Глава 33

Я вошёл в древний лес под руку с Матерью Летом. Мы следовали по широкой, извилистой дорожке.

— Не возражаешь, если я задам тебе вопрос, пока мы идём? — спросила Мать Лето.

— Вовсе нет, мэм, — сказал я.

— Что, по твоему мнению, произойдёт, если ты ослушаешься приказа Мэб?

— Приказа? — переспросил я.

— Тебе незачем увиливать, дитя, — фыркнула Мать Лето. — Что знает Мать Зима, то знаю и я. Мэб приказала тебе убить Мэйв. Что, по-твоему, произойдёт, если ты не подчинишься?

Я продолжал идти, немного помедлив с ответом.

— Полагаю, это зависит от того, будет ли Мэб всё ещё здесь, когда дым рассеется, — ответил я наконец. — Если будет… она будет недовольна. Меня будет ждать участь Ллойда Слейта. Если же её не будет…

— Да?

— Мэйв примет мантию Мэб и станет новой Зимней Королевой.

— Именно, — сказала Мать Лето. — Со временем едва ли будет заметна разница. Но в ближайшем будущем… как ты думаешь, как Мэйв будет обращаться с тобой?

Я уже было открыл рот, и снова закрыл его. Я мог это себе представить достаточно ярко: Мэйв, опьянённая новообретённой властью, хихикает, пытает и убивает направо и налево только потому, что теперь может это делать. Мэйв была из тех, кто живёт ради того, чтобы отрывать у мух крылья.

И я мог довольно уверенно сказать, чьи крылья первыми попадутся ей на глаза.

— Ну что тут сказать, дело — дрянь, — ответил я.

— Именно так, — сказала Мать Лето. — А если ты исполнишь приказ Мэб?

— Мантия Мэйв перейдёт к кому-то другому, — сказал я. — И если…. противник? Безопасно ли будет, если я скажу так?

Мать Лето улыбнулась.

— Поэтому мы и используем это слово вместо имён, Сэр Рыцарь. Да.

— Если противник захватил Мэб, тогда именно он будет выбирать того, кто примет мантию Зимней Леди. Значит, две трети Зимнего Двора будут под его влиянием, — я оглянулся через плечо на избушку. — А это, кажется, может быть не очень хорошо для Матери Зимы.

— Действительно, — сказала Мать Лето. — Мы все уязвимы для тех, кто нам близок.

— Никогда бы не подумал, что эта милая старушка с тесаком может быть с кем-то близка, мэм.

Морщины в уголках глаз Матери Лета стали глубже:

— О, она… Как это там говорят? Умеет заговаривать зубы. Но, хоть и по-своему, она всё же проявляет заботу.

В ответ на это я мог бы скептически выгнуть бровь.

— Вроде того, как она по-своему выражает то, что я ей нравлюсь? — спросил я.

Мать Лето ничего не отвечала, пока наши шаги не завели нас ещё глубже в лес.

— Подчас близко связываться со смертным бывает очень трудно.

— Для вас?

— Для всех фэйре, — ответила она.

— Что вы имеете в виду?

Она указала на себя:

— Внешне мы очень похожи на людей, так ведь? По крайней мере, большинство из нашего народа… а остальные имеют сходство с другими существами из смертного мира. Гончими, птицами, оленями, ну и так далее.

— Бесспорно.

— Вы бесконечно увлекательны. Мы зачинаем детей со смертными. Подстраивается под времена года смертных, колеблемся им в такт. Танцуем под музыку смертных, делаем наши дома похожими на жилища смертных, с удовольствием питаемся едой смертных. Мы во многом становимся всё более похожими на них, но всё же мы — это не они. Многое из того, о чём они думают, что чувствуют, и очень многое из того, что они делают, для нас просто непостижимо.

— Да мы и сами не до конца себя понимаем, — ответил я. — Думаю, для вас это уж точно должно быть сложно.

Мать Лето улыбнулась мне, и я мне показалось, будто наступил первый день весны.

— И это действительно так.

— Но вы ведь хотели что-то этим сказать, мэм, — произнёс я. — Вы ведь не просто так подняли эту тему.

