Холодное лето 1402-го. Том 2

Глава 13 Тишина

Север Бургундии, оскверненное аббатство

(11 мая 1402 года, утро следующего дня)

Логично, что первую половину суток солнце освещало как раз восточный вход в обитель, поэтому сегодняшний штурм решено было начать именно отсюда. Да и широко распахнутые то ли нами, то ли кем-то из тварей ворота словно бы приглашали к этому.

— Эй, мразь, смотри сюда, — выступил из-за левой створки стрелок, — вот он я! Завтракать подано… — насмешливо сообщил он, после чего зажал короткую аркебузу между ног, сопроводил свой спич еще и парочкой очень узнаваемых движений, и медленно отступил назад.

За такую пантомиму дома парню даже самый добрый христианин непременно постарался бы дать в морду, но хотя опасное существо, к которому он обращался, ни к одной из общепринятых конфессий, скорее всего, не принадлежало, однако оно явно оскорбилось…

Нет, конечно же, могло быть и так, что мертвец заинтересовался только возможностью сожрать юного шутника, но в голосе твари все-таки трудно было не разобрать и гнев тоже. И это, честно говоря, пугало в ней куда больше, чем не до конца трансформированная рожа, мощные, словно бы медвежьи лапы и вполне человеческие босые ноги. Их внешний вид портили только как-то излишне раздувшиеся сине-зеленые вены. Но что вы хотели — у мертвых нет кровообращения, оно им ни к чему.

Да, скорее всего, здешних тварей и людьми-то теперь нельзя было считать, по крайней мере, за прошедшие четыре дня внешность некоторых монахов изменилась разительно. Просто в здешнем мире нельзя было однозначно утверждать, что лишившись прежней внешности, они полностью растеряли и память.

По крайней мере, я — точно бы не стал!

Магия — это такой ингредиент, который при замешивании даже в самое банальное блюдо способен исключать однозначные ответы. И даже на самые, казалось бы простые вопросы…

Например, если судить по оговоркам моего приятеля-магистра, то это лишь только что умершие тела восстают с самым простым и однозначным желанием заполнить утробу хоть чем-то, ну и такой же автоматической способностью выполнять самые незамысловатые команды некроманта. А вот если провести правильный ритуал и дать время трупам переродиться…

Так что человеком существо фактически быть перестало, но что-то в нем все еще было от того прежнего, возможно даже очень милого пузана. Но внешне — твари, переродившиеся в оскверненном аббатстве, получились и впрямь неприятными! Не было в них некой едва ощутимой завершенности, что ли. А может, дело было в том, что получились они настолько злобными, что никто просто не успевал оценить эту скрытую красоту, кто знает…

Пришедший пару минут назад на шум — мертвец заковылял вслед потенциальной добыче, алчно и недобро подвывая и в голосе его — клянусь! — действительно можно было разобрать нотки возмущения парня остаться и быть съеденным. Но отобранных в штурмовой отряд таким было не смутить.

Стоило твари высунуться за створку, как две тяжелые алебарды обрушились ей на голову, и вот тут снова сработал принцип магической неоднозначности.

Отвратительный, нечеловечески мерзкий череп полуперерожденного мертвеца неожиданно оказался готов к таким испытаниям! Да, он лишился уха и куска кожи, но кости не пробило, а саму ее — даже толком не оглушило.

Словно бы не заметив ударов, она умело отмахнулась от нападающих, и попытался рвануть назад. И бывший монах, по-моему, явно способен был отыграть назад свой первоначальный просчет. Если бы не третий — самый опытный пикинер.

Умело придержав удар, он мгновенно уловил все открывшиеся нюансы и просто возмутительно удачно ткнул своим оружием, использовав его на манер копья. Ни глазомер, ни рука ветерана не подвели…

Острие алебарды разминулось с костями перерожденного таза, и ловко пришпилило врага к створке, сделав того ненадолго почти беззащитным. Успев выступить за мгновение до этого из-за противоположной створки, я лишь немного подправил замах, и легко, словно на тренировке отсек твари сначала ногу, а через мгновение — когда она попыталась отшагнуть и накренилась — еще и удачно подставленную голову.

Измененный осколком демонической души клинок, без ножен по-прежнему выглядел очень незамысловато, но рубил плоть — на диво легко!

— Ну вот… — замер я, чего скрывать — гордясь и немного даже красуясь таким удачным вступлением.

— Умеешь, Твоя Милость! — сухо прокомментировал ветеран, и вернул меня на грешную землю.

