунула ей в руки горящую свечу. Я вздохнула, и вышла за дверь.
Во дворе меня встретил Денис, он порядочно продрог на морозе и пританцовывал, чтобы согреться.
– Ну, как она? – сразу же спросил он, кивая на дом Олефтины.
– Что-то не пошло пока, – вздохнула я. – Олефтина сказала, что будет просить помощи у какого-то Чура, а меня выгнала.
– Чура? – переспросил он, и его глаза сузились.
– Да, – кивнула я. – Ты знаешь, кто это?
Он мотнул головой, достал пачку сигарет и закурил, руки его заметно дрожали. То ли от того, что он замерз; то ли потому что испугался, когда я упомянула неведомого Чура.
– Слушай, Диана, не мешай мне с Лерой, – вдруг сказал он, смотря на меня в упор, и выпуская тонкую струйку дыма. Сразу пахнуло табаком.
– В смысле? – не поняла я.
– Тебе не нравится, что я стал ухаживать за Лерой, я же вижу, – ответил он.
– А у тебя серьезные намерения по отношению к ней? Или это игра, пока не надоест? – набросилась я на него. – Лера – чувствительная девушка, болезненная. Если ты с ней просто поиграешь, а потом бросишь, то травмируешь её. Лучше отступись. Пусть она встретит того, за кого выйдет замуж, с кем будет счастлива. У неё ещё не было парня, она совсем неопытна.
– Так она что ли девственница? – удивился он.
– Да, – ответила я, сдавая Лерку с потрохами. – Поэтому лучше не надо.
В его глазах вдруг сверкнули дьявольские искорки, и я поняла, что мое сообщение, что Лера всё ещё девственница, не оттолкнуло его, а наоборот, он как алчный зверь захотел её ещё больше.
– Знаешь, Диана, я не могу тебе поклясться в том, что останусь с ней на всю жизнь, но она мне нравится, очень нравится, – сказал он, снова затянувшись, и поглядел на меня через сигаретный дымок. – Поэтому не лезь не в свое дело.
Я ошарашенно посмотрела него.
– Иначе я расскажу твоему Никите, что ты тайком по ночам трахаешься с Робертом, – жестко произнес он.
Мало сказать, что я обалдела от его угрозы, я была в полнейшем шоке. Особенно меня резануло слово: «трахаешься». У меня даже мурашки поползли по спине.
– Что? – вырвалось у меня.
– Ты прекрасно всё услышала, – ответил он с нагловатой ухмылкой и снова выпустил дымок, нимало не заботясь о том, что попадает на меня.
– Это Роберт тебе так сказал? – спросила я, пытаясь этим вопросом прощупать почву, чтобы в случае чего отречься от всего, сослаться на недопонимание и выдумки.
– Нет, это я вас застукал на кухне, – усмехнулся он. – Когда ты прошлась своим пледом по моему лицу, то разбудила меня. И я прекрасно всё услышал. Это ни с чем не спутаешь. Ещё твое виляние голой попой перед Робертом. Кстати, зачетные ягодицы! – Денис засмеялся, а я почувствовала, что краснею.
– Это что – шантаж? – вспыхнула я.
– Называй, как хочешь, – сказал он и пожал плечами. – Только знай – будешь её отговаривать, настраивать против меня – я расскажу всё Никите.
Я не знала, что ответить. Впервые меня загоняли в угол. Для меня как страшный сон – если вдруг Никита узнает о моей измене. И в то же время Лера была моей подругой, я не могла молчать, видя, как Денис собирается пользоваться её неопытностью.
– Разве тебе её не жаль? Она же наивная словно ребенок, и выглядит как подросток, – с жаром проговорила я, решив сыграть на чувствах.
– Это только тебе так кажется, Диан, – сказал он. – Она вовсе не ребенок, хватит её опекать. Она взрослая вполне развитая девушка, ей скоро уж тридцатка стукнет, и что потом? Собираешься вечно за ней присматривать? Как только у тебя пойдут дети, так ты тут же забудешь про неё, начнешь устраивать свое семейное гнездышко. Так дай и ей тоже насладиться частичкой счастья.
