Холодное лето 1402-го. Том 2

Глава 17 Сумрачное утро

Зеленогорск, утро следующего дня

Ночь прошла, как ей и полагалось — за семь или восемь часов — но дождаться утра мне стоило просто неимоверных усилий. Нет, и в самом же деле: усталость-то призракам, как оказалось, не страшна. По крайней мере, у меня ничего такого не было. А семейка новых жильцов — не смотря на такие наши совместные «приключения» — угомонилась довольно быстро.

Пообсуждали совсем немного отпечаток на заднице и, не придя ни к какому выводу, банально заснули. Честное слово, будь я реально чем-то потусторонним, это было бы даже немного обидно…

— Люсь, ну что — до вечера? — мужик прижал к себе супругу и заглянул ей в глаза.

— Да! У нас же сегодня «полный» день, поэтому будем сидеть до упора. Освобожусь — точно не раньше восьми…

На мой взгляд, вчера они вообще почти общались, поэтому в разговорах ни разу не мелькнули подробности на эту тему, и я понятия не имел, где эта парочка совершает свои трудовые подвиги. Уже утром удалось узнать хотя бы имя муженька — Алексей…

— Ты уверена, что мне не надо срочно искать другое жилье? — в десятый раз переспросил муж.

— Ну, Лёша, ты же сам знаешь: до аванса еще почти неделя, а лезть в заначку — то такое… Давай попробуем обойтись? Ну, серьезно, очень хочется у моря в этом году все-таки поваляться. Пусть даже в Крыму. Там, конечно, с «ol inclusive´ом» не очень, но вода ведь ничуть не хуже? Такая же и мокрая, и соленая… И Солнце тоже самое, да и тамошний шашлык к коньяку — ничем не хуже поддельного турецкого вискаря с кебабом… А если к концу лета все это «ковидобесие» угомонится, то в Турцию может и сможем рвануть… Естественно, если не сглупим, и не раскидаем деньги, — мечтательно разулыбалась Люська, но тут же испуганно стрельнула глазами в мою сторону.

Нет, конечно же, никто из новых жильцов меня не видел. Ну, я надеюсь — ведь голышом рассекать было бы тогда совсем неловко. Просто в прихожей, стать приткнуться было особо некуда, и испуганная Люська, что называется, «по площадям работала…»

— Ну, давай, тогда побыстрее! Подвезу, а шефу совру что-нибудь на счет пробок. А то он меня, наверное, уже ждет… — облегчение в голосе Лёхи не заметил бы только глухой.

«…Что, тоже не веришь в свое умение копить⁈» — грустно хмыкнул я, вспомнив свои собственные финансовые заморочки до повышения, и вернулся в зал.

Судя по всему, парень у кого-то личным водилой батрачил, но ладно — это его дела. У меня были совсем другие планы. Никак не связанные с моими невольными сожителями, чем бы они там ни занимались…

Всю ночь я изображал эдакого грустного сыча.

Сидел посреди квартиры, угрюмо пучился в никуда и бомбардировал пространство переживаниями. Ну и, конечно же, пытался определиться с тем, что делать дальше, естественно. Правда, ни к каким особенным выводам тоже так и не пришел, но где-то с полчаса назад, с ответным визитом в голову все же наведалась одна интересная идея. Надеюсь.

В общем, я решил попробовать посмотреть на своих бывших соседей вблизи. Вроде же призракам полагалось ходить сквозь стены?..

Первая попытка не задалась.

Прикинув, где должна быть квартира Ангелины Ивановны — пожилой и очень любопытной соседки по площадке, что не позволила когда-то отмудохать меня будущему убийце с братом — я уперся в кирпичную стену и…ничего. Что-то не срасталось…

«…Вот ведь фигня какая! Ну не могут же все подряд ошибаться, призраки же вроде и в самом деле не совсем материальны…»

Подняв руки к лицу, я осмотрел каждую черточку на ладонях, потом — пальцы, ноги — и вообще всего себя. Мое нынешнее тело выглядело совершенно таким же, как и прежде, вот только его не видели другие, и оно никак не контактировало с предметами.

Входило в стену до определенного предела — и все.

Если посчитать это нормальным, то единственной странностью было такой нюанс. Рука или нога — да, пожалуйста, а вот голова — уже нет, она в стену не углублялась даже сантиметров на десять.

И да — шторы!

От моего прохождения сквозь них, ткань еле заметно, но отклонялась. То есть что-то во мне все-таки было…материальным.