— Препоганый из тебя придворный вышел бы, хорошо, что я не герцог… — со смехом признал я. — Ладно-ладно, твой укол, конечно же, был куда как умел, и если бы не он, мы бы завязли уже на входе. Хвалю!.. Все готовы? Нам еще предстоит сегодня потрудиться…– уточнил я уже совсем другим голосом и перекрестился. — Святой Михаил, поддержи нас в битве против ночного Зла и преследований Дьявола, будь нашей защитой!..*

Вчерашний день оказался очень причудливой смесью из глупости и героизма, а ночь — напугала даже самых храбрых. Что уж там говорить о приличной части отряда, вообще впервые покинувшей защищенные стенами и оттого достаточно безопасные дижонские улицы.

Устроенный накануне митинг не вызвал всплеска ни крестоносного, ни бургундского патриотизма. Но аргументы все же удалось подобрать достаточно убедительные (да и подать их удачно), поэтому и массового возмущения по счастью не случилось.

Хотя поначалу все явно шло именно к этому!

Глянув на мрачные рожи вокруг меня я, признаться, тут же кое-что перепланировал и схитрил. Не дав времени недовольству сгуститься и вылиться в открытый бунт, сразу после официальной части с патетикой и христианскими увещеваниями — отдал несколько коротких и четких команд.

Приказал всем отрядам разделиться на три части и уточнил: первые — пойдут брать аббатство, вторые — станут укреплять лагерь, раз уж мы остаемся тут ночевать, а вот третьи — пусть заканчивают обедать. После этого им, мол, выдадут по неурочной кружке вина для расслабления, и прикажут спать, потому что именно этой части роты и предстоит посменно охранять нас ночью.

Куда охотней толпа погрузилась бы на лодки и свалила в закат, пусть даже и по-прежнему в крепость Сен-Пьер. Но и всеобщего единения на предмет «что этот ублюдок себе позволяет⁈» — тоже не вышло.

Да, инициативе они не обрадовались, но каждый в глубине души тут же стал надеяться, что в невезучую треть не попадет, и драться с адскими тварями пошлют кого-то другого. В итоге даже тем, кто и до того не был склонен подчиняться и делал это лишь из страха, опять пришлось безропотно выполнять приказы десятников, потому что быть избитым или тем более повешенным — тоже та еще радость.

«…Мертвецы еще не известно сожрут или нет, а с начальством без вариантов…» — наверняка подумали даже самые наглые, и принялись шустро маршировать согласно приказам.

Что-что, а дисциплину насаждать тут умели! Тем более что против битья вольнодумцев и лентяев никаких препятствий пока еще придумать не успели. Никаких тебе прав человека, а потому большинство из них свою порцию отхватить люлей успели…

В общем, решение принятое чтобы не дать образоваться критической массе недовольных, по своей сути оказалось единственно верным, но недостаточно радикальным. Уже часа через два — в первую же попытку войти в обитель — выяснилось, что и полторы сотни народу — это в разы больше, чем надо. От такого многолюдства только бардак да новые потери.

Одного из своих, перепуганные аркебузиры умудрились пристрелить, встретив единственного мертвеца! Скорее всего, именно этого разбудила группа богомольцев-алкоголиков. В общем, удивительно, как эти снайперы умудрились обойтись всего одной жертвой.

Пальнули в общей сложности человек семьдесят-семьдесят пять, но в итоге: одна пуля — разнесла череп невезучему мужику, десяток касаний — насчитали на ожившем мертвеце, а вот куда улетел весь остальной свинец — бог весть.

Три фунта пуль (более 1,2 кг — прим. автора) и почти столько же пороха — стоили денег, и у нас было всего этого не настолько много, чтобы так бесполезно его пулять. Да еще и друг в друга.

Кстати, самое смешное — не факт, что все десять предположительно пулевых ран появились на теле монстра именно благодаря стрельбе.

Упокаивать его пришлось мне и де Шатонёфу, единственным, кто не драпанул. Оставшись в одиночестве среди набитого мертвецами аббатства, в процессе мы, естественно, и сами немного разволновались, а оттого могли часть царапин оставить, но не запомнить этого.

И да, ни одна из так сказать «убойных пуль», угодивших в более-менее подходящие места на теле перерожденного, не особо-то и мешала ему. Ну, сломали одно ребро, ну пробили несколько новых дырок и вырвали пору-тройку кусков мертвой ткани — какой вред от этого ожившему трупу?

Короче, когда мы все-таки собрали свое разбежавшееся воинство и принялись совещаться, выводы были сделаны следующие:

* первое — модная залповая стрельба — лишь в самом крайнем случае, иначе бесполезно растратим запасы еще до прибытия в крепость.