— Да, — ответила она. — Зима холодна, сэр Рыцарь, но не настолько холодна, чтобы сердце промёрзло насквозь.

— Чтобы сердце могло промёрзнуть, его нужно иметь, мэм.

— У тебя оно есть.

Я шёл некоторое время молча, обдумывая это.

— Вы говорите, что у меня есть шанс остаться собой?

— Я много чего говорю, — сказала Мать Лето. — Есть ли у тебя шанс остаться самим собой, несмотря на тенденцию мантии формировать твои мысли и желания? У всех Рыцарей, Зимы и Лета, есть этот шанс. Большинство терпит неудачу.

— Но это возможно, — утвердительно произнёс я.

Она посмотрела на меня, и её взгляд был более бездонным, чем само время:

— Возможно всё.

— Ах, — сказал я, понимая. — Мы в действительности говорим не обо мне.

— Мы говорим, — произнесла она безмятежно, отводя взгляд. — И мы не говорим.

— Мм, — сказал я. — Я тут немного запутался. О чём конкретно мы говорим?

Мать Лето улыбнулась мне.

А затем она просто замолчала.

Говорили? Не говорили?

Я сохранял невозмутимое выражение лица, в то время как мой внутренний неандерталец сначала брызгал слюной, а затем пришёл в неистовство, принялся громить воображаемый продуктовый отдел, опрокидывая полки и разбрасывая фрукты в бессильной ярости, и орать: «ПРОСТО СКАЖИТЕ МНЕ, ЧЬЮ ЧЕРЕПУШКУ НУЖНО РАСКОЛОТИТЬ ДУБИНОЙ, ЧЁРТ ВАС ВСЕХ ПОБЕРИ!»

Чёртовы фэйре. Они меня в могилу сведут.

— Для соблюдения равновесия, — нарушил я молчание, — было бы хорошо, если бы теперь я задал вам вопрос, мэм.

— Я одобряю вопрос. Но я не даю обещаний относительно ответа.

Я кивнул:

— Кто вы в действительности?

Мать Лето остановилась на своем пути и обернулась, чтобы взглянуть на меня. Её брови поползли вверх:

— Это очень существенный вопрос.

— Знаю, — сказал я. — Это всё Хэллоуин виноват.

— И почему же, позволь узнать?

Я пожал плечами, мы пошли дальше, а я стал объяснять:

— Просто праздник заставил меня задуматься: маски. Я знаю одного персонажа из древних сказок, который жив, здоров и скрывается под чужим именем. Почему бы не быть и другим?

Мать Лето склонила голову, скорее, в знак, что услышала меня, или допускает такую возможность, чем соглашаясь.

— Всё меняется, — сказала она. — Бессмертные с трудом принимают перемены. Но это происходит с каждым.

— Я назвал Мать Зиму именами Атропос и Скульд, потому что они, похоже, подходят ей, — продолжил я. — Я к тому, что она, по всей видимости, любит острые предметы.

На губах Матери Лето на мгновение появилась ослепительная улыбка, затем снова исчезла.

— Дурак бы до такого не додумался, — похвалила она. — Да, она действительно была когда-то известна под этими именами. Но ты всего лишь догадался об именах одной из её масок — и не самых могущественных из наших имён.

— Наших? — переспросил я. — Подождите. Я запутался.

— Знаю, — сказала она. — Вот мы и пришли.

Мы остановились посереди лесной тропинки — в месте, которое на вид ничем не выделялось из окружающего пейзажа. Мать Лето остановилась и, нахмурившись, взглянула на меня:

— Ты одет крайне неподходяще.

— Не волнуйтесь об этом, — ответил я. — Я могу справиться с холодом.

Она отпустила мою руку, окинула меня взглядом сверху вниз, положила ладонь на ручку корзины, которую несла на сгибе локтя и сказала:

— Что-то немного менее… неофициальное было бы уместнее, я думаю.

Я уже раньше изображал куклу Кена для стилистов-фэйре, так что не был особо шокирован, когда моя одежда начала корчиться и изменяться на глазах. Когда в своё время это делала Леанансидхе, я провёл в машине полчаса страданий, пока один причудливый и недостойный наряд сменялся другим. На этот раз было иначе.