Я не знала, что на это ответить. Можно, конечно, не вмешиваться, Лерка же, правда, взрослая девушка, сама разберется; но она так же была моя близкая подруга, и я ей желала только добра. А Денис… Симпатичный здоровый парень, явно имеет успех у девчонок. Ну, я нутром чувствовала, что он хочет просто позабавиться с ней, а затем кинет. Хотя, может быть, Лерке и нужен был такой жизненный опыт, пускай и горький.
Внезапно как-то резко потемнело вокруг, и фонарь, который освещал двор, задребезжал и потускнел, и отчего-то сразу стало тревожно. И это прослеживалось во всем: в ночи, в самом электрическом свете и даже снег вызывал тревогу. Я напряглась. Денис, похоже, тоже испытал нечто подобное, потому что он вдруг перестал нагло ухмыляться, сделался серьезным, и даже какой-то затаенный страх промелькнул в его глазах. Он смочил слюной пальцы, затушил окурок и засунул его в сигаретную пачку. То есть не выбросил чинарик в снег, а спрятал в свой карман. Это было странно. Будто он боялся намусорить во дворе Олефтины.
Несмотря на то, что я сейчас испытывала к Денису негативные эмоции, я была рада, что не одна стою тут, в полутемном дворе незнакомой деревни. Внезапно поднялся сильный ветер, и затрещало, забрякало и задребезжала всё, что могло затрещать, забрякать и задребезжать. Я испуганно поежилась и натянула капюшон пуховика, уворачиваясь от порывов. Ветер был настолько сильным, что сметал снег с крыш, и тяжелые заледеневшие крупинки глухо стучали по моему капюшону. Денис схватил меня за рукав и отвел под крышу дровяника.
И как-то резко всё стихло, и вновь мне показалось, что стало темнее, фонарь над крылечком ещё больше потускнел, будто его накрыли плотной тканью, и я ощутила чужое дыхание кого-то третьего… Это было наподобие того сна, когда мне почудился лось, заглядывающий в наши окна и рисующий морозные узоры на стеклах. Я замерла, боясь пошевелиться, и испуганно посмотрела на окно, оно единственное из гостиной выходило во двор, сейчас оно было зашторено, и за ним метались тени. То вспыхивало ярко-красным, то затмевало всё угольно-черным. Мне мерещилось, что в избушке происходит какая-то борьба, что даже гудят стены. В какой-то момент яркие звезды на небе сложились в форме лося, или мне это показалось?
Мне вдруг захотелось заплакать, не знаю почему, какая-то тревога и непонятный страх заполнили мое сердце. Будь со мной Роберт или Никита, я бы уткнулась лицом в грудь любимого мужчины, и мне стало бы легче, но никого из них не было рядом.
Вскоре тревога отступила, и даже стало как-то легче дышать. Хлопнула входная дверь, и на крыльцо вышла Лерка. У неё был ошарашенный вид и расширены зрачки, не будь на ней шапки, наверное, её волосы бы сейчас стояли дыбом.
– Лерка, ты как? – вскричала я, бросившись к ней.
– Нормально, – безэмоционально проговорила она, спускаясь вниз по ступеням. – Баба Оля наказала, чтобы меня называли только по полному имени – Валерия, а не Лера, и никак не Лерка, – вдруг серьезным тоном произнесла она.
Я опешила. Баба Оля? Денис воспользовался моим замешательством и завладел вниманием Лерки. Они пошли вперед, рука об руку, а я, чуть отстав, медленно поплелась за ними.
Выйдя со двора, мы пошли обратно в сторону дачного поселка. Денис и Лерка о чем-то болтали, он обнимал её. В какой-то момент он обернулся и посмотрел на меня, словно говоря – не вздумай вмешиваться в наши отношения. Я отвернулась.