* второе — отобрать шесть лучших стрелков, и выдать им под строгий контроль серебро.

Трем — по горсти сплющенных в виде пуль тяжелых «тройных солидов»*, с наказом стрелять лишь в самых исключительных случаях; еще трем — по несколько горстей мелких «денье»* и вооружить их аркебузами с самыми короткими стволами, зарядив те на манер дробовика.

Во втором случае мелочь тоже помяли, а в группу набрали самых опытных и хладнокровных стрелков, с наказом держаться позади командира, палить только по его прямому приказу и желательно — только в толпу врагов.

Профинансировал все это непотребство, конечно же, я сам, но с условием — случись добыча, потери командира восстановят в первую очередь. К сожалению, герцогская казна на такое почему-то не выдавала, хотя метод считался самым надежным. После колокольного звона, конечно.

* третье — из почти полутора сотен выделенных бойцов, решено было отобрать один спаянный отряд человек в 30–40, а остальных — использовать на подхвате.

Оказалось, что небольшую обитель наша рота могла охватить в кольцо, просто взявшись за руки. Поэтому не вошедшие в число штурмовиков, большую часть времени должны были всего лишь ждать снаружи, и присматривать на случай, если вдруг кто-то из тварей попытается сбежать. Ну и мало ли что еще понадобится.

Тем более днем и в открытом поле отряд из пикинеров и стрелков имел куда больше шансов раскатать тварей, чем в застройке…

Ну и защиту на штурмовиков решено было отобрать лучшую броню.

Укусы местных замби ничего такого не передавали, кроме трупного яда, понятно, поэтому потратив еще пару часов на перевооружение, мы приступили к новым пробам, и до заката успели порешить еще трех мертвяков отделавшись парой ушибов и одним переломом. Перерожденные враги были, как выяснилось, нечеловечески сильны и могли что-нибудь сломать, даже если не получилось загрызть.

А потом наступила ночь и несколко разбуженных мертвяков устроили нам форменный «трах-тибидох!» Три одиночных нападения из четырех не обошлись без потерь. И все осложняло то, что даже пронзенные твари все равно успевали кого-нибудь убить, прежде их удавалось отогнать.

Два тела они даже сумели утащить с собой, хотя не прикрытыми частоколом были только два входа в лагерь и охрана разложила там довольно приличные костры, но они-то, очевидно, и привлекли гостей.

В обшем, выяснилось, что если одни люди ходят и убивают монстров, ни ума ни умения биться с ними тем, кто остается в лагере — это, естественно, не прибавлят. Поэтому когда штурмовики проснулись и успели снарядиться, они довольно легко сумели отразить последнюю из атак.

Мало того — мужики не позволили никого ранить, и не дали сбежать даже обнаглевшему трупу.

Из-за этого я позволил им не только встать сегодня чуть попозже остальных, а не как обычно — на рассвете. Но и приказал организовать нам «особый» — легкий завтрак, чествуя бойцов, как героев. Кем они, собственно, и были в глазах остальных.

Оскверненное аббатство, ближе к полудню

Моим личным ноу-хау стало использование в штурме импровизированных щитов, сбитых из уцелевших заборов. Фактически — отдельных кусков некой условной стены метра полтора на два. Из них и в самом деле можно было бы собрать какую-нибудь хижину.

Но у нас такой цели не было, поэтому пара воинов хватала такую секцию, легко преодолевала открытое пространство, и — оба на! — захоти притаившаяся тварь неожиданно выскочить из какого-нибудь подвала или уцелевшего дома, и у нее вряд ли получилось бы.

Тем более что большинство крыш сгорели, поэтому и беззвучно прыгнуть сверху было непросто. В итоге зачистить большую часть зданий получилось меньше чем за четыре часа.

Три десятка человек без труда блокировали все угрожающие направления, а еще пятеро аккуратно проникали в очередную дыру, и когда находили кого из них — убивали. А если очередной мертвец в это время просыпался и пытался напасть на оставшихся снаружи, то пока он повалит или разломает щит, его чаще всего уже ждала полностью готовая к бою группа.

Восемь найденных мертвецов без особых проблем мы успевали принять на копейные навершия алебард, и изрубить сначала конечности, а потом и вовсе расчленить, не желающие подыхать злобные трупы. Еще трех пристрелили решив не приближаться.