Ткань моей одежды превратилась в идеально подогнанный стальной доспех. Впрочем, скорее всего, не стальной, а из того же металла, что у сидхе. Броня была простой и функциональной, без орнаментов — нагрудник, наручи, большие оплечья на плечах. Тяжёлые щитки, свисающие с нижней части нагрудника, защищали бёдра. Ноги спереди и сзади покрывали наголенники. Все детали были чёрные и блестящие, при прямом освещении отливающие тёмно-фиолетовым и тёмно-синим.

Я вдруг понял, что под левым локтем держу шлем, взял его обеими руками и стал рассматривать. Шлем был коринфский — как в фильме о спартанцах, только без конского хвоста — с мягкой обивкой внутри. Я надел его, и он оказался впору.

— Намного лучше, — похвалила Мать Лето. — Держись рядом со мной всё время.

Я окинул взглядом совершенно безмятежный лес. Это требовало усилия, так как шлем не позволял мне плавно поворачивать голову. Я всё же осмотрелся. Я уверен, что броня заставила меня выглядеть глупо.

— Ну, хорошо.

Мать Лето улыбнулась, снова взяла меня за руку и вытянула одну ногу. Ею она очистила от слоя грязи и опавших листьев поверхность плоского камня, вроде булыжника, возможно, трехфутового квадрата. Она постучала по нему три раза, прошептала слово и увлекла меня за собой, когда ступила на него.

Никакой драмы не последовало. Пейзаж просто изменился, так же стремительно и решительно, как тогда, когда вы включаете свет в тёмной комнате. Секунду назад мы стояли в осеннем мегалесе. В следующую…

Я видел фильмы и кинохроники о Первой мировой войне. В моей школе не слишком подробно рассказывали о ней — потому, что Америка не играла в ней ведущую роль, и потому, что весь этот глупый непонятный хаос на Континенте, которого вполне можно было избежать, унёс миллионы жизней, но так ничего и не решил, а только сформировал команды для следующей мировой войны. Но то, что мне показывали, я запомнил. Бесконечные мили и мили окопов. Заволочённая дымом нейтральная зона, через которую протянута грязная, ржавая колючая проволока, а вдоль неё в ряд расположились стрелки с пулемётами. Пелена дыма застилает солнце, превратив его в тускло светящийся шар.

Но фильмы не могут передать всех ощущений. В небе разносился непрерывный грохот — гром, порождённый насилием, и всё вокруг было пропитано запахом фекалий и смерти.

Мы стояли на вершине небольшой бесплодной горы, глядя вниз. Рядом с нами, всего в нескольких сотнях ярдов, возвышалась стена — такая огромная, что с её помощью, наверное, можно было бы сдержать нашествие монголов, даже если бы они были размером с Кинг-Конга. Она была сделана целиком изо льда, или из каких-то прозрачных кристаллов. Даже отсюда я видел в этой стене залы и комнаты, среди которых были казармы, лазареты, кухни, и тому подобное. По ним двигались смутные, неясные фигуры.

Вдоль стен стояли, должно быть, десятки тысяч, если не сотни тысяч, солдат. Я присмотрелся, пытаясь разглядеть их получше, и понял, что это сидхе в доспехах.

Все до единого.

Доспехи на всех были похожи на мои, отсвечивающие приглушёнными, холодными оттенками Зимы.

Земля за стеной состояла из пыли, слякоти и битого сланца. Она была покрыта буграми и крутыми оврагами. Единственные растения, которые росли там, выглядели так, словно готовы проткнуть, оцарапать или ужалить вас. Несмотря на то, что земля непонятным образом светилась, небо было чёрным, как совесть Кота Ситха, не было видно ни одной звезды или пятнышка света. Небо подавляло, огромное, как в открытых, холмистых землях Монтаны и Вайоминга.