«…Так, ну и что будем делать? — оглянувшись и не найдя точки приложения сил, я на секунду замер от пришедшей в голову догадки. — Ну а почему бы и нет…»

Новая идея состояла в том, чтобы попробовать взять эту «крепость» усидчивостью. Веса ведь у меня тоже — как оказалось — не было, поэтому сидеть или лежать я мог почти как угодно. На одной ноге, на единственном пальце или даже на голове. Вот вообще как захочу.

Упершись лбом в стену — ни моему новому лбу, ни шее, ни прессу — это не доставило вообще никаких неудобств, сам я погрузился в размышления о будущем…

Воспринимать идею, что это все навсегда — оказалось куда легче, чем изначально предполагалось.

Фактически все мои ощущения в текущем состоянии сводились к мыслям и эмоциям. Будь в их числе и немного прежних, чисто физиологических радостей, вечность можно было хотя бы попробовать куковать, а так — не, ну его к черту!

Вчерашний шлепок по симпатичному Люськиному «попцу» — особенно если забыть о его болезненном эффекте — воспринимался, словно действие в компьютерной игре или, например, во сне.

Ну вот же, есть отличная женская выпуклость, есть рука, но — не то… Вроде и должно было порадовать, однако эффект вышел куда более жидким, чем хотелось.

«…Если мне и в самом деле крышка, лучше б я смог и в самом деле шалить, как человек-невидимка. Так — хоть какие-нибудь плюсы от моего нового состояния можно было бы найти…»

Действительно, даже мысль о таком печальном итоге отчего-то воспринималась как-то…равнодушно, что ли. Типа — «ну смерть и смерть, чего только не бывает в жизни…»

Но логика при этом не пробуксовывала, ну и разум однозначно твердил — давай искать, хоть какой-нибудь выход из этой ловушки! В конце концов, было интересно, что это вообще за фигня такая со мной произошла?

Я не сомневался, что все это как-то связано с магистратскими купцами, показанной мне «кровью ангелов» и — возможно даже — недавним нападением ландскнехтов. Но пока это были лишь догадки, а хотелось определенности.

Ну и оставаясь призраком, невозможно раздавить сапогом яйца или горло тем уродам, что со мной сотворили нынешний фокус-покус. А сделать это и в самом деле очень хотелось. Вот прямо очень-очень!

Никогда не любил переливать из пустого в порожнее. Из-за этого все свои немногочисленные мысли и переживания я прокрутил уже минут за десять-пятнадцать. Еще через минуту, осознав это, решил потренироваться в ничего «не думанье».

Как и всякий более-менее взрослый человек с фантазией и гуманитарными склонностями, не миновала меня чаша увлечения всякими там духовными практиками. До особых экспериментов дело, правда, как-то не дошло, но несколько книг Ошо* я прочел.

Странный и местами забавный индус, и пусть была в его идеях какая-то червоточина, но если воспринимать эту чушь, как игру ума — очень интересно…

Вот оттуда я и почерпнул идей о молчаливом созерцании, концентрации на «своем пупке», точнее — на чакре чуть ниже — энергетическом центре нашего тела и прочем разном. Странно, но, почти не ощущая свое тело, экспериментировать с концентрацией оказалось явно легче, чем когда-то.

«…Ой!.. — на мгновение в глазах потемнело, и секунду спустя я лежал на полу уже в квартире Ангелины Ивановны, —…ты степь широкая…»

Вытянув ноги из стены, я скорее удивленно, чем испуганно оглянулся, но тут же понял — ничего страшного, все осталось по-прежнему.

«…Ну, надо же…»

—…Наталья Петровна, ты мне не болтай глупостей, раз мы с тобой все еще живы, то надо и жить дальше! — чей-то строгий и явно знакомый голос доносился из соседней комнаты.

Кому как не бодрой пенсионерке было проводить время, перемывая кости соседям, тем более — в рабочий день, когда народ помоложе разбрелся по конторам и мастерским.

Чем еще пенсионерке заниматься, как не наставлять кого-то из впавших в пессимизм подруг…

Разговор в таком тоне продолжался уже только при мне минут двадцать. Но поскольку трансляции не было, смотреть там было не на что, и я бродил по квартире соседки. Не то чтобы от большого интереса, но все же я в первый раз оказался здесь, да и в ее двушке нашлось что глянуть. Отставная учительница накопила в доме немало сувениров, сделанных руками школьников.

— Я тебе сказала, прекращай! — продолжала она. — У меня, знаешь ли, тоже всякое бывает. Вот — слышала, наверное — сначала сосед пропал, и его — прости — сучка-жена вернулась в квартиру вместе с любовником. Но не прошло и недели, как они и сами пропали. Знала бы ты, как эта парочка орала перед этим…

— Бу-бу-бу! — отозвалась трубка, слышимым даже мне пятиминутным спичем.