Вот эти-то выстрелы и вызвали какое-то недоброе оживление в главном «гнезде» устроенном внутри храма. Правда, кроме невнятной возни — скорее даже имитации попытки прорваться — ничего оттуда не последовало. Устроенную местными зомби «разведку боем» удалось сорвать всего одним выстрелом из дробовика, и они даже блокирующий выход щит не смогли повалить.

В этом плане надо признать закрытые помещения и прямые коридоры — оказались, просто потрясающе удобны для стрельбы серебром, но тут вылезла другая проблема.

Носатый проводник и здесь присоединился ко мне, и от него-то мы неожиданно и узнали, что под храмом, оказывается, есть немаленький подвал. Сообщив это, он меланхолично обошел здание справа и ткнул пальцем вниз.

Раскидав старую траву и мусор, мы действительно обнаружили запертую изнутри массивную деревянную дверь, которая не могла не быть чем-то вроде грузовой шахты или как там такое называется.

— Под храмом устроено главное хранилище аббатства, и именно отсюда отец Симон — их ключник — выдавали товары, когда к ним заглядывали купцы, — пояснил старший из проводников. — Они это старались не выпячивать, но в прошлую осень мы помогали провести караван парижанам, ну и видели…

Особенно неприятным было то, что проводник не знал, где собственно другой вход в здешнее подземелье.

— Возьмешь своих, прикроете «отнорок» щитом, и останетесь присматривать! — приказал я одному из четырех командиров групп.

Ветеран хотелось что-то возразить, но глянув еще раз на крепкие петли и обитые железом створки, не стал спорить. Он уже знал, что в бою нет неважных мест. Есть только те, куда враг решил бить не в это раз.

Через минут десять все остальные были у входа в храм. Главный врата располагались на западе — с противоположный стороны от тех, через которые попали внутрь.

— Ну что, с Богом?

— Во имя Иисуса! — прогудели мне более трех десятков голосов из-под шлемов.

Нетерпеливо шевельнув клинком, я жестом велел убрать входную секцию, и осторожно ступил под свод храма.

В полумраке прямо за порогом — там, где их застали серебряные картечины — лежало три искореженных магией тела. Но никакого доверия — только «проверяй!» — поэтому первое что сделали сунувшиеся следом бойцы, это зацепили смрадные тела крючьями и поволокли наружу.

Расчленять.

Вход в большой — молельный — зал (центральный неф) гостеприимно расширялся, но вот не появилось отчего-то ощущение «как дома». Хотя уж кто-то, а Дирк был парнем религиозным, и провел в городском соборе Бона никак не меньше времени, чем в собственной спальне.

«…Черт его знает, из какого ларца вы сейчас все повалите…» — опасливо подумал я.

— Первая группа за мной!

Пока мы втягивались в гулкий каменный зал продольного нефа, остальные проверяли боковые ответвления в поисках врага. Мертвецов по-прежнему не было, и от этого по позвоночнику сквозь стекающий градом пот, нет-нет, а пробегала стылая морозная волна.

«…Гадство какое, вот кто бы мог подумать, что стану переживать, отчего это на меня не нападают…»

— Третья группа смотрит за входом, остальные за мной! Идем дальше…

Большая часть штурмового отряда вытянулась в колонну по четверо и ощетинилась всем колюще-режущим, что было. Мы медленно брели по темному зданию, сжавшись и внешне и внутренне в ожидании атаки, но враг отчего-то медлил. Это начинало раздражать…

Не смотря на то, что нужно было пройти всего ничего, я физически ощущал напирающий страх своих людей. Это чувствовалось по их прерывистому дыханию, то почти пропадающему — когда они пытались услышать то, чего нет — то начинающим неимоверно частить, когда воины с испугом осознавали, что «почему-то» задыхаются.

Логика мне подсказывала, что главное Зло должно быть или под нами, в подвале, или там — впереди. За так называемым «средокрестием»* — местом, которое в вытянутых проекциях романских соборов словно бы образовывали крест благодаря двум боковым пристройкам.

«…Скорее всего, они впереди, в восточном нефе базилики — в ее алтаре…» — твердил я себе.

Не знаю, как происходят такие осквернения, но отчего-то не сомневался, что делать это нужно и в самом деле именно там. Но без учета логики организм все время твердил, что нападут непременно сверху и непослушная шея постоянно норовила задрать голову. Тем более что казалось, будто под самым куполом кто-то натянул плотную черную ткань, и это делало светлую базилику — местом опасным и даже безо всякой магии…

Несмотря на тягостную атмосферу, как и в обычной жизни, свой путь «от града земного к граду небесному» — от входа в храм до алтаря — когда-нибудь должен был завершиться.