Там перемещалось ещё больше военных формирований. Некоторые из воинов выглядели так, словно были великанами, или, возможно, троллями. Большие группы, состоящие из более мелких особей, были, вероятно, Зимними гномами. Какие-то существа летали в воздухе. Отряды того, что казалось конной кавалерией, разъезжали туда-сюда. Некоторые из солдат подозрительно смахивали на мультяшных снеговиков.

С этой точки обзора я мог видеть два главных очага сражения, в каждом из них бились, наверное, тысяч по сорок солдат Зимы. И сражались они…

Я не смог чётко разглядеть врагов. Они, казалось, не имели какой-то единой формы. Там были существа, чья физиология не имела смысла и была крайне беспорядочной. Я видел нечто, похожее на щупальца, огромные челюсти, когти, клыки, похожие на дубины конечности и хвосты. Они не были двуногими. Они не были четвероногими. По сути, они, казалось, совершенно не стремились к какой-либо симметрии вообще.

Я присмотрелся внимательнее и вдруг ощутил ужасное давление внутри своей головы. На секунду всё поплыло, и меня затошнило. И в то же время часть меня кричала, что я должен оставить свою спутницу и пойти посмотреть на этих монстров сам, словно там было нечто, что я хотел увидеть, во что подсознательно хотел вглядеться. Холодное, какое-то маслянистое щупальце энергии скользило внутри моей головы, такое же, как я чувствовал перед тем…

Я резко отвёл глаза, коротко крякнув от усилия, закрыл их и не открывал.

— Срань го… Иные? Мэб сражается с Иными?

Мать Лето промолчала.

— Я не… Я не понимаю, — сказал я наконец. — Разведка Белого Совета всегда оценивала количество войск, принадлежащих Мэб, примерно в пятьдесят тысяч. Там, снаружи, выставлена чёртова уйма войск, много большая, чем эта цифра.

Мать Лето ничего не сказала. Вместо этого она указала мне налево. Я посмотрел и увидел пару башен размером с Крайслер-билдинг, поднимающихся над стеной. Между ними были двустворчатые ворота.

Врата потрясали воображение. Они были огромными, выше, чем большинство многоэтажных зданий в Чикаго. Они были сделаны из того же льда или кристаллов тёмного оттенка, и покрыты множеством узоров и печатей, накладывающихся друг на друга бесконечными слоями. Я узнал пару из тех, что смог рассмотреть. Это были обереги, защитные чары.

Внезапно раздался звук, нарастающий стон, подобный ломающему деревья ветру или ударам прибоя по отвесной скале. И также внезапно горизонт за стенами исчез за строем тёмных, гротескных фигур, которые единым порывом хлынули в атаку на войско Зимы.

В отдалении раздались звуки горна — звонкие и доблестные. Войска Зимы начали отступать к вратам, выстраиваясь дугой перед ними и смыкая боевые порядки, пока кавалерия трепала надвигающиеся ряды Иных, замедляя их наступление. Затем кавалерия развернулась и стремительно двинулась назад, благополучно миновала линию пехоты и въехала обратно в ворота.

Иные приблизились и вломились в ряды Зимних. Завязалась битва. Издалека, она выглядела просто как большой, запутанный беспорядок, когда каждый борется за лучшую позицию, но я смог различить пару деталей. Я видел падающего огра, когда кислота от плевка Иного начала разъедать его глаза до голого черепа. Я видел, что строй Зимних дрогнул, и Иные с новой силой хлынули в образовавшуюся брешь.

Тогда небольшая команда гоблинов выскочила из кучи сланца в самый подходящий момент, когда Иные были почти вплотную прижаты к строю Зимних, но ещё не прорвались сквозь них. Внезапность нападения заставила Иных податься вперед, и тут я увидел, что «слабый» отряд развёл Иных как лохов, отступив, но сохранив при этом свои порядки. Иные сами себя перехитрили, и теперь со всех четырёх сторон были окружены безжалостными войсками Зимы.

Самоуверенные оккупанты обломились.

И это была лишь небольшая часть битвы. Мои чувства и разум просто не смогли воспринять всё, что я видел. Но моё сердце забилось очень быстро, и холодок страха коснулся моего позвоночника, словно пальцы Мэб.