На эти откровения я — так и вовсе чуть не забыл дышать.

— Что? — переспросила Ангелина Ивановна, и только переждав очередное «бу-бу-бу!» продолжила. —…Нет, полицейские не поверили мне. Никто из соседей почему-то больше не слышал этих диких воплей. Но ты уж поверь — было просто ужасно… Что?

Следующие пару минут реплики были большей частью односложные, и я был вынужден подобраться поближе, чтоб попробовать подслушать важный, но проходящий мимо меня разговор.

К сожалению, из любопытного удалось узнать немного.

Брат-полицейский моего убийцы тоже через несколько дней пропал, и об этом, оказывается, уже давно болтали все кому ни лень. По крайней мере, приятельницы-пенсионерки упомянули об этом вскользь, как о чем-то общеизвестном и не особо важном.

А вот для меня именно этот факт стал ключевым.

Если бы пропал сначала коп, а потом его говнюк-братец и моя бывшая жена-тварь, тогда бы можно было предположить, что преступление связано с делишками оборотня в погонах.

Но вот в такой последовательности — получалось все однозначно наоборот. Да и материальный вопрос можно было исключить. Почти наверняка…

Нет, ну конечно, придурки-любовники могли найти клад или надумать торговать наркотиками, из-за чего их и порешили. Это если отбросить все мистические нюансы, ведь по словам бабки получалось, что буквально за полминуты до приезда вызванных ею полицейских, подельники еще орали, будто их пытают, а когда ОМОН взломал дверь — ничего существенного не нашли.

Но если взять реалистичные версии, то единственное их богатство — это доля в квартире брата, ну и моя наследственная собственность. А на все это отчего-то никто не покусился.

По крайней мере, мою квартиру — сдала сестра вместе с отцом бывшей жены.

Я так понял: они собрались продать и полюбовно поделить ее, после того, как выйдет срок до признания меня и Наташки, пропавшими без вести. Про сеструху я даже в страшном сне не смог бы предположить, что она закажет Наташку с полюбовником всего за какие-то пол квартиры.

Она удачно вышла замуж, и даже если бы что-то случилось — вряд ли ее проблемы можно было бы решить, продав халупу. Пусть даже в центре Зеленогорска.

Ну и тесть.

Совсем уж глупо было предполагать, что он стал бы убивать дочь и еще двух мужиков за нынешнюю долю или даже всю квартиру. Не был он патентованным убивцем, а чтоб заказать трех человек в наши времена — заплатить пришлось бы, наверное, даже больше, чем стоимость всей этой недвижимости.

В общем, единственная моя версия выставляла ситуацию…в очень уж подозрительном ключе.

…Ничего интересного о пропаже неприятной компашки больше узнать не удалось. Пенсионерки снова переключились на перемывание костей своим знакомым — если правильно понимаю, таким же потрепанным жизнью красавицам — и я снова принялся бродить от шкафа к шкафу, лишь самым краем сознания следя за разговором.

В это время солнце еще даже не успело приблизиться к зениту — было раннее утро. Поэтому в ее квартире, как, кстати, и у меня — царила эдакий полусвет. Я, кстати, видел в нем куда лучше, чем раньше, но хотелось другого.

Поэтому ленивая экскурсию по двушке Ангелины Ивановны, в какой-то момент и привела меня к балкону. Дверь туда была открыта. Ну и как было не глянуть на внешний мир?

— А-а-а-ааа! — боль была такая, словно на кожу плеснули раскаленный свинец.

Не знаю, как можно было потерять сознание, имея, собственно, лишь его, но следующие несколько минут я не запомнил. Очнулся в кладовке, успев расслышать лишь хлопок закрывшейся двери и два поворота ключа в замке, под испуганное бормотание пенсионерки.

Кажется, бедная женщина снова стала свидетелем того, о чем можно рассказать, а вот доказать — сильно вряд ли. Но сейчас мне было не до ее проблем.

«…Надеюсь, бабка не отляпается, это было бы прямо несправедливо…»

Осторожно выбравшись из укрытия, с облегчением убедился, что мое призрачное тело по-прежнему боится лишь прямых солнечных лучей. Плечи, руки и прочее, что попало под удар — не пострадало, ожогов не было. Вообще никаких следов, но кое-какие изменения, кроме поселившегося внутри страха, все же произошли.