Короткие осторожные шаги нескольких десятков пар ног рождали многократное перекрикивание этого странного и пугающего шепота. По-прежнему одолевало желание то задрать голову, то оглянуться, поэтому пятно вязкой тьмы впереди я рассмотрел, фактически упершись в него.

Вокруг все было так обыденно и одновременно так страшно, что я словно и в самом деле 14-летний испуганно вздрогнул всем телом.

«…Мать моя, женщина! — холод на мгновение сковал меня, но — слава богу — так же быстро отпустил. — Фу, не магия, а самый обычный такой мужской ужас…»

— Всем стоп! — прохрипел я мгновенно пересохшим горлом.

«…Нет, вы гляньте, самая натуральная тьма! И будто живая… Просто клубится и переливается словно какой-то гигантский черный шар вокруг алтаря. И что с этим делать? Кого тут рубить или в кого стрелять, блин…»

Еще мгновение спустя я вдруг осознал, что мы стоим в центре еле различимой световой «колбасы». Все факелы отряда светили сейчас — рядом с этим гостинцем из иномирья — как-то испуганно и неуверенно. Отчего-то не было видно даже вход в храм, хотя всего минуту назад он светился, словно магический портал в Рай.

— Так, стойте все на месте! Чтобы ни случилось, приказываю пока стоять! — повторив приказ несколько раз, скорее для себя лично, чтобы подчерпнуть решимость от собственного голоса, чем не уверенный, но что меня поняли, я все-таки шагнул вперед.

В метре от Тьмы, такой теплой и спокойной, я на мгновение нерешительно замер, но все же убедил себя: надо! Брошенная вперед для пробы серебряная монета не пробила черный полог. Вызвав искру, она отлетела в строну.

Шлепнувшись на пол, мой снаряд растекся, будто плевок какой-нибудь.

«…Однако…»

А вот мой меч, сунутый во тьму, скорее, от безнадеги, чем и впрямь по наитию, странный полог чем-то сильно не устроил.

Демоническая душа изменила сталь клинка, сделав его особенным. После случая в замке Бирьё я стал называть его «Анкер» — Якорь. Но как оказалось, он у меня умел не только приковывать опасных существ к месту.

Едва почувствовав в себя острие, полог испуганно дернулся, попытался отстраниться, и…исчез с почти неслышным хлопком, мгновенно развеяв тьму вокруг алтаря и темноту вокруг нас. Как и тишину…

В двух шагах от нас убивали наших товарищей, гремели выстрелы — и вообще кипел довольно жаркий бой, но мы этого почему-то не слышали.

Судя по всему, сначала напали на группу, оставшуюся снаружи (с первого взгляда я рассмотрел их командира и не больше пары выживших), а уже потом отступавших загнали внутрь и здесь попытались добить.

Но тут наваждение схлынуло, и через несколько минут все было кончено.

Два десятка причудливо мутировавших мертвецов — аббатство изначально было небольшим — очень быстро и окончательно сдохли. В уже идущей свалке, не получилось удержать хоть какое-то подобие строя, поэтому за победу пришлось заплатить дорога. Позже мы обсудили все между собой, и пришли к выводу, что с пропажей этой штуки вокруг алтаря, твари изрядно ослабли и оттого стали куда более легкой добычей. Но в тот момент — стоя над трупами наших товарищей — я все никак не мог поверить, что, кажется, все закончилось.

— Ну вот, — окинув взглядом уцелевших приказал, — друг мой, позови-ка тех, что снаружи! Нам, кажется, нужна помощь… — последние слова я сказал уже в спину убегающему оруженосцу, и вряд ли он меня расслышал.

«…Молодец, что выжил! Да и мы все, думаю, тоже молодцы. Теперь в этих местах должно быть куда безопаснее, чем с гнездом таких шустрых трупаков…»

* Отрывок из католической молитвы к архангелу Михаилу, предводителю ангельских армий и покровителю воинов.

* Тройной солид — серебряная монета весом около 14 грамм.

* Денье(фр. [denier] от лат. [denarius] денарий) — французская средневековая разменная монета, чеканилась в подражание римским денариям, и 12 денье — составляли счетную единицу «солид» (соль, су). Была в обращении по всей Западной Европе, начиная примерно c V века.

* Средокрестие — в церковной архитектуре место пересечения главного нефа и трансепта, образующих в плане крест. В романских, а позже — и готических — храмах, над этим местом чаще всего ставили башню, а в соборах эпохи Возрождения — купол.