Иные стремились внутрь.

— Когда? — спросил я. — Когда это началось?

— Ох, Гарри, — мягко вздохнула Мать Лето.

— Что? — спросил я. Но я уже заметил кое-что. Те пласты и насыпи из сланца? Это был не сланец.

Это были кости.

Миллионы, миллионы и миллионы грёбаных тонн костей.

— Какого дьявола здесь происходит? — выдохнул я. — Где мы?

— Это окраина Феерии, — сказала она. — Наши внешние границы. У тебя ушло бы десятилетие, чтобы научиться перемещаться на такие расстояния.

— Ооо, — сказал я. — И… и так все время?

— В основном, — сказала Мать Лето. Она печально смотрела на равнину. — Не думаешь ли ты, что Mэб целыми днями просиживает на троне, строя козни со своими вероломными придворными? Нет, сэр Рыцарь. Власть имеет цену.

— Что произойдёт, если они прорвутся сюда? — спросил я.

Губы Матери Лета сжались:

— Всему конец. Всему.

— Срань господня, — пробормотал я. — Тогда и у Лета должно быть подобное место?

Мать Лето покачала головой:

— Это никогда не было задачей Лета. Ваш Совет был достаточно точен, оценивая количество тех войск, что защищают сердца Зимы и Лета. Но у Мэб есть и другие войска. Они нужны ей… для этого.

Я чувствовал себя так, словно меня несколько раз огрели по голове резиновым молотком:

— Так… войска Мэб в чёрт-те сколько раз больше ваших.

— Совершенно верно.

— То есть она может задавить вас в любое время?

— Она могла бы, — подтвердила Мать Лето, — если бы пожелала утратить эту реальность.

Я нервно оценил протяжённость стены. Похоже, она уходила в бесконечность, и сражение шло по всей её длине.

— Вы говорите мне, что именно поэтому Mэб наделена своей силой? Чтобы… защищать границы?

— Чтобы защищать всех вас от Иных, смертный.

— Тогда для чего же предназначена сила Титании? — спросил я.

— Чтобы защищать всех вас от Мэб.

Я сглотнул.

— Титания не может сравниться вооружёнными силами с Мэб, но она может отправить в забвение лично её, и Мэб это знает. Титания является сдерживающим фактором её власти, противовесом.

— Если Мэб погибнет… — начал я.

Она повела вдоль стены рукой:

— Испорченный, садистский, кровожадный и неопытный ребенок получит контроль над всем этим.

Адские колокола. Я протёр глаза и, сопоставив кое-какие факты, осознал кое-что ещё.

— Это осада, — сказал я. — Те ребята снаружи штурмуют стены. Но есть и другие, которые пытаются вырыть себе путь внутрь, чтобы открыть ворота своим приятелям. Это то, кем является наш противник. Верно? Подрывник, лазутчик.

Мать Лето кивнула:

— Теперь ты понимаешь? Потенциально ты можешь быть довольно сообразительным. Оставайся рядом со мной, дорогой. — И она твёрдой походкой направилась к массивным воротам.

У нас не заняло много времени, чтобы добраться туда, но, когда мы подошли к основанию стены и пошли вдоль неё, мы начали привлекать внимание её защитников. Я чувствовал, как мое напряжение нарастает по мере того, как сзади, легко ступая по земле, нас быстро догоняла марширующая колонна вооружённых сидхе.

Мать Лето направила меня чуть в сторону, так что мы сошли с пути колонны, и они начали проходить мимо нас. Я не обращал на это особого внимания, пока кто-то, идущий впереди колонны, не выкрикнул ясным голосом приказ, и сидхе все как один остановились как вкопанные, одновременно топнув парой сотен сапог. Голос рявкнул другую команду, и все сидхе повернулись к нам лицом.

— Ой-ё, — сказал я.

Мать Лето коснулась моей руки, и уверенность омыла меня, как июньское солнце:

— Шшшш.

Голос рявкнул ещё команду, и сидхе разом опустились на одно колено и склонили головы.