Я даже не сразу это сообразил, да и сознание наотрез отказывалось верить, но пришлось все-таки признать: мои ноги уже не те, что прежде. Самые подошвы — примерно на сантиметр — словно растворились, а тело примерно на ладонь выше — стало и вовсе прозрачным. Сейчас я и в самом деле смотрелся, как призрак. Как минимум там…

— Ну, твою же дивизию! Неприятно, получается, эдак я могу и…гм, умереть что ли? И ведь во второй раз уже, бли-и-ин…

Единственный плюс от последнего происшествия оказался в том, что потеряв часть сил, я ощутимо глубже стал проникать в стены.

Если раньше руки и ноги застревали на уровне плеч и паха, то теперь я тонул в кирпиче и бетоне — разницы между ними не ощутил — сантиметров на десять-пятнадцать лучше. Ну и голова тоже стала проникать в камень куда глубже.

При этом вроде как получалось, что не только энергия во мне, но и концентрация внимания — делали призрачное тело плотным. Благодаря маленькому натурному эксперименту теорию эту подтвердить удалось почти сразу.

Стоило мне попытаться сконцентрировать внимание в ладонях, попробовать ощутить себя именно ладонью, представить, что тот самый «Я» не в голове, а именно там и — бац! — рука на некоторое время просто отказалась тонуть в стене.

Она вдруг стала, ну хотя бы для стены — совершенно материальной.

«…Блин, ну, кажется, я хотя бы примерно начинаю понимать, как именно бедной Люське досталось ее травма вчерашняя. Не очень понимаю, почему синяк образовался, тем более такой, но хоть какая-то определенность…»

Переходы в другие квартиры дались уже куда проще.

Я концентрировал внимание в одной руке, а второй — проникал как можно дальше в стену. Главное, чтоб хотя бы половина тела успела уйти до того момента, как сознание — ну или мое Я — вернется в центр. И тогда — бамс! — призрачное тело вываливалось в соседнее помещение.

Соседи слева прямо таки олицетворяли грусть-печаль.

Мужик-фрилансер лет сорока-сорока пяти жил с родителями. Его мать болела чем-то серьезным, по-моему, раком, а может это и не так — я просто не придумал других подходящих болезней, но старушка так высохла и ослабела, что без слез и не посмотришь.

Побывать у них оказалось штукой очень неприятной. Особенно с учетом моих собственных проблем. Все было просто пропитано ощущением горя. Ну и говорили там лишь о лекарствах да болезнях, короче — я там не задержался…

В следующей квартире атмосфера была куда лучше, а вот людей — не нашлось.

Жили там, то ли казанские татары, то ли какие-нибудь узбеки-таджики. На лица — почти европейцы, но не без азиатского следа. В фотографиях и именах эта восточная смесь чувствовалось куда сильнее, но точнее было не разобрать, не специалист…

Прямо на столе лежал черновик письма на имя президента, где сын напоминал о пропаже отца, вместе с еще двумя сотням человек. Я с удивлением даже сумел вспомнить новости о самолёте с туристами, который пару лет назад — в конце августа 2017-го — исчез где-то над Атлантикой.

Оказывается ни аэрофлотовский борт, ни тем более батю моих соседей или кого-то из спутников, до сих пор не нашли. Тоже — не особо веселая история, но хотя бы в квартире не было того ощущения безнадеги, что я испытал чуть раньше.

На этом прогулку решил завершать.

В последней квартире все было устроено немного иначе, и при проникновении, я едва не вывалился прямо в световое пятно. Все-таки во время дневных прогулок слишком уж большим мог оказаться риск, снова нарваться на «душ» из расплавленного свинца.

Да еще эта история.

Я вдруг понял, что просидев всю ночь в одиночестве, в глубине души все равно оставался уверен, что сейчас меня найдут, спасут и вернут потерянное тело — оно ведь явно осталось в том — другом мире. Но это трагедия — что-то изменила.

«…Растворюсь однажды, и все, даже могилки не останется, хотя зачем она мне…»

От таких мыслей накатило ощущение безнадеги, и я вернулся в свою бывшую квартиру, решив отложить все эксперименты до заката.

* Чандра Мохан Джеин(1931—1990) с начала семидесятых Бхагван Шри Раджниш (хинди «тот благословенный, который бог»), позднее известный как Ошо (хинди «океанический, растворённый в океане») — индийский религиозный, духовный лидер и мистик, вдохновитель религиозно-культурного движения. Проповедник новой санньясы, выраженной в погружении в мир без привязанности к нему, жизнеутверждении, медитации, ведущей «к тотальному освобождению и просветлению, и отказе от эго…» Критика социализма, Махатмы Ганди и христианства сделала его еще при жизни противоречивой фигурой. Помимо того, Ошо отстаивал свободу сексуальных отношений, в отдельных случаях устраивал сексуальные медитационные практики, за что заслужил прозвище «секс-гуру». Некоторые исследователи называют его «гуру скандалов».