— Доброе утро, кузены, — произнесла Мать Лето торжественным голосом. Она отняла ладонь от моей руки и очертила ею широкую, размашистую арку над коленопреклонёнными солдатами. Едва уловимая, таинственная сила нежно зазвенела в воздухе. — Ступайте с моим благословением.

Один из солдат во главе колонны встал и поклонился ей, выражая благодарность. Затем он отчеканил ещё один громкий приказ, и колонна поднялась, повернулась и продолжила быстрый марш.

— Ух, — сказал я.

— Да? — спросила Мать Лето.

— Я в некотором роде ожидал… нечто другое.

— Зима и Лето — две противоположные силы нашего мира, — сказала она. — Но мы принадлежим одному миру. Только это имеет значение. И никогда не мешает проявить уважение к своим старейшинам.

— Да, мэм, — сказал я.

Мать Лето послала мне маленькую, лукавую улыбку.

Мы продолжили нашу прогулку следом за ними и вскоре достигли врат. Там я увидел ворота поменьше, лазейку для вылазок, встроенную в главные врата. Они были размером с гаражные двери на пожарной станции. Пока я осматривался, кто-то выкрикнул команду, и пара огров в тяжёлой броне ухватились каждый за свою створку меньших ворот и начали открывать их. Колонна, подошедшая перед нами, стояла, готовясь отправиться наружу, но выступили они не сразу. Вместо этого, появилась колонна телег и носилок, в которой стенали раненные в боевых действиях снаружи, за ними присматривали несколько дюжин сидхе, одетых в чисто-белую броню, отмеченную яркой зелёной и алой отделкой — Летние рыцари сидхе. Медики. Несмотря на огромное число войск, которое я видел в движении вокруг себя, обратно к вратам возвращалось менее сотни выбывших из строя. Очевидно, Иные не признавали практики оставлять за спиной живых врагов.

Худая фигура спустилась по лестнице, построенной в обрамляющих врата стенах, поначалу как тёмное расплывчатое очертание сквозь все эти слои кристаллов. Он был на пару дюймов выше меня, что составляло почти семь футов, но в его движениях ощущалась бодрая, живая энергия и целеустремленность. Он был одет в тёмную мантию, которая поначалу показалась чёрной, но, как только он вышел на свет, заиграла оттенками глубокого пурпура. В одной закалённой руке он держал длинный чародейский посох из светлого дерева, большую часть его лица скрывал капюшон, за исключением кончика орлиного носа и длинного подбородка, покрытого седой бородой.

Он обратился к Летним и Зимним сидхе на языке, которого я не понял, но, очевидно, понимали они, давая указания медикам Лета. Они воспринимали его приказы с каким-то суровым, официальным почтением. Он склонился, чтобы внимательно обследовать каждого павшего, кивая медикам после каждого осмотра, и они немедленно относили раненых сидхе в указанную область позади стены в некоем подобии аккуратной сортировки.

— Рашид, — пробормотал я, узнавая мужчину. — Что он делает здесь…

Я замер и уставился на массивные ворота, возвышающиеся над нами.

У Рашида, члена Совета Старейшин Белого Совета Чародеев, было и другое звание, имя, которым его называли чаще всего.

Привратник.

Он закончил с последним из раненых, затем повернулся и направился к нам размашистым, целеустремлённым шагом. Он остановился за несколько шагов и поклонился Матери Лету, которая вернула жест с глубоким, официальным наклоном головы. Потом он прошёл остаток пути ко мне, и я мог видеть блеск тёмных глаз под его капюшоном. Его улыбка была широкой и тёплой, он протянул мне руку. Я взял её и пожал, чувствуя себя немного ошеломлённым.

— Так-так, — сказал он. Его голос был глубоким и теплым, с лёгким акцентом, который звучал отчасти по-британски, но приправленный множеством экзотических оттенков. — Я надеялся, что мы снова увидим ваше лицо, Страж.

— Рашид, — замялся я, — эээ… мы… они…

Улыбка Привратника стала немного печальной:

— Ах, да, — сказал он. — Я полагаю, они впечатляют, когда видишь их впервые. Добро пожаловать к Внешним Вратам, Страж Дрезден.

Загрузка...